БАНАЛЬНАЯ ПРОЗА ЖИЗНИ
Виктор Павлович шел немного хмельной, в приподнятом и эйфорийном настроении по деревне, шел с одной единственной целью повстречать кого-нибудь из своих деревенских и поговорить о том о сём. На Викторе Павловиче белая, с отложным воротничком футболочка, синие велюровые джинсы и черные остроносые туфельки. На его ладной, красивой атлетической фигуре все очень гармонично сочеталось и сидело. Красиво одеваться он любил и умел. Ростом выше среднего. Глаза карие, волосы прямые и черные. Он соскучился по своим селянам, так как последние пять лет безвыездно работал на северах. Он неимоверно истосковался и по своей деревеньке, и по весне, по её чудодейственным запахам, исходящим от цветущих яблонь и груш, по своим любимым с детства местам. «Пять лет я не был дома! Бог ты мой!» – восклицал про себя Виктор Павлович. Его вдруг осенило и он вспомнил далёкие и сокровенные слова заветной песенки про «поговорим». Да-да! «Поговорим о том о сём, поговорим о том о сём и нашу песенку любимую споём…» «Несомненно: прекраснейшая песня! – продолжал рассуждать про себя Виктор Павлыч, осматривая пустые покосившиеся дома. Песня нашей молодости, как мы теперь стали часто говорить, услышав до боли знакомый щлягер или мелодию, уносящую своим мотивом в то прекрасное прошлое… прекрасное хотя бы по тому, что мы были молодыми, которое уже ушло и которое уже ни никогда не вернуть. Осталась лишь ностальгия по этим незабываемым временам. Он хотел сказать с уходящими вдаль годами, но осёкся, потому как разве назовешь их уходящими? Уже нет! «Уносящимися». Или ещё точнее, - подумал он, - «стремительно уносящимися». Так будет более правильно по отношению к нашим годам. Не чудо ли! приехал таяли снега, текли звеня в полях ручьи и вот и весна уж кончилась и наступает лето.
Яблони, груши, вишни вместе с душистой разросшейся по заброшенным садам черемухой, уже осыпали на землю свой ослепительно-белый цвет. Приближалось лето, но веяния уходящей весны все же были ярко узнаваемы и контрастны. Вечерело. Он шел по своей деревеньке, оглядывая стоящие по правую и левую стороны дороги дома, вспоминая обличия тех людей, что в них некогда жили. Вот порушенный дом Николая Михайлова. Кривоногого согбенного старичка, проработавшего всю жизнь в колхозе. Вот небольшой домик Шуры Селиверстовой; или Селиверстовны. Они жили в этом домишке вдвоём. Как жили - мало кто знал.
Сначала ушел из жизни её муж, чахлый, больной мужичёк, редко показывавшийся на людях. Потаённый мужичек. Всю свою жизнь прожил в деревне, но про него мало кто чего-нибудь ведает. А это для деревни явная ненормальность и жизненная аномалия. Разве можно в деревне что-то утаить, или про кого-то что-то не знать! Где даже стены завсегда все видят и слышат! Интересно б расспросить его: как прошла его жизнь, что в ней было хорошего, что плохого. Почему он вел почти затворнический образ жизни… и о многом другом. Но… уж не расспросишь. Он уже там, где тишь да вечный покой. И сама Селиверстовна - тоже там. Стоит лишь домишка и то уже никому, кроме бомжей не нужный, с распахнутой настежь дверью. Да и те из-за полной его разрухи и никчемности покинули его прошлым летом. Все осматриваемое им на ходу напоминало целые эпизоды и из детства и из юношества и из более взрослой жизни. У Виктора Павловича была, как он сам про себя говорил «далёкая память», то есть он очень много помнил из самого далёкого детства. «Вот сейчас я вам немного и расскажу о том, что мне запомнилось», -
