Любимым женщинам, “которых, как реки, не повернуть вспять”.
Часть первая
НЕЛЮДЬ
От автора
Общеизвестно, что наше восприятие любого предмета зависит от того, с какой точки зрения мы на него смотрим. И вот, пытаясь расширить наши познания, подходим спереди, потом заглядываем с боков, затем, потоптавшись сзади и, суммировав полученные картинки, имеем то, что называем полным представлением о предмете. Но как бы изменилось наше представление, будь у нас возможность одновременно увидеть предмет с нескольких разных сторон!
Рассудок, конечно же, немедленно восстаёт против одного лишь допущения подобной возможности, но некоторые источники доказывают, что такое допущение вовсе не является кощунством в отношении рассудка. Одним из источников могут служить книги древних мистиков, но здесь задача невероятно осложняется тем, что оригиналы утрачены много веков назад, и даже самые старые из подобных книг – лишь копии, которые многократно переписывались и перевирались полупьяными монахами, считавшими прямым долгом непременно добавить в авторский текст что-нибудь из своих белогорячечных откровений.
Смею заверить, что сам процесс исследования не представлял собой ничего занимательного, поэтому, чтобы не заставлять читателя продираться сквозь густые заросли дремучих суеверий, параноидального бреда и чьего-то желания блеснуть мнимой эрудицией, я сделал своего рода вытяжку, экстракт мутного содержимого покрытых многовековой пылью и столь же древней плесенью томов.
Во все времена в человеческом мире встречались существа, внешне неотличимые от людей, но по сути своей не являющиеся таковыми, и распознать их всегда был способен лишь тот, кто умеет видеть в Отражённом Свете. В книгах этим существам присвоено имя Нелюдей, там же им приписывается целый ряд магических свойств и способностей, и основная из них – способность одновременно существовать в двух мирах.
Метафизическая традиция признаёт множественность реальностей, или миров, как минимум два из которых, выражаясь языком современной фантастики, можно назвать “параллельными”. Это мир людей, обыденная реальность, именуемая чаще всего Обитаемым Миром (что совсем не значит, будто остальные миры необитаемы), и так называемый Мир Отражённого Света. О связи миров мистики упоминают путано и туманно – из их невразумительных пояснений удаётся лишь заключить, что события, происходящие в Отражённом Свете, обязательно влияют на Обитаемый Мир. Обратная же закономерность выражена гораздо слабее и действует только на определённую, не столь значительную часть явлений и событий. Вообще, если верить этим канувшим в пучину безвестности авторам, любая магия, существующая в Обитаемом Мире, функционирует исключительно через Мир Отражённого Света, населённый сонмом таинственных сущностей, многие из которых нашли своё отражение (и это не каламбур) в легендах и сказках народов Земли. То есть, любой магический посыл, отправленный из Обитаемого Мира, должен сначала достигнуть Мира Отражённого Света, там отразиться (опять же!) и только после этого прийти к намеченной цели.
Но, впрочем, пора вернуться к Нелюдям. Они, как я уже сказал, существуя одновременно в двух мирах, имеют в Обитаемом Мире материальное тело и устойчивый человекоподобный облик. Совершенно отличный облик присущ им в Отражённом Свете, и этот облик определяется принадлежностью к одной из многочисленных разновидностей Нелюдей. При всём различии разных нечеловеческих рас всех их объединяет одно – наличие того, что можно было бы назвать предназначением, хотя мне, почему-то, больше по душе вполне мистическое “путь” или наукообразное “функция”. Что же касается нелюдской классификации, то здесь мистики, демонологи и аналогичные потусторонневеды достигли своего апогея, составив множество подробнейших и противоречивейших каталогов, и я едва не заплутал в детальных описаниях Хранителей, Наблюдателей, Носителей, Пожирателей, Странников, а также Ведающих, Порождающих, Воспламеняющих, Оберегающих и прочих, и прочих, и прочих, имена многих из коих начинаются со слов “Те, которые…” и заканчиваются длинным, пышным и цветистым эпитетом, достойным какого-нибудь африканского царька.
В одном авторы древних рукописей оказались потрясающе единогласны – в том, что все Нелюди, прямо или косвенно, вольно или невольно, так или этак, но всяко и непременно смертельно опасны для людей. Впрочем, вся эта паника вполне могла оказаться заслугой монахов-переписчиков, готовых с перепоя и в собственной тени увидеть рогатого дьявола.
Но, мне кажется, довольно. Этот небольшой, но уже становящийся нудным трактат я написал с единственной целью – несколько подготовить читателя к повествованию, которое последует дальше. К слову сказать, это повествование не имеет никакого отношения к морю пустой беллетристики, добрый десяток образчиков которой вы (при наличии средств) можете купить в вокзальном книжном ларьке. События, описанные ниже, равно как и их герои, совершенно реальны, хотя и существуют не в той реальности, в которой, как я полагаю, сейчас находитесь вы. Во всяком случае, они более реальны, чем реальны для обитателей Мира Отражённого Света наши выборы президента, курс доллара и группа “На-на”.
Глава 1
Лес жил своей жизнью – ежедневной, таинственной и неброской. Как всегда, прямо и молчаливо уходили вверх янтарные стволы сосен, туда, где кропотливой мышью шуршал слабый ветер. Мелькая в кронах, сами с собой о чём-то судачили птицы, но их голоса не заглушали звука падения ни одной пожелтевшей хвоинки. Внизу, в подлеске, тоже продолжалась привычная жизнь – кто-то шелестел в прелых листьях, кто-то скрывался в траве, кто-то кого-то ел. Серебристо звенел опьяняющий воздух, и, как всегда, равномерно и еле заметно дышала земля.
Гарольд остановился, поправляя меч – не для того, чтобы встретить врага, враги здесь встретиться не могли, - просто, чтобы не мешал при ходьбе. До поляны оставалось совсем немного, и стоило перевести дух – не являться же в гости всклокоченным и запыхавшимся, словно вывалившись из некой вселенской задницы, даже если на то и было похоже. Он только что миновал опушку с тремя сосёнками-сёстрами, заметив, что цветовая гамма украшавших их ленточек несколько изменилась по сравнению с прошлым разом. Младшая сосёнка опять потянулась к нему ласкаться, и Гарольд понял, что приходит желанным гостем. Наконец, впервые за долгое время, он смог ощутить покой. Это был необычный лес. Впрочем, даже в Обитаемом Мире он никогда не встречал обычного леса.
Гарольд смахнул волосы со лба, сделал шаг и…
- Стой, иначе стрелу получишь! – услышал он звонкий девичий голос. Но не встревожился – здесь было нечего опасаться.
- Эй, что тебе здесь надо? – обладательница звонкого голоса появилась из зарослей, оказавшись юным и весьма симпатичным созданием. Симпатичным, несмотря на то, что девушка с угрожающим видом держала в руках лук – стрела вложена, тетива полунатянута.
- Я ищу Дару, - сказал Гарольд.
- А ты уверен, что Дара тебя ищет?
- Думаю, что да, - ответил он. – И, вообще – опусти, пожалуйста, лук. Не люблю, когда в меня целятся.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. “Ожидайте, идёт процесс идентификации”, - съехидничав, сказал про себя Гарольд на жаргоне Обитаемого Мира. У него-то этот процесс много времени не занял. Распущенные волосы чуть ниже плеч, очень даже лёгкая одежда – образно говоря, три фиговых листочка да браслеты на запястьях и лодыжках – плюс к тому, нож в расшитых бисером ножнах, лук, колчан. И гадать нечего – Дариного роду-племени девка. Да и кому тут ещё-то быть?
- А-а, понятно, - протянула она и, ещё чуть помедлив, опустила-таки лук. И добавила с усмешкой:
- А я слышала, что вы, Странники, летящую стрелу способны разрубить мечом.
- Бред, - рассмеялся Гарольд. – Веришь небылицам. Вот отклонить стрелу от цели или замедлить её полёт кое-кто может. У меня это, правда, всегда так себе получалось.
- Про вас, вообще, похоже, много небылиц ходит, - хмыкнула девушка. – Ну, чего стоишь? Пошли, что ли.
Однако её настороженность до конца не растаяла.
- Слушай, Странник, а зачем тебе Дара?
- Да так, завернул по дороге к старой знакомой.
- Вот как! Что-то мне она про таких знакомых не рассказывала.
- А тебе, я смотрю, палец в рот не клади – по локоть откусишь, - съязвил он. Она лишь снова хмыкнула в ответ и, не желая, как видно, показывать своего недоверия, затолкала стрелу обратно в колчан, пошла впереди.
Дару они нашли на поляне, в компании ещё нескольких девушек, раскладывавших на куске холста какие-то травы и листья. В смысл их занятий Гарольд вникать не стал, так как ещё раньше, когда Дара пыталась что-то ему втолковать, он понял – чтобы разобраться во всём этом, нужно родиться Дриадой.
- Ты задержался, - сказала Дара, встряхнув рыжей чёлкой, что, кроме всего прочего, означало у неё приветствие. – Я ожидала увидеть тебя парой дней раньше.
Гарольд не удивился, хотя не предупреждал ни о сроках, ни даже о самой возможности своего визита. Он привык к тому, что Дара почти всегда знает то, о чём, казалось бы, совершенно невозможно было узнать.
- Встретил по пути прелюбопытнейшую гнусь, - ответил он, усаживаясь на бархатистый и мягкий, слегка пружинящий пышный мох.
- И что эта гнусь?
- Попыталась снести мне голову топором.
- Что ж, готова принести соболезнования родственникам гнуси, ежели таковые имеются.
- Нет уж, к чёрту родственников! Меня почему-то не радует перспектива пасть жертвой гнусьей вендетты. Между прочим, Дара, в этом эпизоде присутствовали кое-какие моменты, которые я хотел бы с тобой обсудить.
- Позже, у нас ещё найдётся на это время. Сейчас девушки принесут чего-нибудь выпить и поесть, а потом уж будем разговаривать.
- Узнаю изящные манеры Странников, - встряла в разговор девушка с луком. – Сперва рубят в куски первого встречного, а после, обжираясь и пьянствуя, говорят, будто это была необходимая самозащита.
- Ну, Эльза, это ты слишком, - оборвала её Дара. – Кстати, вы успели познакомиться?
- Я чуть не познакомился с её умением стрелять из лука. Хорошо ещё, что не у всех Дриад такие же изящные манеры – едва не пристрелив первого встречного, только потом поинтересоваться, кто он такой, и что ему надо, - смеясь, отпарировал Гарольд.
- Я вижу, вы друг друга стоите, - сквозь смех сказала Дара. – Это Эльза, моя сестрёнка и особо ядовитая юная особа. А это – Гарольд, старый мой приятель и совершенно отвратительная личность.
- Все Странники – отвратительные личности, - буркнула Эльза, стараясь не рассмеяться. – И, вообще, “Дриады” - идиотское название. Такое же идиотское, как и “Хранительницы Леса”. “Лесные Ведьмы” - и то лучше.
Дара заливисто хохотала. Рыжая чёлка бушевала, словно маленький пожар.
- Ты, Лесная Ведьма! Впервые увидев живого Странника, постаралась наговорить ему как можно больше гадостей. Девки, ну что же вы сидите! Тащите эль, а, если найдёте, то и чего покрепче. Наш гость – страшный пьяница, но, напившись, бывает очень забавен.
Когда Лесные Ведьмы ушли, она спросила:
- Что же за тварь ты встретил?
- Сам не знаю. Ни на кого из известных мне не похожа. И чрезвычайно агрессивна.
- Цвета-то хоть какого?
- Тусклого, без свечения. С крошечными малиновыми искорками.
Гарольд описывал облик, видимый в Отражённом Свете. Дара встала, задумчиво прошлась взад-вперёд, села снова.
- Какая-нибудь дрянь, которую ты притащил за собой из Мёртвых Миров. Или твоё же собственное порождение.
- Нет. Не мог я её притащить – сразу бы почувствовал. И не моё – чужое. Даже бы сказал – чуждое. А вот топор…
- Ну-ка, покажи!
Гарольд не удивился и на этот раз, просто вытащил топор из-под плаща и протянул Даре. Та подержала оружие в руке, провела ладонью по сверкающему лезвию и вернула обратно.
- Забавная вещица, - констатировала она. – Очень старая. Скорее всего, гномьей работы, тех времён, когда гномы ещё не покинули Обитаемый Мир.
- И при том ни следа ржавчины, - сказал Гарольд.
- Я же говорю – гномы делали. Их сталь веками не ржавеет. Только мне кажется, зря ты его взял. Опять твоя любовь к сувенирам!
- Отчего же – зря?
- Висит на нём много. И не слишком хорошего. А ты и сам-то себе – нелёгкий груз. Помнишь, что я тебе сказала в прошлый раз?
Он помнил – такие вещи не забываются. Не то, чтобы он услышал тогда что-то новое, но точность и жестокость Дариных формулировок поразили его. Жёсткие, хлёсткие слова, обжигающие и страшные своей прямотой, - они казались ещё страшнее после того, как Дара познакомила его с Тремя Сосёнками, показывала, куда какую ленточку нужно повесить, и младшая Сосёнка всё время ластилась к нему, будто котёнок. Потом они долго бродили по лесу, бегали, смеялись, с разбегу прыгали в речку, а потом сидели вдвоём под огромной елью, и он стал было петь ей песни, а она шепнула: “Не пой”. А после сказала:
- Путь твой долог и тёмен, и неизвестен ни мне, ни тебе, а если он неизвестен нам, то вряд ли известен кому-то ещё. Я вижу, что твой Путь не несёт радости, но это твой Путь, и ты сам его выбрал. И свет твой ярок, но он не греет и не освещает, он слепит и обжигает холодом. Конечно, ты можешь остаться – я не смогу тебя прогнать, и это будет твоим отклонением от Пути. Но Путь – он сильнее, он всё равно уведёт тебя. Ты понапрасну убьёшь меня и пойдёшь дальше, но тогда в тебе станет ещё больше мрака и пустоты. Поэтому тебе лучше уйти сейчас. Мы ещё встретимся, и не однажды, но только помни мои слова и не приближайся вплотную, чтобы не сжечь меня и не выжечь дыру в себе.
- Я помню, - сказал Гарольд и убрал воспоминания в то же самый ларец с потайным замком, и которого только что доставал их. – А, знаешь, что ещё? Когда я уложил эту тварь, я увидел Наблюдателя.
- Оп-ля! – Дара даже приоткрыла рот от изумления. – На холме?
- На холме.
- Что ж, в таком случае, топор тебе, может, и пригодится. Хотя, я не знаю. Тебе это должно быть видней.
Глава 2
В Обитаемом Мире он имел много имён, ни одно из которых не было настоящим. В музыкальных и околомузыкальных кругах его знали под именем “Клэп”, а приятели древних мохнатых лет, иногда появлявшиеся на горизонте, ещё помнили давнее прозвище “Стрэнджер”. Правда, регулярно находился какой-нибудь самопальный остряк, сообщавший, кто “Клэп” похоже на “клоп”, а подпито-дотошные тугодумы приставали с вопросом: “Ну, скажи, а как тебя, всё-таки, по-настоящему?”. Но на остряков он плевал, а тугодумам, как правило, говорил, что своё настоящее имя забыл, и паспорт куда-то засунул. Собственно, почему он должен был считать своим именем название, которое довольно-таки случайные люди дали когда-то тому, что впоследствии стало его телом?
- Клэп, к тебе тут толпа поклонниц! – заорал из коридора Джонни. Клэп поднялся с постели, вернее, с лежащего на полу матраса, предварительно сунув фляжку с недопитой “палёнкой” в пузатую сумку, служившую также подушкой. Конечно, от поклонниц до любовниц – один шаг, но пусть они его сначала сделают, а до этого он не собирается спаивать им последнюю заначку.
“Толпа поклонниц” оказалась двумя девушками лет восемнадцати-двадцати, с которыми он, было дело, знакомился и даже вспомнил, что зовут их, кажется, Таня и Наташа, вот только какая из них – Таня, а какая – Наташа, забыл. “Закон гостеприимства свят, а гостеприимство требует жертв”, - подумал Клэп, высыпая в большую железную кружку остатки чая.
К тому времени, как чай подоспел, лёд потихоньку тронулся. Сигаретный дым клубился по комнате, девушки хохотали, а Клэп был весел, галантен и остроумен.
- А ещё была такая история, - рассказывал он. – Приезжаем на гастроли, до выступления – два часа. Спрашиваю у администратора – аппаратура-то стоит? Тот отвечает – мол, ставят. Приваливаем в “дэка”, а там у них конь не валялся. Бродит какая-то мутная личность, явно с великого бодунища, углы считает. Я к этой личности – где аппарат? Он рукой машет – там, типа. Я как посмотрел – так мне едва плохо не стало. Стоит в углу куча металлолома под слоем извёстки толщиной в палец. Тогда я своим музыкантам и говорю: ну что, ребята, тащите всё это дерьмо на сцену, буду разбираться. И разобрался, подцепил, подпаял, и как дали мы говнища-то на полную катушку!
В дверях с озабоченным видом появился Боб.
- Клэп, дома народу много?
Клэп моментально сообразил, что данный вопрос может значить только одно – Боб имеет намерение в тесной компании пропить энную сумму.
- Ты да я, Джонни и девчонки, но Джонни теперь водку не пьёт. Сколько есть?
- Ну, на пол-литра “Чарки” и пять пива хватит.
- Нет, вы посмотрите на этого буржуя! Ты что, собрался фирменную водку брать? Пять пива и литр “палёнки”, а там, глядишь, и на третью “палёнку” найдётся!
Сказано – сделано. Чай остался невостребованным. Боб и Клэп ринулись за пойлом, Джонни достал откуда-то полбулки хлеба, девчонки скинулись на кильку в томате, и вскоре веселье било ключом. Началось с песен, продолжилось танцами и закончилось полным бедламом. За третьей нашлась и четвёртая, на пятую сдали бутылки. Задолго до того, как кто-то пришёл и принёс шестую, Джонни заявил, что будет погибать молодым, и стал глушить лошадиными дозами. Клэп схватил гитару и завопил благим матом гимн Советского Союза. Девчонки залезли танцевать на стол, у которого в результате сломалась ножка, и они с визгом упали на спящего Боба. Боб проснулся и потребовал водки. Ему дали водки, он выпил и потребовал женщин. Женщин ему не дали, и он снова заснул.
“Завтра будет плохо”, - в краткий момент просветления подумал Клэп и вспомнил, что только что допил свою заначку.
Глава 3
Когда Лесные Ведьмы вернулись с едой и вином, горя нетерпением посмотреть на “забавного пьяного Странника”, Эльза уселась прямо напротив Гарольда, широко распахнутыми глазами уставившись на него, и Гарольд немедленно почувствовал нечто похожее на прикосновение маленьких проворных пальцев. Так слепой, дотрагиваясь до лица человека, пытается определить, кто этот человек, или, что даже больше похоже, так некто, запертый в тёмной комнате, наткнувшись на дверь, ощупью ищет дверную ручку, замок и петли – словом, всё то, посредством чего эту дверь можно было б открыть.
“Это уже наглость”, - подумал Гарольд. Все, попадавшиеся ему на пути – люди, полулюди и Нелюди, – Странников не то, чтобы опасались, но старались держаться с ними настороже. И уж, во всяком случае, вряд ли бы кто-то из них осмелился так бесцеремонно ощупывать Странника, пытаясь забраться к нему внутрь.
Кажется, Эльза уловила его мысль, поскольку прикосновения стали вкрадчивей и осторожней. “Палец откушу”, - отправил он следующий посыл. Пальцы исчезли – Эльза сменила тактику.
- Правда, что вы, Странники, знаете все потайные ходы сообщений между мирами? – неожиданно спросила она.
- Всех не знает никто, - сказал Гарольд, запивая вином приговорённый им ломоть душистого свежего хлеба. – Кроме, разве что, Первых.
- Про Первых я слышала – это сказки. Ты ведь бывал в Мёртвых Мирах?
- Я много где бывал, - уклончиво ответил он и посмотрел на Дару – та не любила, когда при ней затевали разговоры насчёт Мёртвых Миров. Но на этот раз она лишь пожала плечами – рассказывай, мол, если хочешь.
А Эльза не отступала:
- Мёртвые Миры – они действительно мёртвые?
“Что ж, придётся поиграть в сказочника, если этой странной девушке так сильно хочется сказок. Только её, почему-то, интересуют самые страшные сказки”.
- Про Мёртвые Миры рассказывать сложно. То, что там встречается, с трудом поддаётся какому то ни было описанию. Да, во многих из них существует жизнь, но эта жизнь настолько отличается от нашей, что не всегда кажется жизнью. Там попадаются существа, облик которых меняется от того, смотришь на них прямо или краем глаза, существа, вообще не имеющие облика как такового, и существа, обликом которых является, например, звук.
- Звук? – переспросил кто-то из девушек.
- Да, звук. В Мёртвых Мирах это, как правило, крик или стон. Вы можете представить себе крик, который никто не издаёт, и который существует сам по себе?
- Но ведь отчего-то же он появляется, - сказала Эльза. – От страха, от боли, от ярости – мало ли от чего!
- Он не появляется, - возразил Гарольд. – Он просто есть.
- Не понимаю, - нахмурилась девушка.
- Вот-вот. Когда сталкиваешься с этим вплотную - и то не понимаешь. И как раз в этот момент Мёртвые Миры пытаются тебя поймать.
- Как – поймать?
- А по-разному. Одни набрасываются сразу, другие засасывают, как трясина. Вообще, Мёртвые Миры похожи чем-то на большой многоэтажный дом, где каждый этаж – какой-то из Мёртвых Миров. Сначала попадаешь на один из средних этажей, бродишь по нему и в любой миг можешь провалиться вниз, причём, не всегда на предыдущий этаж – часто оказываешься несколькими этажами ниже. Точно так же можно провалиться и вверх, миновав неисчислимое количество этажей. Самое неприятное в том, что эти ловушки-провалы каждый раз встречаются не там, где были до этого. Они кочуют.
- Там, наверное, страшно? – вдруг задала Эльза совершенно детский вопрос.
- Бывает и страшно. Есть миры, где тебя охватывает не просто страх, а дикий, панический ужас, который ты не можешь перебороть, от которого невозможно избавиться. И, похоже, что этот ужас тоже существует сам по себе, как ниоткуда не берущийся крик. А в других мирах накатывает такая же неистребимая тоска. Хочешь бежать, спастись от ужаса или тоски – и попадаешь в очередную ловушку.
- Зачем же ты туда ходишь? – удивилась Эльза.
- Затем, что я – Странник, - усмехнулся Гарольд и подумал: “Надеюсь, я достаточно её напугал для того, чтобы отбить охоту к расспросам”.
Но он ошибся. По мере того, как остальные постепенно теряли интерес к теме, глаза Эльзы, напротив, разгорались всё ярче.
- Слушай, Странник, но ведь всё мёртвое когда-то было живым! А Мёртвые Миры?
- Про это говорится в одной из легенд, или, если хочешь, в одной из сказок, поскольку в ней упоминаются Первые. Они могли перемещаться по мирам так же свободно, как мы переходим из комнаты в комнату. И вот в какой-то из комнат завелась некая дрянь, которую позже назвали Мраком. Завелась, как заводятся в человеческих жилищах клопы, тараканы и прочие насекомые. Вытравить из комнаты Мрак Первым не удалось, а, может, не очень-то они и старались и, в конце концов, просто заперли комнату и больше ею не пользовались. Но Мрак просочился сквозь щели и, постепенно распространяясь, захватил столько миров, что Первые были вынуждены бежать. Они закрыли все поражённые Мраком миры, после чего закрылись в одном и Чистых Миров, и закрылись так плотно, что с тех пор о них никто ничего не слышал.
- Но Мёртвые Миры-то они, похоже, неплотно закрыли – раз Странники туда ходят, - заметила Эльза.
- Если бы только Странники, - неожиданно произнесла молчавшая до того Дара. – Сейчас там постоянно стали отираться какие-то полулюди.
Гарольд едва не поперхнулся. Нет, определённо, Дара никогда не перестанет его поражать! Надо же – сидит безвылазно в своём лесу и знает больше, чем он, обшаривший Мёртвые Миры чуть ли не до самого Ядра Мрака!
- Какие еще полулюди? – удивился он.
- Какие-то. Сами-то они там редко появляются, зато всё время засылают туда синтетиков.
Гарольд понял, что синтетиками Дара называет искусственно созданных эфемерных сущностей. Что же насчёт полулюдей, так то неудивительно – притягательная сила Мёртвых Миров огромна, а полулюди известны своей страстью соваться во все дыры, особенно в те, соваться в которые их совсем не просят. Впрочем, раз ума нет – пускай суются. Засосут их Мёртвые Миры в своё ненасытное нутро. Ведь если даже Странникам порой приходится расплачиваться за шатания по Мёртвым Мирам, что уж тут говорить о полулюдях.
- Только, я думаю, не Мёртвые Миры их интересуют, - сказала Дара. Гарольд догадался, что она имеет в виду – ищут, наверное, дорогу в Запредельность. Пускай ищут.
Тем временем стемнело и стало зябко. Гарольд посмотрел на почти обнажённых Лесных Ведьм, совсем не чувствовавших холода, и поёжился, кутаясь в плащ. Заметив это, Дара крикнула:
- Девушки, разведите-ка огонь! Наш гость начинает лязгать зубами.
Эльза рассмеялась, как показалось Гарольду, с некоторой долей злорадства. Самой-то ей, как и остальным, мёрзнуть, по-видимому, было несвойственно. “Наконец-то нашла моё слабое место и рада до чёртиков”, - не удержавшись, про себя сказал Гарольд.
- Ага! – вслух ответила Эльза и засмеялась ещё громче. – А ещё я знаю, что Странники слагают песни и потом сами же боятся их петь.
“Опасное занятие – пытаться выпотрошить Странника”, - мысленно предупредил он и спросил:
- Почему же ты считаешь, что боятся?
- Потому, что их песни пробуждают некие неведомые силы, вызывают духов, элементалов и прочую дребедень, а также влияют на ход событий в обоих мирах! – это прозвучало почти, как “и мы не лаптем щи хлебаем!”.
“Вот ведь зараза!” - весело подумал Гарольд. Её настойчивые и, надо признать, ловкие действия, направленные на то, чтобы заставить его продолжить разговор, начинали вызывать у него если не восхищение, то уж, во всяком случае, симпатию.
- Тебе, кажется, удивительно будет услышать, что Странники тоже не всеведущи. Так вот – я не знаю, откуда что приходит. Может быть, песня и вправду обладает какой-то магической силой, действуя как заклинание, способное влиять, пробуждать и что ты там ещё сказала. А, может, потребность в песне появляется одновременно с предчувствием, предощущением каких-то событий. Единственное, в чём я могу быть уверен, так это в том, что никогда не боялся своих песен. И даже их возможных последствий.
- Раз не боишься – так спой! – с вызовом потребовала Эльза. Гарольд снова взглянул на Дару. То ли это Эльза его так раздразнила, то ли и впрямь пришло время песни, но потребность спеть просто вскипела в нём, и Гарольду почудилось, что если он сейчас не споёт, неудовлетворённая потребность разорвёт его изнутри.
- Хорошим это не кончится, - вздохнула Дара. – Но что уж теперь поделаешь – пой.
В Мире Отражённого Света для Гарольда не существовало проблемы отсутствия инструмента. Лютня, точно так же, как меч и плащ – вечные страннические атрибуты, немедленно появлялась в руках, как только в ней возникала необходимость.
И он запел. Это действительно была песня-заклинание, совершенно не похожая на привычные баллады, повествующие о чьих-то героических подвигах и любовных страстях. В этой песне, казалось бы, не было смысла, сюжета – лишь ощущение, магия, тайна, непостижимая ни для слушателей, ни для самого автора. Она словно жила сама по себе, по своим, ей самой созданным правилам и законам. Песня очертила вокруг костра круг, сплела в купол ветви деревьев над головами, заполнила собой получившееся пространство, превратив его в некое подобие древнего храма, в котором совершалось некое тайное действо, и вовлекла в это действо всех, кто при нём присутствовал.
