цирк

Юлия Геба
Тимура мучила совесть. Да, такая банальная, но адски неприятная болезнь.
Вот уже полгода он беспрестанно себя ругал – с тех пор, как в первый раз вошел в ее электронную почту. «Читать чужие письма – грех, ребенку известно», – твердил он себе день ото дня, и каждый вечер давал себе обещание забыть пароль.

Лина была актрисой. Они познакомились два года назад после ее спектакля.
Отнюдь не красавица – многие считали ее внешность спорной, она зацепила его своей необычностью, безусловным даром. Она была талантлива. А кроме того, как выяснилось позже, умна, тщеславна, кокетлива и практична.

Их отношения развивались стремительно. Она вообще привыкла так жить – размашисто и скоро.

Актрисой Лина была не только по профессии, актерство сидело у нее в крови. Еще в детстве приняв решение прожить ярко, она от него не отступала. Но для яркости нужны эмоции. А где взять эмоции такого накала и мощи, как не в любви? Что еще может высечь огонь, а главное, не даст ему угаснуть?..

И Лина провоцировала любовь, создавала ее, купалась в ней. Она всегда была влюблена. Или считала, что влюблена. Или заставляла думать других, что влюблена. Полученный опыт хранила как скопидом – для сцены, для славы. Ей очень хотелось славы. Как-то раз она пожаловалась Тимуру на утомительных поклонников. «Но ты же сама их всячески привлекаешь», – возразил Тимур. «Потому что я Хочу Славы», – парировала она. «Даже у этих раздражающих людей?» – «Неважно», – оборвала она разговор.

Как-то вечером, сильно выпивши, Лина никак не могла правильно ввести цифры, чтобы войти в свой электронный ящик, и несколько раз повторила их вслух. Он запомнил.

Через несколько дней она уехала на гастроли. Был выходной день. Тимур решил провести его с книгой на диване, когда неожиданно вспомнил о пароле. «Нееет», – простонал он,  вступая в неравный бой с нахальным желанием, плюнул в сердцах, притащил ноутбук и... Пароль он запомнил верно.

Так Тимур впервые провалился в этот странный мир. Мир паука-фантазера, ребенка и зрелой женщины.

Писем было много – разложенных в разные папки по именам людей. Переписка за несколько лет. По адресатам он проследил ряд параллельных любовных историй актрисы. Собственно, она не сильно-то их и скрывала.

Его поразила легкость, с которой она строчила откровенные письма разным людям одновременно. А также страсть, с которой выяснялись отношения. Буквы искрили, но пальцы автора, и Тимур знал это, оставались холодными.

Внутренний холод и расчетливость не давали сгореть в тех жизненных передрягах, в которые Лина часто попадала. Но этот лед оказывался препятствием, не давая ей стать настоящей героиней, подлинной декаденткой.

Он читал письма и физически ощущал, как забирается она в душу собеседника. Как привязывает к себе человека, как влюбляет в себя – настойчиво и верно.

Главным ее визави долгие годы оставался некий Илья. Когда-то они пересеклись в тусовке, и у них случилась короткая связь. К физическим контактам Лина относилась легко. Она вообще считала, что флирт хорошо закрепить постелью – хотя бы разово. Даже лучше разово – попробовать человека на вкус и оставить ему свой. Как метку. Закрепив его в своем поле.

Но относительно Ильи у Лины была особая теория. Лина назначила его своим альтер эго, мужским воплощением своего «я».

Илья был сильно пьющим мужиком и, судя по фотографиям, довольно потрепанным. Жил в большом далеком городе, занимался компьютерами. Но в душе был, конечно, недюжинным философом.

Каждый день Лина посылала из столицы к берегам великой русской реки свои электронные вздохи.
Когда Илья был сильно пьян, это был отрывистый чат. А когда пьян в меру, философы общались на равных. Лина жаловалась на бессмысленность бытия  и тяжелое бремя славы. На то, что окружение не способно оценить ее глубин. Илья потчевал в ответ разными сентенциями. Кант и Кафка выступали соучастниками. Лина почитала Илью за обоих. Дневники Франца, казалось им, написаны их совместной рукой.

Илья знал о присутствии в жизни Лины Тимура, но это не обсуждалось – их близость была выше скучного быта и плоти. Актриса, ищущая в другом свое отражение. И Философ, выползающий из своей скорлупы, чтобы поболтать с Музой, приход которой, несмотря на декларируемый крайний индивидуализм, ему почему-то льстит.

