Наш дом номер 36/50 по Можайскому шоссе, ныне дом 22 по Кутузовскому проспекту, высился серой громадой в самом конце Москвы. Строил его перед самой войной знаменитый каменщик Шевлюгин – строитель, о трудовых подвигах которого нам в школе все уши прожужжали, однако теперь на фоне имен, звучащих по радио и телевидению, упоминание о нем мне представляется совершенно уместным и достойным внимания.
Дом имел вид вытянутой буквы П, обращенной перекладиной на Можайку. Ножки буквы упирались в высоченный берег Москвареки, теперь называемый набережной Шевченко. В те далекие времена берег был совершенно дикий, заросший высокой травой и покрытый надгробиями, т.к. дом частично стоял на кладбище. За ним по Можайке находились еще два кладбища – купеческое и еврейское, заканчивающиеся прямо у линии Киевской железной дороги, над которой теперь шумит третье кольцо. Дом считался, как теперь говорят, элитным и первоначально предназначался для работников Центрального Комитета компартии, и людей, обласканных властью, например, недалеко от нас жила семья кинорежиссера Довженко. Жил там и простой люд, рабочие, шоферы, машинистки, служащие, солдаты - герои гражданской войны, часто в соседних квартирах с работники ЦК или в коммуналках вместе с ними.
По берегу шла узкоколейка на меловую и карандашную фабрику имени Сакко и Ванцетти и далее на пивной завод имени Бадаева. По берегу и по узкоколейке ходили все, кто хотел, и проникнуть во двор ничего трудного не составляло, но в центре дома ворота были наглухо закрыты и справа от них находилась проходная, где сидели строгие НКВдешники, бдительно следящие за тем, кто входит и выходит. Абсурд, конечно. Тем более, что внутри ножек буквы П стояла себе мужская школа номер 56 (школа и сейчас стоит), где училось все мужское население нашего района. В центре фасада дома на первом этаже - детский сад, булочная и ателье-пошивочная, а в правом крыле - почта (важнейшее учреждение по тем временам) и гастроном. Вообще акценты важности учреждений для людей были расставлены правильно. Сейчас в этом доме все первые этажи с высокими окнами забиты банками. Интересно, где местные жители Кутузовского проспекта берут еду?
В булочной население нашего большого района отоваривало хлебные карточки. Там в очереди, где от нашей семьи дежурили обычно мы с мамой, случались разные истории. Однажды, у меня из игрушечной коляски типа складной прогулочной украли куклу-мальчика с длинным носом, в полосатом колпачке на головке, семейных трусах и яркой рубашке (подозреваю – Буратино), завернутого в любимое мягонькое одеяло, так как по случаю он должен был изображать маленького ребенка. Было у меня большое горе.
В другой раз у нас с мамой украли карточки, причем это обнаружилось неожиданно, когда до нас дошла очередь получать хлеб. На меня особого впечатления случай не произвел, разве что мама заплакала, что было неожиданно и страшновато. К трагедии кража не привела, хотя какое-то время в семье хлеба не хватало. Это случилось уже после войны (хлебные карточки отменили только в конце 1947 года).