Постоим у подъезда – над нами зловещий
глазок, полированный золотом до
состояния бездны, у
которой для каждого выверен общий итог:
говорить с ней, словами, об этом
куда бесполезней,
чем
вишневою косточкой в бруствер бетонный
плевать. Тихо пальцы сложи на губах
перьевым опахалом и
дыханием
замри, словно стрелка над цифрою пять, на
безлюдном перроне – шагнувшего,
в память, вокзала.
Собеседник
дорога неважный, зато не кривит: ни душой,
ни глазами – смотря то убого, то
косо, и её отражение –
скорее изношенный вид, распадающийся на
многоточие. К знаку вопроса –
приложи
подорожники свернутых в трубочку лет, как
ладони апостолов смазанных
воском и
миррой:
я тебя провожаю, и веки, смотрящие вслед –
покрываются медленно цветом
густого порфира.
Индевеют –
на
вкус это знает дословно металл, выедающий
ржавчины хлопья, как будто овсянку,
я бы мог обо всём
рассказать,
но давно рассказал: и руками, и взглядом, и
вывернутой наизнанку – интонацией
голоса. Втулками
сердце
скрипит, впопыхах на тебе замечая телесный
румянец – обезвоженный памятью
комнаты глянцевых
мирт,
я украдкой вложил – на удачу – в заплечный
твой ранец. Ты уходишь за дымом
для облака –
тает строка – разлетаются спорами астровых
гласные звуки: с каждым вдохом всё
шире и шире немая
река – берега – это наши, с
тобой, разведенные
---
руки.