А когда песня кончилась, участники действа попросту впали в оцепенение, но уже по иной причине. Дело в том, что возле костра, сцепив на животе свои длинные тонкие пальцы, стоял Наблюдатель.
Глава 4
В маленькой и душной комнатке на седьмом этаже высотного дома, при наглухо закрытой форточке и неисправном кондиционере собрались трое – человек, получеловек и Нелюдь. Человека звали Марк, и он представлял собой крупного, даже, пожалуй, грузного мужчину лет тридцати пяти. Воротник рубашки был ему тесен, поэтому он расстегнул две верхних пуговицы, и узел его галстука болтался на равном расстоянии от шеи и от пупка.
Имя получеловека история не сохранила. Известно лишь, что в этой компании он имел прозвище “Мерлин”, которое ему льстило. Он слыл экстрасенсом, каковыми, впрочем, слывёт в Обитаемом Мире большинство полулюдей. Особенностью его внешнего вида, сразу бросающейся в глаза, было потрясающее несоответствие между головой и телом. Голова производила приятное впечатление, так как состояла из высокого лба мыслителя, волевого подбородка борца и проницательных глаз душеведа. Но это впечатление портилось тем, что такая прекрасная голова была насажена на безобразное рахитичное тельце, в результате чего всё сооружение высотой едва достигала одного метра шестидесяти сантиметров, к тому же, голова казалась слишком большой для такого тщедушного тела.
Зато третий, Нелюдь, имел вид вполне заурядный, что в полной мере касалось и черт лица, и одежды. Тёмно-синий костюмчик, галстук в тон, очки в тонкой металлической оправе – так мог выглядеть кто угодно. Инженер, бухгалтер, интеллигентствующий сантехник, менеджер фирмы, зубопротезист, программист, парикмахер, вор – список можно продолжить до бесконечности. В Обитаемом Мире его звали Арнольд.
- Неужели нельзя было найти более приличного места для этих собраний? – ворчливо спросил он. – Здесь я уже через полчаса начну страдать от удушья!
- Зато здесь нет посторонних ушей, - ответил Мерлин.
- Наверное, в детстве ты очень любил играть в шпионов, - буркнул Арнольд.
Человек по имени Марк плеснул в стакан коньяку и подошёл к окну. За окном не было ничего интересного – обычная пыльная улица большого и задымлённого города, с вечными автомобильными пробками, суетливыми пешеходами и психованными водителями, из всего языка отдающими предпочтение слову “козёл”. У человека по имени Марк было скверное настроение, и чем дольше он смотрел в окно, тем сильнее ему казалось, что эта парочка просто-напросто водит его за нос с целью вытянуть из него как можно больше денег.
- И сколько ещё эта канитель может длиться! – не выдержал он. – Вы уже полгода кормите меня обещаниями, а я полгода оплачиваю ваши счета. И вот, наконец, я плачу бешеные деньги за паршивый допотопный топор, якобы прорубающий двери в мирах, после чего вы мне заявляете, что вашего зомби кто-то убил, а топор украл!
- Это не зомби, а синтезированная психоэнергетическая субстанция, - процедил Мерлин.
- Да какая мне разница! – взвизгнул Марк. – Субстанция, подстанция, Констанция или ещё какая хрень! Как его можно было убить, если оно никогда и не было живым?
- В Мире Отражённого Света эти существа так же смертны, как и ты, - сказал Арнольд. – И вообще – я не желаю, чтобы ко мне обращались в таком тоне. Я не для того терплю эту проклятую духоту, чтобы выслушивать хамство в свой адрес!
- Спокойно, спокойно, друзья! – Мерлин вскочил с кресла. – Давайте обойдёмся без взаимных оскорблений – сядем и обсудим всё, как цивилизованные люди. Марк, вы напрасно так кипятитесь – ваши деньги не пропадут зря. Более того – это лучшее вложение капитала, какое только можно придумать. Конечно, на первых порах ошибки и неудачи неизбежны – ведь мы затеяли уникальное предприятие, никто ничего подобного до нас не совершал и после нас, тем более, уже не совершит. Я был инициатором проведения сегодняшней встречи, и теперь, как координатор наших совместных действий, объявляю вам о начале перехода к плану “цэ”.
- Я не разбираюсь в этой вашей азбуке Морзе, - пробурчал Марк. – Говорите нормальным языком.
- Объясняю. План “а” заключал в себе поиск прямого пути в Запредельность. Он потерпел поражение, поскольку даже если бы мы и нашли этот путь, мы всё равно, как выяснилось, не смогли бы им пройти. План “бэ” состоял в том, чтобы попасть в Запредельность сквозь Мёртвые Миры при помощи артефакта, который вы, Марк, столь неуважительно назвали топором. Как известно, этот план рухнул из-за досадной случайности, но это не должно нас огорчать. Мы введём в действие план “цэ” и при помощи нашего друга Арнольда просто проложим новую дорогу!
- Не забывайте, что ваш план “цэ” связан с некоторыми издержками, - закрыв глаза и откинувшись в кресле, произнёс Арнольд.
- Опять – с издержками? – воскликнул Марк.
- Не бойтесь, это не финансовые издержки, - Арнольд открыл глаза и сел прямо. – Прокладка дороги в Запредельность нарушит равновесие миров и приведёт к последствиям, которые невозможно предугадать.
- Арнольд пугает нас панорбиальным катаклизмом, - Мерлин подавился тихим смешком. – Хотя до этого он уверял, что катаклизм не затронет Обитаемый Мир.
- Практически не затронет, - подтвердил Нелюдь, - если не считать того, что Обитаемый Мир объединится с Запредельностью. Зато Мир Отражённого Света перестанет существовать, слившись с Мёртвыми Мирами.
- Жалко, конечно, - вздохнул Мерлин, - исчезнет такая милая сказка. Но в любом великом деле трудно обойтись без жертв. А это действительно великое дело – первый шаг к слиянию миров, который приведёт людей к могуществу, равному могуществу Первых. Когда-нибудь мы сможем оживить Мёртвые Миры, и это станет триумфом человеческого разума. Арнольд, друг мой, не кривитесь так! Вы ещё успеете получить всё, чего вы хотите – ваш трон и корону, и целый мир у ваших ног, но согласитесь – ваша раса вымирает. Будущее – за человеком. Правда, Марк?
Марк не ответил. Ещё хуже, чем в азбуке Морзе, он разбирался в мерлиновских речах. К тому же, триумфы разума его мало интересовали – он был деловым человеком.
- Будет, будет, - сказал Арнольд, принимая прежнее полулежачее положение. – И триумф будет, и разум будет, и чёрт в ступе – тоже будет, если только нам дадут провернуть ваш план “цэ”.
- Кто же может не дать? – удивился Мерлин. Арнольд снова закрыл глаза и произнёс тихо, но отчётливо:
- Например, Странники.
- Да кто они такие, эти Странники! – закричал Мерлин. – Так - мусор, дрянь, межмировая пыль!
- Мерлин, ты дурак, - голос Арнольда прозвучал ещё тише, но почему-то заставил Мерлина замолчать. – Странники способны на многое. Знаешь, как их называют иначе? Не знаешь! Марк хоть не знает, зато молчит, а ты орёшь громче всех. Так вот, второе их имя – Рыцари Запредельности.
- И что?
- А то, что ради сохранения Запредельности они пойдут на всё. Они приведут из Мёртвых Миров Легионы Тьмы и обрушат всю эту нечисть на нас. Каждый из Странников сам по себе опасен, а что будет, если они объединятся?
- Они не объединятся. Они друг друга на дух не переносят. Это уже поговоркой стало: “Два Странника встретятся – без драки не обойтись”.
- Между прочим, далеко не всегда. А при виде такой опасности они наверняка отложат своё соперничество, даже если опасность будет угрожать лишь Миру Отражённого Света. А если затронута Запредельность… Странники скорее отправят к чертям Обитаемый Мир, чем допустят такое.
- Хорошо, что на это у них силёнок не хватит.
- Ошибаешься – хватит. Девять Старших Хранителей будут на их стороне.
- Девять… кого? – не понял Мерлин.
- Миры не видели второго такого идиота! Хранителей, кого ещё! По двое от каждой стихии, мужское начало и женское.
- Арнольд, друг мой, но ведь получается восемь. Кто же тогда девятый?
Арнольд утомлённо вздохнул:
- Как здесь, всё-таки, душно! Девятый – хранитель Мрака. Люди иногда называют его Сатаной.
- Вы о чём? – растерянно спросил Марк. – Я совершенно ничего не понимаю!
Он закурил, сделал несколько жадных затяжек и расплющил сигарету о подоконник. Мерлин вскочил с кресла и, хватаясь руками за свою большую красивую голову, забегал по комнате:
- Что же делать, Арнольд? Арнольд, что же делать?
- Не орать. Сесть и слушать.
Мерлин послушно сел, собачьими глазами глядя на Арнольда.
- Наша основная проблема – Странники. Так? Так. Значит, дальше. В Отражённом Свете они слишком сильны – здесь ловить нечего. Зато в Обитаемом Мире они почти беззащитны, а Странник, умирающий в Обитаемом Мире, умирает и в Мире Отражённого Света, если, конечно, не успевает слинять в Запредельность. Поэтому надо их вычислить и истребить по одному. План действий таков – ты, Мерлин, вычисляешь, ты, Марк, истребляешь, а я сосредотачиваюсь на Мире Отражённого Света и оттуда запускаю план “цэ”. Всем всё понятно?
Тут-то и открылась дверь. Вошедший был одет в длинный плащ с капюшоном, закрывавшим лицо. Руки с тонкими длинными пальцами сцеплены, что называется, “в замок”. Он постоял несколько секунд, потом развернулся и неторопливо ушёл.
- Мерлин, урод, ты не запер дверь! – закричал Марк, когда со всех троих спал накативший было столбняк. – А вдруг это был кто-то из Странников?
- Я… я запирал! – оправдывался Мерлин. Марк бросился к телефону.
- Алло, охрана? Немедленно задержите…
Подошёл Арнольд и положил ладонь на рычаг.
- Бесполезно. Это был Наблюдатель. И это значит, что у нас не так много времени.
Глава 5
Будто бы, ничего не случилось. Наблюдатель исчез так же беззвучно, как появился – растворился в темноте ночного леса. Однако после его ухода Гарольд и Лесные Ведьмы долго не могли прийти в себя.
- Допелся, - нарушила, наконец, молчание Дара. – Что-то будет.
Гарольд и сам знал, что теперь-то уж точно что-то будет. Наблюдатель никогда не приходил просто так – каждый раз его появление предвещало целую череду важных, решающих событий. Очень часто тот, к кому приходил Наблюдатель, в скором времени попадал в ситуацию, из которой было лишь два выхода – победить или умереть. Но до сих пор Гарольд не слышал, чтобы кому-нибудь довелось за каких-то три дня увидеть Наблюдателя дважды. Это означало, что должно произойти что-то совсем из ряду вон выходящее.
Вообще, среди загадочных существ, населяющих Миры, Наблюдатель, пожалуй, был самым загадочным. Никто не знал, зачем он приходит, как никто не слышал от него ни единого слова и не видел его лица, всегда заслонённого капюшоном. И всех без исключения – и людей, и Нелюдей – при появлении Наблюдателя охватывало странное оцепенение.
Ходило много легенд и слухов про Наблюдателя. Одни утверждали, что Наблюдателей много, и это – целая раса, наподобие многих других нечеловеческих рас. Другие не соглашались, доказывая, что Наблюдатель один, но он вездесущ. А третьи заявляли – мол, Наблюдателя не существует, он лишь проекция сознания того, кто его видит. Насчёт его роли в Мирах тоже не было единого мнения. Кто-то считал, будто Наблюдатель призван фиксировать судьбоносные моменты в истории Миров вообще и каждого их обитателя в частности, кто-то – что он является предупреждением, посланным свыше. Некоторые презрительно именовали его падальщиком, пожирающим то, что выделяется в результате действия сильных чувств – страха, ярости, ликования и так далее.
- Всё – спать пора! – объявила Дара. – Будем надеяться, что до утра ничего не случится. Гарольд, тебя ожидает шалаш.
- Не стоило утруждаться – я великолепно сплю под открытым небом.
- Нет, это ты брось. Хоть ты и свинья, каких мало, но, как-никак, гость.
Она жестом отозвала его в сторону:
- Похоже, Наблюдатель-то приходил к тебе. Так что, стоит быть начеку.
- Это я давно понял, - отозвался он.
- Послушай, Гарольд, это не связано с Торесом? Мне кажется, ты поступил опрометчиво, приняв этот титул.
- Да нет, ерунда. Кому нужен Торес, кроме кучки тамошних драчливых баронов? Крошечная, всеми забытая страна на отшибе Мёртвых Миров! К тому же, сделав меня князем Тореса, бароны убили целое стадо зайцев. Во-первых, разрешился давний спор за престол. Никому не пришлось уступать, и стало возможным закончить войну ко всеобщему удовольствию. Во-вторых, князь, которого постоянно где-то носит, - это более чем удобно. Правда, если я вознамерюсь с кем-нибудь воевать, им придётся собрать для меня войско.
- Которое перегрызётся раньше, чем выступит в поход, - добавила Дара. – Значит, здесь что-то другое. Ну, да ладно, поживём – увидим. Спокойной ночи, Странник!
Может быть, вино Лесных Ведьм было крепче, нежели казалось, или дали о себе знать все треволнения последних дней, но, так или иначе, Гарольд вдруг понял, что смертельно устал. “Нужно как следует выспаться”, - решил он, направляясь в сторону шалаша.
Как следует выспаться не удалось. Стоило Гарольду заползти в шалаш и расположиться на мягкой подстилке из елового лапника, завернувшись в плащ, как снаружи послышался шорох и вслед за ним голос, спросивший:
- Эй, Странник, ты ещё не спишь? Можно войти?
Конечно же, это была Эльза. “Вот настырная девка – нигде от неё не спрячешься”, - подумал Гарольд и сказал:
- Ну, давай, заходи.
- Странник, ты на меня не сердишься? – спросила она, залезая в шалаш и с восхитительной бесцеремонностью пристраиваясь рядом.
- Толку-то на тебя сердиться! – ответил он. Как известно, почти ничто человеческое Нелюдям не чуждо, и близость молодого и свежего, почти обнажённого девичьего тела прогнала последние остатки сна.
- Знаешь, это ведь я не со зла. Я поняла, что пока тебя не разозлишь, ничего не добьёшься. А мне и вправду очень-очень нужно узнать.
- Узнать – что?
- Мне нужно узнать, что делать, - Эльза на секунду замялась, подыскивая слова. – Короче, узнать свой Путь.
- Ну, ты даёшь! С чего ты взяла, будто я могу знать Путь Лесной Ведьмы?
- Нет, ты не понял! Я ведь не такая, как все – как Дара, как остальные в лесу, и даже не такая, как ты. Вы ведь все живёте в двух мирах, верно? А меня в Обитаемом Мире нет – я в нём умерла.
- Это как так? – Гарольд и не представлял, что подобное для Нелюдей возможно.
- А вот как – лучше спроси у Дары. Это ведь всё она придумала. Дара была ко мне очень привязана, и когда я умерла, она умудрилась сделать так, что я осталась жить здесь. Только нет, лучше не спрашивай – она всё равно не скажет, лишь расстроится и будет злиться на меня за то, что я тебе рассказала.
- Ничего себе расклады! – Гарольд порывисто сел, сбросив плащ. – Почему ты считаешь, что она должна злиться?
- Не знаю. Мне кажется, что, сделав это, она поступила против каких-то правил, и этот поступок теперь не даёт ей покоя. Но ты, наконец, понял, что я не Лесная Ведьма? Я не знаю, кто я теперь, потому и приставала к тебе с расспросами. Мне казалось – а вдруг я тоже что-то наподобие Странника? Или, раз я умерла, то должна принадлежать Мёртвым Мирам?
Гарольд задумчиво потёр лоб и посмотрел на Эльзу. Сквозь ветки, из которых был сделан шалаш, падали внутрь капли лунного света, давая возможность рассмотреть, по крайней мере, очертания предметов.
- Нет, твой случай вообще ни на что не похож. И, боюсь, я не так много знаю, чтобы чем-то тебе помочь.
- А ты уже помог, - Эльза тоже села, обхватив его сзади за плечи. – Знаешь, когда я тебя увидела, то сперва испугалась, а потом поняла, что, наверное, смогу тебе всё рассказать. Представляешь, до сих пор никому рассказать не могла, а тебе, почему-то, получилось. Наверное, ты тоже где-то когда-то умер.
- Наверное, - сказал Гарольд.
- Слушай, Странник, а можно, я лягу здесь? Вдруг я среди ночи вспомню что-нибудь такое, о чём забыла тебя спросить!
- Нет, ты и впрямь уникальное существо! – рассмеялся Гарольд. – Сначала вторглась, а уж после надумала спросить разрешения! Ложись. И давай спать – до рассвета-то, похоже, осталось совсем немного.
Глава 6
Проснулся он оттого, что кто-то ожесточённо тряс его за плечо.
- Клэп, скотина пьяная, ты будешь вставать или нет?
- Н-не знаю, - ответил Клэп, приоткрыл один глаз и увидел нависшего над ним раздражённого и взъерошенного Серёгу.
- Да не ори же ты так! – взмолился он. – Башка-то трещит.
- Ещё бы она у тебя не трещала! – отозвался Серёга. – Разве ж можно так пить? Играть-то ты завтра как будешь?
- Играть я буду, как бог. Точнее, как пьяный бог, - Клэп открыл второй глаз и попытался припомнить подробности минувшей ночи. Болела не только голова – болело всё, и, стало быть, выпил он много. Морда и руки вроде бы не разбиты – значит, ни с кем не дрался. И на том спасибо. Он с трудом сфокусировал взгляд и осмотрелся. Бардак, как и следовало ожидать, стоял полнейший. Стол со сломанной ножкой игриво накренился, словно изображая спутниковую антенну, по всему полу валялись бутылки, окурки, осколки посуды, листки со стихами и чёрт знает, что ещё. Лишь гитара была аккуратно поставлена в угол, и, увидев это, Клэп облегчённо вздохнул.
Рядом с ним беспробудно спала одна из давешних “поклонниц”, то ли Таня, то ли Наташа. Кроме часов и трусиков, на ней больше не было ничего. Клэп удивлённо хмыкнул и посмотрел на себя, обнаружив, что сам-то он полностью одет, и это наводило на мысль, что прекрасный и удивительный акт слияния двух существ так и не случился ввиду удручающего состояния одного из них.
“Поди, обломалась девка. А, может, и нет – вряд ли к тому моменту она что-то соображала”, - подумал Клэп и в припадке человеколюбия укрыл её одеялом. И потянулся за фляжкой.
Здесь его и поджидало крупное разочарование – фляжка хранила в себе лишь пол-литра спиртных паров. И ни капли вожделенной жидкости.
- Алкаш несчастный, - буркнул Серёга. – Как ни концерт, так у него запой.
- Серёженька, чем ворчать, лучше сообразил бы чего-нибудь выпить. Иначе концерта вообще не будет, и во всех наших рок-н-ролльных газетках появится заметка: “Концерт пришлось отменить, поскольку известный вокалист, гитарист и алкоголик Клэп подох накануне от абстиненции”.
- Конечно, так я и знал, - угрюмо сказал Серёга, доставая из-за пазухи чекушку. – И буди тебя, и опохмеляй, и за уши тащи на репетицию, и всё ради того, чтобы ты не сорвал выступления.
- На то ты и директор, - сказал Клэп.
- Я не директор, я, кажется, нянька при алкоголике. Стакан ищи сам.
- К чёрту стакан! – Клэп дважды хлебнул из горла и перелил остальное во фляжку. Оставив немного в бутылке, поставил её рядом со спящей то ли Таней, то ли Наташей.
- Утро похмельное, утро седое! Брюки порватые, водкой залитые! – пропел он.
- Ни хрена себе утро! Почти два часа! Если бы я не приехал, ты бы так и проспал репетицию.
Возразить было нечего. Действительно, нехорошо получилось. Даже можно сказать, неспортивно.
- Серёга, а на автобус у тебя есть?
- Есть – в одну сторону. Обратно как хочешь, так и добирайся.
- Пешком дойду. Оставлю гитару и прогуляюсь, - сказал Клэп и подумал: “Вот ведь забавно! В Отражённом Свете этой ночью я тоже, кажется, пил и тоже обнимался с почти голой девкой. Только там это выглядело, почему-то, намного изящней”.
Из кухни выполз мутный Джонни.
- Опять поправляешься? – неодобрительно вопросил он, заметив чекушку. Осуждение пьянства всегда было у Джонни одним из симптомов похмелья.
- Угу. Тебе плеснуть?
- Ты чё, обалдел? Да я на эту гадость смотреть не могу!
- Значит, вчера ты её пил, не глядя, - весело прорезюмировал Клэп. Алкоголь начинал действовать, и реальность становилась всё менее мерзкой. Джонни хрюкнул и удалился в ванную – не то умываться, не то блевать.
- Клэп, мы опаздываем, - напомнил Серёга.
- Да, да, конечно! Минут через пять стартуем. Дети в школу собирались – мылись, брились, похмелялись!
- Шут гороховый! – крикнул из ванной Джонни.
_______________
- Слушай, Серёга, а “тивишников” на завтра ты зарядил? – озабоченно спросил Клэп, ввинчиваясь в переполненный автобус.
- Я всех зарядил. Два канала уже будут точно, а насчёт “ГорТэВэ” пока не ясно – у них по случаю предвыборных дел все съёмочные группы в разгоне. Подъедут и ребята с радио, и возможные спонсоры на тираж альбома. Так что, если ты завтра напьёшься, вековечный позор падёт на мою седую голову!
- Ни фига она у тебя не седая!
- Ничего, твоими стараниями я поседею скоро!
- Серёга, разве я когда-нибудь тебя подводил? Если только по мелочи, а вообще для меня “дас арбайт ист юбер аллес”.
- Вот ты уже и по-немецки говорить начал! Между прочим, “арбайт” не “дас”, а “ди”.
- “Дас” звучит лучше. И вообще, в этих артиклях хрен ногу сломит.
Автобус дёрнулся, взвизгнул и зашипел, с трудом разевая прижатые пассажирами двери.
- О, как тяжко носить это бренное тело! – с пафосом воскликнул Клэп, вытряхиваясь на остановке.
К тому времени, как Серёга и Клэп добрались до “базы”, остальные музыканты давно собрались и теперь, изнывая в ожидании, откровенно маялись дурью. Барабанщик блажил в микрофон, басист слонялся из угла в угол, а гитарист залез за барабаны, тщетно пытаясь выстучать что-то фанк-джаз-роковое. Звучало это громко и отвратительно.
- Вам что, делать нечего? – удивлённо спросил Клэп.
- Тебя-то ведь не было! – ответил барабанщик, прервав свои вокальные упражнения.
- Ну и что? Гоняли бы программу без меня. Чует моё сердце – на блюзе опять зашьётесь. Алик, ты уже достал! Хватит насиловать мои уши! Свали из-за барабанов и пусти Трэша на его законное место!
- Раскомандовался, начальничек, - недовольно пробурчал Алик, но грохотать, всё-таки, перестал. – Лучше б свою гитару настроил, а то будешь сейчас нам настройкой мозги парить!
- Как я должен настраиваться, если ты долбишь, как повредившийся дятел! – заорал на него Клэп. Серёга тяжко вздохнул, проклиная свою директорскую долю. Эта милейшая команда умудрялась перелаяться вдрызг на каждой из репетиций, и Серёга уже опасался, что рано или поздно дело кончится мордобитием.
После первой же песни Клэп изобразил, будто с ним случился сердечный приступ.
- Вы, сволочи, смерти моей хотите! – заявил он. – Трэш всех тормозит, Алик валяет чёрт знает что, а Бустер играет с такой рожей, словно только что схоронил любимую тёщу. А у меня ещё и гитара расстроилась, и всё вместе звучит, как говно.
- По-моему, ты придираешься, - подал голос Серёга. – Нормально звучит.
- “Нормально” - значит “плохо”. Надо, чтоб не “нормально” было, а чтобы всех в зале за яйца брало.
- Клэп недоопохмелился, - заключил Алик. Каковая фраза вполне могла стать началом очередного конфликта.
Но Клэп в бутылку лезть не стал – он полез в сумку за фляжкой.
- Может быть, ты и прав. Вот я сейчас ещё выпью, и мне всё начнёт нравиться. Ребята, я не делюсь – это моё лекарство.
В конце концов, они прогнали-таки программу целиком, и Клэп объявил:
- Всё, шабаш! Аллес гемахт! Будем считать, что к концерту мы, в общем и целом, готовы. А я до завтра ухожу на заслуженный отдых. Трэш, раз ты ничего не тащишь, возьми мою гитару.
- Постарайся не напиваться, - попросил Бустер.
- Да ну его, к лешему, это пьянство! Приду и лягу спать, чего и вам советую. Завтра мы должны отыграть так, чтобы все пищали. Всем салют!
С этими словами он вышел, на ходу прикуривая “беломорину”.
Глава 7
Яркое солнце пробилось в шалаш сквозь сплетённые ветки. Гарольд поднялся и осторожно, чтобы не разбудить спящую Эльзу, выбрался наружу. Вокруг стояла удивительная, звенящая тишина, нарушаемая лишь перекличкой птиц и шуршанием каких-то мелких зверушек. Воздух был свеж и, прямо-таки, сияюще чист.
Ведьмы, похоже, ещё спали в укромных лесных уголках, а, может, с рассветом разбрелись по своим ведьмовским делам. Возле входа в шалаш Гарольд обнаружил бутыль с вином и ковригу хлеба. “Наверное, Дара позаботилась”, - с улыбкой подумал он. Отхлебнул вина, закусил хлебом и стал собираться в дорогу. Сунул за пояс трофейный топор, прицепил меч, застегнул плащ – вот и все сборы. Мысленно попрощался с Дарой и Лесными Ведьмами. Тут же налетел лёгкий ветерок, тронул ветви и сразу стих. Гарольд понял, что его услышали. Он постоял ещё немного, полной грудью вдыхая лесной воздух, и тронулся в путь.
Утреннее солнце ещё не жгло, лишь ласкало. Пружинил под ногами бархатный мох – идти было легко. Но скоро лес кончится, и начнутся Холмы, а за Холмами будет другой лес, не такой, как этот, приветливый и светлый, а выжженный, чёрный и мрачный, населённый всякой угрюмой нечистью, поскольку никто, кроме нечисти, в том лесу жить не способен. А за Чёрным Лесом начнётся Пустыня, и вот там-то идти станет совсем не так приятно.
Не успел Гарольд дойти до опушки, как его звонко окликнули сзади:
- Эй, Странник, постой!
Он обернулся – его догоняла Эльза. Вместо вчерашнего легкомысленного наряда на ней были кожаные штаны и такая же куртка, а привычное снаряжение, состоявшее из лука, стрел и кинжала, дополнял объёмистый заплечный мешок.
- Как ты меня нашла? – удивился Гарольд.
- А я вышла сразу вслед за тобой. Я ведь не спала, я притворялась, и всё слышала – и как ты искал свой топор, и как прощался с Лесом.
- И что же – вспомнила, о чём забыла спросить, и ринулась меня догонять?
- Нет, Гарольд, не поэтому. Я много думала этой ночью и, наконец, придумала. Можно, я пойду с тобой? – выпалила она. Гарольд даже опешил.
- Вот уж точно – придумала! – присвистнул он. – Нельзя тебе идти со мной. Никто не может разделить со Странником его Путь.