с грустью проговорил он про себя, рассматривая двухэтажное, уцелевшее здание, в котором размещается ныне медпункт его деревеньки. А ранее это здание, выполняло роль начальной Владимирской школы. А еще ранее в нем размещалось правление колхоза им. Чапаева. В этом здании Виктор Павлыч проучился три года в начальных классах, а в четвертый он со своим сверстниками уже ходили в Воскресенскую районную школу, где и учились кто до восьмого, кто до десятого класса. Помнит он и первый звонок! И свою первую учительницу Галину Ивановну. Как после того же первого звонка повела она их в сжатое поле и долго и увлеченно рассказывала о работе в колхозе им. Чапаева их родителей и в целом об их крае. Это был теплый погожий день и желтые скирды, смётанные в поле, до сих пор стоят у него перед глазами. Так прошел его первый день учебы. Скоро ему пятьдесят два. Бог ты мой! Как быстро пронеслась жизнь. Невероятно. Стучит голове есенинское: «Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок…». Но его душа ещё относительно молода. И это его радует. По этой простой причине он не чувствует своих пятьдесят ни физически, ни морально. Кстати, он взял себе на вооружение одну из полюбившихся ему аксиом, эту бездоказательную теорему о том, какой образ жизни надо вести, чтоб оставаться молодым. Так вот! Чтоб оставаться молодым (по его теории)надо постоянно себя испытывать. Испытывать физическим трудом, спортом, высотой, бешеной скачкой на лошадях, и другими экстремальными вещами, которые ты можешь привлечь себе на службу для поднятия своего морального духа и тонуса. Не бойся ничего!..
С низа деревни поднимались двое. Они шли медленно и чуть вразвалочку.
- О-о! Да это Сенечка! – воскликнул Виктор Павлыч, опознав идущих ему навстречу молодых людей. А рядом с ним его новая пассия. Он еще с ней не знаком, но уже наслышан: она любит и выпить и погулять, несмотря на то, что имеет двоих детей от первого мужа. Детей воспитывает её бабушка, а Людочке, так зовут новоявленную любовь Сенечки – некогда! Это явная примета нашего времени. Примета, характеризующая состояние нашего общества в целом. И, конечно же! Она говорит о том, что общество несказанно больно. И как его вылечить, поставить на ноги, пока никто не знает. Поэтому, живем, как можем! – вдохновенно заключил он.
Он здоровается с Сенечкой по рукам. Здоровается, но Сенечка не спешит отпускать его руку и лишь сильнее жмет её своей цепкой и не хилой лапой, пытаясь сложить её вдвое. Но у Сенечки ничего не получается. Ладонь Виктора Павловича, ещё довольно крепка, несмотря на, казалось бы, почтенный возраст. Сенечка вдвое младше Виктора Павловича. Но, Виктор Павлович чувствует, что он (Сенечка) стал слабее, нежели пять лет назад, когда он с ним вот также мерялся силами.
Сенечка ещё более выпучивает свои глаза, таращит их на северянина, но перебороть его никак не может. Наконец отпускает его руку и произносит:
- Палыч? Выпить хочешь?
- Не откажусь, коль нальёшь.
- Пойдем, - рьяно заявляет Сенечка и добавляет: - Вино есть. У нас у Криницкого оставлена литра. Пойдем к нему и там у него окатимся. Я его убью, если он нам её не предоставит.
Людочка все это время стоит молча, не ввязываясь в разговор двух мужчин. Она довольно симпатична и вообще имеет вид порядочной женщины. Одета неброско. Её светло-русые волосы никак не убраны. Просто расчёсаны и волнистыми прядями лежат на голове, спадая на плечи. Светлая кофточка, спортивные штаны, какие-то туфли – вот и весь её прикид. И еще в её обличьи характерны глаза. Глаза имеют вид невыспанной и недовольной чем-то особы, что и создаёт в целом печаль и озабоченность её в общем-то положительного образа.
