Мы засиделись в слякотную дождливую весну возле больших детсадовских окон, глядя на мокрый асфальт и клумбы вокруг нас. Наконец-то дожди прошли и явилось долгожданное лето. Нам можно будет гулять, играть в догонялки и прятки, строить в песочнице замки и дороги для машин. Мы счастливы, что не будем сидеть за партами и изучать букварь в картинках. Да я, вообще, уже читать умею и писать! Через год в школу, ещё один год и в школу!..
Зимой по дворам нашего посёлка развозят и расставляют деревянные горки, на которых катаются все, от мала до велика. Жители близлежащих домов их немного поливают для большей скользкости, а потом мы с шумом и гамом играем то в царя горы, то в догонялки, катаясь по ним паровозиком на картонках. Весело проходит время между детсадовскими играми и школьными уроками. Иногда взрослые вываливают из соседнего дома подвыпившей гурьбой и тогда крики становятся более сильными и неподдельные эмоции вчерашнего детства выплескивают наружу даже у дяденек и тётенек. А потом…
- Смотрите, все горки свозят к нам в детский сад, - мы сидим на подоконнике группы с Танюхой и Маринкой, расплющив лбы и носы по стеклу. Нам очень интересно, куда везёт горки трактор.
- А, там за участками есть место, горки всегда ставят на лето, - отмахнулась ладошкой умная Маринка, тоже моя подружка, с которой у нас рядом стоят кроватки в спальне детского садика, и иногда мы с ней болтаем на тихом часе.
- А зачем? – я повернулся к ней.
- Наверное, некуда больше ставить.
Странно, что я никогда их там летом не замечал…
- Группа, выходим на прогулку. Обуваем сандалики, туфельки, надеваем панамки и у двери выстраиваемся по двое, - властный, но мягкий голос Надежды Константиновны обрадовал зал, где мы играем на полу в машинки.
Мы с Танюшкой взялись за руки и стоим перед входной дверью, за которой солнышко светит ярко жёлтым лучом по чистому асфальту и цветочкам на клумбах. Мы ждём остальных, кто не умеет до сих пор шнуровать свои ботинки и сандалии. Правда, честности ради сказать, я сам только недавно научился это делать, когда перед всей группой чуть не опозорился, зашнуровывая эти проклятые ботинки, что купила мама. Меня в садик собирают то она, то сеструха и сами мне шнуруют их, что бы долго меня не ждать. Вот и дошнуровались, что я не умел до недавнего времени…
Мы сидим компанией на веранде своего участка и во что-то играем, перешёптываясь и передавая секреты следующему, когда моё шило в одном месте напоминает о недавней задумке:
- Девчонки, а горки за нашим участком стоят, может, пойдём, покатаемся?
- Ты что, зимой не накатался? – фыркает Маринка, понимая, что мы опять решили во что-то вляпаться.
А у самой глазки серенькие азартом горят, так ей хочется передо мной выглядеть лучше, чем Танюшка. А та уже готова на всё, лишь бы рядом со мной. Она долго просила маму свою, что бы её на тихом часе на соседней со мной кроватке положили, да тут нянечка неприступная не разрешила. Так, хоть, здесь быть рядом всегда.
- А что, нельзя с горки летом кататься? – я неприступен и упрям…
Недолгие наши раздумья заканчиваются, когда я, заговорщицки приложив две ладошки к губам, подсаживаюсь к Серёжке, нашему другу иногда. Как-то одному страшновато покидать участок. К моему удовольствию, он быстро соглашается на сомнительную авантюру и мы вчетвером тихонько заходим за веранду.
- На какую пойдём? – спрашивает Серёжка.
- А, на эту, - я указываю пальцем на ближнюю, поставленную к нам боком.
Девчонки вместе с нами пробираются сквозь кусты, разделяющие детские площадки и мы оказываемся за горкой, там, где лесенка.
- Ну что, катаемся? – я подмигнул девчонкам и полез по лесенке наверх.
Ребята потихоньку двинулись за мной, нагибаясь, как партизаны в редком лесу, что бы их фашисты не заметили. Через несколько ступенек стоим над пологой её частью, заворожено смотрим вниз и, наверное, каждый вспоминает зиму и веселье, царящее на горках. Я ступаю на скатную часть своими ботиночками, да вот что-то они не едут. Пытаюсь скользнуть – бесполезно!
