Несмотря на возражения некоторых читателей - дескать, нельзя публиковать чужие письма, продолжаю это делать... Поскольку нашлись и поклонники данного жанра. И если каждое произведение рассказывает об авторе, то письмо характеризует его ещё больше. А коль скоро изменены имена и фамилии - оно уже перестаёт быть личным... Да и времени много прошло...
Бланк:
***ская
Воспитательно-трудовая колония ОИТУ
УВД ***ского облисполкома
Гриф:
Не секретно
О личном
16 часов 15 минут /среда/, приближается к концу честно-отработанный рабочий день. За окнами, выходящими на территорию колонии, играет духовой оркестр и дирижер /ни в чёрном фраке, а в фуфайке/, но очень представительный и видный мужчина, пытается руководить всей этой бритоголовой братией. Идёт подготовка к 7 ноября.
Как странно, что даже здесь, в зоне, будет праздник и руководство колонии заботится об этих несовершеннолетних ублюдочках, как о людях, и полдник у них будет праздничный с пирогами и газированной водой.
Сижу, смотрю и тихо бешусь от нашей российской доброты и гуманности.
А все-таки, ты что-то не сделала сегодня М.Ю., говорит мне Маша /у меня тоже есть 2-е Я, и Маша много лучше М.Ю., она добрей, проще и умней во всех жизненных ситуациях/ и я вспоминаю, что обещала написать письмо интересному, незаурядному человеку.
Здравствуй, СЕРГЕЙ!
Нужно сразу сказать, что правы были римляне, когда провозгласили «ИСТИНА В ВИНЕ». Наше знакомство с граненым стаканом в руке и танцы на темной площадке у пляжа под музыку конца 70-х годов произвели на меня хорошее впечатление от знакомства с тобой и Мишей. Я думаю, что не было бы той простоты в общении, если бы все это произошло в квартире или другой обычной для нас /взрослых, солидных людей/ обстановке. Так надоели штампы, размеренность и обдуманность всех своих действий, что тошнит порой. А тогда было так здорово, легко, просто чудо. В одном мы не рассчитали, бодрящих напитков нужно было выпить в два раза меньше /учитывая закуску из 4-х райских яблок/.
Придя домой, я уложила своего любимого детеныша спать, а сама ушла на кухню, выключив свет и закрыв дверь, чтобы не мешал телевизор, и долго играла на гитаре. В перерыве между песнями я пила черный, несладкий кофе и очень хотела вспомнить ту веселую, взбалмошную девочку, которой я была не так уж давно.
И как я не пыталась себе представить девчонку с короткой стрижкой, в старых вытертых джинсах и с веселыми чертиками в темных больших глазах, так и не смогла её увидеть.
Зато я видела нынешнее мое лицо, отражающееся в кухонном окне, освещенном со стороны двора высоким, пыльным и очень старым фонарем. На меня смотрела женщина взрослая-взрослая с интересным лицом, правда, уже далеко не молодым, все теми же красивыми глазами, только вместо веселых чертиков в них было спокойствие, равнодушие и вечная неудовлетворенность жизнью.
Извини за такое скулежное послание, но я ведь предупреждала, что писать не умею.
Через 20 минут я буду у садика и вся хандра пройдет, потому что ко мне выбежит самый любимый на свете человечек, обнимет меня за шею теплыми ручками, в нос поцелует и спросит КАК ДЕЛА?...