А в это время Виктор Павлыч вновь свивается с Сенечкой «в рукопожатии»; он продолжает мять изо всей силы его ладонь, пытаясь любым способом порушить её целостность, сделать ему больно, а главное показать, что он сильнее его. Виктор Павлович уже не знает, как избавиться от Сенечки. Послать Сенечку куда подальше резко и безапелляционно – получится скандал ни ему, ни тому не нужный. Он продолжает упёрто бороться ладонь в ладонь с Сенечкой. «Слава тебе Господи! – произносит про себя Виктор Павлыч, глядя в упор на Сенечку, - он ещё дает мне силы бороться с этим парнем на равных».
Паленый спирт, бросовая водка и прочая употребляемая Сенечкой гадость делают своё дело. Конечно же, Сенечке обидно проигрывать человеку старше его почти вдвое. По годам Сенечка в самом расцвете сил. Он прекрасно понимает и знает, что если бы Виктор Павлыч проигрывал Сенечке в силе, их отношения были бы совершенно другими. То есть Сенечка мог бы ему, пусть даже и в пьяном виде, хамить. Это его излюбленная манера. И он пытался в отношении его это делать, но тот его резко обрывал и Сенечка сразу же успокаивался. Виктор Павлыч Сенечки нисколечко не боится…
Они медленно бредут к дому Игоря Львовича Криницкого. Виктор Павлыч наперед знает, что за столом будет много рассказов и от Игоря Львовича и от Сенечки с Людочкой и может быть, чего другого. Тем паче, что ему и самому действительно хочется еще усугубить. Пусть даже в этом, случайном обществе Сенечки и Игоря Львовича; общества не совсем кошерного и добропорядочного. А где его сейчас найдешь это «общество»?! Где? Где его взять? Кругом одна издохлость и пошлятина. Так что довольствуйся тем, что есть.
Сенечка с разбегу ударяет ногой в ворота усадьбы Криницкого и тем самым ломает затвор на оных.
-Да не ломись ты – сейчас открою, - слышится голос спешащего к воротам Львовича.
Но уже поздно. Кампания в огороде, а сломанный напополам мощный притвор валяется у распахнутых настеж ворот. Львович что-то еще лепечет, а Виктор Павлыч всё переживает, чтоб Сенечка больше ничего сверхъестественного не делал в апартаментах Львовича. Львович уже понял, что от него требуется, запускает всех в дом. Северянин уселся в кресле, а Сенечка и Людочка на диване. От Сенечки исходит невероятный пьяный шум и дебош. Он не ввязывается в их диалог и дела – молча сидит и ждет обещанное спиртное. Конечно, же: Виктору Павловичу хочется одного единственного – спокойно посидеть, выпить и побалагурить. Повспоминать былые времена и прочее. Особенно то, как они с Сенечкой дрались в Боровском с цыганами. Как удачно красиво и шустро махались они бок о бок с черноголовиками. Вдвоём против толпы. Присутствовал при драке и Игорь Львович, но в скандал тогда не ввязался. И Сенечка теперь, когда пьян, каждый раз упрекает его в трусости.
Пьяненький Сенечка то низко свешивает голову, то напротив встряхивает ею, как укушенный слепнём конь, и хриплым зычным голосом оглашает уставясь на Криницкого:
- Я долго буду ждать? – тащи литруху! Не предоставишь – убью!
Криницкий все это время шныряет туда-сюда, чешет голову, часто взадумьи останавливается, пытается что-то вспомнить, а что? И сам как будто бы не знает. Сенечка с каждой минутой становится всё злей и злей.
- Да вот здесь поставил, - указывает он на место под лестницей, ведущей на чердак; вяло проговаривает, окаянно вертит головой и в то же время испуганно и потерянно смотрит на злого Сенечку. «Ладно, сейчас» - произносит Львович и куда-то исчезает. «Ладно, сейчас» нам говорит о том, что Львович сейчас появится с заветной литрой. Но они ждут-пождут Львовича, а его всё нет. Догадываются, что Львович исчез насовсем. Делать нечего. Виктор Павлыч достает пятисотрублёвую купюру и подает её Сенечке. Сенечка обращается к Людочке, приказывая ей звонить в такси. Людочка звонит знакомому таксисту из райцентра. Тот обещает привезти вино, но только до околицы. Людочка немедля отправляется на край деревни встречать таксиста с зельем, а Виктор Павлыч с Сенечкой остаются ждать и её, и Игоря Львовича, всё еще надеясь на то, что у Игоря Львовича проснется совесть и он им принесет Сенечкину литруху. Её-то (Людочку) они вскоре дожидаются, а вот Игорь Львович пропадает окончательно.