- Да она не едет! – почти кричу я, забыв о партизанской конспирации.
Обида душит меня, не получается перед девчонками выпендриться! Что делать? Не уходить же просто так? И тут…
- Ты что, Стасик? – почти кричит Танюшка, видя, как я ложусь на живот и на рубашке пытаюсь прокатиться, отталкиваясь ладошками от блестящей деревянной основы горки.
То ли она испугалась за меня, то ли за рубашку, которую можно порвать или испачкать, не знаю:
- Я всё равно скачусь! – кричу я и уже потихоньку начинаю это успешно делать...
Адская боль пронзает моё тело, когда в живот, чуть повыше пупка, вонзается огромная деревянная заноза. Моё тело всё-таки доползло до земли, и я встаю на ноги, а мои подельнички уже по ступенькам спустились вниз, обступили меня, когда голос Надежды Константиновны окликнул:
- Дети, пора в группу, обед!
- Никому ни слова, - зажимая живот от боли, шепчу я всем, - никому, слышите? Особенно девчонки…
Группа вернулась в зал, мы с Танюшкой идём последней парой, мне совсем не хочется, что бы кто-нибудь заметил, как у меня топорщится рубашка на животе. Обед проходит благополучно, конспирация удаётся и мы ложимся на тихий час. Вот только Маринки что-то нет рядом на кроватке.
- Ты где была? – задаю вопрос, когда она приходит и ложится на соседнюю кроватку.
- В туалет ходила и руки мыла. Болит? – искренне сочувствуя, спрашивает.
- Да, - морщась от боли, отвечаю.
- Спи, легче станет, - как заботливая мама говорит она…
Я слегка задремал. Боль поутихла. Я вижу сон, как страшный врач в белом халате щипцами выдирает мне занозу из живота и я исхожу кровью, когда кто-то тихонько снимает с меня простынку, которой я укрыт и поднимает майку. Наверное, любопытная Маринка хочет посмотреть на мою геройскую занозу, да пусть смотрит, может, любить больше, чем Танюшка будет. Вдруг… раз! Секундная боль и я открываю сонные глаза, а передо мной склонилась Вера Васильевна в белом халате и держит в ухоженных пальцах с красивыми ноготками мою боль – занозу. Да не такая она и большущая, как мне казалось на улице! У страха, видимо, глаза, то бишь, занозы здоровые! Я, ведь, даже, ни разу на неё не посмотрел после горки, как было больно…
- Вот и вся твоя заноза, - тихонько произносит детсадовский врач, - небольшая и сидела не глубоко. Больно?
- Нет, уже не больно, - надув губки, отвечаю я, - а у самого по щекам катятся слёзы, которые мне ладошкой утирает довольная улыбающаяся Маринка.
А, вот кто рассказал врачу про занозу. «Стукачка!» - хотелось выкрикнуть мне, но она так нежно гладит мне голову и вытирает слёзы, что я промолчал. Вера Васильевна смазала ранку зелёнкой, подула на неё и укрыла обратно простынёй.
- Спите, ещё целый час, - и вышла из спальни.
А хорошая у меня Маринка, как мама. Надо подумать, может лучше её полюбить. Может, с ней больше дружить и сидеть вместе за партой, ходить за ручку гулять и делиться игрушками. Я подумаю…
Через год мы вышли в школу и почти все расстались. Родители наши живут в разных частях посёлка и школ у нас несколько. Дальнейшую судьбу Танюшки я не знаю, а Маринка учится в параллельном и классе в восьмом случайно попала в нашу компанию. Так мы с ней иногда вспоминаем детсадовские приключения и забавы, детские тёплые и искренние взаимоотношения…
А чуть позже, по окончании школы, она стала близкой подругой моей будущей жены Оли и мы виделись чаще. Только в девяностые годы следы её затерялись, когда я с семьёй поселился на берегах Тихого Дона…
Золотые детства блики, блики юности моей. Как вы теперь далеки и как приятны в памяти…
22 мая 2016 года