Брата нет вот уже год, а рука не поднимается удалить его номер из записной книжки. Это маленькая ниточка, которая, как я считаю, связывает нас, мне кажется, что удалить номер, это оборвать возможность позвонить навсегда, а вдруг я забуду этот номер, и он канет в небытие. Нет, он должен быть всегда под рукой, как самый важный и самый близкий, так было и так будет всегда...
Я помню наше детство, нет, я уже не рву сердце и не плачу, я просто вспоминаю. Он старше меня на девять лет, я всегда гордилась тем, что у меня есть такой взрослый брат, пусть и двоюродный, а ещё и такой умный, добрый и красивый. Он всегда любил музыку, его особенное отношение к ней раздражало соседей и иногда членов нашей семьи, например бабушку, но потом она привыкла и тоже полюбила её. Он свою комнату называл сонным царством. Друзья, приходя к нему, засыпали в ней и он ждал, пока они восстановят свои силы и не будил их. Я помню моду тех лет, тогда модно было среди молодёжи 18, 19 — ти лет ходить по улице в домашних тапочках. Да, это заставляет, хоть сквозь грусть, но улыбнуться. Я помню день рождения Серёжи, ему было 19. Мы отмечали дома, пришли девушки и ребята, одна из них ему нравилась, а подробностей уже и не вспомню. Помню, как он повёз меня на велосипеде показать куст, где сидели богомолы, целый куст богомолов, я была в ужасе, не помню, пищала или нет, но страх объял меня целиком. Мои воспоминания о детстве такие яркие, что иногда кажется, что они ярче, чем моя жизнь сейчас. Брат всегда дразнил меня за мои большие глаза, прикладывал к своим глазам пальцы сложенные очками, и показывал меня глазастую, я злилась и плакала, жаловалась на него, но его было не унять. Однажды он, увидев фильм ужасов, смастерил маску и выглядывал в ней из своей комнаты, пугая меня. А когда мы кушали, он говорил о тараканах, чтобы подразнить меня и вызвать брезгливость, рассказывал подробности, как бы всё было, если из них сварить суп, но это всё были шутки. Он был очень необычным человеком, жизнерадостным и светлым, улыбчивым и весёлым. Он всегда шутил. Если бы он писал фельетоны, люди читали бы их взахлёб столетиями. То, как он мог увидеть ситуацию и описать её, мало кто умел. Он был меломаном. Музыка была для него стихией, в которой он жил. Все песни были подобраны с уникальным вкусом. Через музыку он чувствовал мир, как рыба дышит через жабры, так и мой брат, всё видел и чувствовал через музыку. Аппаратура всегда была профессиональная, колонки что надо. Но никогда ничего не грохотало просто так, лишь бы что — нибудь. Всегда играло именно то, что хотелось слушать. Когда я уехала в другой город, общались мы меньше, чем в детстве, но иногда общались. Он всегда был занят работой. Однажды он познакомился с женщиной, которая разошлась с мужем, и он перевозил её вещи, они познакомились, начали встречаться и вскоре стали вместе жить. Жили вместе они долго, но в итоге расстались, он плохо переносил расставание, будучи однолюбом, он так и не женился больше никогда. От совместного брака у них родился сын, он так похож на своего папу. О плохом писать я совсем не хочу, а плохого то, можно сказать, и не было. Мы никогда не ссорились, ни разу в жизни. Он водил машину, грузовик, вот и теперь, проезжает грузовик и я останавливаюсь, словно это едет он. Или в толпе, идёт человек, так похож на него, что я могла заплакать прямо на улице. Я пробовала написать стихотворение о нём, но нет, ступор, ничего не сочиняется.
И вот, его нет, не может же быть так, чтобы тех, кого ты любишь, не было...
Душа не умирает, умирает лишь тело, а душа вечна. Нас разделают разные миры, он смотрит на звёзды, только они видны ему с той стороны, а мне с этой. Он провожает закаты и встречает рассветы оттуда сверху. Я верю в духовный мир, верю в Бога, и я имею надежду, что когда - нибудь мы встретимся там, в другом мире, но обязательно ещё встретимся...