Людочка, придя со спиртным, начинает хозяйничать в доме Игоря Львовича, а конкретнее искать то, чем можно закусить. В итоге на столе оказывается банка консервов и полбуханки хлеба. Пир начинается. Людочка хмелеет и от этого у неё развязывается язык. Северянину нравится, что она не матершинница, как другие бабёнки этого же уровня. Она довольно сдержана в своих эмоциях. Нет откровенной грубости, которую приобретают со временем пьющие женщины. Вот она признается, что очень любит Сенечку, целует его в проплешины на голове и крепко прижимает к себе. Примечательно теперь и то, что современная женщина за столом не заскромничает, не откажется ни от одной рюмочки, а будет опрокидывать одну за одной, вместе с мужиками. Эх, видел бы всё это Николай Клюев, в принципе, ещё в тридцатые годы, приметив морально-нравственный упадок нашего слабого пола, да и вообще наши вакханальные, упаднические и деморализованно-измельчённые времена. Это он тогда пророчески сказал о нашей современности:
Бревно на избе не в медвежий обхват
И баба пошла – прощелыжный обряд.
Платок не по брови и речью соромна,
Сама на Ояти, а бает Коломной.
- Никому его не отдам. Пусть только кто попробует на его позариться… - В этом
месте, Людочка обращается к Виктору Павловичу и ставит его своим вопросом в неловкое положение:
- Дядя Вить, а скажите кто лучше: я или Ирка?
- Судя по тому, как ты себя ведёшь – думаю, что ты. То есть, как женщина думающая в перспективе начать порядочную совместную жизнь с Сеней, то несомненно ты, -подтвердил он свои доводы в пользу Людочки, а не в сторону бывшей Сенечкиной Верки-хулиганки совершенно ни на что не годной и наконец-то съехавшей с их деревни в район с каким-то новым хлюстом.
Сенечку неожиданно раздирает вновь на борьбу на руках. Виктор Павлыч борется с Сенечкой на руках на шатком столе Игоря Львовича. Раз за разом он валит Сенечку на руках совершенно чисто. Сенечка не успокаивается и требует продолжения борьбы. Стол не выдерживает натиска их рук, рушится под их напором с неимоверным шумом и битьем стаканов и чашек, стоящих на нём. Сенечка от этого шума вошел в раж и хлестанул попавшийся под руку бокал об печь.
Викотор Павлыч подумал: «Видел бы сейчас всё это Игорь Львович?» А Сенечка вроде б как пьяный, а дело свое знает туго. Уязвленное самолюбие не оставляет его в покое. А может, решил взять северянина измором? В итоге борются как есть. И здесь он красиво и мертво скручивает Сенечку на крашенном полу дома Криницкого. Так они борются три раза, и всё время победа остается за Виктором Павлычем. В очередной раз он отпускает Сенечку и тот, раскрасневшийся и вспотевший, вяло поднимает голову, смотрит на его и вдруг неимоверно взбрыкивается, сжимает кулаки и выпаливает:
- Давай подерёмся!
- Вот чего-чего, а драться не буду. Всё! Успокойся парень, - категорично и немного зло заявляет он Сенечке, готовясь к худшему. Ему уже порядком поднаторела эта возня, да, честно говоря, и подустал. Как ни странно, но Сенечка успокаивается и они снова принимаются за выпивку.
«Хорошо! Хорошо! проходит вечер, - пьяно и ошалело стучит у него в голове. Не можем мы, русские, без удали, веселья, хулиганства. Надо обязательно что-нибудь отчебучить! Чтоб запомнилось! Запечатлелось! Пьянка без драки – деньги на ветер!»