- Почему это – “никто не может”? Ведь у Странников часто бывают Спутники.
- Эльза, Спутники – это эфемерные существа. Они насквозь пустые и не имеют своего Пути, потому и увязываются за Странниками. Ты что, хочешь превратиться в призрака, в одну из эфемерид?
- А я и так почти призрак – я умерла! – запальчиво выкрикнула она. – У меня тоже нет своего Пути, и никогда не будет, если я сама его не найду!
- Ну, хорошо, даже если это и так, - Гарольд сделал вид, будто готов согласиться. – Ты ведь не знаешь даже, куда и зачем я иду.
- Куда ты идёшь – я знаю. Ты снова идёшь в Мёртвые Миры. А мне очень нужно побывать там самой.
- Нечего тебе делать в Мёртвых Мирах – для них ты слишком живая. К тому же, на сей раз я иду не туда – я иду через Пустыню.
- В Запредельность? – лукаво спросила Эльза. – На древнюю родину Странников?
“А ведь и правда, не проста девочка!” - решил Гарольд и сказал:
- Допустим, что в Запредельность. Ты хоть представляешь себе, какова туда дорога? Один Чёрный Лес чего стоит, а после него ещё и Пустыня, про неё я вообще молчу.
- А я не боюсь! – ответила она. – Я ведь ходила через Холмы и дошла до границы Чёрного Леса, но оттуда повернула назад – страшно стало. А теперь решилась и уже не боюсь. И в Обитаемый Мир я после смерти ходила, будет нужно – и снова пойду.
Гарольд посмотрел на Эльзу и тотчас представил, как она должна выглядеть в этом своём виде на какой-нибудь из улиц огромного города. И сколько фантастических слухов поползло бы сразу – мол, появилась в городе сумасшедшая девка, повёрнутая на книжках в стиле “фэнтэзи”, и бегает по улицам с луком! Не удержавшись, он рассмеялся.
- Ничего смешного, я, в самом деле, туда ходила! – обиделась Эльза.
- Не обижайся, мне просто картинка смешная представилась – как ты в таком облачении заходишь, например, в супермаркет. Но ты сказала – пойдёшь, если будет нужно. Нужно – зачем?
- Мало ли, зачем! Что-то ведь надвигается, грозное и большое, беда какая-то или битва, и, мне кажется, я смогу тебе пригодиться. Хороший лук и твёрдая рука лишними не бывают. А если ты меня с собой не возьмёшь, я всё равно не отступлюсь – буду тихонечко красться по твоим следам, так тихо, что ты и не заметишь.
Гарольду стало ясно, что эта упрямица скорее так и поступит, чем откажется от своей рискованной затеи.
- Ты действительно стрелять умеешь?
- Спрашиваешь тоже! Конечно, умею и, пожалуй, не хуже, чем Дара.
- О-ох, - вздохнул Гарольд. – Дара мне за тебя голову оторвёт. А, может, и что-нибудь ещё.
- Не оторвёт, - серьёзно сказала Эльза, - она ведь знает, что если бы я не ушла с тобой, то рано или поздно ушла бы одна. А так ей хоть немного спокойней.
- Вот уж совсем не уверен. Дара ещё и знает, что шляться в компании Странника – дело опасное.
- Да я же не насовсем! – воскликнула девушка. – Я же вернусь! Поброжу по мирам, узнаю свой Путь и вернусь.
Гарольд снова вздохнул – дилемма-то возникала непростая. Брать её с собой было опасно, отправить назад оказалось невозможно. А вдруг она вправду попрётся тайком?
- Ну, так что, берёшь ты меня или нет? – опять угадав его мысли, нетерпеливо поторопила Эльза.
- Давай сделаем так: проводишь меня до Чёрного Леса, а там поглядим.
- Вот зануда! Чего – “поглядим”?
- Может, тебе и расхочется идти дальше.
Эльза фыркнула.
- Не расхочется. Мне нужно.
- Упрямое ж ты создание! Пока мы с тобой спорили, успели весь лес пройти.
Действительно, Ведьмин Лес кончился, и перед ними до самого горизонта, насколько хватало взгляда, расстилались Холмы.
Глава 8
- Эльза, а чем ты набила мешок? – поинтересовался Гарольд, пока они поднимались по склону очередного Холма. – Надеюсь, ты не собралась в путешествие со всем своим скарбом?
- Там нет ничего лишнего, - возразила она. – Еда, всякие травы и бутылка вина.
- А мне казалось, что из нас двоих пьяница – я, - пошутил Гарольд. Эльза нахмурилась – некоторые шутки она, почему-то, воспринимала слишком всерьёз.
- Это не простое вино – оно тоже настояно на травах.
- На травах? На каких ещё травах?
- О, всех не перечислить – их там больше ста. Травы от ран, от сглаза и прочего колдовства, от боли и страха, от упадка сил и отсутствия радости, а, кроме того, травы, дающие знание и пробуждающие тайное видение. Без них я, наверное, не догнала бы тебя так быстро и хуже бы понимала, когда говорят без слов. А ещё, - она хитро прищурилась, - благодаря травам я могу сказать, чем ты сейчас занимаешься в Обитаемом Мире.
- Ну, и чем же, по-твоему?
- Как же это там называется? Вспомнила – опохмеляешься!
Гарольд не смог не расхохотаться. Вот ведь – пристыдила!
- Травы в настой Дара сама собирала, - продолжала тем временем Эльза. – Ей ведь было известно, что я скоро уйду. Вот она и приготовила эту бутылку.
“Что же это получается?” - задумался он. – “Если Эльза не врёт, то выходит, что Дара чуть ли не самолично послала её за мной вслед. Во всяком случае, не воспрепятствовала Эльзиному уходу. А так как врать Эльза, похоже, не склонна, всё становится ещё более странным. Вообще, что-то много странностей стало случаться в последнее время – тварь с топором, двукратное явление Наблюдателя, странное стремление Эльзы идти со мной и не менее странное поведение Дары”.
Из задумчивости Гарольда вывел раздавшийся сзади дикий, пронзительный вопль. Тёмная крылатая тень на бреющем полёте пронеслась над ними, взмыла вверх и плавно опустилась на вершину Холма – шагах в пятидесяти впереди. Эльза схватилась было за лук, но Гарольд вовремя остановил её.
- Это не враг? – спросила Эльза.
- Нет, что ты! Это всего лишь Мэгги!
- Мэгги? Она что, здесь живёт?
- Мэгги нигде не живёт. Её носит по всем известным мирам, но ни в одном из них она не остаётся надолго.
- Кажется, я поняла. Мэгги, наверное, Спутник?
Гарольд кивнул.
- Самый что ни на есть настоящий – стопроцентная эфемерида. Спутник из Спутников.
- Откуда ж она взялась? Из Мёртвых Миров?
Он покачал головой:
- Нет, я её просто придумал. Встретил в какой-то из книжек описание схожего существа и в качестве ответа придумал Мэгги.
- И что ей от нас надо? Зачем-то ведь она уселась там, впереди?
- Ждёт, пока мы подойдём. Она страшно ленива и, к тому же, весьма высокомерна – ни за что не сделает лишнего движения. И обожает всех пугать.
Вблизи Мэгги производила ещё более пугающее впечатление, являя собой нечто среднее между женщиной и летучей мышью. Ростом она была меньше метра, зато её крылья имели почти трёхметровый размах, и, когда они были сложены, Мэгги походила на кучу старого тряпья, из которой торчала голова с треугольным лицом и огромными немигающими глазами.
- Она – прирождённая телепатка, - шепнул Гарольд Эльзе, - так что, думай, что говоришь, и ещё больше думай, что думаешь. У неё есть довольно скверная привычка – она ворует мысли и пожирает последние вздохи умерших. И по совместительству работает моим информатором.
- Что я вижу – Странник завёл себе подружку, - сказала Мэгги, буквально ощупывая Эльзу своими фантасмагорическими глазищами. Когда она говорила вслух, её голос можно было бы назвать приятным, если бы не полное отсутствие каких бы то ни было интонаций. – Ничего – недурна. У тебя неплохой вкус.
- Мэгги, мне кажется, ты не для того едва не свалилась нам на головы, чтобы побеседовать о моём вкусе. Либо ты учуяла поблизости очередного без пяти минут покойничка, либо притащила некое известие.
- Ты идёшь в Пустыню, - не то вопросительно, не то утвердительно произнесла она. – Что-то вам всем ни с того, ни с сего полюбился тамошний климат.
- Кому это – “нам всем”? – спросил Гарольд.
- В частности, Странникам. Туда сейчас держат путь как минимум трое – один движется из Запредельности, двое других – из Мёртвых Миров. И множество разных других – в основном, Нелюдей, но есть и такие, которых даже я не знаю.
- Зато ты, может быть, знаешь, что это их вдруг туда потянуло? – поинтересовался он.
- В том-то и дело, что непонятно. Они и сами, как будто, не понимают, но, тем не менее, мало-помалу подтягиваются к Скале.
- Забавно, - заметил Гарольд. – Такое скопление Странников в одном месте – случай не из обычных. Что-нибудь ещё есть?
- Есть, персонально для тебя. Тебя на пути поджидает очень неприятное приключение. Очень неприятное и очень близко. Даже не знаю, как ты из него выберешься.
- Ничего себе, утешила! Что хоть за приключение-то?
- Тоже пока неясно, - Мэгги развернула крылья, взметнув в воздух целую тучу пыли. – Если тебе повезёт выпутаться живым, то встретимся у Скалы.
- Подожди, Мэгги! – остановил её Гарольд. – Окажи мне услугу – найди Освальда и скажи, чтобы ждал меня в Чёрном Лесу, на обычном месте. А если он вздумает ссылаться на неотложные дела, передай ему, что… - и Гарольд отправил посыл, на всех языках всех миров выглядевший потоком весьма непристойной ругани.
- А что я за это буду иметь? – спросила Мэгги, снова взмахнув крыльями.
- Мэгги, ты вымогательница! Нет у меня тары для транспортировки этих проклятых последних вздохов!
- Ладно уж, так передам. Но если будешь кого-нибудь убивать, не забудь поставить меня в известность.
Она было совсем собралась улетать, но на несколько секунд задержалась, добавив:
- Я бы, конечно, попросила у тебя последний вздох твоей новой подружки, но ты ведь не согласишься.
С этими словами она исчезла, оставив после себя лишь пыльное облачко.
- Бр-р! Жуткая дамочка, - Эльза даже слегка поёжилась.
- Ну, не без этого, - не стал спорить Гарольд, - и характер у неё отвратительный. Но хоть она и торгуется всякий раз, как на базаре, всё же обещания свои держит.
Внезапно его голову пронзила острая боль, настолько сильная, что он вынужден был опуститься на пожелтевшую, выгоревшую траву.
- Эй, Странник, что с тобой? – Эльза озабоченно схватила Гарольда за плечо. – Что-то не так?
- Всё так, - ответил он, морщась от боли. – Просто в Обитаемом Мире меня сейчас бьют.
Глава 9
Били втроём – один кастетом, двое других – кулаками и тяжёлыми армейскими ботинками. Били слаженно и умело, не давая опомниться, не давая возможности нанести ответный удар, и Клэп едва успевал защищаться, прикрывая жизненно важные органы. И думал – какой чёрт его понёс через парк? Нет, чтоб было пойти по улице – “срезать” решил напрямик. Вот и “срезал”.
Когда он дошёл примерно до середины этого чёртова парка, навстречу ему вышли трое и без предисловий принялись “месить”. Даже, традиции ради, закурить не спросили – просто начали бить, целясь, притом, в горло, в живот и по почкам. “Так не бьют – так убивают”, - понял Клэп и попытался вычислить, сколько ещё он сможет продержаться без каких-либо существенных повреждений. И тут же прозевал удар в голову.
Этот удар его и свалил, после чего троица попросту озверела и стала методично запинывать ногами. На мгновение Клэп увидел совершенно пустые, остекленевшие глаза одного из них и сообразил, что дела плохи. В этом мире у него не оказалось под рукой никакого оружия, а через другой мир их было просто не достать – не существовали они в нём!
“Выкручиваться придётся здесь”, - решил он и, схватив за ноги того, что с кастетом, как можно сильнее дёрнул на себя. В результате немедленно получил ногой в челюсть, ещё не зубодробительно, но уже неприятно. Зато и его противник почувствовал затылком асфальт. Не выходя из лежачего положения, Клэп исхитрился обеими ногами пнуть по коленкам второго, что на какое-то время улучшило ситуацию. Но предыдущий уже вставал.
“Хрена тут отобьёшься! Ведь так и замочат”, - невесело подумал Клэп и услышал до боли знакомый свист. “Это ещё что за чертовщина?” - удивился он. Сжался в комок, перекатился, уходя от удара, и в этот момент увидел, что третий противник, уже заносящий ногу, схватился за горло и медленно оседает. А из горла торчит стрела.
Пропела вторая стрела, воткнувшись в грудь тому, который лупил кастетом. Тут, наконец, до последнего из нападавших дошло, что расклад радикально переменился. Он развернулся и бросился к выходу из парка, но третья стрела догнала и его, попав между лопаток. Он покачнулся и рухнул ничком. Сдавленный матерок оборвался на середине.
Клэп, не спеша, поднялся, не веря своим глазам. В конце концов, его осенило.
- Эльза! – позвал он. – Ты-то как здесь оказалась?
- Я же говорила, что моя помощь тебе понадобится, - с улыбкой ответила Эльза, выбираясь из здоровенного куста сирени. – Ну и вид у тебя!
Клэп и сам догадывался, что видок ещё тот – физиономия в ссадинах и синяках, джинсы в грязи, рубашка и куртка заляпаны кровью.
- Ты ненормальная! – воскликнул Клэп. – Это же здешние дела, и ты не представляешь, как рисковала, влезая в них!
- Ничуть не здешние, - возразила она. – Это и есть неприятное приключение, про которое каркала Мэгги.
- Пусть так. Только тебе сваливать надо, и чем скорее – тем лучше. Боюсь, что вот-вот сюда сбегутся менты и увидят, блин, поле боя. Есть у них привычка появляться под занавес.
- А как же ты? – Эльза определённо отказывалась внимать голосу рассудка.
- Как, как! Нормально! То есть, это здесь уже всё нормально, а там я сейчас валяюсь в отключке, и ты мне там нужнее, чем здесь. Сваливай, говорю!
Эльза кивнула и растворилась. И вместе с ней исчезли не только стрелы, но даже нанесённые ими раны. Клэп, в свою очередь, тоже не стал дожидаться, пока на месте происшествия появится кто-нибудь ещё, и отправился домой, стараясь, по возможности, держаться тёмных дворов, гаражных массивов и пустырей. Там, конечно, тоже могла таиться опасность, зато было меньше шансов наткнуться на какого-нибудь не в меру дотошного милицейского сержанта, которому Клэп вынужден был бы битых два часа объяснять, кто и где его так разукрасил.
Дверь открыл Джонни. Увидев Клэпа, он остолбенел.
- Ё-моё! Вот это да! – вырвалось у него. – Ты себя в зеркале уже видел?
- Нет ещё.
- И не смотри – плохо станет.
Клэп не последовал мудрому совету и сразу прошёл в ванную. Самосозерцание не доставило ему удовольствия, хотя, по правде сказать, могло быть и хуже.
“Ерунда”, - подумал он. – “Даже глаз не сильно заплыл, а всё остальное Ольга завтра заштукатурит – из зала и незаметно будет. Лишь бы “тивишникам” не взбрело снимать меня крупным планом”.
- Любуешься? – спросил Джонни. – Тут Серёга заходил – злой, как чёрт. Ушёл в полной уверенности, что ты по дороге где-то напился.
- Напиться не вышло. Зато нарваться получилось. Джонни, тебе не встречались мои вторые штаны?
- Я ими пол помыл. Да нет, шучу – вон они, под батареей валяются.
Умывшись и переодевшись, Клэп уселся с папиросой на кухне, обмозговывая дальнейший план действий. Если его отметелила случайная гопота, то тогда тут и думать нечего. Получили они по заслугам – только и всего. И никто ничего не видел, никто ничего не знает. А вот если сегодня были цветочки, то ягодки, надо полагать, поспеют завтра.
“Без бутылки не разберёшься”, - пришёл к выводу Клэп. – “А бутылки как раз и нет. Впрочем, схожу-ка я к Ольге – может, что и сообразится”.
Ольга, по счастью, оказалась дома и ещё не спала.
- Ой, кто это тебя так? – всплеснула она руками.
- Да так – шёл, шёл и нашёл. Оленька, у тебя чего-нибудь спиртного не завалялось?
- Что ты, тут компресс не поможет! А то и хуже может стать.
- Да какой ещё, к чёрту, компресс! Внутрь надо!
- Клэп, откуда б оно завалялось? Я ведь не пью!
- Оленька, а полочка в ванной у тебя есть?
- Есть, а что?
- А то, что на полочках в ванной временами встречаются одеколоны.
Ольга шмыгнула в ванную и вскоре вернулась с пузырьком “Шипра”.
- Только он очень старый. Даже не знаю, можно ли его пить.
Несмотря на своё омерзительное состояние, Клэп не мог не оценить наивной прелести этой фразы.
- Знаешь, что общего между “Шипром” и коньяком?
- Нет.
- Всё очень просто – ни тот, ни другой не портятся. Это только водка киснет, поэтому её и стараются выпить сразу – чтоб не пропала.
- А у тебя она киснет в два раза быстрее, чем у других, - поддержала Ольга. – Да проходи же ты в комнату! Сейчас рюмку дам. И чайник поставлю.
- Оленька, у тебя телевизор работает? – спросил он, опрокидывая первую рюмку. – Это хорошо. Криминальные новости ещё не прошли?
- Будут через десять минут.
- Как я, однако, вовремя! Включи, пожалуйста – приколемся за всенародное озверение.
Если верить телевидению, народ продолжал звереть в давно ставших привычными масштабах – сколько-то пожаров, пьяная поножовщина, убийство на почве ревности и ещё много чего, так, по мелочи – кражи, ограбления, хулиганство. Ничего из ряду вон выходящего.
Клэп допил “Шипр”.
- Что ж, Оленька, пойду-ка я спать. И нарисуй мне завтра морду не хуже, чем у Аллена Делона.
Глава 10
Гарольд отнюдь не лежал без сознания. Более того – воспользовавшись временным отсутствием чересчур любознательной Эльзы, он решил посвятить это время исследовательской деятельности. Проще говоря, Гарольд изучал топор, поочерёдно обращая его к четырём стихиям и четырём сторонам света.
Обращённый к земле, топор отозвался лёгкой вибрацией. “Отголосок гномьего происхождения”, - догадался Гарольд. Зато когда он направил топор на север, оружие словно ожило и едва не вырвалось из руки. Рукоятка стала горячей, а лезвие засверкало всеми цветами радуги.
На севере, за Чёрным Лесом, простиралась Пустыня, и в самом центре её одиноко стояла Скала, которую многие называли, не больше, не меньше, Осью Миров. Собственно, это предположение Скала до сих пор ничем не подтверждала, кроме её загадочного местонахождения – среди совершенно ровной и гладкой Пустыни. Поэтому Гарольд был склонен считать Скалу чем-то вроде геодезической вышки – возможно, поставленной Первыми.
Но, как бы там не было, направление, на которое топор откликнулся сильнее всего, вполне совпадало с направлением Гарольдовского пути. “Вот это Спутничек!” - подумал Странник, пряча топор обратно за пояс.
- Гнусный и отвратительный лгун! – раздалось у него за спиной. По склону Холма поднималась Эльза. – Мне он сказал, что находится при смерти, а сам, как ни в чём не бывало, машет во все стороны своим топором! Тренируешься, что ли?
- Тренируюсь, - ответил Гарольд, и это было почти правдой. – А что насчёт гнусного лгуна, так ведь надо было как-то вытаскивать тебя из заварушки, в которую ты, очертя голову, ввязалась!
- Это кто тут кого вытаскивал?! – возмутилась Эльза. – Если уж на то пошло, то, скорее, я тебя!
- Пожалуй, ты права, - признал он и переменил тему. – За той вон грядой Холмов – Чёрный Лес. Ты не передумала?
- Конечно, нет! Зря и надеялся!
- Ну, что ж – значит, в путь! Перевалим через Холмы, и где-нибудь на склоне остановимся на ночлег. Потому как ночёвка в Чёрном Лесу – удовольствие не из средних.
______________
Когда они достигли противоположного склона, солнце почти село. Зловещим и мрачным, всегда неспокойным, источающим тревожные флюиды пятном лежал внизу Чёрный Лес. Сейчас, когда заходящее солнце уже не касалось него, он, как никогда, оправдывал свою репутацию преддверия Мёртвых Миров.
- Странник, я здесь нашла отличное место! – крикнула Эльза. “Отличным местом” было углубление в рыхлом песчанике, даже не яма, а, можно сказать, недопещера. Во всяком случае, в ней было сухо, и ветер туда не задувал.
- Может, стоит развести костёр? – близость Чёрного Леса действовала на Эльзу угнетающе. – Или это опасно?
- Это не опасно. Все, кому нужно, уже и так знают о том, что мы здесь. Вот только топить здесь нечем.
Пришлось обойтись без костра. Они угнездились в “недопещере”, и Эльза достала из мешка свои припасы.
- А правда, что из Чёрного Леса есть прямой ход в Мёртвые Миры?
- Правда-то - правда, только не думай, будто я его тебе покажу. Ты просто свихнулась на Мёртвых Мирах!
- А этот Освальд, - не унималась она, - он ведь придёт оттуда?
- Всё-то ты слышишь и мотаешь на ус, - проворчал Гарольд. – Вот встретишься с Освальдом – и спрашивай у него самого.
- Гарольд, это я не из праздного любопытства, - примирительно сказала Эльза. – Просто если он окажется чем-то вроде Мэгги и вместо приветствия так же завопит, я с перепугу уж точно выстрелю.
- Освальд вопить не станет – он всегда появляется совершенно беззвучно. Он – обитатель одного из Мёртвых Миров, представитель высшей аристократии Тореса, короче, элегантный двуногий хищник. В общем-то, отличный парень, но со странностями. Так, например, Освальд очень гордится своими клыками и потому почти постоянно улыбается. По его мнению, величина и форма клыков – это то, на что в первую очередь обращают внимание женщины. К тому же, он всё видит иначе, чем мы, потому и говорит, что если бы у него, в придачу к его великолепным клыкам, был бы ещё и мой длинный, пышный хвост, то все самые недоступные торесовские красотки просто легли бы у его ног.
- Двигайся ближе – так будет теплей. Почему-то здесь даже меня знобит, - уже сквозь сон пробормотала Эльза и, не дожидаясь ответа, сама прижалась к его плечу. Так они и провели эту ночь – в обнимку, укрывшись одним на двоих плащом.
Глава 11
Клэпа всю ночь преследовали кошмары. То он бродил в каких-то безлюдных, всеми покинутых мрачных местах, заходил в полуразрушенные дома, где искал некую дверь и никак не мог найти. Чей-то голос звал откуда-то издалека, но чей и откуда, оставалось неясным. Потом он отбивался от стаи мелких и очень зловредных тварей, пытавшихся укусить его за ноги или вцепиться в палец. И во всех этих параноидальных сумбурах непременно присутствовало одно и то же неприятно знакомое лицо, но кому оно принадлежало, и какие неприятности с ним были связаны, Клэп, опять же, вспомнить не мог.
Несколько раз он вскакивал, прикуривал папиросу, жадно глотал из кружки холодную заварку и снова ложился, чтобы провалиться в очередной удушливый бред. В одном из этих горячечных видений он, наконец, понял, что если дверь не удаётся найти, то нужно её прорубить, и ударил в стену невесть откуда взявшимся топором. И проснулся окончательно.
То ли виной тому были последствия длительного запоя, то ли мозги ему вчера всё-таки стрясли, но, так или иначе, никогда ещё призраки Мёртвых Миров не набрасывались на него в Обитаемом Мире так массово, решительно и агрессивно. И ни разу перед концертом он не чувствовал себя так паршиво.
Клэп встал и прошлёпал босиком на кухню. Там сидел Джонни и забивал косяк.
- Джонни, одолжи четвертак. Даже не четвертак – двадцатки хватит. Получу за концерт – сразу верну.
- Нет у меня денег, - хмуро сказал Джонни.
- Я ведь знаю, что есть. Было б не край – не просил бы.
- Ну, положим, есть. А с чем я на сплав пойду – с твоими обещаниями вместо консервов? – Джонни с компанией собирался сплавляться на плоту и потому подкапливал на продукты.
- Я же сказал – верну с гонорара. Может быть, даже сегодня. Или завтра.
- Покурил бы ты лучше – сразу бы отпустило, - сделал Джонни ещё одну попытку отвертеться.
- Не хочу я сейчас травы – не люблю накуриваться перед выступлением.
- Серёга меня убьёт, - вздохнул Джонни и полез в карман. – На, держи, разоритель!
- Джонни, родина, мать её, тебя не забудет! – продекламировал Клэп. – А, впрочем, дай пару затяжек – больше мне и не нужно. И пойду заправлять баки. Все от винта!
Когда Клэп вернулся с полным баком чистейшей “палёнки”, дома его поджидали Ольга с Серёгой.
- Явился, наконец! – завопил Серёга. – И впрямь – красавец-мужчина! Что в фас, что в профиль. Ольге работы минимум на полчаса. Приводи себя в порядок, собирайся, и поехали.
- Куда?! Времени ещё – вагон!
- Никакой не вагон. Вовка, тамошний звукооператор, не то заболел, не то запил, и за пультом снова будет сидеть этот сантехник.
- Чтоб я подох! Только не это! – застонал Клэп.
- Вот-вот! Так что, аппаратуру настраивать придётся тебе. А во время концерта я уж посижу рядом с этим мудилой, послежу, чтобы он ничего не крутил.
… Дальше стало ещё веселей. Вовки, естественно, не было, “сантехник”, который в действительности числился электриком, ещё не пришёл, а, кроме них двоих, ключа от каморки, где были заперты все шнуры и микрофоны, ни у кого не оказалось. Время поджимало. Серёга выловил администратора и каким-то загадочным способом заставил его выломать дверь. Тот начал было кричать, что стоимость замка вычтет с Серёги лично, но потом поутих и сбегал за монтировкой.
Продолжение вполне соответствовало началу. Трэш запаздывал, что было скверно, поскольку требовалось настроить барабанные микрофоны. Разумеется, никого, похожего на барабанщика, среди присутствующих не нашлось. Кроме, разве что, Алика.
Предчувствуя грядущий ужас и моральный террор, Клэп призвал на помощь всё своё мужество и скомандовал:
- Алик, вперёд! Сначала давай мне “бочку”. Так, хорошо. Теперь “рабочий”. Ладно, дальше – “хэт”. А теперь – то, другое и третье вместе. Алик, мать твою в корень! Да не лупи же ты так! Поубиваешь все пластики ещё до начала концерта!
Тут появился электрик-сантехник и, нечленораздельно мыча, ринулся в бой, то есть, к пульту. Ольга, взявшая на себя задачу по обороне пульта, чем-то напомнила Клэпу наседку, защищающую своих цыплят от кровожадного ястреба. Наконец-то приехал Трэш с клэповской гитарой и недоумённо вытаращил глаза:
- Эй, парни, что здесь происходит?
- Дурдом здесь! Бред, кошмар и паранойя! – проорал в микрофон Клэп. – Трэш, дуй на сцену и воткни мою гитару в “комбик”. В тот, который справа. Не в этот, балда! От тебя справа! Второй вход!
