Меня пригласили покинуть зал ожидания, и я не заставил себя ждать, а проследовал в тот самый кабинет с запыленной табличкой "бюро потерянных вещей", оставив своих томящихся собеседников в тусклом помещении, с тусклым освещением. Все они чуть привстали тогда, когда вышел слегка сплюснутый, худой секретарь, чтобы пригласить - меня, а не их. Я это заслужил, поскольку ждал чрезвычайно долго в этом месте со спертым воздухом, так что мой уход от них вполне справедливый. Они же по несколько раз общупали свои карманы в надежде найти-таки их потерянные вещи, дабы не ждать, но это меня уже не занимало, поскольку моя потеря в коем-то веке должна была восполниться - почти "сейчас"...
Красный свет лампочки причинил мне резкую боль, и сразу захотелось вернуться обратно в то еле освещенное место, где я находился не так давно, но, вспомнив о причинах моего местонахождения в бюро, я нашел в себе силы не обращать внимания на это стеклянное солнце, и сразу же переключился на висевшие настенные часы, циферблат которых был усеян маленькими черточками, обозначавшими каждую миллисекунду, и тонкие стрелочки которых передвигались раздражительно медленно, по целому часу останавливаясь на всех отметинах тех самых маленьких полосок. Шестой час. Шестидесятая минута. Шестая секунда. Какие-то странные часы - пусть себе стоят на месте, а у меня важные дела. Начальник посещенного мною отдела перебирал бесчисленные, казалось бы, ящички библиотечного типа с надписями, которые означали порядок расположения дел о потерянных вещах, причем все эти буквенные указатели были написаны на самых разных языках. Кудрявый начальник даже не поднял на меня глаз - так он был занят своей работой. Возмущенный его безразличием к моему приходу, я пару раз кашлянул, что пробудило моего возможного спасителя, и он пробурчал не поднимая глаз, очень медленно:
- Подождите еще... Сию секунду... не время.
Эти слова почти душили меня вместе с проснувшейся злостью, и я жадно сделал глоток воздуха, чтобы сказать, что "слишком долго жду".
- Долго? Это! Не долго! Если ты посмеешь повторить это слово в моем присутствии, я отправлю тебя в самый конец очереди! Тебе ясно? Ясно!? И то не поймешь это... Ты понял!
- Ясно!
- Я здесь работаю так... Ты меня понял... Что никто не смеет говорить мне о своей усталости! Сначала я найду свою пропажу, а в случае успеха - и ваши! Пока не мешай! Лучше помоги мне найти! Кто-то спутал все списки! А они обновляются с каждым часом все больше и больше.
Мне стало тоскливо как никогда, и делать было нечего - мы стали искать его потерю.
- А что вы собственно потеряли? - я задал ему этот вопрос, чтобы не было так тихо, поскольку за закрытой дверью то и дело жаловались на такой долгий прием.
- Я не знаю! - ответил он неохотно.
- И я не знаю! - я сказал со счастливым видом, почувствовав сопереживание к этому искателю.
- Ну и вспоминай! Что ты все отвлекаешь? И без тебя не могу сосредоточиться толком!
- Ладно! Не буду! Только я не понимаю, как же искать, когда я не знаю ни одного языка?
- Открытие сделал! Я ищу то, что смогу прочитать - и понять!
- Это поможет найти вам то самое?
- Ты не выносим! - сказал почти в себя начальник и стал махать руками, как будто он попал в воду и захлебывался.
Я с великим трудом открыл почти замурованное окно - иначе не получится разобраться, без начальника. Тем более, кому как ни мне понять это неприятное ощущение, когда не можешь сделать и маленького вздоха. Окно настежь. И мне даже стало немножко, но легче - думалось, что из-за воздуха, но не по этой причине. Зато секретарь, увидев раскрытое окно, резко повалился на пол и лежал в одной и той же позе, словно книзу его притягивала какая-то сила. Помогать ему я не захотел, поскольку от него почти ничего не должно было зависеть, по моим расчетам. И мне снова стал давить воротник, но затем немного отпустило. Секретарь пришел в себя, когда закрыли окно, а я - когда упавший очнулся от оцепенения.
В нашу комнату просунулась голова бывшей моей собеседницы, а затем и послышался слабый голос:
- Долго вы будете!? Нас здесь тоже не мало! А вы не одни! Найдите сначала мне, а потом и другим можете!
Сказав эти слова, она скрестила от боли руки, как будто в них вонзили острие.
- Вон! Отсюда! До... Не сметь!
В этот момент мне стало очень жаль беззащитную даму, и я взял ее за руки, чтобы вывести в зал ожидания, в надежде, что ей станет легче. Но прежде чем уйти, я снова взглянул на ленивые часы и увидел, что наступал седьмой час!
"Нет - значит "нет". Лучше я помогу ей! Потом постараюсь помочь и этому несчастному".
Открыв дверь, я увидел обращенные на меня лица и то, как все встали, ожидая в замирании.
- Он занят.
Они даже не взглянули на скрюченную даму и погрузились в себя. Я же посадил ее на жесткое сиденье того зала и посмотрел ей в черные глаза с пленкой как у змеи, а там увидел висящим себя на веревке - и вспомнил, что потерял душу. Затем мне со всей силой стиснули шею грубой веревкой - и непонятно куда; последнее, что я успел увидеть - это ее открытые раны возле ладоней, порезы окровавленных рук и частые слезы у очень несчастных глаз.