А прохладный, хулиганистый ветер, рыскал по заулкам уснувшей деревеньки, подхватывая осыпающийся цвет дико пахнущих черемух. Высыпавшие на небе звезды тускло мерцали в темной июньской ночи. И Луна, словно всполошенная, косматая, то появлялась в облаках, то вновь исчезала. Зловещее ночное небо грозило дождем, но его всё не было. Неугомонный ветер печально шумел в молодой листвой деревьев, будто рыскал как гончий пес, распутывая цепочки следов, уходящего от него зверя; будто б ища кого-то. Скорей всего он искал Игоря Львовича, спрятавшегося и уснувшего в собственной бане на полке. Но Игорь Львович не спал. Скрючившись на полке, засунув сложенные ладошки рук между коленями, он все же лежал с закрытыми глазами и усиленно вспоминал про исчезнувшую, будто бы невесть куда Сенечкину литру, оставленную им на сохранение до поры до времени. И вот это «время» нежданно-негаданно пришло, свалилось как снег на голову. Хотя Игорь Львович и тешил себя надеждой, что Сенечка на этот раз из Елдежа от своей новой подруги явится не скоро. Да и дело даже не в этом, просто Игорь Львович привык обманывать не только людей, но и самого себя. Таким поведенческим стилем обладает теперь немало индивидов, и один из них Игорь Львович Криницкий. Почему они избирают именной такой стиль поведения? Потому что так проще и легче существовать во всей этой неустроенности и кавардачно-нелепой жизни. Остаться Человеком со своими взглядами, принципами, со своим лицом – совсем не просто. Легче обманывать самого себя и других.
Легче упасть на дно и там пребывать, нежели побороться за лучшую долю, за лучшее место под солнцем. Изо дня в день тешить себя мыслью, что вот завтра всё для меня изменится, что этот кошмар, происходящий со мной, закончится, и я стану другим. Но время уходит, жизнь уходит, а с индивидом ничего не приключается – точнее не происходит! Он меняется, но только в еще худшую сторону, пока окончательно не пропадает совсем.
Так и Игорь Львович всё думает, что он еще порядочный человек, а не алкоголик, болтун и несерьёзный человечишка. Это как бы и он и в то же время не он.
Буквально вчера Игорь Львович с сотоварищем эту литру и ухайдакали. Игорь Львович давно перебивается случайными заработками. То телевизор какой старушке починит, то автомобиль кому-нибудь, то грибов насобирает да продаст, так и проходит день за днем и год за годом. Новый день для Игоря Львовича начинается обыкновенно. часов с десяти утра. Игорь Львович спешит в магазин и там под запись выпрашивает у продавца красненькую. Красненькую он тихо «уговаривает», но проходит какое-то время и вновь хочется промочить нутро, потому как оно неимоверно требует ещё, ещё и ещё. Тут ему и вспомнилась Сенечкина литра. Вот они её с соседом Иваном и опростали. Конечно же, ища литру в тот момент, когда кампания заявилась к Игорю Львовичу, это был не более чем хорошо отрежиссированный им спектакль. Красиво играл Львович. Он задумно брался за подбородок, опустив при этом низко голову. Вскидывал её к потолку, устремив глаза в определенную точку; проделывая и другие актерские штучки, которыми владеет седой Игорюша. Вообще Игорь Львович пьяненький несказанно преображается: делается веселым и разговорчивым. Его почти пантомимная жестикуляция действительно искренне притягательна и весела. Рассказывая что-то, Львович буквально все словесные изречения сопровождает жестикуляцией рук; все его тело участвует в передаче того образа, который он передает в контексте незатейливого повествования. Если он говорит о кувырке, то Львович, не преминув, шустро на глазах у всех кувыркается, молодецки вставая при этом снова на ноги и продолжая рассказывать дальше былое. Ох, и интересен пьяненький Львович! Но сейчас «друзьям», признаться, было не до этого и они не обращали на актёрство Львовича никакого внимания и лишь томились ожиданием, что вот сейчас Игорь Львович наконец-то вспомнит, где же все-таки он запрятал злополучную литру и подобно факиру вытряхнет её из-под темной тряпочки. Но тщетно; чудес не происходило.