Приехала “разогревающая” команда. Расположилась на лестнице и принялась распеваться, то есть, попросту говоря, хором бозлать под гитару чужие песни. Прибежал разъярённый Серёга и, покрыв “разогревщиков” матом, погнал их настраиваться. Вслед за ними в зал потянулась пёстрая публика – девочки в коротеньких юбочках, мальчики в куртках с заклёпками, прихиппованная и припанкованная тусовка, эстетствующие бездельники очень богемного вида – словом, все те, кто постоянно толчётся за сценой и в гримёрках, знакомится с музыкантами и время от времени угощает их пивом, и всё для того, чтобы после ходить на концерты бесплатно.
Обиженный “сантехник” куда-то слинял, и Ольга смогла оставить свой пост.
- Клэп, ты долго ещё? – спросила она.
- Не очень. Сейчас отстрою нас, потом выстрою “разогревщиков” и после этого готов буду тебе отдаться. Ребята, поиграйте что-нибудь втроём! Ну, разумеется, без меня! Не могу же я разорваться!
Когда Клэп закончил настройку, к нему подошёл запыхавшийся и потный Серёга.
- Всё, Клэп, иди, отдыхай. Тебя Ольга ждёт – не дождётся. Я попросил охранника – пульт он покараулит.
- Это хорошо. А то я упрел уже, - ответил Клэп и пошёл за кулисы, на ходу прихлёбывая из фляжки. Вокруг сновал туда-сюда или бесцельно шатался всевозможный народ – музыканты, тусовщики, корреспонденты, ранние зрители – из числа тех, что приходят за час до концерта и весь этот час “отвисают” в баре. Проходя через бар, он едва не столкнулся с одним из них, и тут Клэпа точно ударило током – это его лицо он сегодня видел во сне!
Глава 12
Одновременно с восходом солнца Гарольд и Эльза вошли в Чёрный Лес. И хотя в это время Холмы уже стояли, залитые светом, здесь по-прежнему было сумрачно и сыро. Казалось, будто солнечный свет считал себя лишним в этом царстве мрака и потому старался сюда не заглядывать.
- Каково же здесь ночью! – ошарашенно пробормотала Эльза. Они шли по узкой, еле заметной тропинке, и со всех сторон их окружали искривлённые, перекрученные ветви, стволы и торчащие из земли корни, словно застывшие в страшной агонии – как если бы деревья, пронизанные болью и охваченные ужасом, хотели вырваться и убежать отсюда, но не смогли.
Под ногами противно хлюпало, порой оттуда раздавалось что-то, похожее на стон, и при каждом таком звуке Эльза невольно вздрагивала.
- Мне кажется, что за нами следят, - прошептала она.
- Конечно, следят. Ведь мы – в Чёрном Лесу, а Чёрный Лес полон глаз. Равно как и ушей.
- Странник, смотри, куда прёшь! – нечто длинное, кольчатое, в две, а то и три крепких мужских руки толщиной, неспешно сползло с тропы и с видом глубочайшего возмущения поползло вглубь леса.
- Это Червяк, - пояснил Гарольд, - один из моих старых знакомых. Он не умеет кусаться и поэтому комплексует – ему всё время мерещится, будто все хотят его раздавить.
- Раздавишь такого, - хмыкнула девушка, глядя, как мощное, ядовито-жёлтое тело исчезает среди корней. На тропу выскочило шарообразное всклокоченное существо с единственным глазом и злобно заверещало. После чего ускакало на двух тонких лапках, выпустив напоследок облачко зловонного белёсого дыма.
- Их здесь много. Жуткие скандалисты, но не опасны. Вообще, здешние обитатели в большинстве своём почти безобидны, хотя вот про этих я бы так не сказал, - и Гарольд указал на Красную Змею, болтавшуюся поперёк толстой ветки. С виду она казалась совершенно безжизненной, словно её постирали и повесили на ветку сушиться. Однако, заметив путников, Змея подняла голову и зашипела.
- Главное – не подходить к ней близко, и тогда всё будет в порядке.
Позади них послышались топот, хруст ломающихся ветвей и пыхтение – через лес ломилось что-то очень большое и, вероятно, страшное.
- Странник, что это? – шёпотом спросила Эльза.
- Местная жительница. Абсолютно безвредна, но лучше, всё-таки, уступить ей дорогу.
Он взял Эльзу за локоть, и они отошли под сень одного из перекорёженных деревьев. Звуки приближались. Эльза боролась с желанием либо взяться за лук, либо вообще бежать куда подальше.
Наконец, мимо них, пыхтя, сопя и топая своими ножищами, пронеслась чудовищных размеров женщина. На ней была юбка из какого-то странного материала, грохотавшая при каждом шаге, как жесть. Огромные обнажённые груди, свисавшие до самого пояса, болтались из стороны в сторону.
- Гадская Кормилица, - сообщил Гарольд Эльзе, - воплощение доброты вполне в духе Чёрного Леса. Она ухаживает за Красными Змеями и кормит их Змеёнышей грудью, за что они её регулярно кусают. Но ей хоть бы что.
Дальше им встретились: слепой белый волк, вообще не имевший глаз, голая крыса с кривым ядовитым шипом на хвосте и сборище неестественно бледных, отливающих синевой упыреподобных созданий, с завываниями водивших хоровод вокруг здоровенной и сонной рогатой жабы. Время от времени жаба просыпалась, выстрелив языком, хватала одного из них, пожирала и засыпала снова.
- Мерзость какая! – поморщилась Эльза. – Далеко нам ещё?
- Не думаю. Освальд должен вот-вот появиться.
- Я здесь, ваше княжеское высочество, - раздалось возле самого Эльзиного уха. От неожиданности она отпрянула, чуть не сбив Гарольда с ног.
Если Мэгги напоминала летучую мышь, то в Освальде чувствовалось что-то кошачье. Томной плавностью движений и вкрадчивостью мурлыкающего голоса он походил на кота из сказки, но не на того кота, который, если его почесать за ухом, начинает рассказывать байки. Это был кот, способный в любой момент без предупреждения вонзить клыки в горло.
- Какая прелестная юная леди! – промурлыкал Освальд, облизываясь.
- Я не пища, - угрожающе ответила Эльза, давая понять, что не потерпит в отношении себя подобных намёков.
- Я же предупреждал, что у Освальда непривычные манеры, - засмеялся Гарольд. – Это всего лишь наигалантнейшее ухаживание по-торесовски. Но у нас очень мало времени. Освальд, я решил, всё-таки, воспользоваться правами, которые даёт мне мой титул. Собери войско и приведи его к Скале.
- Как быстро?
- До заката.
- Времени действительно мало, - Освальд лениво потянулся, - поэтому не буду терять его понапрасну. Но это хорошая новость, князь. Аристократия деградирует без войны.
Он удалился, возбуждённо размахивая хвостом.
- И ты думаешь, он успеет? – усомнилась Эльза.
- Успеет, - уверенно сказал Гарольд. – Мы будем на месте часов через восемь, но я готов держать пари, что Освальд и армия Тореса окажутся там раньше нас.
Глава 13
В обеих гримёрках яблоку негде было упасть, да оно бы и не упало, поскольку топор – и тот можно было повесить вполне надёжно. Клэп потолкался и в одной, и в другой, убедился, что его инструмент тщательно стережёт бдительное око Трэша, и, не обнаружив в гримёрках ни Ольги, ни места, где можно приткнуться, вышел на лестницу. С ним явно творилось что-то странное. Он понимал, что сейчас совершенно не время в этом всём разбираться, но опасался, что другого времени просто может не быть.
До сих пор, находясь в Обитаемом Мире, Клэп не так много внимания обращал на Отражённый Свет. То есть, конечно, он знал, что он – Нелюдь, что его как бы двое, но своё двуединство ощущал как две разные роли в двух разных пьесах. Здесь он играл пьяницу-музыканта, там – Странника, что тоже немногим лучше. Обе роли соприкасались, поскольку он играл их одновременно, но никогда не смешивались. Возможно, это само сознание, чувствуя свою неспособность воспринять подобную двойственность и не расколоться, воздвигало защитный барьер и ставило предохранитель, самосохраняясь при помощи самопомрачения. Но что-то случилось, и схема защиты вышла из строя. Что – Клэп не знал, но смутно догадывался – именно встреча в баре каким-то образом способствовала тому, что предохранитель сгорел.
“Но если и то, и другое – лишь роли”, - подумал Клэп, - “где-то ведь должен быть “я-настоящий”, “я-актёр”! И почему я его не знаю – может быть, потому, что слишком увлёкся ролями, вжился в них?” И тут он внезапно понял: “он-третий” - это тоже своего рода роль, и она – объединение двух ролей.
“Я-третий” - это не “я-актёр”, - с потрясающей ясностью вспыхнуло в нём. – “Это что-то неизмеримо большее. Это место встречи Миров, место, где грань между ними истончается до предела или даже совсем исчезает!” Ему пришло в голову, что нечто подобное он где-то читал, возможно, у столь любимого им Стивена Кинга, и вспомнил свой пьяный спор с Джонни – в один из периодов, когда Джонни вдруг становился водкопьющим.
Джонни, вообще, был парень серьёзный, беллетристику не признавал. Почитывал он Папюса и Кастанеду, утверждая при этом, что Папюс – мошенник, а Кастанеда через слово “свистит”. Клэп же с пеной у рта доказывал, что в иных, казалось бы, несерьёзных книгах встречаются не только крупицы, но целые пласты истины, скрытые хитросплетениями сюжета и нашей же собственной ограниченностью.
“Так он тогда ни черта и не понял”, - усмехнулся Клэп. - “А я вот сейчас понимаю, что одно из двух – либо оба моих “я” стоят на пороге великого озарения, либо “я” по имени “Клэп” скоро отправиться на длительные каникулы в психушку”.
Из раздумий его вывела Ольга.
- Вот ты, оказывается, где! А мне сказали, что ты в баре. Только что же нам делать? Гримёрки забиты, причём, непонятно кем.
- Давай прямо здесь, - сказал Клэп, - какая нам разница?
- Здесь света мало. Ну, да ладно, как-нибудь справлюсь, - она принялась доставать из сумки грим, подводку, кисточки-ваточки и прочий мордорисовальный инвентарь, раскладывая его на ступеньках. – Что не закрасится, то утрируем, и будет…
- Индейская боевая раскраска, - сострил он и внезапно заметил, что бетонный пол превращается в раскалённый песок, и он уже не сидит на ступеньках, а бредёт по Пустыне, увязая в песке.
- Не ёрзай! – прикрикнула Ольга. – А то я тебе так и глаз могу выткнуть!
Появился Серёга. Почему-то на нём были латы и старый, помятый в сражениях шлем.
- Давайте скорее – ребята заканчивают. Ещё пара песен – и всё. Клэп, обалдеть можно! Народу в зале – битком, снимать будут четыре телеканала, и эти денежные парни – тоже здесь. Не подведи!
- Куда мне деваться – не подведу, - ответил он, нащупав у пояса рукоять меча. Всё вдруг стало естественным и вполне совместимым – и меч, и Серёгин наряд, и четыре телеканала. “Странники ещё не подошли”, - пролетая над ним, сообщила Мэгги. – “Освальд на подходе, но прежде, чем он подоспеет, основной удар обрушится на тебя”.
- Серёга, иди за пульт. Если что “зафонит” – приберёшь. Входы я подписал. Оля, бросай – пусть будет, как будет.
Он встал. Свинцовая тяжесть давила на плечи, ноги казались чугунными.
- Ребята, пошли за кулисы. У всех всё настроено? Шнуры не порастеряли?
- Странник, держи! – Эльза протянула ему бутылку с ведьминским снадобьем. – Это поможет.
“Вермут как вермут”, - подумал Клэп, сделав три крупных глотка. Взял из рук Трэша гитару и шагнул на сцену. Зал был действительно набит под завязку. Солнце давно должно было сесть, но, почему-то, жарило невыносимо. Хотя, может быть, это были прожекторы.
Первую песню они едва не завалили. Трэш, как обычно, замедлил ритм, Клэп перепутал куплеты, Алик запутался в соло. Но ничего, выкрутился – сделал вид, что импровизирует.
“Надо собраться – иначе сметут. Освальд ещё неизвестно, когда подойдёт – видимо, Дара была права, и войско передралось в походе”, - подумал Клэп и сказал в микрофон:
- Серёга, голоса мне добавь в мониторы. Третий канал, уровень монитора – пятая ручка снизу.
Под ногами заполыхала сцена. “А вот пиротехнику я не заказывал”. Вокруг него бесновались какие-то демонические существа, визжа дикими голосами. Пьяный в маму “сантехник”, вопя, рвался к пульту.
Клэп кивнул Трэшу, и тот начал отсчёт. Одновременно вступили Бустер и клэповская гитара, затем с пронзительной “ми” леший знает, какой октавы, въехал Алик. “А ведь звучим! Атакуем!” - облегчённо вздохнул Клэп и увидел в зале, а, может, на поле битвы то самое лицо, мелькнувшее несколько раз во сне и один раз в баре.
“Арнольд – лжепринц Запредельности!” - вспомнил он. “Гарольд, Странник, князь Тореса!” - воскликнул тот. Клэп, слившись с Гарольдом, бросился к нему с занесённым для удара мечом, оставаясь при этом на месте и продолжая играть. Но меч прошёл сквозь Арнольда, как сквозь голограмму, не причинив никакого вреда.
Рядом с Гарольдом-Клэпом встала Эльза, держа в одной руке лук, а в другой – микрофон. “Женский бэк-вокал – это, конечно, круто. Только как же без репетиций?!”
- Смотри! – сказала Эльза. Задняя часть зала исчезла, вместо неё появились Холмы, на вершинах которых застыли, как изваяния, десять призрачных фигур – девять Старших Хранителей и Наблюдатель. Чуть ниже пристроился телеоператор.
На середине следующей песни в зал ворвалось войско Тореса и вступило в битву с белыми демонами, очень похожими на агафуровских санитаров. Электрик-сантехник упал, поражённый не то алкоголем, не то стрелой Эльзы. “Клэп, давай! Мы тебя хотим!” - скандировала перед сценой стая поклонниц. Откуда-то выскочил Вовка. “Усилитель дымит!” - крикнул он Клэпу и убежал. За спиной возник Освальд и шепнул:
- Мы почти разбиты. Если Странники не успеют – хана!
Клэп отошёл за кулисы, вытащил фляжку. “Один раз в истории Миров и топор стреляет”, - скаламбурил он.
- Ребята, поехали дальше! – и взял “ля-минор”. И когда Алик снова заиграл соло, Гарольд-Клэп, он же князь Тореса, вычислив в гуще битвы лицо Арнольда, изо всех сил ударил по нему топором.
Зал раскололся пополам. Нет, это раскололась фигура Арнольда, а также Скала за ней.
- Последний вздох! – завопила Мэгги. – Есть! Поймала!
Топор в руках Гарольда выглядел так, как будто им рубанули высоковольтный провод. Точнее, он просто таял, испарялся, пройдя до конца свой Путь.
Клэп снял гитару и подошёл к колонкам. Часть из них глухо молчала. “Сгорел-таки, падла!” - подумал он.
- Ещё давайте! Ещё! – требовал зал.
- Алик, Бустер – последнюю, на бис! Трэш, отсчёт!
Когда они доиграли, зал всё равно не хотел их отпускать. Но Клэп помотал головой – мол, хватит, и так аппарат угробили. Неожиданно он почувствовал страшную слабость – ноги совсем не держали.
- Трэш, побудь ещё моим оруженосцем, - попросил Клэп, отдавая Трэшу гитару. И, сходя со сцены, грохнулся в обморок.
_______________
- Странник, хорош притворяться! Вставай! – он открыл глаза и увидел Эльзу, рядом с ней – Дару, а ещё – ослепительную корону у Дары на голове. “Так вот она кто в своей третьей роли – Королева Запредельности!”
- Ты был просто великолепен! – похвалила Дара. – Между прочим, в Обитаемом Мире я живу на бывшей Ленина, пять, квартира двенадцать. Заходи – в очередной раз познакомимся.
Она ушла. Вместо неё подошёл Освальд.
- Вот что я тебе скажу, князь: шоу-бизнес требует жертв. Поставил бы ты себе искусственные клыки – хоть на полдюйма подлиннее твоих. Майкл Джексон имиджа ради вон сколько пластических операций перенёс, а ты нормальные зубы не хочешь вставить!
Исчез и этот.
- Эльза, ты тоже сейчас сбежишь?
- Не сбегу, - ответила она.
- Так ты нашла свой Путь?
Эльза кивнула.
- Похоже, я и, правда – твой Спутник. В любом из Миров – в том, в котором я тебе больше всего буду нужна.
Тут только Клэп заметил, что лежит в гримёрке, и, кроме них, в ней полно народа – Серёга, Ольга, Джонни, Алик, Бустер, Трэш и ещё несколько человек.
- Парни, это было просто потрясающе! – распространялся Серёга. – Так вы ещё никогда не работали!
- Смотрите-ка, Клэп очнулся! – крикнул Трэш
- Клэп, поехали отмечать! И подружку свою с собой забирай!
- Ну, что – поехали, что ли? – прищурившись, спросил он Эльзу. – Как-никак, а, всё-таки, Путь зовёт!
Часть вторая
ДВЕРЬ В НИОТКУДА
Глава 1
Затесавшись среди сухо потрескивающих сосновых сучьев, злобно шипело в костре сырое полено. В алюминиевой кастрюльке, заменяющей котелок, заваривался крепкий чай. Было уже поздно и, соответственно, темно. Юркие, будто зверьки, язычки пламени, снующие между дровами, отбрасывали скупые и вкрадчивые блики на сосновые стволы, на кучку приготовленного на ночь порубленного сушняка, на лежащую в стороне поклажу и на лица двоих, сидящих возле костра.
Впрочем, сидел из них только один, прислонившись спиной к дереву. Другой полулежал, опираясь на локоть, и задумчиво смотрел в огонь. В его внешности неуловимо присутствовала что-то древнерусско-былинное – крепко сколоченная фигура, рыжеватые волосы, бородка. Не сказать, что Илья Муромец, но… Его экипировка, выдающая бывалого лесовика, то есть полинявший “камуфляж”, высокие ботинки на шнуровке – “берцы”, небольшой, компактный, тоже не новый рюкзак - всё это совсем не портило былинного впечатления. Этакий осовремененный ратоборец, отдыхающий возле костра. Слегка затуманенный взгляд вносил ещё одно дополнение - ратоборец, балующийся на отдыхе анашой.
Второй был иным – темноволосым и смуглым. Невысокий и худощавый, но жилистый, он вызывал ассоциации с натянутой не то пружиной, не то струной. Даже сейчас он сидел совершенно прямо, словно поставив перед собой задачу ни при каких обстоятельствах не расслабляться. Если анашой он и баловался, то на его по-восточному непроницаемом лице это не отражалось. Одет он был, как и первый, тоже по-лесному, без каких-либо кричаще-ярких цветов, так любимых современными туристами, точнее, фирмами по производству снаряжения.
- Но, Радж, ты ведь не станешь отрицать, что аномалия существует? -приподнявшись на локте, спросил вдруг “ратоборец”. Радж еле заметно пожал плечами.
- Существует, не существует – какая мне разница? Это ты аномалию ищешь. А я ищу гармонии – согласия с собой и с окружающим миром.
- Но факты, Радж, факты! – не унимался первый. – Прикинь – вошла баба в лес, на пятачок площадью от силы гектар. Заблудиться, вроде бы, невозможно: на севере – дорога, на юге – просека. По ней люди тоже частенько ходят. А вышла баба аж через две недели и ничего не помнит.
- Ты, Джонни, будто сам не знаешь, сколько идиотов по лесу шарится! – Радж презрительно усмехнулся. – Тех вон двоих с весны ищут и вряд ли найдут. Я бы вообще в лес пускал только по окончании курсов с выдачей прав, как на вождение автомобиля. А то одни лес поганят, другие теряются.
- А слышал про мужиков, которые всадников видели? В кольчугах и шлемах? Всадники, в смысле, в кольчугах, а не мужики. Тоже ведь, недалеко от того места.
- Горячка у мужиков твоих. Белая. Они там что делали? Водку пили. Ну, и привиделось.
- У всех троих горячка?! И галлюцинации одинаковые?
Радж опять усмехнулся, на этот раз снисходительно:
- Что тут удивительного? Один заорал – мол, всадников вижу! – остальные поверили. А ты и решил – дверь в параллельный мир!
Джонни покраснел.
- Почему сразу – “параллельный мир”? Пока что это просто аномальная зона. А что она такое – ни ты, ни я не знаем. Значит, надо узнать. Ведь единственные, кто там был – дети, глупые бабы да пьяные мужики, которые и до параллельных миров бы не додумались, поскольку дешёвой фантастики – и той не читают. А, между прочим, существование параллельных миров теоретически допустимо.
Теперь Радж сухо рассмеялся.
- Знал я одного кадра. Он всех желающих в параллельные миры отправлял – в любые, по выбору. Причём, за деньги. Такой бизнес открыл – чуть ли не с оформлением виз.
- И что?
- Да что! Собрал группу, завёл в какую-то дыру и бросил. Потом несостоявшиеся эмигранты его нашли. Пинали долго.
- Это, случайно, не пару лет назад было?
- Да, пожалуй.
- Я тоже что-то подобное слышал. Тогда многие на этой ерунде сбрендили, на бегстве от реальности. А ты существования других миров не допускаешь даже теоретически?
- Теоретически допустить можно всё, - Радж не выдержал и переменил позу, задрав ноги к подбородку. – Если считать, что реальность – иллюзия, то всё становится просто. Меняешь иллюзию – меняешь мир. Вообще, ты на эти темы лучше с Клэпом поговори. Он, как выпьет, любит поразглагольствовать.
Джонни нахмурился.
- С Клэпом не поговоришь. Он стал совсем невменяемым.
- А ты его когда-нибудь вменяемым видел? Тоже всё ищет свой параллельный мир – в стакане.
- Не в этом дело, Радж, - Джонни сел. – Когда мы с ним на двоих квартиру снимали, он ещё, можно сказать, нормальным был. Гнал, конечно, гусей по пьяни, но за пределы не выходил. А теперь…
- Чертей гоняет? – иронично спросил Радж.
- Если б только чертей! Знаешь, он мне как-то после концерта втирал – пьяный, конечно, – что-то вроде того, что то ли он – не он, то ли он одновременно и он, и не он. В общем, всё в этом духе. Я-то тогда подумал – переклинило парня, а сейчас начинает казаться, - Джонни понизил голос, - что он действительно не человек.
- Попей столько - свиньёй станешь!
- Я к нему неделю назад захожу, - не оценил юмора Джонни, - дверь не заперта. Сидит он в прострации, рядом бутылка полупустая. Всю свою коллекцию ножей вытащил, сидит и ножики в дверь кидает.
- Занятие, вполне достойное джентльмена в состоянии сплина, - заметил Радж.
- Подожди, не перебивай. Я вижу, что пьян он в дугу, в корягу, в умат – словом, совсем никакой. А ножики, тем не менее, летят так ровненько и так аккуратненько в дверь втыкаются. И втыкаются не как попало, а образуют на двери какой-то странный узор – что-то среднее между разогнутой спиралью и басовым ключом, только без точек. Каково, а?
- Ещё одна аномалия, на сей раз двуногая? Вернее, аномалия на четвереньках и рылом в салате.
- Радж, а если серьёзно? Человек полутора слов связать не может, только мычит, и при этом занимается фигурным метанием ножей!
- Я, Джонни, не психиатр. Говорят, будто умалишённые и не такие штуки откалывают. Сходи в библиотеку, если хочешь, в раздел медлитературы.
- А теперь слушай дальше. Меня Клэп минут пять попросту не замечал. Смотрит сквозь меня, словно я оконное стекло. Хлебнёт из бутылки – кинет ножик, кинет – снова хлебнёт. И вдруг – заметил. Завопил, как резаный, и швырнул в меня ножом. Я едва отскочил.
- А я тебе что говорил? Делирий. Принял тебя за чёрта с рогами. Был бы христианином – креститься бы начал.
- И ещё одна интересность. Отскочил я и вижу – лезет откуда-то из-под стола крыса, здоровенная такая, серая. Вылезла, села посреди комнаты и на меня смотрит. Мне даже жутковато стало. А она всё смотрит и смотрит, и так, знаешь, предупреждающе – мол, уходи подобру-поздорову. Ну, я и не стал задерживаться.
- Пещерный ты человек, Джонни. Как, впрочем, подавляющее большинство. Дух это был, что ли, в крысином образе? Ты, конечно, в этом сейчас ни за что не признаешься, но тогда ты примерно так и решил, спорить готов – на пакет травы. Да толку-то спорить! У вас, современных пещерных людей, есть такая особенность – во всём видеть сверхъестественное, но стесняться это признать. А причина – в отсутствии веры, чего-то основополагающего. Философского и этического стержня. Отчего индусы не спиваются, не скуриваются и с ума не сходят, а вместо этого достигают поистине фантастической концентрации воли? Вот-вот! А вы всё ищете что-то – параллельные миры, аномалии, или роетесь, как в бабушкином сундуке, в собственном подсознании – какого бы ещё монстра оттуда вытащить? Мне это чем-то напоминает старый анекдот – постучал себя по голове и услышал: “Войдите!”. Но не вошёл – мало ли кого там можно встретить? А Клэп вошёл и выйти теперь не может. Да что уж там! Он всю жизнь своё сумасшествие холил, лелеял, высиживал, носил, словно орден. Вот и свихнулся.
Джонни тем временем достал папиросу, аккуратно вытряхнул табак в жестяную коробочку – табак в лесу следует беречь – и принялся забивать. Забил, раскурил и передал косяк Раджу.
- Слушай, а что ж ты тогда, такой правильный и просветлённый, отправился со мной искать аномалию? – выпуская дым, спросил он. Радж глубоко затянулся, на добрых три минуты задержал дыхание, потом сдул пепел, передал косяк Джонни и лишь после этого ответил:
- Я ведь уже говорил – мне твоя аномалия до фонаря. Просто я в лесу подзаряжаюсь энергией.
Совершенно беззвучно из темноты появилась призрачная, полупрозрачная фигура. Так же бесшумно прошла прямо через костёр, не сдвинув с места ни единой головешки, и скрылась в том направлении, в каком (если верить Джонни) должна была находиться предполагаемая аномалия.
- Ты видел? – шёпотом спросил Джонни.
- Кажется, да, - тихо ответил Радж.
- Радж, пусть меня назовут мусульманином… мормоном, солипсистом, марксистом! Кем угодно, если это был не Клэп!
Глава 2
Клэп. Обитаемый мир.
… Я иду. Я постоянно куда-то иду. Во сне, наяву, в полубреду – но иду. Иду и никак не могу никуда прийти. Наверное, я хожу по кругу. Или просто топчусь на месте.
Сам сперва не понял, что меня так подбросило – вскочил, как ужаленный. Телефон? Нет, телефон не звонил. Никто не звонил. Сначала ещё звонили, а теперь не звонят. Да и к лешему их! Можно подумать, я по кому-то соскучился!
Хотя, может быть, по кому-то почти соскучился. Это я насчёт Эльзы. Зря я её, наверное, обидел. Или не зря – пускай не лезет не в свои дела. Тоже мне, моралистка выискалась! Не так сидишь, не так свистишь! Не так живёшь, зачем пьёшь! На себя бы посмотрела! Крутит хвостом, как пропеллером, да ещё повадилась таскать ко мне кого попало. Где она только подобных типов находит? Один этот гуру просветлённый чего стоит! Выжрал последнюю заварку, всю квартиру грязными носками провонял. Будто мне от своих носков вони мало! Правда, своё-то говно не пахнет.
Алик – тот просто сволочь. Предал, можно сказать. Кинул. Швырнул. Не может он, видите ли, с алкашом в одной группе играть! Вообразил себя Карлосом Сантаной! Джимми Хендрикса кусок! Да таких гитаристов, как он, - пучок на пятак на колхозном рынке. Ну, сорвал я пару концертов! Подумаешь! Это всего лишь предлог. На самом-то деле всё из-за Эльзы. Что я – слепой, что ли? Не видел я будто, какими слащавыми глазёнками он на неё смотрел!