Особенно интересно было подключаться к процессу их переписки, когда Лина уезжала. Тогда Тимур становился читателем фантасмагорической пьесы, сочиняемой на ходу актрисой и нетрезвым неудачником. Не зря же они называли себя ни много ни мало экзистенциальными драматургами.

В ту ночь они мечтали о совместных путешествиях. Обоим было совершенно ясно, что ничего подобного никогда в их жизни не произойдет. Но терпкая сладость мечты!.. Но изысканная красота тайнописи! Они оба обожали вербальность. Любили выписывать слова, раскидывать их по экранной страничке так и эдак. 

«А давай махнем на яхте!» – писал Илья.
Дальше шло подробное описание яхты, сдобренное техническими деталями. Лина приправляла мечту приметами далеких стран, в которые они приплывут, баров, куда закатятся на рассвете. Илья вел ее по узким улочкам незнакомых городов: «Ты будешь слушать мои рассказы, а потом заскучаешь». – «Заскучаю с тобой?! Это невозможно».

Уточки сообщений растягивались по экрану. Среди них черными птицами-лишенцами оставалась парочка непрочитанных от Тимура. Он смотрел, как обтекали их, не читая, оставляя для серых будней. В них он спрашивал, что приготовить ей к приезду из Питера…

Наутро текст волшебной сказки оказался стерт.
Зато дошли руки до сообщений Тимура – Лина собиралась домой и не прочь была оказаться в уютной квартире и отведать чего-нибудь вкусного…

Иногда между переписывающими возникали размолвки.
Ища определение своим отношением, они, отбросив мещанские «любовь» и «дружбу», остановились на «взаимозависимости». А любые зависимости когда-нибудь начинают тяготить. Поэтому время от времени они принимали решение порвать со своей второй сущностно-виртуальной половиной.

Илья, по-видимому, уходил в мощный запой. Лина – в легкий, но зато артистичный. В нем обычно участвовало множество свидетелей. Все знакомые были посвящены – не в подробности истории, а, скорее, в царство намеков на то, что где-то живет Он – ее рыцарь. Это держало Лину в тонусе.

Тимуру также недвусмысленно намекалось, что есть человек, чувствующий и знающий Лину как никто иной, и которого она просто обязана спасти, как он спас ее когда-то. (Впрочем, история давнего спасения была мутна и часто менялась.)

После коротких периодов разрывов следовало примирение.
«Понимаешь, все эти люди, я для них такая диковинная птица, иногда клоун, иногда роковая дама… – писала она ему. – Каждое утро я одеваюсь и еду их удивлять, но все это мне не нужно». «Я мизантроп», – вторил ей Илья.

Тимур осознавал, что домашней спокойной жизни Лине недостаточно. Его забота, ясный практичный ум останутся для нее пресными, хотя и необходимыми. Но и слабо тлеющего романа с Ильей ей было мало, тем более что алкогольный омут затягивал его все сильнее.

«Мы мешаем друг другу развиваться! – заламывала она руки. – Дальше мы будем двигаться только параллельно. Трижды за неделю я умирала и воскресала, но приняла окончательное решение – все кончено!» – щедро делилась она с друзьями.

В тот вечер Лина легла и уже крепко уснула, как обычно приоткрыв рот (следствие недолеченных аденоидов). Тимур провел рукой по ее лицу, ощутив привычную боль, слегка поморщился и поплелся на кухню.

Со вздохом откинул крышку ноутбука – ему не хотелось заходить в ее почту. «Ты же обещал себе – всё… Но и она клялась, что всё...» А пальцы уже выстукивали на клавиатуре пароль. В папке «отправленные» болтались новые письма.

– Угадай, где я сегодня ночую? Ни за что не догадаешься. В цирке! За стенкой похрапывают лошади, пахнет конюшней, ареной… Так сказочно кругом…
– Ух ты! Я бы тоже хотел переночевать в цирке!
– Нет проблем, – следовал нахальный ответ. – Когда приедешь в Москву, я это тебе легко устрою – у меня подруга работает в цирке.

Он вышел из почты. Несколько минут сидел остекленевший. Потом с присвистом втянул ноздрями воздух, будто пытаясь уловить запах лошадиного пота, пошаркал ногами по линолеуму, мало напоминающему опилки.

«Похоже, цирк никуда и не уезжал», – вздохнул он.