Дороги войны. Часть 4

Любовь Гиль
  Из воспоминаний тети Любы (Любови Казимировны) и ее дочери Нели
   
 Моя двоюродная сестра Неля Александровна Сухачева (Крамар) живет вместе со своим  мужем  в городе Владивостоке  начиная с 1961 г.  после окончания Харьковского медицинского института. Там же живет ее сын и внучка.
    Она много лет работала главным врачом городской санитарно-эпидемической станции Владивостока, сейчас на заслуженном отдыхе.  Связь с Нелей мы  и сейчас поддерживаем. Она часто с большим волнением вспоминает о своем военном детстве, о прожитом и пережитом в часы лихолетья, охватившего миллионы. От ее мамы я тоже не раз слышала рассказы, повествующие об их жизни в тяжелые годы войны. Этот  рассказ основан на их воспоминаниях.
Мой дядя Шура (Александр Михайлович Крамар) до середины 30-х годов  жил в Харькове, потом он переехал из Харькова в Киев, там женился и до войны жил со своей семьей, женой, Любовью Казимировной, и дочерью Нелей в Киеве.
 В первый день войны, 22 июня 1941 года, в их семье родился сын Миша, Неле тогда не исполнилось еще и пяти лет. Глава семьи вскоре был отправлен на фронт. Тетя Люба, его жена, осталась с детьми в Киеве. Она не была еврейкой, но все соседи знали, что ее муж - еврей. Неожиданно соседка по коммунальной квартире сказала ей со всей вырвавшейся злостью: «Ну что, кончилась ваша жидовская власть? Теперь узнаете!», тем самым разрешив все сомнения тети Любы. Она тут же собралась с детьми в дорогу, но в пути их эшелон попал под бомбежку, произошло прямое попадание бомбы.  Мать нашла свою дочь в центре воронки, вытащив ее из-под растерзанных тел. Всё лицо Нели представляло собой кровавое месиво. К счастью, она оказалась живой! Вместе с госпиталем они оказались в Харькове, который в тот момент еще не был оккупирован немецкими войсками. После лечения маска сошла с лица маленькой девочки, стало ясно, что и зрение удалось сохранить. Всё же на лице моей двоюродной сестры на всю жизнь остались темные точки, нестираемые следы мелких осколочных ран – следы тяжелейших испытаний той ужасающей мясорубки. Память Нели сохранила и чувство острой боли, когда ей впервые разрешили открыть глаза, зрение ее было ослаблено довольно долго.
   В Харькове Любовь Казимировна с детьми соединилась с нашими родными, нашей с Нелей тетей Любой - сестрой ее мужа, Рафиком и семьей дяди Бориса: тетей отца Нели и Бориса тетей и тёщей одновременно – тетей Саней, женой Бориса Асей, и его дочкой, шестилетней Светочкой. К тому времени, еще до оккупации Харькова, они все уже собрались в доме на улице Клочковской, 17. Соседям сказали, что Люба, мать Нели, подруга Аси.
  24 октября Вермахт оккупировал Харьков.  Начались тяжелейшие дни для всего населения города. Начался голод, нестерпимые его муки преследовали детей. Питались, чем придется, Неля из-за зрения пока еще не ела самостоятельно. Рафик кормил ее, жалел ее и был с ней очень ласков. Основным источником добывания пищи была «менка». Рафик с мамой Нели уходили в деревню, меняли вещи на продукты. Вначале это еще можно было осуществить в близлежащих селах и деревнях, но позже там уже ничего не оставалось из продуктов и для самих жителей. Харьковчане стали добираться, кто как мог до более отдаленных деревень и сел. Неля помнит, иногда ее маме и Рафику не удавалось вернуться с «менки» в тот же день, наша тетя Люба (Любовь Моисеевна) перед сном, укладывая ее в постель, рассказывала сказки, ласкала и целовала племянницу. Неля, успокаиваясь, засыпала и ей снились радужные сны. Утром она рассказывала их своей тете. Она хорошо помнит о том, что тетя часто плакала и уговаривала Нелечку молчать, никому ничего не рассказывать, иначе их могут убить немцы. Плакала и Ася, прижимая дочь и племянницу к своей груди, при этом что-то приговаривая на идиш. И Люба, и Ася очень сожалели, что не согласились эвакуироваться вместе с моей мамой и бабушкой. Как-то раз в их квартиру зашли немцы, офицер и несколько солдат, забрали их еду, все продукты и взяли даже суп вместе с кастрюлей. Светочка начала кричать: «Что вы делаете?! У нас больная девочка!». Но они ударили ее по голове и ушли.
   5 декабря началась перепись населения Харькова, причем евреев вносили в особые списки.  Дворник пришел в дом и стал допытываться, кто такая тетя Люба (мать Нели и Мишеньки) и откуда она взялась в их доме. Ему тоже сказали, что она подруга Аси из Киева, по внешности и по документам было понятно, что она нееврейка. Спасло и то, что фамилия у нее была другая, потому  родство с семьями Блох и Гофман не просматривалось. Дворник развернул одеяло, в котором  лежал  Мишенька, убедился, что ребенок не обрезан.  В списки евреев они внесены не были. Но он на этом не успокоился, зашел к ним позже, снова развернул ребенка и отобрал одеяло.  Вскоре от голода и холода младенец умер. От тяжелейшего удара  мать скончавшегося ребенка потеряла сознание, у нее поднялась высокая температура.  Тетя Люба (Гофман) похоронила племянника  возле реки у Благовещенского моста.  К сожалению, после освобождения Харькова её уже не было в живых, а мать так и не смогла отыскать место  погребения своего сыночка…
 
Фотография 
 Нели Крамар , Харьков, 1953 г.

Читать дальше здесь:
http://www.proza.ru/2016/06/01/1210