К лешему всех их, к лешему! И что это я про них вспомнил? Мне и без них проблем хватает. Вот и первая проблема на очереди – осталось ли хоть что-нибудь в бутылке? Стыдно признаться, но я уже месяца три каждое утро без глотка просто встать не могу. Стыдно, но от правды не уйдёшь. Вон она, правда – на донышке плещется. Ладно, для того, чтобы проснуться, этой “правды” хватит. После ещё схожу.
Хлебнул я и понял, с чего подскочил. Так и есть – Знак потух. На четвёртый раз его зажечь вряд ли удастся, придётся новый рисовать. Притом, срочно. Потому как, если Знак потух, это значит, что Они вот-вот припрутся. Под столом уже, кажется, кто-то ворочается. Только бы не Карлик!
Так я и не разобрался, сколько Их. Разберёшься тут, когда Они постоянно меняются. Знак-то Их не пускает, но лишь пока светится. А светится он недолго. И тогда Они приходят.
Вообще-то, я Их не боюсь. Просто противно. Точнее, никого из Них не боюсь, кроме Карлика. Этот-то точно меня как-нибудь во сне прирежет, когда Знак опять погаснет. Или придушит – лапищи у него, как у гинеколога.
Слава всем чертям, это пока не Карлик. Это Ёжики. Ёжики – они вредные. Они топочут и воруют водку. На кой им водка? Насколько я знаю, они её, как и настоящие ежи, не пьют. Наверное, из вредности воруют. А Крыса Ёжики боятся, потому что он – настоящий, а они – нет. Крыс – он классный, он охраняет меня от Ёжиков. И будит, если тухнет Знак, и являются Другие.
Но уже несколько дней его не видать. И кусок хлеба у норы засох. Неужели, дурачок, нажрался где-то отравы? Если так, то выходит, что я остался один. Один на один с Ними.
Карлик боится барабана. Забавно – Ёжики боятся Крыса, я – Карлика, а Карлик – барабана. Стоит взяться за барабан, как его тут же уносит. Ему это – как серпом по яйцам. Но я не могу одновременно спать и бить в барабан. А не спать круглые сутки и постоянно бить в барабан я тоже не могу. И это – ещё одна проблема.
Да, нужно нарисовать Знак. Иначе придут. Все придут – и эти, Бесформенные, и Другие, и Ёжики, и Карлик. Конечно, когда я не сплю, мне и Карлик - по барабану, но, всё же… А кто-то, похоже, уже приходил – ножи из двери повыдёргивал. И кучей на полу свалил.
Я поднял один нож и метнул в середину потухшего Знака. Этого хватит минут на пять – успею отлить и покурить. Ан нет, не успею – кто-то в комнате есть, кроме Ёжиков и меня. Это не Крыс. И не Карлик. Это она.
Она вошла без стука – зачем ей стучать? Я знал её раньше – в другой жизни. Во сне.
- Дара? – спросил я. – Не верю. Тебя здесь нет. Тебя здесь не может быть.
Она подошла к окну и отдёрнула штору. В глаза мне ударил свет. Ну и срач! Пепельница опрокинута – это работа Ёжиков. Под столом – батарея бутылок. По всем стенам неопрятными пятнами копоти чернеют потухшие Знаки.
- Да, - сказала она, - Эльза не ошиблась. Всё ещё хуже, чем я думала.
Несмотря на дневной свет, она казалась почти настоящей, и это усиливало ощущение неправдоподобности. Почти такой же настоящей, как Крыс. Она выдернула нож из Знака, приложила к Знаку ладонь, и он засветился. Ёжики с кавалерийским топотом бросились в тёмный угол. Она проводила их неприязненным взглядом.
- Развёл антисанитарию! Скоро гоблины заведутся. Гарольд, ты подыхаешь!
Гарольд? Разве меня зовут Гарольд?
- Тебя нет, - упрямо ответил я.
- Это тебя уже почти нет! Собери в кучу остатки мозгов и слушай. Эльза сказала мне, что с тобой что-то не так. Я попробовала выйти на тебя там – не получилось. Ты исчез!
- Никуда я не исчез. Вот он, я – на диване сижу.
- На диване сидит только часть тебя, и не самая лучшая. И если ты ничего не предпримешь – тебе конец.
- Теперь ты мне морали будешь читать?
- Морали читать некогда. Иди туда и ищи себя там.
Я начал что-то припоминать. Что есть какое-то “там”, и в этом “там” где-то есть какой-то я, и там со мной что-то случилось. Начал припоминать, или просто сходить с ума. В обоих случаях я ничего не терял.
- Как тебе удалось зажечь Знак? – спросил я. – Он на четвёртый раз не зажигается.
Едва заметным движением головы она отбросила со лба чёлку (мне всегда нравился этот её жест) и усмехнулась – так же едва заметно, одними уголками губ.
- Дурное дело – нехитрое. Дурное потому, что Знак твой дважды бесполезен. Что толку от ключа, вырезанного из бумаги, особенно если не знаешь, где находится дверь!
- Никогда не был любителем шарад, - ответил я.
- Это не шарада. Это формула.
Я почувствовал острую потребность выпить. Пускай формула – да пускай хоть квадратный трёхчлен! – но разве ж можно меня так загружать, когда мои мозги находятся в сжиженном состоянии?!
Но она, похоже, решила сделать их газообразными:
- Ни одна половина тебя не может сама по себе в полной мере воспользоваться Знаком, а ты сейчас более чем когда-либо располовинен.
Из всего этого до меня дошло только то, что Знаки я буду рисовать до бесконечности, и они постоянно будут гаснуть. А это значит, что от Этих мне до конца жизни не избавиться.
- Ты, как все Странники, таскаешь в себе свой персональный ад, - сказала Дара. – А если учесть твою способность к материализации, то можно предположить, что выпущенную тобой нечисть уже видят люди.
- Ты предлагаешь мне заняться отловом собственной нечисти с последующим запихиванием её обратно?
Она на мгновение задумалась и серьёзно ответила:
- Это займёт слишком много времени и, вдобавок, ничего не изменит. Есть только один способ – снова сделать то, что ты сделал два года назад.
“Здрасьте!”, - подумал я. – “Сначала шарады, теперь загадки. Видимо, далее по плану – кроссворды, эрудит-лото и “Что? Где? Когда?”. Что я мог сделать такого два года назад? Беспримерно напиться? Подраться с Аликом? Трахнуться с негром? Нет, с неграми я не трахался, я не Эдичка Лимонов. Что ещё? Что было два года назад? Репетиции, концерты, пьянки – до, после и во время. Запись альбома. Хроническое безденежье. Странные сны. Два года назад я познакомился с Эльзой. Не помню, где и когда. Наверное, после концерта. Или на дискотеке".
- Вспомнил? – спросила Дара.
- Ничего я не вспомнил. Нечего мне вспоминать! – раздражённо ответил я, фиксируя останками сознания продолжающееся испарение мозгов.
- Ты тогда как-то сумел объединить обе твои личности, правда, на непродолжительное время. Но это дало тебе Силу, позволившую совершить немыслимое.
Странные сны… Да, в то время я видел очень странные сны.
Видимо, я произнёс это вслух, потому что она снова мимолётно усмехнулась:
- Сны? Ты считаешь, что это – сны? Ладно, придётся тебе немного помочь, - и она протянула в мою сторону раскрытую ладонь.
Это было, как удар. Удар армейским ботинком в переносицу. Но… я вспомнил!.. Я словно проснулся. Не скажу, что это было очень приятным ощущением, но, когда приходишь в себя после отключки, всегда начинаешь воспринимать, помимо звуков, запахов, зрительных образов, ещё и боль. Боль от сломанного ребра, разбитого носа, вывихнутой руки и сознания того, что ты, как последний дурак, почти позволил себя убить. А боль отрезвляет.
- Но я не представляю, как это тогда у меня вышло! – закричал я. – Я не умею этого делать!
Дара вздохнула.
- Значит, мне тоже предстоит кое-что совершить во второй раз. Я знаю, что не должна вмешиваться в естественный ход событий, но, почему-то, опять не могу не вмешаться.
Яркая вспышка в сознании. Взрыв. Граммов двести тротила. Нынче тротил – на вес. Взвесьте мне, пожалуйста, ещё полкилограммчика!
- Эльза! – воскликнул я. – Где она?
- Без понятия. Она примчалась, как угорелая, сказала, что ты – скотина, и унеслась. Мне не удалось её удержать.
Знак полыхал феерическими огнями, пытаясь прожечь стену, и мне почудилось, что в его центре происходит какое-то движение. Спираль пульсировала, сжимаясь и разжимаясь, выпускала похожие на щупальца протуберанцы, сияла и переливалась. Я не мог оторвать взгляд от этого зрелища.
- Я отправлю тебя через Знак, - сказала Дара, - и две твои Сути объединятся там, где сейчас погибает одна из них. Это единственное, что я могу сделать. Но я уверена – у тебя всё получится.
Она положила ладонь мне на лоб. Однажды мне случилось угодить под электрошокер, так вот, электрошокер по сравнению с этим показался бы оздоровительным массажем. Я видел, как стены становятся прозрачными и исчезают, предметы теряют облик и форму, а Знак заполняет всё, что можно назвать пространством, и затягивает меня в бешеную пляску протуберанцев. Я слышал, как нарастает и рвёт барабанные перепонки оглушительный рёв. Так, вероятно, должна реветь турбина диаметром километров в сто.
Но, перекрывая рёв, до меня всё же донёсся голос Дары:
- Скорее всего, она отправилась в Мёртвые Миры. Найди её, Гарольд!
Глава 3
К полудню Джонни почувствовал, что начал уставать. Ещё бы! Тут и лось бы притомился. К усталости примешивалось раздражение. Решили (притом, с его подачи!) пренебречь старинным правилом, гласящим, что в лесу самый прямой путь редко оказывается самым коротким. Ну, вот – пренебрегли. Пошли напрямик. И залезли в болото.
Идти приходилось то по колено в воде, то по опасно проседающему под ногами тонкому слою молодого торфа. Вскоре торф сменился хитросплетением полусгнившего бурелома, предательски замаскированного шапками болотной травы. Под буреломом хлюпала вода, и, когда очередное прогнившее бревно с тихим сырым хрустом ломалось под тяжестью тела, Джонни оказывался по пояс в болотной жиже. Передвижение по столь пересечённой местности сулило, к тому же, одну из двух одинаково приятных перспектив – либо переломать ноги, либо повесить собственные яйца на какой-нибудь сучок. Ещё нужно было следить за тем, чтобы ненароком не наступить на гадючий хвост, поскольку гадюк здесь на квадратный метр приходилось больше, чем в любом серпентарии. Местные гадюки пребывали (до поры – до времени) в самом благодушном и ленивом расположении духа и уползать с дороги не торопились. Комариные стаи гудели, как два десятка высоковольтных линий в дождь.
- Сусанин! – тоном утопающего оккупанта сказал Радж.
- При чём тут Сусанин! Сроду здесь никакого болота не было! – огрызнулся Джонни. – И на карте его нет!
На карте болота действительно не было. Но, судя по трухлявому бурелому, торфу, зарослям камыша и осоки высотой в человеческий рост, появилось оно явно не вчера. Что делать! Даже такую карту, с приближением к реальности плюс-минус один миллион двести тысяч, достать сложнее, чем карту Острова Сокровищ. А что касается карты, на которой были бы отмечены все вырубки, заросшие просеки, брошенные охотничьи избушки и болота – так это уже нечто из области ненаучной фантастики.
Вдобавок ко всем вышеперечисленным удовольствиям, у Джонни никак не шло из головы ночное происшествие. Он был твёрдо убеждён, что необъяснимых явлений не существует. Есть только явления необъяснённые. Они будоражат исследовательские умы, вызывая в них вполне понятное возбуждение – возбуждение потенциальных первооткрывателей, - и ждут того часа, когда их кто-нибудь объяснит. Вчерашнее явление объяснению упорно не поддавалось. Идёт себе через костёр полупрозрачный глюк, и этот глюк как две капли воды похож на Клэпа, упомянутого не более десяти минут назад! Воистину, приходит на ум что-то наподобие народной мудрости “не поминай чёрта к ночи”.
Джонни покосился на Раджа. Тот вышагивал по болоту, точно журавль, успешно избегая чреватых водными процедурами мест. “Чтоб ты провалился!” – с остервенением подумал Джонни, но сразу же одёрнул себя – в конце концов, Радж не виноват, что весит меньше. Да и злился Джонни вовсе не от того, что Радж не проваливается. Несколько раз Джонни пытался завести с ним разговор насчёт ночного глюка и выяснить, что же, всё-таки, Радж думает по этому поводу, но проклятый индуист лишь отмалчивался либо отшучивался. Оно, конечно, понятно – только что высмеивал пещерные суеверия, а тут – на тебе! Самое что ни на есть суеверие, в полный рост и натуральную величину, прётся напролом и плевать хочет на его, Раджево, мнение!
Джонни вытер рукавом взмокший лоб – рукав немедленно покраснел от крови из раздавленных комаров. Нечего сказать, занесло – если в трясину не угодишь, то живьём съедят. Хотя вон там, вдалеке, вроде бы виднеются сосны. Раз сосны – значит, сухо. Эх, влезть бы на дерево да осмотреться, но где ж его тут найдёшь? На всю округу – одна чахлая берёзка, которая не то что человека – кошку едва ли выдержит.
- Радж, надо правее забирать. Там сосны, - сказал Джонни. Сосны полупрозрачными не казались, и это вселяло надежду. Но, с другой стороны, если уж в этих местах разгуливают клэповские призраки, то можно ожидать чего угодно.
Сосновый бор был настоящим. Отсюда местность круто пошла верх – стали попадаться черничники, выходы на поверхность скальных пород и отдельные валуны. Но, тем не менее, Джонни чувствовал – что-то в этом лесу не так. Наконец, до него дошло – во-первых, напрочь исчезли комары. Конечно, это нельзя было назвать огорчительным обстоятельством, но оно приводило в недоумение. Ветром комаров отогнало? Так ведь ветра нет. Мёртвый штиль. И, во-вторых, полнейшая тишина. Птиц – и тех не слышно. “И ветки под ногами не хрустят!” – с чувством некоторого обалдения сообразил Джонни.
- Радж! – позвал он. – Ты не замечаешь ничего необычного? Эй, Радж! Радж?..
Ему никто не ответил – Радж исчез.
Глава 4.
Ощущение оказалось не случайным – он действительно ходил по кругу. Он – это тот, кто уже не был Гарольдом, и, тем более, уже не мог быть Клэпом. Но он был. Существовал.
Круг тоже был не совсем кругом, хотя с геометрической точки зрения его вполне можно было так назвать. С точки же зрения того, кто по нему ходил, это казалось похожим на край громадного кратера. За пределами кратера не было ничего. Вернее, там была кромешная Пустота. Сам кратер обрамляла узкая полоска ирреальной тверди. Он не знал, что это за твердь, поскольку она была невидимой и едва ощутимой и, судя по всему, не имела физических свойств. Но каким-то образом она его держала.
Он сделал ещё несколько шагов и пришёл к выводу, что ему, всё же, пока стоит продолжать называться Гарольдом, потому как называться в такой ситуации Клэпом – несообразно, а не называться никак – непривычно. Покончив с вопросом “Кто я”, он приступил к решению вопроса “Где я?” и заглянул с этой целью в глубину кратера. То, что он там увидел, не поддавалось описанию человеческим языком. Нечеловеческим, впрочем, тоже, ибо в кратере бурлило, завиваясь спиралью, и переливалось разноцветными огнями ослепительное Ничто. Оно клокотало, пульсировало, засасывая в себя Пустоту, оно казалось одушевлённым, или подчинённым некоему Разуму, или самим Разумом, оставаясь при этом Ничем.
“Вот это я попал!” – подумал он. С одной стороны простиралась Пустота, с другой – зияло разверстой сияющей пастью Ничто, а сам он ходил кругами по непонятно чему.
Время от времени Пустота исторгала из себя предметы, степень бредовости которых обуславливалась, вероятно, степенью белогорячечности породившего их мира. Но, вне зависимости от процента белогорячечности, все предметы постигала одинаковая судьба – сделав несколько кругов над кратером, они по спирали уходили в Ничто. Ему пришло в голову, что, если закон сохранения энергии и вещества одинаков для всех миров, то всё, упавшее в Ничто, не исчезает бесследно – оно неминуемо должно вывалиться где-то по ту сторону, но чего? И непонятно, где и в каком виде.
Высоко в Пустоте летала зелёная рыба. На её боку виднелось написанное арабской вязью неприличное слово. Несколькими витками спустя рыба стала бутылкой. Из бутылки вылетел джинн и шлёпнулся вниз. Ничто смачно чавкнуло. Бутылка попыталась сбежать обратно в Пустоту, превратившись в реактивный снаряд и выпустив из сопла (то есть, из горла) струю раскалённой плазмы, но ей это не удалось, потому как в следующую секунду она превратилась в осиновый кол.
Тот, кто счёл себя Гарольдом, засмотрелся на трансформации бывшей рыбы, и в результате его чуть не сшиб средних размеров метеорит. На метеорите сидел марсианин и курил марсианский бамбук. Гарольд понял, что нужно быть осмотрительней. Если он не свалился в Ничто, бродя по его краю в состоянии сомнамбулизма, то уж совсем глупо было бы свалиться, разглядывая то, чего на самом деле, судя по всему, нет.
Обходя кратер, он сделал ещё одно открытие. Когда Пустота выплёвывала очередной предмет, в ней образовывалась дыра. После дыра затягивалась, но не сразу. А это значило, что если бы достаточно большой предмет вынырнул из Пустоты достаточно близко, то можно было прыгнуть в дыру, и… Оказаться в каком-нибудь мире, избегнув этого бесконечного блуждания между Сциллой-Ничто и Пустотой-Харибдой!
Оставалось лишь дождаться подходящего случая.
Он решил избегать дыр, оставленных предметами, меняющими форму, и предметами космического происхождения. Не хватало ещё очутиться на лишённом воздуха астероиде в компании зелёненьких каннибалов! Но варианты всё время попадались неудачные – либо дыра слишком маленькая, либо слишком далеко от него, либо нечто, оставившее дыру, не внушало доверия, как, например, та отделённая от тела голова, которая летела, захлёбываясь жёлтой пеной и грязными ругательствами. Синяя, пучеглазая, оскаленная голова с тремя ртами и одним фасеточным глазом – она не вызывала никакого желания побывать там, где водятся обладатели подобных голов. А столь родная, знакомая и не сулящая никакого подвоха вещь, как крышка канализационного люка, прорезала Пустоту ребром, и щель закрылась мгновенно.
Довольно близко от Гарольда прорвал Пустоту колёсный пароход и, победно взревев, ринулся в Ничто по прямой. Дыру он проделал большую, но она затянулась проворно и с таким омерзительным чавканьем, что Гарольд с трудом сдержал рвотный позыв. Что-то не понравилось ему и в самом пароходе. Провожая его взглядом, он увидел, что пароход весь источен и облеплен гигантскими белёсыми червями.
Следом за пароходом возник рогатый шлем, немедленно напомнивший о викингах. Что ж, викинги так викинги. С его способностями он вполне мог бы узурпировать власть и объявить себя конунгом. Во всяком случае, это лучше, чем червивый пароход! Но дыра от шлема показалась ему маленькой, и он не стал рисковать.
Наконец, ему повезло. Совсем рядом извергнулся огромный и достаточно нейтральный предмет. Это был обломок скалы, который не трансформировался и не был усижен ни червями, ни марсианами. Зато на нём Гарольд заметил несколько клочков мха, точь-в-точь такого, какой встречается на Северном Урале.
“Была – не была!” – подумал он. – “Вперёд, в тайгу! Да хоть бы и в тундру!”
___________________________
Гарольд-Клэп. Каменная пустыня.
…Что это далеко не Северный Урал, я понял сразу, как только перед глазами перестали мелькать цветные пятна – лбом к скале меня приложило основательно. Да, мох здесь встречался, но на этом сходство с Уралом и заканчивалось. В ядовито-жёлтом небе болталась зелёная луна, отбрасывая фиолетовые тени. Да, не Урал. Там такого и с похмелья не увидишь.
Окружающий пейзаж вызывал в памяти легенду о происхождении гор – шёл чёрт, тащил мешок с камнями. Не дотащил – рассыпал. И собирать не стал – видать, ленивый чёрт попался. Плюнул, меня сюда закинул и отправился дальше.
Я сел, потрогал разбитый лоб. Вот уж точно, чёрт меня в эту дыру занёс! Попробовал материализовать меч – не вышло. Тяжесть в руке появилась, а меча нет! Плохо дело. Чёрт-те где вывалился, да ещё без меча. И лишь Пустота знает, какие здесь твари водятся.
И только я про тварей подумал, слышу – покатился где-то справа камушек. Легки на помине! И бежать некуда. Повернул я голову – а шея-то болит! – и увидел… Ничего себе – вампир! Точнее, вампирша. Выгнулась, как кошка, вот-вот бросится.
Противник, конечно, не из самых опасных. Я вампиров в Торесе насмотрелся, кое-кто из тамошних баронов их даже дома держит – кто-то вместо личной охраны, кто-то для развлечения. Они там считаются чем-то вроде низшей касты – плебеи. И места своего не забывают. Но одно дело – в Торесе, другое дело – здесь. И я – без меча.
По опыту я знал, что слухи, которые ходят про них в Обитаемом мире, сильно преувеличены. В общем-то, ничем таким особенным вампиры не отличаются, кроме способности принимать устрашающие облики – мертвецов, монстров или стай летучих мышей – и молниеносной реакции. Ещё дикие вампиры инфекцию разносят – столько у них на зубах всякой дряни, что укус может вызвать сепсис. Но сепсис-то – пустяки, пару дней полихорадит и пройдёт, а вот артериальное кровотечение я останавливать не умею.
Недолго думая, я вытянул руку и волевым усилием отбросил вампиршу к скале. Что ж, первый её бросок я успел упредить. А дальше? Один раз я её так кинул, может быть, и ещё пару раз успею, но рано или поздно она всё равно до меня доберётся.Эх, осиновый кол в Ничто улетел! Но почему она не бросается? Распласталась по скале и не шевелится. Сдохла, что ли?
Я присмотрелся – да нет, вроде живая. Хитрит? Ерунда, вампиры хитрить не умеют. И тут до меня дошло – я её держу! Зафиксировал – и держу! Вот это да! Со мной и раньше такое случалось – в новом мире открывались новые способности, но чтобы так вот, запросто, парализовать вампира! Я почувствовал, что правая рука тяжелеет. Меч! Вернулся-таки! Правда, не сверкает, тускловатый какой-то, но зато меч!
- Ты что это, сявка, тварь поганая, охренела? – спросил я. – Дочь гоблина и потаскухи, отродье нетопыря, ты на кого, кусок гнилого трупа, свою вонючую пасть ощерила?
Спросил и сам удивился - с чего меня на такую тираду растащило? И лексикон-то мне не свойственный. Никакому мне. Клэп бы просто матом покрыл, а Гарольд бы без лишних слов голову оттяпал. Наверное, это от нервов. С перепугу. И от удивления я рявкнул ещё громче:
- Отвечай, порождение гиены! Онемела?
А “порождение гиены” лежит и молчит. И плачет, крупными такими слезами, совсем как человеческая баба. Я догадался, что у меня сегодня по программе день удивлений. Всегда считал, что вампиры лишены каких-либо эмоций. Или это чисто физиологическое? Хотел снова рявкнуть, да передумал. Понятное дело, я её настолько сильно проморозил, что она слова сказать не может. Отпустил слегка, чтобы лишь говорить могла.
- Лучше прикончи меня сразу, - попросила она, да так жалобно, что мне даже стыдно стало. Что я, в самом деле, осатанел, что ли? Стою, куражусь, мечом поигрываю. Подловато как-то.
И только сейчас обратил внимание – а она, в общем-то, симпатичная. С виду – обычная девчонка, волосы длинные, чёрные, костюм в обтяжку, фигурка точёная. Зубки, правда, почти как у Освальда из Тореса, но это ей даже идёт. Может, отпустить? Нет, опасно. И убивать почему-то не хочется.
Наконец я придумал, что с ней делать. Определённо, удар головой отрицательно повлиял на мои умственные способности, иначе бы я сразу сообразил. Не знаю, как приручают вампиров мужского пола – если так же, то у меня бы, наверное, не получилось, - но способ приручения вампирш выглядит более чем пикантно. Только не подцепить бы чего! Авось, пронесёт.
- Как тебя зовут? – спросил я.
- Тэсса.
- Значит так, Тэсса. Если хочешь жить, то давай без глупостей. Не кусаться! Я тебя сейчас ещё чуть-чуть отпускаю, а ты разворачиваешься задом и спускаешь штаны.
Глава 5
Постепенно к нему возвращалась ясность сознания. Кажется, обе его Сути, наконец, достигли баланса. Правда, Суть, которая звалась Клэпом, страдала с похмелья, хотела курить и остервенело ругалась по-русски, а Суть по имени Гарольд никак не могла заставить меч сверкать. Это означало, что силы ещё не восстановились. Болела голова. Приходилось терпеть. Также приходилось терпеть холод, исходивший от камней. Он устроился так, чтобы как можно большая часть тела оказалась не на голых камнях, а на маленьком участке довольно жидкого мха, и попытался проанализировать своё теперешнее положение. Только что он произвёл обстоятельную ревизию своей одежды и содержимого её карманов. Было бы слишком наивным надеяться на то, что в карманах могли сохраниться сигареты, тем более, что вечные клэповские джинсы и растянутый свитер попросту испарились. Вместо них он обнаружил на себе заправленные в сапоги бриджи и куртку наподобие охотничьей, из грубой сыромятной кожи, перетянутую таким же поясом. С пояса свисали ножны.
В карманах куртки нашлись: пригоршни две непонятной трухи, листок с телефоном какой-то Маши и две монеты, отчеканенных из белого, очень тяжёлого металла. Гарольд долго ломал голову, в каком государстве какого мира эти монеты имеют хождение, и видел ли он когда-нибудь такие вообще. Результатом ломания головы стала лишь усилившаяся головная боль.
Оставалось только догадываться, во что всё это богатство может трансформироваться в любом другом из миров. Во всяком случае, не было никакого смысла разгуливать по мирам с карманом, набитым трухой. Некое странное чувство, к тому же, подсказывало, что труха, скорее всего, радиоактивна. Он опорожнил карман и заметил, что вместе с трухой вытряхнулось что-то блестящее. Это был перстень, простой, без украшений и довольно массивный, сделанный из того же материала, что и монеты. Вроде бы, ничего особенного, перстенёк как перстенёк. Но на нём был выгравирован Знак.
“Что толку от ключа, вырезанного из бумаги?” – припомнил Гарольд. “Ключ должен быть металлическим. А это, как-никак, металл”.
От перстня исходило слабое, еле уловимое тепло. С некоторой опаской он пристроил перстенёк на палец. Ничего не произошло. Перстень по-прежнему легонько грел – и всё. “Возможно, он здесь не работает”, - предположил Гарольд и, тщательно очистив карман от остатков трухи, спрятал туда перстень – вместе с монетами и Машиным телефоном.
“Итак”, - подумал он, - “что мы имеем? Две монеты, перстень, меч и ручную вампиршу. Приручение вампирши – это, конечно, сумасбродство, но не большее, чем прыжок в дыру. Гораздо глупее было бы её убить. Когда она придёт в себя, я устрою ей основательный допрос и, может быть, выясню, куда меня занесло. И как избежать встречи с её сородичами”.
Он посмотрел на лежащую рядом Тэссу. Освальд рассказывал, что самки вампиров после акта приручения какое-то время находятся без сознания, зато потом сами стремятся этот акт неоднократно повторить. Но, что-то долго она не очухивается! Живая хоть? Живая, сопит.