Седая голова Игоря Львовича покоилась на старом облупленном об спины парильщиков венике. Непроглядная темень банного заведения страшила его. Хотелось выскочить из этих четырех стен да куда-нибудь бежать, бежать и бежать. Но куда убежишь? Куда от себя и от этой обескураживающей действительности убежишь? куда понесёшься да пойдешь? Некуда. Некуда, да и не к кому.
Одинок Игорь Львович и неприкаян. Жить бы в эти годы в тишине и спокойствии. Да как проживёшь? Сенечка вот тут нагрянул. А Сенечку из собственного дома можно выгнать только с полицией. Но ведь разве пожалуешься на своего деревенского в УВД? Полиция приедет и уедет, а Сенечка останется и тогда за стукачество и жалобничество и он, да и сами деревенские вовсе со свету сживут. Почти всех деревенских Игорь Львович тихо ненавидит. Не находит он у них понимания. Он как бы городской, а они «деревня забитая». Вся бывшая семья Игоря Львовича проживает в Нижнем. Его изредка навещает взрослый сын и тоже как бы не льнет особо к родному отцу. Есть у Игоря Львовича в Нижнем Новгороде и родной брат, но они с ним рассорились из-за квартиры оставшейся им двоим после родителей. Вот тогда-то Игорь Львович и произвел роковую ошибку, подмахнув по наущению жены брата квартиру без всякого её разделения. А оттяпай Игорь Львович, хотя бы комнату от родительской квартиры так и был бы сам себе король и сват министру. Жил бы да поживал в Нижнем, появляясь в своем деревенском доме наездами. Но он сжег отходные пути, обретя себя на вечное прозябание в глухомани. Да, теперь Игорь Львович один-одинёшенек, в этом полупустом неухоженном деревенском доме, заброшенной умирающей деревеньки, где в это беспредельное время: закон – тайга, медведь – хозяин.
Игорь Львович вздрагивал от дребезга битой посуды, треска ломающейся мебели, но встать и усмирить хулигана никак не решался. Он упорно ждал утра. Утром всё успокоится и утрясётся. Все постепенно встанет на свои места. Может, даже и хорошо,
что Сенечка бьет посуду в его доме, трезвый придет повинится и, главное, не полезет на него с кулаками; ведь итак набедокурил в доме, прости Господи, так, что и посадить
можно бы за содеянное…
Незаметно для самого себя, несмотря на ночную прохладу и жёсткость полка – он уснул. Уснули вместе с ним, его мечты и грёзы о том, что когда-нибудь эта кошмарная одинокая жизнь закончится. Да и пусть даже она будет трижды одинокой и постылой, лишь бы в его доме всегда царили покой и тишина. Чтоб никто! Никто не смел вламываться в его дом нагло и вероломно, как тати. Чтоб его перестали охаивать и злословить деревенские бабы и старухи. Чтоб зажил он свободно и счастливо ни от кого не завися, и ни на кого не уповая. «Оставьте! – оставьте меня все в покое. Дайте мне пожить спокойно и безмятежно» - буквально кричала его уставшая от всяческих проблем и невзгод душа в эту мертвую предрассветную черёмуховую зябь и тишину. И он не видел, как стремительно рассветало. И не слышал, как сладко и самозабвенно запел в его саду соловушка и другие встречающие это утро птахи. Нет! Не видел он и восходящего солнца: темно-красного, загадочного, величественного и необыкновенного! Уткнувшись в банный голик лицом, Игорь Львович тихо похрапывал. Его длинное иссохшееся от повседневного недоедания субтильное тельце иногда вздрагивало, видимо, от заходящих в его голову каких-то невиданных доселе грёз и сновидений, которые, конечно же! были нисколечко не страшней банальной прозы жизни, по которой плывет, словно во сне, спящий на банном полке человечек.
Баюшки-баю, Игорь Львович, - ба-а-юшки-баю!..
СЕРГЕЙ АНКУДИНОВ