Голос Юрия Левитана – торжественный и неповторимый, который идет из черного картонного легко (неоднократно испытано) гнущегося рупора радио. Дребезжание стекол во время редких выстрелов близких зениток – налёт? Мама опускает черные бумажные шторы почему-то сиреневые по краям на окнах со стеклами, заклеенными бумагой крест-накрест (андреевским крестом), проверяет плотно ли шторы прилегают к раме, чтобы не было видно на улице никакого света – маскировка. В городе абсолютно темно, за этим бдительно следят и наши дворовые мальчишки, кто постарше. Впрочем, у нас в доме чаще всего на время налетов свет вовсе отключают. Страшно, но привычно. Потом выстрелы зениток мы слышали все чаще и чаще, чуть не каждый день. Это, к радости детворы, салютовала Москва победам армии – взяли Минск, Киев… Где именно победили наши и какие армии это сделали Левитан торжественно объявлял нам по радио.
А потом перестали опускать маскировочные шторы. Салюты были не такие пышные как современные фейерверки. Скромные салюты в три цвета – зеленый, желтый (белый?), красный, каждая зенитка выпускала небольшой пучок ракет по три-пять штук - нам казались прекрасными. Салют по традиции (поиск цели для стрельбы зениток ПВО) сопровождался светом прожекторов. Между залпами прожектора быстро чертили по небу замысловатые фигуры, световые лучи перекрещивались, кружились, а во время залпа замирали, уставив свои очи вертикально в небо.
Вот по Можайскому шоссе (будущему Кутузовскому проспекту) волокут гигантское серое туловище аэростата заграждения, именуемого детьми «колбасой», хотя в то время колбаса была весьма редким продуктом, видимо, вмешались взрослые и подсказали название по старой памяти. Впереди ехала полуторка (грузовик старого образца с деревянными бортами кузова на полторы тонны), к которому была прикреплена эта самая колоссальная колбаса. Серая «колбаса» тихо колыхалась в такт движению, как будто вздыхая. Вокруг шли солдаты с автоматами наперевес. Возможно, они держали аэростат за тросы, чтобы не улетел, так мне представляется. Вся кампания весьма медленно двигалась, так медленно, что нам надоедало бежать и любоваться зрелищем.
По утрам мимо нашего дома к Дорогомиловскому рынку ехали подводы с едой, громко тарахтящие по асфальту необозримо широкой и пустынной Можайки (ширина ее была ровно такой, как сейчас Кутузовский проспект, но она была практически пуста), и вели на рынок мычащих коров на заклание. Коровы шумно и обильно опорожнялись, шмякая говна прямо на свежий асфальт правительственной трассы. Шли они издалека, по Можайскому шоссе, которое за Поклонной горой резко сужалось.
Дальше, если ехать из города налево, тянулся густой лес, где (все это знали) находилась ближняя дача Сталина - Волынское. За ней поля до самого города Кунцево, а вдалеке от шоссе виднелась деревня Давыдково. Поля были прекрасно обработаны, засеяны пшеницей или рожью, после уборки на желтой стерне стояли аккуратные копна.
На полях с правой стороны шоссе во время войны росла гречиха, а потом посадили громадный яблоневый сад, что живет и плодоносит до сих пор. В безумные 90-е годы прошлого века его хотели срубить и место застроить, но жители Давыдково сад отстояли, спасибо им. Возможно, сыграло роль то, что Кутузовский проспект, за Рублевкой плавно переходящий в Можайское шоссе, продолжает оставаться правительственной трассой, а район Фили-Давыдково густо населен МЧСовцами. Кто-то кому-то пожаловался и, как водится у нас на Руси, при вмешательстве высокого начальства все разрешилось благополучно. И Слава Богу!