В жёлтом небе по-прежнему, подобно маятнику, болталась Луна, вызывая приливы головной боли. Понятия “времени суток” в этом мире, похоже, не существовало, как и многих других понятий. Один из бесчисленных Мёртвых Миров.
“Вампиры обитают в Торесе”, - продолжал он свои размышления, - “но это - не Торес. Значит, этот мир должен иметь прямое сообщение с Торесом. Или имел когда-то. Или не должен – феномен несообщающихся подобных миров пока никто не отменял. Что толку гадать? Поживём – увидим”.
У него под боком заворочалась Тэсса.
- Крови… Глоток… - простонала она.
“Это называется – мы ответственны за тех, кого приручили! Чёртов Экзепюри!” – ругнулся он и вспомнил про Эльзу. Сперва приручил, потом выгнал. По-сволочному вышло.
Он достал меч, остриём клинка надрезал вену.
- На, кровопийца! Только не слюнявь, а то занесёшь какую-нибудь заразу!
- Когда приручал, о заразе, небось, не думал, - ворчливо отозвалась Тэсса и присосалась к вене. В следующий же миг её глаза вылезли на лоб, она откинулась назад и захрипела. Гарольд испугался, что вампирша сейчас полыхнёт синим пламенем, не поделившись с ним никакой информацией. Но она лишь зашлась кашлем и села, сказав сиплым голосом, совсем не вяжущимся с её нежной (если не считать клыков) внешностью:
- Дерьмо. Кровь Странника. Слишком крепко.
И добавила плаксиво:
- Вот ведь не везёт! Прошарашилась в этих проклятых скалах дьявол знает сколько, и всё для того, чтобы нарваться на Странника и попасть к нему в плен!
- Тебе что-то не нравится? – ласково осведомился Гарольд. – Полагаешь, без головы ты бы чувствовала себя лучше?
- Зато теперь осталась с головой и со ста шансами из ста подохнуть от голода!
- Не скули, - ответил он. – Я разрешу тебе высосать до капли первую же тварь, которую мы встретим.
Тэсса вытаращилась на Гарольда:
- Какую тварь?! Да здесь нет никого! Ни крыс, ни дождевых червей! Одни камни! И воды не сыщешь. А, между прочим, после приручения мне неплохо было бы подмыться.
Он подарил ей один из своих самых зверских взглядов:
- Я тебя знаешь, чем сейчас подмою?
Она сразу съёжилась и присмирела:
- Не надо. Я больше не буду, - решила, видимо, что раз он – Странник, то у него в заначке может оказаться всё, что угодно, вплоть до литра святой воды.
- Ладно, пошутил я. Штаны натяни, придатки застудишь.
- Чего застужу? – не поняла она. Либо у вампирш этот орган отсутствует, либо знания Тэссы в области анатомии ограничивались кровеносной системой. Но, на всякий случай, она натянула штаны и уселась, обиженно шмыгая носом.
- Прекрати шмыгать, на нервы действует, - сказал Гарольд. – Лучше объясни толком – ты что, не местная?
- Не местная, - она осторожно шмыгнула. – Что я, больная, - в таком месте жить?
- Как же ты сюда попала?
- Сослали. Что б я тут загнулась.
- За что сослали? И кто?
- Да так, козла одного покусала. Совсем немножко, а он копыта откинул.
На этот раз глаза выпучивать пришлось Гарольду. Она была не из Тореса – там бы этой фразы просто не поняли.
- Ты где такого слэнга нахваталась?!
- Всё у того же козла, - Тэсса придвинулась к Гарольду и потёрлась щекой о его плечо.
- Я ведь ещё почти совсем дикая. Могу начать кусаться. Поэтому меня нужно приручать регулярно – каждый день.
- Нимфоманка! – только и смог сказать он.
- Кто, кто?
- Вампирюга сексуальная!
Кажется, она приняла это за изысканный комплимент…
_________________
В жёлтом небе болталась Луна. Они уже долго бродили по этому непригодному для жизни миру, и всё безрезультатно. Нет, Гарольд не рассчитывал найти среди рассыпанного содержимого чёртова мешка оазис с водой, пищей и свежей кровью для его спутницы. Он надеялся попасть в ловушку и провалиться в другой мир, но, видимо, во всю свою дурью мощь работал закон подлости. Не хочешь провалиться – проваливаешься, а ежели захотел – то хрен тебе!
Хрен здесь не произрастал. Здесь вообще ничего не произрастало. Кончился даже мох. Какая-то из Гарольдовских Частей смертельно хотела выпить. Похоже, хотели обе. Тэсса плелась сзади, то жалуясь на голод, то намекая, что её пора поприручать. И на то, и на другое Гарольд отвечал либо: “Придатки застудишь”, либо: “Брысь под лавку”. Едва ли Тэсса понимала дословный смысл этих магических заклинаний, но ныть переставала и только шмыгала носом.
И тогда на них упал гном, вооружённый внушительным топором и ещё более внушительной флягой – литра три, не меньше. Вообще-то, гном, по всей вероятности, хотел не упасть, а напасть, но вместо этого упал, и сивушное облако, распространившееся вместе с гномьим рыганием по окрестностям, убеждало, что сие падение вовсе не было результатом досадной случайности. Гном был пьян, как сапожник.
- Вот тебе и жратва, - сказал Гарольд Тэссе.
- Это же гном! – воскликнула она.
- Ну и что? – наивно спросил Гарольд. – Он тоже невкусный?
- Он несъедобен! – поморщилась Тэсса.
Тем временем гном, осознав свою промашку, подхватил топор и флягу и ретировался за ближайший валун, откуда донёсся набор словосочетаний, очень похожих на те, что Тэсса услышала от Гарольда при встрече. Новаторской идеей было лишь заковыристое упоминание о “выкормышах сучьей гангрены”.
- Эй, гном! – крикнул Гарольд. – Мне сказали, что ты – несъедобный! Раз так, то вылазь – поговорим.
- Порядочному гному до о-мер-зе-ни-я противно разговаривать с поганым вампирьём! Незаконные дети дьявола и холеры! Аппендиксы Велиала!
- Ишь, какие слова знает! – хмыкнул Гарольд. – Образованный! Гном! Эй, гном!
- У меня, между прочим, имя есть, - проворчал гном из-за камня.
- Вот и представился бы!
- Пускай меня разорвёт гром небесный и сожжёт подземный огонь, если я стану представляться отродьям бешеной свиноматки, согрешившей с шакалом и нетопырём! Глисты в зловонной утробе Сатаны, чьи гнусные пасти истекают смердящим гноем! Чьё мерзопакостное дыхание оскверняет воздух, прибежища разложения и гнили, трам-тарарам!
- Это он про тебя или про меня? – смеясь, спросил Гарольд Тэссу.
- Это про нас, - ответила она. – Он обходит нас сзади.
- Слышу. Только не обходит, а обползает.
Либо распространённое мнение об осторожности гномов и их способности передвигаться бесшумно и незаметно следовало счесть в корне ошибочным, либо оно основывалось исключительно на наблюдениях за трезвыми представителями гномьего племени, потому как, выполняя свой хитроумный маневр, этот гном производил больше шума, чем стадо гоблинов на вечеринке. К слову сказать, даже самый тупой гоблин, заходя противнику в тыл, вряд ли стал бы это делать под аккомпанемент собственной громкой и заковыристой ругани и колокольный звон ударяющейся о камни фляги.
Гарольд усмехнулся. Поединок с пьяным коротышкой доставил бы тому слишком много чести, поэтому Гарольд вложил в ножны меч и поднял с земли увесистый камень. Когда гном, воинственно размахивая топором, нарисовался у него за спиной, Гарольд развернулся и залепил ему камнем в лоб. Гном выронил топор с флягой и грузно плюхнулся задом на камни, в каковом положении и остался сидеть, широко раскинув ноги и тупо моргая.
- Прикончить его? – оскалившись, спросила Тэсса.
- Пьян, глуп, несъедобен и не опасен, - поставил диагноз Гарольд. – Незачем тратить время и силы.
Гарольд подобрал гномье имущество, для профилактики двинул гному в ухо, пошёл прочь. Задержавшись на пару секунд, чтобы напоследок продемонстрировать свои великолепные зубки, Тэсса двинулась следом.
От жидкости, плескавшейся во фляге, разило сивухой и недобродившим силосом, а её крепость Гарольд нашёл термоядерной. После первого же глотка он понял, что должны ощущать огнедышащие драконы. Вторая порция пошла легче, зато ударила тяжелее. От третьей Гарольд благоразумно воздержался. Тэсса принюхалась и весьма артистично изобразила рвоту.
- Это способны пить только гномы и Странники, - заявила она.
- Возможно, - сказал Гарольд, - прислушиваясь к приятному шуму в голове. – Но ты, похоже, никогда не нюхала того, что порой пьют люди. Кстати, люди встречались в том мире, откуда ты родом?
Как выяснилось, это место называлось “Аверн”, встречались там и люди (или существа, похожие на людей), и демоны, и духи различной степени плотности, и, конечно, вампиры. Особой ценности эта информация для Гарольда не представляла, поскольку про Аверн он помнил лишь то, что туда лёгок спуск, а подъём из него затруднителен. Вдобавок к этому, любой из миров мог иметь свой Аверн, а любой из Авернов иметь несколько (кажется, семь) кругов, к тому же, Аверны могли соприкасаться или не соприкасаться, о чём Тэсса ровным счётом ничего не знала. Гарольду лишь оставалось лишь пожать плечами и задать следующий вопрос:
- Тэсса, а здесь ты давно?
- А я, что ли, знаю?! – взбеленилась она. – Здесь времени нет, дня - нет, ночи – нет, жрачки – нет, и вообще – это просто какой-то ад!
- Слушай, а девушку ты здесь ни видела? Такую – со светлыми волосами, внешне похожа на человека, но не человек.
- Я ж говорю – здесь жрать совсем нечего! Ни девушек, ни дедушек, ни зверья никакого! Одни Странники с мечами да пьяные гномы, и ещё – я, - Тэсса шмыгнула носом и пустила слезу.
- Эй! – донеслось сзади. – Так нечестно! Бросить меня без оружия и выпивки в этом проклятом месте!
- Опять этот гном! Надо было его прикончить, – проворчала Тэсса. Гарольд обернулся. Зрелище, представившееся его взору, немедленно вызвало в памяти услышанную когда-то давно, не припомнить уже, при каких обстоятельствах, шутку - “головоногий, головорукий – армянин с горы катится”.
- Э-эй! – закричал “головоногий”. – Верните хотя бы топор! Что я теперь за гном – без топора?!
- Сам виноват, - ответил Гарольд. – Не надо было в драку лезть.
- Алкоголь, будь он трижды неладен, помрачил мой рассудок! – крикнул гном. – Разве стал бы я в здравом рассудке нападать на самого Повелителя Вампиров?
“Вот меня уже и в Дракулы записали”, - подумал Гарольд и ответил:
- Состояние опьянения является отягчающим обстоятельством. Так что, пеняй на себя.
- Прости мне мою пьяную дурость, о, Повелитель! Прости и ты, Прекрасная Дама! Простите несчастного старого гнома, который триста лет не может выйти из запоя и столько же блуждает по этой каменной пустыне!
- Триста лет? – удивился Гарольд. – Где же всё это время ты доставал выпивку?
- Не знаю, - гном смущённо развёл руками. – Она сама откуда-то появлялась. Возьмите меня с собой, не бросайте здесь одного!
Вид у него был виноватый и жалкий. “Триста лет? В таком случае, он, может быть, что-нибудь знает про Эльзу?”
- Послушай, гном, ты не встречал здесь девушку?..
Гарольд не успел закончить. Небо принялось стремительно менять цвет – с жёлтого на коричневый, с коричневого – на грязно-зелёный, затем почернело и расцвело северным сиянием. По небу, точно ужаленная, заметалась Луна. Потом лун стало девять. Поверхность мира вздрогнула. Воздух сгустился. Небо втянуло живот и кашлянуло громом. Луны превратились в кометы и устроили над головами дикий танец, виляя хвостами, как сперматозоиды. Тэсса заскулила и вцепилась в Гарольда. Гном захлопал глазами и буркнул что-то себе в бороду – вероятно, ругательство. Камни под ногами сжижились, превратившись в вишнёвый кисель. Кисель протух и подёрнулся плесенью. Горизонт стал пунктирной линией, похожей на след трассирующей пули. Пространство съёжилось, потом раздалось, потом снова съёжилось – мир напрягся, изблёвывая их из себя. “Наконец-то!” – подумал Гарольд.
Дальше была темнота. И чувство падения вниз. Или вверх. На какое-то время сознание отключилось – так часто бывает, когда попадаешь в Провал, – а после этого Гарольд обнаружил себя лежащим на голой, пересохшей и покрытой трещинами земле. Рядом лежала Тэсса и целеустремлённо лезла рукой к нему в штаны.
- Да подожди ты! – воскликнул он, убирая руку. – Сначала нужно выяснить, куда мы провалились. А-а, твою мать!
Причиной последней фразы послужило то, что прямо на них, откуда-то сверху, свалился оказавшийся весьма тяжёлым и чрезвычайно костлявым гном.
Глава 6
Место, выбранное Эльзой для ночлега, не отличалось комфортом – просто яма под корнями вывернутого бурей огромного мёртвого дерева, эбонитово-чёрного и блестящего. К отсутствию комфорта ей было не привыкать – случалось ночевать в местах и похуже. Опасности здесь не чувствовалось, и деревья в этом лесу казались нормальными. Во всяком случае, они не вопили дикими голосами и не пытались сорвать с неё одежду, как в той обезумевшей роще. При воспоминании об этом Эльза поморщилась – воспоминание было не из приятных. Немало назойливых сучьев пришлось обломать, прежде чем удалось избавиться от древесных объятий. Здесь же деревья молчали и не шевелились. Это, конечно, тоже показалось ей необычным – она привыкла к тому, что деревья любят потрепаться. Но, в конце концов, это их дело. Хотят молчать – пусть молчат. Может быть, они просто немые.
Эльза перевернулась на другой бок и потрогала корень. Гладкий. Холодный. Неживой. Странный какой-то мир – очень старый и очень уставший. А, между тем, по мере приближения к Чреву миры должны становиться всё моложе. Так говорил Эйшем. Но можно ли ему верить? Он тоже странный и облики меняет постоянно. То он – юноша, то – древний старец, а однажды вообще маленькой девочкой прикинулся, лет девяти, конопатой и с косичками. И “Эйшем” – не настоящее его имя. Ага, размечталась! Кто из них своё настоящее-то имя назовёт?!
Эйшем сказал, что, если прийти к Чреву, Рождающему Миры, и как следует его попросить, то Оно ответит на любой вопрос. Вот только как это – “как следует”, не объяснил. И где искать это самое Чрево? Иди, мол, и придёшь. Сказал – и исчез.
Может, и не стоило с Эйшемом так откровенничать, но больше Эльзе поговорить оказалось не с кем. У Дары своих забот полно. Радж умничает, но толком ничего не знает. А Гарольд… Про него и вспоминать не хочется. Она многое могла бы ему простить, но только не пощёчину. Эльза машинально коснулась щеки. Нет, конечно, щека уже давно не горит, но чудится, будто прилипло к ней что-то, наподобие слоя грязи. Не думать об этом! Не думать!..
Она с трудом отогнала наваждение, открыла глаза и увидела прямо перед собой мерцающее облако. Резко выхватила кинжал, приготовившись обороняться, но поняла, что обороняться не придётся – от облака не исходило никакой враждебности. Явление в духе Эйшема, но, судя по ощущениям, не Эйшем. Кто-то незнакомый.
Тем временем облако сгустилось. В призрачном мерцании прорисовалась лысая голова с глазами, исполненными невыразимой скорби, и уныло повисшим грушевидным носом. Там, где полагалось находиться телу, колыхался аморфный сгусток некой субстанции.
- Бедная девочка! – сочувственно произнесла голова. – Как печально! Совсем одна, и в таком грустном месте!
- Ты кто? – спросила Эльза.
- Меня зовут Рик, - ответила голова. – Я - Печальник, или, если угодно, Скорбец. Но “Печальник” мне больше нравится. Звучит грустнее.
Сгусток субстанции уплотнился, превратившись в балахонистое одеяние, скрывающее очертания фигуры. Чуть позднее появились тощая шея и руки, которые поначалу болтались отдельно от всего остального, а потом приняли положение, достойное провинциального актёра в финале античной трагедии. Последними материализовались торчащие из-под балахона непомерно большие тупоносые ботинки. Эльза невольно рассмеялась.
- Я слышу смех, - сказал Рик, - но смех – лишь обратная сторона грусти. Печально, милое дитя, что ты этого ещё не знаешь, но когда ты познаешь это, скорбь твоя будет неизмерима.
Его правая рука отделилась от тела и погладила Эльзу по голове.
- Бедная девочка, - повторил он.
- С чего вдруг – “бедная”? – отстраняя руку, возмутилась Эльза. – Я не нуждаюсь ни в чьей жалости!
- И это тоже печально, - заявил Рик. – Многие думают, будто не нуждаются в жалости, но это не так. Поэтому я печалюсь о них. И печалюсь за тех, кто не осознаёт своей печали и не печалится, - он сокрушённо вздохнул.
- Я чего-то не поняла, - сказала Эльза. – Что именно тебя печалит?
- Всё, - ответил он. – Это мой долг – скорбеть и печалиться за всех. В том числе, за Странников, ибо они не ведают, что творят, и, соответственно, не печалятся.
- Не говори мне про Странников! – крикнула Эльза. – Они – сволочи, и незачем лить по ним слёзы!
- Я печалюсь обо всех, - повторил Рик-Печальник. – И как скорбно мне видеть тебя, чистое и юное создание, претерпевшее боль от Странника, идущее сквозь миры, ищущее чего-то и не знающее, чего ищет!
- Откуда тебе это известно? – вскочила Эльза.
- Мне известно всё и про всех. Как бы я мог скорбеть, не зная причин скорби?
- Рик, если ты знаешь всё, то ты должен мне помочь! Как найти Великое Чрево?
Рик снова вздохнул.
- Дитя моё, я не могу помогать. Я не Помощник, я – Печальник. Я могу только скорбеть и печалиться.
- Тогда проваливай! – рявкнула Эльза. – Что толку от твоих соболезнований, если можешь помочь, но не хочешь!
- Это печально, - сказал Рик, становясь полупрозрачным, - но я не могу. Помогать – не моя миссия. Хотя, кое-что я тебе скажу. Ты должна найти ключ и раздобыть меч, иначе погибнешь. И это будет очень печально.
Исчезал он в обратной последовательности. Ботинки, руки, шея, балахон – всё стало мерцающим облаком.
- Бедная, бедная! Несчастное дитя! Как жаль! – сказала напоследок голова и растворилась в мерцании. Осталось лишь облако, но его тут же развеял внезапно налетевший ветер.
Глава 7
“Что-то мне в последнее время редкостно везёт”, - не без сарказма подумал Гарольд. – “То - башкой о скалу, то - гномом по яйцам. Если и дальше попрёт такое же везение, то странствия я закончу в инвалидной коляске”.
Местность, представившаяся его взору, оказалась чем-то наподобие бескрайнего плато, абсолютно ровного, плоского и столь же безжизненного. Ни травинки, ни кустика, ни даже камня – лишь обезображенная трещинами мёртвая, холодная земля. Из-за горизонта выползала неправдоподобно огромная Луна, бледная и опухшая, как лицо утопленника, и Гарольд понял, что, когда она выползет полностью, то закроет полнеба. Страшненькая Луна, нездоровая, нехорошая – она, казалось, источала некие флюиды, притягивая, завлекая, лишая рассудка и вызывая непреодолимое желание завыть. Гарольд спихнул с себя гнома, присосавшегося к непостижимым образом возникшей бутылке, и, кривясь от боли, встал на четвереньки. Бельмо Луны гипнотизировало, не позволяя отвести от него взгляд, и Гарольд внезапно поймал себя на том, что воет. Воет в полный голос, по-волчьи, задрав голову к небу. Воет дико, тоскливо и страшно. В такой же позе, озверев, одичав, рядом с ним пронзительно выла Тэсса. Выпустив бутылку и зажав руками уши, душераздирающе завыл гном.
- Заткнитесь! – крикнул Гарольд, но крик незаметно перешёл в вой. Он попытался зажать себе рот и взвыл ещё громче, укусив собственную руку. А вой нарастал, крепчал, как ураган, становясь не только слышимым, но и ощутимым. Вой сгущался, он впечатывал в землю, рвал барабанные перепонки, ломал кости, корёжил и плющил. Гарольд распростёрся ничком; срывая ногти, царапал окаменевшую землю. И выл… Из ушей текло что-то тёплое и липкое.
Перед глазами – слепая Луна и кровавая каша. В череп вгрызлась ржавая фреза. Сознание – тёмный чулан, по углам – паутина, под полом – голодные крысы. Руки – чужие, враждебные, не подчиняются, меча не достать. Да и причём здесь меч? Разве можно сражаться с этим инфернальным воем, с воплем, разлитым над миром? Можно лишь выть в невыразимой тоске, которая скручивает кишки, вытягивает жилы, наматывая на барабан. Можно царапать и жрать пересохшую землю. Можно молиться опухшей белёсой Луне. И выть в её честь.
“Нет, так не пойдёт! Из этого кошмара надо выбираться!” – решил Гарольд и вдруг почувствовал, как по правому боку, от тазобедренного сустава до подмышки, разливается тепло. Сначала – едва ощутимое, затем всё жарче и жарче, как будто он лежит правым боком на нагревающейся электроплите. Скрюченной, непослушной рукой он попытался ощупать бок, и рука сама по себе, независимо от воли её владельца, провалилась в карман и судорожно сжала перстень.
Ещё несколько мучительно долгих секунд потребовалось руке на то, чтобы пристроить его на негнущийся средний палец. Сделав это, рука покинула карман и с торжествующим видом забарабанила пальцами перед самым Гарольдовским носом, напоминая исполняющего брачный танец перепачканного кровью паука-людоеда. Перстень подпрыгивал при каждом движении и светился пугающим красноватым светом.
И сразу же стало намного легче. Вой не смолк, но давление ослабло. Из ушей перестала сочиться кровь, и Гарольд смог вернуть своё тело в предыдущее положение, то есть на четвереньки. Он поднял голову и увидел на фоне Луны человекоподобный силуэт. Человек (или кто-то, похожий на человека) неподвижно сидел в профиль, а рядом с ним находилось нечто, показавшееся Гарольду охапкой обрезков водопроводных труб, торчащих в разные стороны из дырявого мешка. Протирая штаны на коленях и волоча за собой меч, Гарольд двинулся к неподвижной фигуре. За его спиной, или, если быть точным, за его задницей, продолжали корчиться в судорогах Тэсса и гном.
Человеком это существо, конечно же, не было – да и откуда в таком месте взяться людям? Его затянутые бельмами невидящие глаза были устремлены куда-то вверх, нос как таковой имел место отсутствовать, единственное локаторообразное ухо находилось на затылке. Рот был разверст для дикого, страшного вопля, но, тем не менее, из него не доносилось ни звука. По тем частям тела, которые виднелись в прорехах ветхого плаща, можно было заключить, что оно, это тело, мало чем отличается от человеческого, кроме невообразимой, фантастической худобы.
То, что Гарольд счёл мешком сантехнического хлама, оказалось в действительности подобием волынки, оснащённой множеством трубочек, клапанов, кранов и вентилей. Именно это сооружение производило тот самый чудовищный вой, заставивший Гарольда побывать в роли земляного червя и, в полном соответствии с этой ролью, досыта наесться земли. Время от времени управляющее адской машинкой существо вытягивало костлявую руку, отворачивало один из вентилей, и тогда в толще воя появлялась дополнительная нота.
- Кто бы ты ни был, - прохрипел Гарольд, обращаясь к существу, - заставь, наконец, эту штуковину замолчать!
- Это невозможно, - ответило существо. Гарольд обратил внимание на то, что рот существа, когда оно говорит, остаётся разверстым, а голос исходит откуда-то изнутри, из утробы. – Это невозможно. То, что ты назвал штуковиной, - не штуковина, а Мать Плача, и я – Его Хранитель.
- По-хорошему прошу, - повторил Гарольд. – Заткни свою долбаную орущую Мать, иначе будешь хранить свой Плач в царстве теней.
Хранитель Плача еле заметно покачал головой:
- Никто и ничто не может остановить Мать Плача, ибо Плач – вечен, Мать Плача – бессмертна, и я – Его Хранитель.
Гарольд не стал препираться. Не вставая с колен, он разрубил Хранителя надвое. Ураган вопля опрокинул его навзничь, залепил уши, ударил в солнечное сплетение. Гарольд застонал, тяжко перекатился на живот, едва не вывихнув оба колена, и рубанул по адской волынке. Она пронзительно взвизгнула, и на Гарольда обрушилась оглушительная тишина. Из разрубленных трубок медленно вытекала зловонная зелёная жидкость. Судя по количеству и консистенции – то ли горючее, то ли кровь.
По изуродованной трещинами земле к нему ползли Тэсса и гном. Тэсса – чуть впереди, с жутким оскалом на перекошенном лице, расширенными глазами и вставшей дыбом причёской. Гном – чуть позади и левее, с бородой в подсохших кровяных струйках, кровоточащими ушами и бутылкой. Вид у обоих был такой, как будто их пережевали, проглотили, поболтали в желудке, отрыгнули, ещё пожевали и лишь после этого выплюнули.
- Никто и ничто не может остановить Мать Плача! – раздался в пустоте голос.
- Надо отсюда убираться – этот мир слишком вреден для здоровья, - пробормотал Гарольд, глядя, как сами собой соединяются повреждённые трубки, нарезается резьба, накручиваются краны и срастается мешок.
- Это точно! - поддакнул гном. – Не будь я Болдуином, сыном Кельвина Из-Под-Самой-Высокой-Горы-За-Рекой!
Подползла Тэсса, мёртвой хваткой обхватив ноги Гарольда. Не выпуская бутылки, гном Болдуин вцепился в ногу Тэссы. Правая Гарольдовская рука самопроизвольно вложила в ножны меч, поднялась на уровень глаз и большим пальцем дважды провернула перстень.
Глава 8
Из-под земли лез многоэтажный дом. Лез упрямо и нагло – так одуванчик прорывает асфальт, так городской шампиньон рвётся на поверхность сквозь утрамбованный тысячами ног грунт пыльного сквера. Иссечённая трещинами земляная короста отчаянно сопротивлялась, трещала, хрустела, тщась сохранить свою бесполезную цельность, но не выдержала напора и капитулировала. Побегами папоротника из неё полезли фонарные столбы, спирально развернулись и начали обрастать паутиной проводов. Под проводами заклубилось мутное марево, напряглось, задрожало и раскололось – на улицу, разрезанную по вдоль кесаревым сечением трамвайных рельсов, на бегущую по улице безлико-разноликую толпу, на голубей и обгаженные ими скамейки, на ларьки и переполненные урны, на пустые пивные бутылки и подбирающих эти бутылки бичей.
С какой-то мультипликационной ненатуральностью на доме, как шишка на голове, вскочила башенка с часами, и дом обрёл узнаваемость. Правда, до этого он успел претерпеть несколько цветовых изменений, становясь поочерёдно то серым, то нежно-розовым, то цвета морской волны, и оказался в итоге ядовито-жёлтым. По всем же остальным параметрам – башенке, часам, массивным колоннам в стиле сталинского псевдоклассицизма, тяжеленным дверям – дом-хамелеон ничем не отличался от столь знакомого Клэпу здания муниципалитета.
