В заводском клубе ярко горели огни. Приглушенный говор молодежи, плотным кольцом обступившей новогоднюю елку, затих, когда заиграл баян. Все повернулись в сторону игравшего. Баянист с плоским лицом, глядя, в обметанное инеем окно, взял нужные аккорды, и Славка Худяков с чувством запел о лебединых облаках, плывущих в синем небе и о том, как они зовут его в сияющую даль кочевых дорог.
В это время к самому моему уху склонился дружок Ваня Яримизин и заговорщически улыбаясь, сообщил
-Она ждет тебя на катке,
Я покинул зал почти сразу. На улице стыла тихая морозная ночь. У меня были причины встречаться с ней тайно. Видимо и правда все, что случается с нами, случается вовремя. Разве кто нибудь может отменить цветение дерева, или движение весенних соков в его ветвях?
В первый раз я увидел ее месяц назад, на одном из школьных вечеров. Она стояла в строгом черном платье возле ступенек лестницы, ведущей на сцену, и как будто искала кого- то глазами среди толпы танцующих. Она была стройна и свежа и невольно притягивала мой взгляд. У нее была модная высокая прическа, длинные ресницы, а горделивое лицо выделяло ее среди всех окружающих. Она была очень красивой в тот вечер. Я успел уже несколько раз задержать свой взгляд на девушке. Моя соседка по улице Галька Мухина, перехватила их, спросила.
- Нравится?
-Более чем.
-Я знаю ее. Познакомить?
-Буду очень признателен.
В тот же вечер я провожал через все село эту таинственную незнакомку. Она умела замечательно молчать и терпеливо слушать, но как будто все время думала о чем- то своем, немного навязчивом и мешающей ей до конца понять суть всех моих рассказов. Конечно, мне уже было о чем рассказать. Я был второкурсником института, но боясь допустить роковую ошибку в первой встрече, был робок и несмел. Разделяя слова, я говорил о прочитанных книгах, последних просмотренных фильмах, институтских вечерах, о встречах с интересными людьми. Все наши соприкосновения были почти случайны. Да и было ли вообще интересно ей то, о чем я рассказывал? Я не посмел спросить ее об этом, а она ничему сказанному мной не давала никаких оценок. Лишь позже я пойму причину ее задумчивости, а пока расценивал это молчание, как согласие на продолжение моих новых рассказов.. Волосы ее пахли удивительно. Какими- то лесными цветами.
Я вышел из клуба, застегивая на ходу пальто. Торопливой походкой ушел в морозную мглу ночи. Переулок между школьным тесовым забором и старым монастырем, вывел меня к пологому спуску. Передо мной открылась вся мутно белеющая панорама заснеженного пруда. Среди его слабо освещенного заводскими огнями пространства, узко чернел квадрат очищенного хоккеистами льда. На нем, сияя разноцветными лампочками, одиноко стояла на морозе большая новогодняя елка. Я спустился с горки и с перехваченным дыханием, остановился у кромки заснеженного льда. Снег сухо вспыхивал несметными искрами, блестел огоньками. Вокруг ни души. Не стучали клюшками и не резали коньками лед мальчишки. Не шли ночными тропинками запоздалые прохожие. Все встречали праздник по домам. Я пригляделся. Почудилось что ли? Нет. Возле елки возникло почти неуловимое движение. Я пошел напрямик. Снежные холсты тускло блестели изморозью, жестко шуршали под ногами.
Под елкой в черных легких ботиках, в темном осеннем пальто, переминалась Вера. Легким движением руки она поправила черный платок на голове. С горячей волной в груди и жадным любопытством к каждому ее движению и взгляду, я подошел к ней. Ресницы ее были опушены инеем. Она не жаловалась мне на холод, но и не скрывала, что он ее уже пробирает. Несколько минут, мы просто молчали. Я стоял рядом с ней среди тусклого свечения черного льда, взволнованно переводил дыхание и в первую минуту, от радости не мог вымолвить ни одного слова.
Целую неделю я ждал этого свидания. Думал о ней, когда перелистывал страницы учебников в тишине Пушкинской библиотеки. Вспоминал обрывки наших последних разговоров, когда писал лекции на занятиях. Мечтал о новых встречах с ней, шагая с небольшим портфельчиком в свое общежитие. Зеркала витрин городских магазинов отражали мое счастливое лицо. Светлое радостное чувство переполняло и грело меня.
-У тебя очень тонкие перчатки, - наконец, заговорил я. Давай посмотрим, что там у тебя с руками. Я приблизился к ней вплотную и вновь почувствовал волнующий аромат лесных ее духов.
-Руки у тебя уже холодные, а перчатки пахнут зимой,- заметил я.
Она подняла на меня свои глаза. В черных зрачках ее отразились елочные огни. Скрипнула ботиками. Сердце мое упало. Наши колени соприкоснулись. Сказала без вызова в голосе.
- Нам нельзя долго стоять, а идти, как я понимаю, нам надо теперь только в одном направлении - к моему дому. Там уже натоплено.
Мы целиком пересекли пруд. Едва угадываемой, но хорошо натоптанной в снегу тропинкой прошли через пустынный проулок, и вошли в сосновый бор. Нас обступила серая полутьма леса, спускающегося в своей бездонной глубине к реке. Там он сливался в сплошную темную массу. Завтра эти леса вновь разъединят нас друг от друга на десятки верст. Но пока нам хорошо под его пологом. Отяжеленный снежной нависью хвойник, глушит звуки наших шагов. Мы идем мимо темных домов с толстыми белыми крышами, мимо глухих заборов, желтых окон, палисадников, калиток и сараев. Тропа ведет нас к неотразимо влекущей цели. Наконец, мы подошли к ее дому. Он стоял с потушенными окнами.
-Проходи сюда, - воровски прошептала она мне в потемках сеней. Она на ощупь отворила дверь в избяное тепло и потянула меня за рукав.
С бьющимся сердцем я осторожно переступил вслед за ней порог, и мы остались одни. Это было первое наше с ней тайное свидание в четырех стенах. Не включая света, не раздеваясь, мы робко стояли, возле печки, чувствуя как тепло, исходящее от ее горячих беленых кирпичей начинает отогревать наши озябшие руки. Над селом, над крышами домов, над ночными зимниками, в черной пустоте неба по своему неотвратимо извечному пути двигались и мерцали созвездия. И одно из них - Большой Гончий пес, верный помощник небесного охотника Ориона, продолжая гнаться за Тельцом, пытался еще и вопрошающе заглядывать сквозь одно из оттаявших окошек в темноту нашей комнаты.
Сосны тоже придвинулись к домам. Они внимательно слушали строгую тишину ночи. Я касался рук своей подруги, жадно вдыхал аромат ее духов, и каждый из нас с благодарностью вспоминал расцвеченную цветными огнями новогоднюю елку. Она осталась стоять на морозном катке, но успела подарить нам это запрещенное свидание. Шла новогодняя ночь, а я смотрел на кажущееся бледным в темноте избы лицо Веры. Никто из нас ничего еще не обещал друг другу. Возле той натопленной печки, отогревалась наша юность. Впереди была весна. Чем она нас огорчит, чем осчастливит? Тогда я уже читал стихи Евгения Евтушенко, который утверждал в одном из них:
"что полный оптимизм, есть лишь неосведомленность,
что без больших надежд надежней для надежд».
Тогда я лишь мельком скользнул по строчкам своего любимого поэта, а догадаюсь об их тайном смысле значительно позже. Потому что однажды это коснется и меня.
фото из интернета: