Выйдя из автобуса в Пенджикенте, я через полчаса снял квартиру в центре города.
Получилось так: я постучался в первую попавшуюся калитку – открыла пожилая таджичка.
– Здравствуйте!
– Издравствуйте! – ответила она.
– Не подскажете, где здесь можно снять комнату?
– А ви кито?
– Учитель.
– Муаллим, да?
– Муаллим.
– Изаходите, пажаласта. У меня иесть комната.
Мы быстро договорились о цене.
Я оставил свой чемодан и пошёл знакомиться с городом.
Вернее сказать, Пенджикент был не город, а маленький городок, утонувший в зелени.
Он пропах яблоками и конским навозом.
На окраине я зашёл в магазин сельпо. Потом я пытался сочинить об этом стихи:
Там, у прилавка, рядом с вермишелью,
Пластинок был невиданный завал.
То были записи Тамары Церетели,
Их никогда никто не покупал...
Я решил купить.
Завмаг – в Таджикистане тогда не было простых продавцов, все назывались завмагами в общем,
человек, стоявший за прилавком, посмотрел на меня с изумлением.
– Ты чего хочешь? – спросил он недоверчиво.
– Пластинки, – ответил я.
Завмаг долго думал.
– Вот это? – наконец переспросил он, уточняя.
– Вот это! – подтвердил я.
– Ты кито? – удивлённо произнёс он.
– Учитель.
– Муаллим?
Круг вопросов повторялся.
– Муаллим, – подтвердил я.
– В какой школе будешь работать?
– Не знаю ещё.
– Как? Где будешь работать, не знаешь, а покупаешь эту ерунду?
Он с недоумением взял в руки пластинку.
– Итамара Ицеретели. Кито это?
– Сам не знаю ещё.
– Иди, гуляй! – крикнул завмаг.
– Почему?
– Ты плохо подумал. Посиди, подумай. Завтра придёшь.
– Но я хочу сейчас купить!
Завмаг долго молчал.
Потом приблизился ко мне, схватил за ворот рубахи и приблизил моё лицо к своему:
– Сколько тебе лет?
– Двадцать три.
– Слушай старших. Тебе не нужна эта Итамара. Её не зря загнали в сельпо.
Видно, власть её не уважает.
Придёт человек из конторы, спросит меня:
Саид, кто купил пластинку? Я не сумею соврать, отвечу, как есть.
Тебе это надо?
– Послушайте, – возмутился я, – не надо меня пугать.
Прошу продать мне пластинки.
– Хорошо, – сразу же согласился завмаг, – но молись Богу, если выберешься отсюда живым.
Народ в Пенджикенте горячий.
С ворохом пластинок я вернулся домой.
– Что это? – поинтересовалась хозяйка.
– У вас есть патефон? – ответил я вопросом на вопрос.
– Иесть! А как же!
– Можно взять на время?
– Иможно. Почему нельзя?
Весь вечер я слушал Тамару Церетели.
Мне очень понравились её романсы.
Через час я уже не мог себе представить, как мог жить раньше
без этого удивительного голоса, без этой небесной музыки.
Утром я сходил в гороно и получил назначение в один из горных кишлаков.
- Будете добираться на автобусе.
Придётся вставать пораньше, – предупредил меня заведующий гороно.
И добавил:
– Вы молодой человек. Особой тяжести не будет.
Прошло полгода. Жизнь моя в Пенджикенте не сложилась.
С директором школы мы не нашли общего языка, потому что я тогда был молодым и зелёным,
а он усвоил все принципы советской школы.
Главный из этих принципов гласил: делай всё, что хочешь, лишь бы отчётность была в ажуре.
И ещё: нельзя огорчать начальство, лучше красиво соврать. Я этого не мог усвоить.
К концу учебной четверти меня пригласила к себе Маргарита Иосифовна Сниткина,
второй секретарь горкома.
Я удивился, потому что был человеком глубоко беспартийным. Но пришёл.
– Маргулис? – спросила Сниткина.
– Маргулис.
– Кем тебе приходится Израиль Ароновч:
– Это мой отец.
– Директор областной госплемстанции? – уточнила Сниткина.
– Да, он, – подтвердил я.
– Папаша умней сыночка, – сказала Сниткина.
Я разозлился и хотел уйти.
– Сядь! – рявкнула Сниткина. – Ты понимаешь, что тебя нужно спасать.
Она подошла к двери, открыла её, осмотрелась, тщательно закрыла и повернула ключ в двери.
Потом велела мне сесть ближе и произнесла шёпотом:
– Только ради твоего отца это делаю. Светлый он человек.
Слушай меня. Выйдя от меня, ты сядешь на автобус и уедешь куда подальше.
Чтоб духу твоего здесь не было!
– Не задавай никаких вопросов! – неожиданно рявкнула она, видя моё намерение что-то спросить.
Мы помолчали.
– Теперь слушай! – очень тихо сказала Сниткина. – В горах нет советской власти.
И никакой власти нет. Там живут по понятиям.
Я не хочу, чтобы завтра нашли твой труп. Счастливо уехать!
Я шёл из горкома, удручённый и раздавленный морально.
– Эй! – позвал меня завмаг из сельпо.
Я подошёл.
– Ты ещё живой? – спросил он.
Я промолчал.
– Ладно! – сказал завмаг. – А я хотел тебе сказать, что та самая Итамара,
что на пластинке,
на подозрении у властей. Мне человек из конторы сказал.
Лучше закинь пластинки подальше.
– Прощайте! – ответил я вроде бы невпопад.
И пустился бегом к временному своему жилью, которое через полчаса станет не моим.
Завмаг остался стоять на дороге с открытым от удивления ртом.
Мне было не жаль расставания с ним.
В ушах звучал голос Тамары Церетели, только он:
– Как странно! – пела Тамара Церетели.
– Как странно! – подумал я.
Р. Маргулис
2 июня 2016 г.