Из своего богатого опыта межмировых странствий Гарольд знал, что переход из одного мира в другой может восприниматься по-разному. Иногда он действительно похож на провал, на падение, иногда, как в прошлый раз, тебе начинает казаться, будто предыдущий мир извергает тебя из своего спазмированного нутра. Теперешний вариант перехода встречался Гарольду не более пары раз – вариант, при котором признаки новой реальности проступают постепенно, как изображение на фотобумаге, плавающей в ванночке с проявителем. Но, каким бы способом этот новый мир не вторгался в сознание Гарольда, все приметы говорили о том, что Гарольд и его спутники загадочным образом умудрились попасть в Обитаемый Мир. В мир, обитаемый людьми, существами, наделёнными трёхмерным восприятием; мир привычный; мир, вернуться в который так легко и просто Клэп даже и не надеялся.
Нет, слишком легко! Слишком просто. И что-то в этом мире было не так. Наконец, он догадался. Кому пришла фантазия выкрасить мэрию жёлтой краской? Всегда она была серой. Чиновники, с их непрошибаемым консерватизмом, дружно угодили бы в психушку, если бы мэрия вдруг поменяла цвет! Гарольд увидел, что здание флюоресцирует. Вдобавок к этому, на его фоне всплыла табличка: “Выберите элемент для просмотра его описания, кликните левой кнопкой мыши, и вы получите незабываемое удовольствие”. Сомнительное удовольствие – от прямого попадания в чей-то виртуальный бред!
Мыши под рукой не оказалось. Зато возле ног обнаружилась дохлая крыса. Оставалось только взять её за хвост и дёрнуть за левое ухо. Табличка сменилась. Теперь она гласила: “Областной Жёлтый дом. Памятник архитектуры времён расцвета диктатуры пролетариата”.
“Бедный Йорик!” – подумал Гарольд, отбросив на газон крысиный труп. – “Вернее, бедный Крыс!”
Он совсем упустил из виду своих спутников, и они, разумеется, не преминули этим воспользоваться. Тэсса рванулась наперерез толстяку, на свою беду вылезшему из машины. То ли с голодухи, то ли от перевозбуждения, но, так или иначе, сделать дело аккуратно ей не удалось. Вместо того чтобы одним ударом клыков перебить артерию, Тэсса отгрызла толстяку голову. Фонтан крови ударил Гарольду в лицо. Сзади посыпались осколки стекла – это гном разбил топором витрину винного магазина и с глупой ухмылкой принялся распихивать по карманам бутылки. “Ситуация окончательно вышла из-под контроля”, - понял Гарольд и судорожно сжал рукоять меча. Но вместо меча в руке оказался голосящий техно-ремиксом похоронного марша отвратительно-жёлтый сотовый телефон.
- Слушаю, - он машинально поднёс телефон к уху.
- Вас приветствует компания “Хэппи Мэднесс”, - радостно сообщила трубка. – Желаем приятного сумасшествия!
И – кошмарный, наводящий ужас, хохот умалишённого.
Из шеи толстяка продолжала хлестать кровь. Его голова лежала на капоте машины и беззвучно шевелила губами. Тело же отчаянно извивалось – казалось, будто Тэсса и труп танцуют ламбаду. Краем глаза Гарольд заметил, что труп брезентовым шлангом подключен к стоящей рядом пожарной машине, и кровь всё хлещет, хлещет, хлещет…
Подъехал трамвай. Из него посыпались бородатые моджахеды с автоматами и открыли стрельбу. Гарольд упал за машину толстяка. “На свете нет ничего, что можно было бы назвать вполне реальным, кроме способности этой не-вполне-реальности вполне реально убивать”, - вспомнил он чью-то фразу, слыша, как пули над головой крошат стекло и превращают в дуршлаг кузов.
В городской пруд падал "Боинг". Но ещё до того, как он упал, Гарольд уже знал, что спасатели уже выловили из пруда два чёрных ящика и лифчик стюардессы. И это знание заставляло его усомниться в том, что виртуальный бред, в который он вляпался, это чей-то бред. А не его собственный. Или, может быть, в результате глобального катаклизма следствия потеряли свои причины. Теперь те и другие существовали по отдельности – следствия вели колобки, а причины сами себе чинили препоны и причиняли моральный вред непочиненным примусам. Гарольд пытался вызвать девять-один-один, но попал в отдел соцзащиты, где сказали, что пособие по безработице ему уже выплачено за шестьсот лет вперёд. За две с половиной миллисекунды он успел телепортироваться до проекции квартиры Дары на проекции бывшей Ленина, дом пять, но в этой реальности там проживали Микки Маус, Том Рипли и граф Калиостро, причём последний находился в банке с формалином. Тогда Гарольд стал играть сам с собой в поддавки статуями Командора. Статуи с грохотом разбежались. На джипе с компанией вооружённых братков приехал кот Леопольд и сказал моджахедам, чтобы те жили дружно и любили друг друга. Те побросали автоматы и принялись друг друга любить. Опасаясь, как бы моджахедовская любовь не распространилась и на него, Гарольд вылез из-за машины, вынес два выговора с занесением в личное дело – гному за нарушение общественного порядка и Тэссе за неумелое обращение с брандспойтом – после чего повернул на пальце перстень. И закрыл этот мир.
Глава 9
Он полулёжа парил над террасой. Поднимавшиеся от земли струи тёплого воздуха поддерживали тело в выбранном положении. Ветра не было. Иногда ему нравился ветер, но сегодня он его отключил. Ветер сегодня не соответствовал его настроению.
Он не долго раздумывал, какой облик принять. Конечно же, самый уютный, любимый ещё с детства – облик светловолосого мальчика лет семи. Облик для домашнего пользования, в котором он ни разу не появлялся ни перед кем, - нечто сопоставимое с халатом и тапочками. Сравнение, вполне допустимое в отношении того, кто меняет облики, как одежду.
Вообще-то, он мог обходиться и совсем без облика, но ему это не нравилось – всё равно что ходить голым. А обликов у него было бесчисленное множество. Он мог принять обличие ребёнка, женщины, старика, зверя, птицы, эльфа, гоблина, а также камня, дерева, хижины или озера. Он мог прикинуться кем и чем угодно, и даже самому зоркому из Видящих в Отражённом Свете не удалось бы разглядеть подвоха. Но для повседневного ношения он всё же предпочитал что-либо человекоподобное.
С террасы открывался вид на цветущую долину, усеянную яркими пятнами маков, пионов, георгинов, скромными крапинками полевых цветов, белыми облаками яблонь, благоуханными зарослями шиповника, пышными цветными взрывами розовых кустов. Ему нравились цветы, и как только он встречал в каком-нибудь из миров новый цветок, сразу же воспроизводил его в своём ботаническом саду. Правда, порой случались и казусы – вишня зацветала ромашками, на пальме распускалась хризантема, анютины глазки обзаводились толстым стволом и колючками, но он не придавал значения таким мелочам, продолжая пополнять свою коллекцию. От знакомства с этой коллекцией сошёл бы с ума любой цветовод, любой ботаник. Достаточно сказать, что помимо нескольких тысяч видов растений, как самых обычных, так и невероятно редких, в его саду имелось даже знаменитое "Вдовье покрывало" – цветок, похожий на гигантскую чёрную орхидею, обладающий, вдобавок, колоссальной магической силой. Что же касается папоротника, то здесь он цвёл не раз в триста лет, на Ивана Купалу, а постоянно. А в низине, на дальнем, заболоченном берегу озера, раскинулись такие одурманивающие плантации багульника, что после пяти минут пребывания там любой – хоть человек, хоть Нелюдь – оставил бы в багульнике сперва рассудок, а потом и дух. Как раз туда, к багульнику, он, создав лёгкий ветерок, и поплыл.
Он был расстроен. Огорчён. Раздосадован. Разгневан. Взбешён, в конце концов! Стоило ему после многовековых трудов отыскать разгадки сложнейших тайн мироздания (и миросозидания), стоило получить первые весомые результаты, претворить теорию в практику, сделать первые шаги по пути упорядочения хаоса, как вдруг, откуда ни возьмись, появляется чужая слепая воля и принимается походя, бездумно разрушать то, что он только что начал строить! И была б это воля космического порядка, или попросту энтропия, или, на худой конец, враг, завистник, конкурент! Так нет ведь – насекомое! Иначе не скажешь. Ну, не насекомое, может, рангом чуть повыше – допустим, крыса. Всё равно – безмозглый вредитель. Да, на крысу похоже. Словно плетёшь тончайшее ажурное кружево, а тут вылезает крыса и отгрызает у кружева край! Как тут не разозлиться!
Багульник действовал на него благотворно. Успокаивал. Самое время полетать над багульником, подышать его ароматом и поразмыслить над конструкцией крысоловки.
Он не был богом. Не был демоном, не был духом. Не был даже одним из Старших Хранителей. Не был… Кем он был? Возможно, последним из таинственных Первых, создавших Миры и ушедших неизвестно куда. Возможно, их непосредственным потомком. Возможно, и нет. Просто давным-давно, как все дети, он любил играть в кубики – выстраивать из них всевозможные сооружения, сортируя детали по размеру и цвету. Перекладывая их в разных комбинациях и постигая закономерности, благодаря которым конструкция получается красивой и устойчивой. Нет, "любил" – это неверно. Слово "любил" к нему не подходило. Просто ему нравилось. Нравилось играть в кубики.
А кубиками были миры.
Кубиков было много. Но какому ребёнку не хочется новых игрушек? Он стал мастерить их сам. Вначале получалось не очень – новые кубики то разваливались, то никак не желали вписываться в общее построение. Он принялся их усовершенствовать, и одним из плодов его стремления к совершенству стал уютный маленький мирок с благоухающей долиной, где ему так нравилось отдыхать в облике семилетнего мальчика. Но он взрослел. Он стал замечать, что одни кубики устойчивы, другие заваливаются на бок. Одни стремятся упасть, другие – взлететь. В третьих происходит что-то такое, из-за чего они разбухают, распихивая соседей. Порой между кубиками проскакивает какая-то искра, которая иногда склеивает, а иногда расталкивает их. Некоторые кубики со временем становятся дефективными, сморщиваются, словно гнилые яблоки, но выбросить их почему-то не удаётся – они возвращаются, но не всегда на прежнее место.
Он задумался. На несколько тысячелетий.
В итоге он понял, что должен навести порядок в этом сумбуре. Он отправился к Хранителям, но после коротких бесед с каждым полностью разочаровался в них. По его мнению, Хранители окончательно изжили себя и своё предназначение. Они совершенно не интересовались положением дел. Казалось, им было безразлично, в каком состоянии находятся вверенные им (кем? – он не задавал такого вопроса) Миры. Да, восемь Хранителей отвечали за то, чтобы вода оставалась мокрой, огонь -–горячим, воздух не превращался в твёрдое тело, а земля – в газ, и магические соотношения между стихиями оставались неизменными. Но на этом их деятельность и заканчивалась. Более того – в иных мирах они даже мирились с существованием твёрдой воды и холодного огня! А Девятый Хранитель, носивший множество непроизносимых имён и титул Князя Тьмы, вообще проводил время в сомнительных экспериментах.
Расставшись с Хранителями, он решил посмотреть, что же представляют собой его кубики изнутри? Люди ему не понравились – он счёл их ограниченными и тупыми, нежить и нечисть показалась омерзительной, животные – несносными. Ему понравились только цветы. И тогда он встретил Нелюдей.
Они его напугали. Его ужаснуло их бешеное количество энергии, используемой, по его мнению, безалаберно и опасно, поразило их неосознанное знание, бросила в дрожь способность принимать решения, несопоставимые с его понятиями о порядке, стабильности и красоте. И самыми страшными из них оказались Странники. Именно Странники были теми искорками, что проскальзывали между кубиками и вызывали непредсказуемые последствия. Они оккупировали два мира и нагло хозяйничали в остальных. Их странные завывания и звуки их магических предметов могли в считанные минуты нарушить шаткое равновесие его конструкции.
А ещё они были отвратительны. Однажды в мире, почему-то названным Обитаемым, он увидел Странника, занимавшегося чем-то непередаваемо гадким с человеческой самкой. Оба они были раздеты, оба тяжело дышали, облизывая друг друга, от обоих мерзко пахло жидкостью, которую они глотали из бутылок. Он не вынес этого зрелища. Воспользовавшись тем, что Странник не замечал ничего вокруг, кроме этой самки, он схватил его и бросил в Круг – тот самый нехитрый инструмент, с помощью которого он в детстве делал кубики.
С тех пор он долго бился над решением проблемы, как скрепить своё сооружение и сделать межмировые грани непроходимыми. И его осенило. Если бы кто-то, снабжённый необходимым инструментом, прошёл сквозь миры и протянул через них, как иголка, связующую нить! И протянул так, чтобы отверстия этих крысиных ходов в гранях, так любимые Странниками, не совпали! Вот только кто? Сам он этого сделать не мог, он должен был извне наблюдать за ходом прошивки, а как объяснить задачу тупым, ленивым и опасным существам? Но ведь можно ничего не объяснять! Тайком прицепить к одному из них нитку и задать курс. И, на его счастье, подвернулась эта девчонка-Нелюдь.
Вышло как нельзя лучше. Девчонка всему поверила, даже сказке про Чрево, Рождающее Миры. Это название он придумал, бегло проанализировав варварский жаргон Нелюдей. Обитаемый мир, Мир Отражённого Света, Ось Миров, Преддверие, Запредельность – отчего бы в таком наборе не взяться Чреву?
Нить потянулась – ровно, надёжно, прочно.
И вдруг, как чёртик из табакерки, из круга вылетает тот самый Странник! Мало того, что живой, не перемолотый Кругом, так ещё хуже – двойной! В два раза отвратительней и опасней. И почти с ходу, наобум, тяп-ляп, на шару, от балды, от фонаря – или как они там ещё говорят? – вклинивает в структуру только что состряпанный его извращённым сознанием мир. Да какой мир! Не поддающуюся даже подобию логики безумную проекцию со смещённой причинно-следственной связью, деформированную реальность, само существование которой ставит под угрозу упорядоченность Миров!
"Крыса", - закрывая глаза, подумал Эйшем. Аромат багульника убаюкал его, обволакивая смутными грёзами. – "Вредная крыса". И, снова создав ветерок, он медленно поплыл над озером.
Глава 10
Эльза проснулась, когда солнце уже перевалило за полдень. "Я стала ужасной соней", - с раздражением подумала она. – "Вот к чему приводит Обитаемый мир!"
В Ведьмином лесу она привыкла просыпаться с первыми солнечными лучами, в Обитаемом же мире… После ночи, проведённой среди грохочущей музыки и разгорячённых тел танцующих, в компании знатоков "клубной жизни", не переставая бегающих подкрепиться коктейлем в бар; или в бесконечных бдениях в прокуренной квартире, куда то и дело приходят какие-то полузнакомые, приносят вино или траву, или то и другое вместе, ведут нескончаемые разговоры, тренькают на гитаре, потом уходят, но этих полузнакомых сменяют другие, тоже полузнакомые, - после всего этого сложно не отказаться от привычки вставать с рассветом.
Но, видимо, дело было не только в потере привычки. Солнце уставшего мира так отличалось от одновременно ласкового и озорного утреннего солнца Ведьминого леса! Там его появление возвещалось игрой ярких бликов в листве, лёгким ветерком и перекличкой птиц. Здешнее же солнце было безразличным, маленьким и тусклым. Гарольд, наверное, сравнил бы его с сороковаттной лампочкой в туалете, упрятанной в матовый стеклянный колпак. Да какое Эльзе дело до того, что и с чем сравнил бы Гарольд?
Она поспешно выбралась из ямы под корнями, поспешно закинула на одно плечо лук и колчан, на другое – почти пустой заплечный мешок. Позавтракать решила на ходу, благо отпала необходимость в открывании консервных банок. Оказалось, что при переходе из мира в мир некоторые вещи меняют если не суть, то, по крайней мере, форму. Захваченные из Обитаемого мира консервы превратились в мешок сухарей и несколько кусков вяленого мяса, не в меру солёного и жёсткого, как подмётка.
Правда, и этих припасов оставалось всего ничего.
При свете дня окружающий её мир выглядел не просто уставшим. Он выглядел уставшим смертельно. Эльза шла среди деревьев-исполинов с эбонитово-чёрными стволами, толстые кожистые листья которых не тревожило ни единое дуновение. Деревья по-прежнему молчали. Ни звука. Ни движения. Ни насекомых, ни птиц. Смертельно уставший мир.
Деревья расступились, и Эльза вышла на прогалину, поперёк которой лежал ещё один поваленный ствол – в три или четыре Эльзиных обхвата толщиной. Когда-то здесь бушевали нешуточные бури, способные свалить такого гиганта. Но сейчас эпоху бурь сменила Эра Скорбного Безмолвия.
После сухарей и солонины ей захотелось пить. Она уселась, привалившись спиной к холодному дереву, вытащила фляжку. Вода осталась водой, хотя фляжку Эльза наполняла ещё в предыдущем мире. От кого-то она слышала, что это – заслуга Хранителей, следящих за стабильностью и неизменностью первостихий. Что ж, спасибо, в таком случае, Хранителям за то, что вода не превратилась, к примеру, в кислоту.
Но не успела Эльза поднести фляжку к губам, как на её лицо упала тень. Она вскинула голову – на мгновение над прогалиной зависло крылатое существо и ещё мгновение спустя, резко сменило курс и ушло влево, скрывшись за верхушками деревьев.
Существо исчезло так быстро, что Эльза не успела даже испугаться, а уж, тем более, что-либо рассмотреть. Птица? Гигантская летучая мышь? В любом случае, это было первое проявление жизни, встретившееся ей в этом мире, если не считать Печальника-Рика. И, почему-то, Эльзе сразу расхотелось идти в том направлении, в котором скрылась крылатая тень.
Собственно говоря, она вообще не знала, в каком направлении ей идти. Эйшем сказал – иди, как идётся, Путь сам тебя приведёт. И почему они все так любят намёки и недомолвки? Даже Гарольд, и тот… Ну вот, опять этот Гарольд! Не поминай чёрта к ночи, а Странника в пути. Не ровен час, явится. Нет, не явится – сидит, сейчас, наверное, в своей норе и ножички в дверь кидает.
Эльза сунула фляжку в мешок, порывисто встала. Не так начался день. Не так, как надо. Во-первых, проспала, во-вторых, таинственный летун, в-третьих, дважды вспомнившийся Гарольд. И – ночное явление Рика. И этот лес – не живой, не мёртвый.
Она одёрнула себя. Стоп! В пути такое настроение некстати. Чтобы совладать с закипающей напряжённостью, Эльза стала напевать про себя песенку, одну из глупых песенок Обитаемого мира, звучащих отовсюду, прилипчивых, как банный лист, навязчивых, как бред психопата. Но когда до неё дошёл смысл припева, ей стало ещё хуже.
“Пишешь адрес в никуда: безнадёга, точка, ру…”
А если идёшь в никуда, и того веселей.
Вот и вышло, что, задумавшись, Эльза едва не налетела на рыцаря. Словно сошедший с картинки из учебника по истории – в сверкающих латах, железной юбке, защищающей бёдра, при шпорах и в стальных перчатках, - рыцарь сидел под деревом. Его шлем и меч лежали рядом, копьё было прислонено к древесному стволу. Коня поблизости не было – устроившись на отдых, хозяин, вероятно, отпустил его пастись.
Эльза метнулась за ближайший чёрный ствол, одновременно срывая с плеча лук и выхватывая стрелу. Это получилось у неё достаточно быстро, и Эльза порадовалась, что хотя бы этого навыка она не потеряла в Обитаемом мире.
Рыцарь не шевелился. Его глаза были открыты, но неподвижны. Взгляд пугал пустотой. Эльза осторожно выглянула. Теперь она могла рассмотреть изжелта-бледные скулы, обтянутые высохшей кожей, рот, застывший в подобии усмешки, прядь волос, свисавшую на лоб. Рыцарь был мёртвым.
Или смертельно уставшим.
Обойти его стороной не представлялось возможным. Сжимая лук, Эльза сделала шаг вперёд. Оставалось лишь мышью проскочить мимо мертвеца, если он, конечно, действительно мертвец.
Рыцарь по-прежнему не двигался. Осмелев, Эльза подошла ближе и странным образом догадалась, что он не просто мёртв – он мёртв давно, хотя на латах и не было ни пятнышка ржавчины, а тело сохранялось в том состоянии, в каком его покинула жизнь. Неповреждённые доспехи свидетельствовали, что рыцарь не погиб в бою. Его убила усталость, а Уставший мир оказался неспособным дарить не только жизнь, но и тление.
Её внимание привлёк меч, длинный, узкий, в отделанных сложным орнаментом ножнах, и внезапно она почувствовала непреодолимое желание взяться за чёрную рукоять, вынуть его из ножен, поднять против неведомого врага. Меч манил, притягивал, звал её. Она оглянулась на мёртвого рыцаря. Не будет ли это похожим на мародёрство? Но ведь Рик сказал, что она должна раздобыть меч, а этот сам просится в руки!
Эльза и сама знала за собой склонность к поспешным решениям, но всё же потянулась к мечу. На миг ей померещилось, будто мёртвая рука в стальной перчатке шевельнулась в стремлении помешать ей, но стоило Эльзе прикоснуться к рукояти, как наваждение исчезло.
- Всё равно он больше не сможет тебе послужить, - сказала Эльза мертвецу. – Прости.
Веки мертвеца дрогнули, губы растянулись в ухмылке. Эльзу охватил ужас. Не отдавая себе отчёта в том, что она делает, Эльза схватила меч и бросилась бежать.
___________________
Она бежала, и ей постоянно чудились металлический лязг и тяжёлый топот за спиной. А когда звуки погони смолкли в её ушах (или только в сознании?), она обнаружила, что оказалась в совершенно ином месте. Едва различимые силуэты деревьев окутывала мгла. Вокруг неё клубился густой туман, под ногами хлюпала вода.
“Болото”, - поняла Эльза. – “Меня угораздило забежать в болото”.
Смутная тень промелькнула рядом и скрылась в тумане. Справа раздался хриплый крик, и Эльза поспешила уверить себя, что это – всего лишь болотная птица, наверное, выпь, - но, всё-таки, обнажила меч. Клинок засветился мертвенным голубоватым светом, и в этом свете она увидела, что стоит на прогнившей гати.
- Не ходи туда, детка, - прозвучало сзади. – Там смерть твоя.
Эльза резко обернулась, держа меч обеими руками, и никого не заметила. Однако какая-то сила потянула её в направлении голоса. Сила эта была нематериальной, колдовской, и Эльзе она не понравилась. Ей не нужно было объяснять, что если что-то тащит тебя куда-то в туман, то ничего хорошего ожидать не приходится. Она рванулась в противоположную сторону, но высвободиться не удалось. Это напоминало перетягивание невидимого каната – Эльза тянула вперёд, её пытались уволочь назад. Пока что выигрывала Эльза, но выигрыш давался ей нелегко.
А впереди тем временем возник новый враг. Три головы на змееподобных шеях с рёвом вскинулись из болотной жижи, три пары глаз сверкнули красным огнём. “Влипла”, - с отчаянием подумала Эльза и вдруг услышала:
- Фу, Курва!
Головы спрятались обратно в болото, и только после этого до Эльзы дошло, что фраза относилась не к ней, и “Курва” – это, должно быть, кличка.
Навстречу ей по гати шла светящаяся фигура – высокий седой старик в плаще и с посохом. Не дать, не взять – Гэндальф! Только у Гэндальфа, по мнению Эльзы, взгляд должен был быть исполненным суровой мудрости, а у этого – хитроватый, с ехидцей.
- Никак, заблудилась? – спросил старик, по-птичьи склонив голову набок и прищурив один глаз. – Путь ищешь?
Эльза не поняла, в каком смысле старик употребил это слово – то ли путь из болота, то ли Путь в понимании Странников, Эйшема и её собственном. Но так как искать ей пришлось и тот, и другой, она просто ответила:
- Ага.
И почувствовала, что сила, тянущая “канат”, сразу ослабла.
- Так-так-так, - пробормотал старик. Его голова наклонилась в другую сторону. – Все ищут. И все ко мне приходят – думают, я всем подряд их дорогу показывать обязан. Самим-то искать кому страшно, кому лениво. Ушлые все стали! Тьфу!
Старик гневно погрозил посохом, но Эльза поняла, что он лишь делает вид, будто разгневан. В его словах слышалась не столько злость, сколько желание поворчать и продемонстрировать свою значимость.
- А вы… кто? – осторожно спросила она.
- Кто, кто! Дед Пихто! – ушёл от ответа старик и вдруг посмотрел на неё настороженно.
- Вот так дела! Меч Мертвеца! Тебе бы в куклы играть, а ты по мирам шляешься, да ещё… с этим! Как тебя мать-то отпустила? Выпороть бы вас обеих!
- Да я… - смущённо начала Эльза.
- “Да я, да я!” – передразнил старик. И сказал безо всякого перехода:
- Пошли уже, чаем напою. Там и решим, что делать. Вот только игрушку спрячь, она и в ножнах-то опасна, а уж без ножен… Меня тебе бояться нечего.
- А эта?.. – Эльза покосилась на то место, где скрылись головы.
- Курва-то? Без команды не тронет. Она - гидра сторожевая, обученная.
Чуть помедлив, Эльза спрятала меч. Болотный Гэндальф со сторожевой гидрой, который сначала грозился выпороть, а потом обещал напоить чаем, знал про меч что-то такое, о чём Эльза и догадываться не могла. Кто же этот старикан? Хранитель?
- Колдун я. Колдун-с-Болота – так меня называют. Ещё зовут Ведающим Пути, - отозвался он на её мысленный вопрос. – Я-то тебя знаю, ты – Дарина сестрёнка, вот только имени не припомню.
- Эльза,- ответила она.
- Ты, Эльза, гати держись. Ухнешь в трясину – никакой мертвяцкий клинок не поможет. Да уже и пришли почти.
Глава 11
… Кусты… Сплошные кусты, а среди кустов – редкие проплешины, покрытые щетиной желтоватой травы. И как такой ландшафт можно назвать? Для джунглей растительность низковата, для саванны местность слишком труднопроходима. Кустостепь. С преобладанием кустов. Похоже, что придётся прорубаться от проплешины к проплешине мечом и гномьим топором. Но не сейчас. Днём, если здесь таковой случается. А если не случается, то, значит, не днём – в этих же мохнатых сумерках. В любом случае, не сейчас. Сейчас – только отдых, которого так давно просит тело. Долгожданный отдых.
Выбрав проплешину поуютнее, Гарольд плюхнулся на траву. Здесь было не только сумрачно, но и зябко, поэтому он отправил гнома Болдуина за сучьями для костра. Бурча, по своему обыкновению, что-то в бороду, гном внедрился в заросли, и вскоре из них донеслось характерное тюканье.
“В кустах раздавался топор дровосека – мужик топором отгонял гомосека”, – вспомнил Гарольд. Вернее, вспомнил-то Клэп, хотя, какая, по сути, разница? Те же яйца, только в профиль.
“Там гном топором отгонял гомосека. Интересно, а они здесь, гомосеки, водятся? И как это – “топор раздавался”? Вширь, что ли?”
От усталости в голову лезла всякая чушь. Тело болело. Тело есть тело. Астральное оно или физическое, “тонкое” или “толстое” (это из жаргона псевдооккультистов), жирное или тощее (это уже из числа категорий попроще), умеющее проходить сквозь миры или нет, - но тело есть тело. Телу свойственно временами испытывать боль. На то оно и тело.
“Рука опустилась – устал дровосек. С любовью полез на него гомосек”. Куда этот гном запропастился? Неужто гомосеки утащили? Навряд ли – он хоть и низкорослый, зато плечистый. Полудюжине гомосеков без шума не справиться! А, вон он где – там, где кусты шевелятся!
“Иду, гляжу – кусты шевелються. Думаю – сношаються. А присмотрелась – ябуться!”
Гарольд искренне удивился столь сексуально-извращенческой направленности собственных мыслей. Видать, это всё от усталости. Или присутствие Тэссы так действует – ишь, ластится, морда довольная, чуть не мурлычет. Может, кровь, которой она налакалась, и была виртуальной, но вид-то у Тэссы совсем не виртуально сытый. Повезло этой парочке – одна крови насосалась, другой пойла натырил. Нет, чтобы ещё и о закуске подумать! Ладно, не впервой алкоголем жратву заменять.
Наконец Болдуин вылез из кустов с охапкой хвороста и поплёлся нетвёрдой походкой, поминутно роняя то пару хворостин, то топор. Доплёлся, с шумным сивушным выдохом свалил всё на землю и принялся возиться с костром. Возился долго и неумело, бурча и матерясь. То кремень потеряет, то искра не высекается, то сучья заниматься не хотят. Пришлось Гарольду прийти на помощь, применив старый трюк. Он свёл глаза к переносице, сосредоточившись на одной-единственной точке в центре кучки хвороста, и когда по периметру взгляда всё задрожало и расплылось, представил себе эту точку маленьким, но ослепительно ярким огоньком. Трюк получался не всегда, но на этот раз получился, да так удачно, что взметнувшееся пламя едва не опалило бороду опешившему гному.
- Учись, мохнорылый, - не без доли самодовольства сказал Гарольд и конфисковал у гнома бутылку.
Благодаря костру и алкоголю по телу разлилось тепло, живое, благотворное, уносящее боль. Настолько живительное тепло, что Гарольду показалось, будто оно исходит даже от Тэссы, прилепившейся к его боку, хотя, как известно, вампиры на ощупь весьма прохладны. Тепло навевало сон, даже не сон – скорее, дрёму. Дрёму, пропитанную воспоминаниями. Почему-то припомнилось, как однажды, в неизмеримо далёкой, прошлой жизни, к нему, звавшемуся тогда Клэпом, примчался сияющий, словно дембельский сапог, Алик и, дрожа от возбуждения, показал измятый тетрадный листок. На этом листке была начертана бесценная для любого тогдашнего рок-гитариста схема – схема настоящего! американского! “Маршалловского”! гитарного усилителя! В те достопамятные времена – времена электрогитар фирмы “Урал” и фирмы “Самопал”, приставок “Фузз”, собранных чуть ли не в корпусах из консервных банок; катушечных магнитофонов, переделанных в ревербераторы, и прочих чудес техники в стиле “из говна – конфетка”, - в те времена этот листок должен был стоить целое состояние.
Так он и стоил. Некий народный умелец выкопал - иначе не скажешь, поскольку даже из-под земли такого чуда было не достать - самый, что ни на есть натуральный “Маршалл”, переделал схему на советские детали и теперь давал перерисовать её отдельным посвящённым – за бешеную тогда сумму в двадцать пять рублей. Именно “перерисовать”, потому как единственными доступными аппаратами множительной техники были пишущая машинка и шариковая ручка.
Следующие две недели Алик и Клэп посвятили поискам комплектующих, то есть беготне по “барахолкам” и радиотехническим знакомым. В жертву “фирменному звуку” были принесены два старых, но вполне рабочих телевизора и полторы радиолы. Почти сутки ушли на медитативное действо – намотку трансформаторов. И когда странно выглядевшая конструкция была спаяна, свинчена, осторожно помещена в посылочный ящик и с замиранием сердца включена в сеть, вожделенный усилитель немедленно сгорел, а его конструкторы с расстройства напились до беспамятства.
- Клэп, ты никогда не слышал ничего насчёт “не зная броду…”? – насмешливо спросил голос Гарольда в их обшей голове.
- А сам-то? Тоже не знаешь, а ведь суёшься! – огрызнулся Клэп. На этом внутренний диалог, напоминающий яркий пример раздвоения личности, закончился.
Доля правды во взаимных упрёках была. Клэп всегда действовал по принципу: с пятого вывода на резистор “эр-два”, с него через конденсатор “цэ-шесть” на “землю”, ток устанавливаем потенциометром “эр-восемь” – и поехали. Какие там электроны, и какими толпами носятся от анода до катода (или наоборот?), его не особо волновало.
В отношении межмировых сил и закономерностей Гарольд поступал примерно так же.
… Алик уже тогда был бессердечной сволочью, неспособной сочувственно отнестись к состоянию, вызванному крушением надежд. Не дав ни проспаться, ни опохмелиться, он грубо распихал Клэпа, понуждая того немедленно приступить к выяснению причин возгорания.
- Да иди ты к ядрёной матери! – сказал Клэп. – Возьми тестер и разбирайся!
- Какой ещё тестер?! Здесь кто-то есть! – не своим голосом взвизгнул Алик. Ополоумел он, что ли? Шаляпинским басом Алик не обладал, но чтобы так визжать?..
… Он вынырнул из сна, как из омута на поверхность. На поверхности не оказалось ни превращённой в радиолабораторию комнаты, ни сгоревшего усилителя, ни визжащего Алика. Зато были кусты, спящий праведным сном забулдыги гном возле почти потухшего костра и оскаленная, очень встревоженная Тэсса.
- Здесь кто-то есть! – прошептала она. – Кусты! Они движутся!
- Фу! – выдохнул Гарольд. – До инфаркта доведёшь! Пуганая ворона куста боится!
Кусты… Вспомнилось из Кастанеды: “Любой путь ведёт в кусты или через кусты. Это не важно. Важно лишь то, имеет ли твой Путь сердце”.
“Сердце… Часть тела… Значит, у Пути тоже может быть инфаркт”, - добавил он от себя и понял, что Тэсса права – кто-то рядом, действительно, был. Несколько. Зрением Отражённого Света Гарольд видел их как бесформенные тёмные пятна. Эфемериды. Лярвы. Вечно голодные, жаждущие энергии, флюидов и эманаций. Напугали вампиршу и теперь алчно жрут её страх. Пустяки, но обезопаситься стоит.
Он поднялся, подбросил топлива в костёр и начертил мечом светящийся защитный круг, так, чтобы костёр и вся их троица оказались внутри. Вот и всё. Можно спать.
Лечь он не успел. Перед его лицом (но вне круга) в воздухе повисла гнусная рожа, круглая, жёлтая и ноздреватая, как швейцарский сыр. И правда ведь – сыр! Красный мелкозубый рот – долька арбуза. Глаза – блестящие маслины. Примерно то, что под действием галлюциногенов можно увидеть на кухонных фотообоях.
- Чи-из! – долькой арбуза сказал сыр. Одна из маслин подмигнула. – Скажи: “чи-из!”, потому что сейчас ты умрёшь.
Так, ясное дело – морок. Наваждение. Весёленькое местечко – лярвы и морок. Это значит, что и в круге не поспишь. Из-за сыра выплыли два здоровенных ракообразных, клешнястых и усатых (как их там? омары? лобстеры?), каждый на своём подносике. В клешнях у каждого – по листику салата. Замахали салатом, зашевелили усами. Зашипели: “Ш-ш-шиз!” Вот именно – кто бы этот натюрморт ни напустил, он стопроцентный шиз. Полная околесица. Швейцарские сыры не скалятся арбузом. Варёные раки не свистят и не шипят – шипеть полагается змеям. Что?.. Змеям?!..
Он отшатнулся, да так, что едва не сел в костёр. Из-под всех окрестных кустов, из травы, с веток – отовсюду на поляну ползли змеи. Полчища шипящих гадов. Можно было подумать, будто их притягивает свет костра. Ерунда! Змеи не ползут на огонь. Явление из той же обоймы, что и говорящий сыр.
Так и оказалось – змеи тоже были частью наваждения, поэтому защитная полоса круга стала для них непреодолимой преградой. В результате кругов стало два: один - внутренний, обведённый мечом, другой – внешний, извивающийся, тускло поблёскивающий. Шипящий. Пока не опасный. Пока… Пока не рухнула защита.
Между тем воздух пропитывался электричеством. Над кольцом из змей залетали шаровые молнии, с треском взрываясь при соприкосновении с невидимой преградой. Тэсса, как обычно, заскулила. Болдуин помянул святые яйца и клитор богородицы. Гарольд понял, что круг сужается. Теперь Странник, вампирша и гном образовывали собой довольно тесный треугольник, в центр которого был вписан костёр. В метре от ног поднимались гадючьи головы.
В костре что-то выстрелило, словно туда бросили связку петард. Во все стороны брызнули искры. Завизжала Тэсса. Запахло палёными волосами. Взревел Гарольд, которому за шиворот прилетел уголёк. Но в следующее мгновение ему было уже не до уголька – он увидел самое параноидальное зрелище в своей жизни. С сырной головой произошло что-то вроде вспышки сверхновой. Яркость этой вспышки просто невозможно было описать, поскольку не было ей сравнения. Ужасающая боль резанула глаза, словно в них впились тысячи раскалённых игл, в лицо ударил поток жидкого огня, разносящий голову в клочья.
Как ни странно, голова осталась на месте и даже пыталась соображать. В смысле, его, Гарольдовская голова. Нечто же, возникшее на месте сырной головы, было не просто огромным. Оно было чудовищно, невообразимо, патологически огромным, и, как Гарольду показалось вначале, состояло исключительно из голов. На самом же деле, это было не совсем так.
“На шее у него девять голов. По девять голов у него на каждом плече. По девять голов на его локтях, по девять голов на коленях, и по девять голов он держит в ладонях”.
Конечно, Гарольду было некогда считать. Он просто откуда-то знал. Как и знал, что защита разбита вдребезги, что многоголовый великан их сейчас растопчет, что если Многоголовый - и наваждение, то наваждение, несущее смерть. А ещё он знал, что кто-то стоит за левым плечом – не гном, не Тэсса – кто-то, большой и тёмный, и этот кто-то наклоняется к его уху и шепчет:
- А теперь смотри!
Он шепчет, но шёпот гремит, как колокол. И голос какой-то странный, словно пропущенный через блок цифровых эффектов.
- Смотри! Красная Богиня Смерти идёт с Юга, в правой руке она держит вырванные кишки, которые засовывает в рот левой рукой. Смотри!
И Гарольд увидел идущую с Юга Красную Богиню с пастью, набитой окровавленными кишками. Кровь и полупереваренная пища стекали по её подбородку. Она улыбалась. Она тоже была устрашающе огромна, но, всё же, меньше Многоголового – где-то в половину его роста.
Многоголовый пошевелился, медленно поднимая правую ногу. Головы на колене оскалились.
- Смотри! – снова загремел шёпот. – Зелёная Богиня Смерти идёт с Запада, в левой руке несёт кубок-череп, наполненный кровью, правой рукой помешивает в нём трупом, пьёт и радуется.
Зелёная Богиня была подобна ходячей башне. Земля содрогалась от её поступи. С трупа падали капли крови, точно капли чая с ложечки.
Многоголовый согнул ногу в колене – головы блеванули кровью.
- Смотри! Синяя Богиня идёт с Севера, левой рукой засовывает трупы в рот, жуёт и чавкает, счастливая.
Синяя Богиня сыто рыгнула. Многоголовый оторвал ногу от земли.
- Жёлтая Богиня Смерти идёт с Востока, отрывает головы у трупов, щёлкает, как орехи, и веселится.
Жёлтая Богиня выплюнула раскушенный череп, как шелуху от семечка. Многоголовый занёс ногу.
- Не бойся их! – грянул шёпот. – Это ты сам! Это мысли твои! Ты – труп, и ты – пожирающий. Прими их в себя! Прими их в себя!
Ступня весом в сотни тысяч тонн зависла совсем близко. Ещё секунда – расплющит. К добру ли, к худу ли были советы шептавшего, и кем бы он ни был, но мешкать было нельзя.
- Я принимаю! – закричал Гарольд. – Я принимаю вас в себя!
Земля, кусты, змеи – всё с сумасшедшей скоростью устремилось вниз, уменьшаясь до игрушечных размеров, как если бы Гарольда схватили за шиворот и молниеносно вознесли к небесам. Далеко внизу он увидел поляну, на которой судорожно вцепились друг в друга Тэсса и Болдуин, казавшиеся сейчас не больше муравьёв. Гарольд поднял глаза и остолбенел – никуда он не возносился! Он был теперь одного роста с Многоголовым.
Многоголовый заревел и, размахнувшись, швырнул в Гарольда пригоршней голов. Большинство из них взорвалось пейнтбольными шариками, но две головы с визгом реактивных снарядов вцепились зубами в его плечо. Гарольд стряхнул их, словно репьи, и вытянул вперёд руку. Из перстня вырвался поток ослепительного белого света и ударил Многоголового в грудь. Мир взорвался предсмертным криком десятков глоток.
… Вскочил Гарольд несколько быстрее, чем ему хотелось, потому как вторая за сегодняшний – вечер? день? ночь? – попытка усесться в костёр увенчалась-таки успехом. Костёр потух, но угли оставались горячими. Он потёр задницу. Потом помотал головой. Всё говорило в пользу того, что он жив. Потом посмотрел на кусты. Кусты говорили в пользу того, что он снова нормального размера. Там, где прежде копошилось кольцо из змей, теперь кружился хоровод обнажённых девушек неземной красоты. То обстоятельство, что девушки не касались ногами земли, и кусты сквозь них было отлично видно, ничуть не портило зрелища.
- Святое дерьмо со святой мочой! – гном пялился туда же, куда и Гарольд. Значит, если Гарольд и свихнулся, то не в одиночку.
У Тэссы танцы призрачных красавиц большого интереса не вызывали – возможно, из-за расстройства по поводу плачевного состояния её причёски. Ничего, у вампиров волосы отрастают, как у покойников.
- Стран… - начала она, но тут же поперхнулась. – Повелитель! Что это было?
Гарольд почесал затылок.
- Ответ на сей вопрос мне неизвестен, ибо неведомы мне сокровенные тайны процессов, протекающих в транзисторных пэ-эн переходах.
Глава 12
Жилище болотного колдуна напоминало хижину на сваях, вот только сваи были из голубого света. Старик поднял руку, и хижина бесшумно опустилась до уровня гати. Зато отворившаяся дверь произвела такой истошный скрежет, что у Эльзы пробежали мурашки по коже. Чем-то этот скрежет напомнил ей услышанный на болоте крик.
- Никак не соберусь смазать, - с ноткой смущения пояснил колдун. – Заходи.
Внутри хижина выглядела точно так, как и должно, если верить сказкам, жильё колдуна. Простой деревянный стол, два стула, топчан у стены. Повсюду развешаны связки трав, амулеты, обереги и прочий колдовской инвентарь. На столе – неизменные свеча и книга в кожаном переплёте. В углу неторопливо вращался в воздухе хрустальный шар размером с арбуз.
Над притолокой Эльза заметила странный символ – что-то среднее между разогнутой кольцевой спиралью и нотным басовым ключом. Символ показался ей знакомым, но она не могла вспомнить, где видела его раньше.
- Значит, и Дара в эти дела впуталась! Ей-то чего неймётся – Запредельности, что ли, мало? – послышалось за Эльзиной спиной ворчание колдуна. – С ума посходили! Ты пока садись куда-нибудь, я чайник взгоношу.
Внезапно его тон изменился.
- Стой! – рявкнул колдун. – Не двигайся! Да что же это ты за собой тащищь?!
Стоя спиной к старику, Эльза не могла видеть происходящего, зато услышала, как что-то упало сверху, рубануло по чему-то, что-то с хрустом порвалось, вскрикнули дверные петли. Хижину сотряс мощный удар. Эльзу толкнуло вперёд, потом швырнуло на пол.
Колдун нагнулся к ней и схватил за плечи. Его белые волосы встали дыбом, как наэлектризованные, лицо перекосила гримаса бешенства. В глазах полыхал огонь.
- Кто тебя послал? Отвечай! – зарычал он.
Взметнулся до потолка яркий переливающийся сполох, и в нём возник образ ребёнка – мальчика лет семи.
- Колдун! – резанул по ушам пронзительный детский голос. Тут же ребёнок превратился в обнажённую женщину, а дальше в сполохе замелькал настоящий калейдоскоп образов. Женщину сменил вставший на задние лапы медведь в шкуре из водорослей вместо меха, медведя – тополь, усеянный желудями, за ним последовали древовидный тюльпан, берёзовый куст и оранжевый кактус, немедленно пустившийся в рост. Когда его отростки вытянулись в руки, из верха мясистой растительной плоти сформировалась голова, и кактус стал похож на помесь человека с оранжевым ежом, он заверещал:
- Кто тебе разрешил, колдун?!
- Ну, уж, конечно, не ты, - ответил старик. – И я тебя не звал.
Он выставил вперёд раскрытую ладонь, и человекокактус растворился в сполохе. Сполох потух.
- Уж прости, деточка, что напугал, - неожиданно мягко сказал колдун, помогая Эльзе подняться. – По правде говоря, я и сам напугался. Вот тебе кто, получается, хвост привесил! Только меч-то он зачем тебе дал?
- Мне его не давали, - выдавила не вполне пришедшая с себя Эльза. – Я взяла его у мёртвого рыцаря. Мне Рик сказал…
- Рик ещё и не такое скажет. Трепло! Чудные дела! Как же ты меч взять смогла? Посильнее тебя пытались – ни у кого ничего не вышло. До него и дотронуться мало кто смог, не то что поднять.
- Я… я не знаю. Мне нестерпимо захотелось его взять. Он, как бы… позвал меня, что ли.
Колдун пристально посмотрел на Эльзу. От его насмешливости не осталось и следа. Было видно, что он сильно озабочен.
- Никто не ушёл бы от Мертвеца с мечом, оставшись при этом живым. Постой-ка, постой! Ты ведь должна была умереть, но не умерла!
- Я умерла, - ответила Эльза. – Давно, в Обитаемом мире.
- Вот оно как! Это многое объясняет. Да что ж это я – про чай-то забыл! Сейчас, погоди минутку.
Эльза недоумённо глянула на колдуна. Ни очага, ни печи в хижине не было. Но старик, снова хитро прищурившись, подвесил чайник в воздухе, и тот сразу же закипел.
- В таком деле без чаю не разберёшься. Да и с чаем, боюсь, это будет непросто. Как же он хвост тебе прицепил?
- Кто – “он”? Какой хвост? – удивилась Эльза.
- Так я и думал, что ты ничего не знаешь! Вот паскудник! Послал девчонку с завязанными глазами на смерть, и всё ради своих бирюлек!
Холодок пробежал у неё по спине.
- Вы… - начала Эльза и запнулась, не зная, как обращаться к старику.
- Какие-такие “вы”? Меня разве много? Или в глазах троится? – спросил колдун, посмеиваясь над её замешательством. – Зови меня Дедом. Да ты, ведь, поди, голодная? Разносолов не обещаю, но что-нибудь к чаю найдётся.
К чаю нашёлся клюквенный пирог, и Эльза решила, что пироги колдун печёт тоже в воздухе. Чай имел странный, но очень приятный вкус – хоть Эльза и была Лесной Ведьмой, она ни за что бы не угадала, какие травы заваривает старик. У неё начала слегка кружиться голова. Тело приобрело необычайную лёгкость. Хижина стала как будто просторнее, и все предметы в ней показались Эльзе живыми, но настолько невесомыми, что их можно было без труда сдвинуть взглядом. А то и поднять в воздух. Она перестала обращать внимание на странное поведение колдуна, мгновенно переходившего от старческого ворчания к ехидной насмешке, и от насмешки – к серьёзной думе. Лишь на какой-то миг в ней шевельнулось беспокойство – колдун всё чаще получал ответы на свои вопросы, а от ответов на Эльзины ловко ускользал.
- Не опоил я тебя, не бойся, - поймав её мысль, усмехнулся он. – Лекарь тоже сперва осматривает, а уж после лечит. Вот и я так же. Без доскональности, с бухты-барахты, Путь не укажешь. Постой-ка!
Колдун проворно подскочил к хрустальному шару и уставился в его сверкающую глубину.
- Ишь, чего делает! Молодец! – одобрил он. Вращение шара ускорилось. По стенам замелькали разноцветные блики.
“Там, наверное, футбол показывают, по шару”, - подумала Эльза. Её глаза стали слипаться, мысли путались. – “Да нет, какой футбол! Скорее, “Властелина Колец”! Вот болотный Гэндальф и подскочил”.
Колдун и впрямь напоминал завзятого болельщика. Стоя на полусогнутых ногах, упёршись ладонями в бёдра, он неотрывно следил за ходом неких событий и время от времени разражался комментариями:
- Защита! Давай, держи защиту! Дурень, нужно было зеркальную ставить!
“Всё-таки, футбол”, - заключила Эльза. – “Не знала, что колдуны бывают фанатами”.
- А ведь он бесится, - другим, злорадным тоном произнёс старик. – Хвост обрубили, вот и бесится. На Странников кидаться начал! Со мной-то ему слабо спорить!
“На Странников?” – Эльза безуспешно попыталась приоткрыть глаза. Ей представился огромный стадион, заросший по краю кустарником. Матч “Странники” – “Хранители”, второй тайм. На трибунах сидят колдуны в балахонах, трясут бородами и стучат посохами. Из-под посохов вылетают искры.
Колдун приблизил лицо почти вплотную к шару. Помрачнел.
- Раздавит ведь! – выдохнул он. – Как есть, раздавит!
Шар завертелся с бешеной скоростью, так, что блики на стенах слились в сплошное багровое зарево. Знак над притолокой засветился зловещим пламенем.
- Девятый? – удивился колдун. – И этот вмешался?
По крутящейся сфере поплыли бесформенные чёрные пятна. Колдун отступил на шаг. Вращение замедлилось. Знак, подобно сердцу, ритмично пульсировал.
“Сказал бы хоть, какой счёт”, - вяло подумала Эльза.
Шар почти полностью почернел и вращался всё медленней, будто нехотя. Его болтала из стороны в сторону неведомая качка.
Но уплывающая в мир сновидений Эльза этого не видела. Не видела она и того, как в глазах колдуна, то насмешливых, то серьёзных, то гневных, промелькнул страх. Она продолжала представлять себе фантастический матч между командой “Странники” и командой “Хранители” и, конечно же, болела за “Хранителей”, поскольку слово “Странник” вызывало у неё казавшиеся ненужными воспоминания.
Из забытья её вывели звук падения чего-то тяжёлого и последовавший за ним отчаянный крик колдуна.
- А-а! – закричал колдун срывающимся и надтреснутым голосом. – Он открыл Дверь!
На полу лениво покачивались половинки расколовшегося шара.
- Какую дверь? Кто открыл? – спросила Эльза, с трудом разлепляя веки.
- Ты ещё спрашиваешь, кто открыл? Дружок твой полоумный, Странник! Ох, всыплю ж я ему, когда придёт!
- Придёт? – сонно удивиласьЭльза.
- Придёт, придёт, - сказал колдун, пытаясь взять себя в руки. – Все заплутавшие ко мне приходят.
Старика сотрясала мелкая дрожь.
Глава 13
- Радж! – ещё раз крикнул Джонни, и снова никто не откликнулся, даже эхо. По-прежнему вокруг стояла загадочная тишина. Распространённые эпитеты “мёртвая” и “гробовая” к этой тишине не подходили. Она не была мёртвой. Она была многозначительной.
Джонни хмыкнул. Число необъяснённых явлений множилось в геометрической прогрессии. Собственный голос он, без всякого сомнения, слышал, так что гипотеза насчёт какого-нибудь поглощения акустических колебаний напрочь отпадала. Иных гипотез у Джонни пока что не было.
И куда же, всё-таки, подевался Радж? Когда они свернули направо, к соснам, Джонни оказался шагов на тридцать впереди Раджа, но Радж, отличный ходок, уже давным-давно должен был его догнать. Джонни предположил даже, что Радж, упрямства ради, не стал сворачивать вслед за ним, продолжая идти в прежнем направлении, но это предположение не выдерживало никакой критики. Конечно, весь опыт человечества неопровержимо доказывал, что люди, слишком уверенные в своей правоте, способны на всё, но такой мальчишеский поступок никак не соответствовал характеру Раджа. Значит…
Джонни ощутил противный холодок в районе диафрагмы и внезапную слабость в коленях. Хрупкий скелет догадки обрастал плотью уверенности, и Джонни теперь не сомневался в правильности своих выводов. В момент поворота между ним и Раджем оказалась аномалия!
“Но, в таком случае”, - размышлял Джонни, - “размеры аномальной зоны намного меньше, чем я предполагал, если только она не имеет форму кляксы. Или амёбы. Никто ведь не говорил, что аномалия обязана быть правильным кругом. Или треугольником. “Бермудский треугольник” треугольником лишь для того и назвали, чтобы хоть как-то, приблизительно очертить его границы. А, может, аномалия вообще способна менять форму и местоположение?”
Его воображение полностью захватила такая картина: ползёт амёба-аномалия, шевелит ложноножками, одну из них случайно просовывает между ними, Радж делает шаг, и…
Тут Джонни посетила первая за весь день по-настоящему здравая мысль. Прежде чем озадачиваться формой аномалии, не вредно было бы развести костёр и просушиться. Со стороны, наверное, забавно смотрелось – стоит на горке парень в мокрых штанах и, словно чётки, перебирает гипотезы.
“Ладно хоть, никто меня сейчас не видит”, - хмыкнул про себя Джонни.
В этом он ошибался – за ним уже давно наблюдали.
Сухих сосновых веток – тех самых, что не хрустели под ногами, - здесь хватало в избытке. Беззвучно ломая одну из них, Джонни почему-то задумался – как на это отреагировал бы Клэп? Наверное, сказал бы что-нибудь вроде: “Ну, не хрустят, и что?.. Тебе что нужно – чтобы хрустели, или чтобы костёр горел?”
Клэп вообще во что угодно мог поверить и ничему не удивлялся. Скажи ему, что над соседним домом летает птеродактиль, он бы, скорее всего, лишь пожал плечами – мол, чего только на свете не бывает!
И предложил бы выпить за птеродактиля.
Запалив небольшой костерок, Джонни скинул разбухшие от воды берцы, стянул штаны. Пристроил и то, и другое возле костра. Папиросы и коробочка с анашой не промокли – не зря он каждый раз упаковывал их в полиэтилен.
Забивание косяка и углублённые размышления – две вещи, как известно, несовместимые, ибо процесс забивания сам по себе требует изрядной сосредоточенности. Он приколотил аккуратненький косячок, хоть начинающим наркоманам показывай – учитесь, мол, дети, как дядя делает. Прикурил, задержал дыхание и почти сразу почувствовал, как мысли стали обретать непередаваемую лёгкость. Кем бы или чем бы ни была загадочная аномалия, он всё равно её обнаружит, опишет, нанесёт на карту, и какой уж тут дипломный проект! Бери выше – кандидатская, если сразу не докторская! Доктор наук Иван Андреевич Самсонов! Светило мировой науки с косяком в зубах. Раджа тоже нужно будет упомянуть. Лишь бы не посмертно…
Джонни потрогал штаны – так и есть, мокрёхоньки. Про берцы и говорить нечего, а день-то к вечеру клонится, так что все научные изыскания придётся отложить на утро. Джонни укрепил над костром кастрюльку, вытащил металлическую – тоже для защиты от случайного промокания – коробочку с заваркой. Пока чай закипает, можно и ещё покурить. Не полновесный “ствол” – “пяточку”.
Но после второй затяжки ему померещилось, будто один из буро-зелёных камней, рассыпанных между сосновыми корнями, шевельнулся.
“Каннабис не вызывает галлюцинаций”, - сказал себе Джонни. Галлюцинация с этим, похоже, тоже была согласна.
- Хм, - произнесла она. – Человек. Настоящий. Без штанов.
И явилась перед Джонни во всём своём великолепии, при виде которого менее здравомыслящий человек, позабыв про штаны и чай, бросился бы наутёк со сдавленным криком: “Мама!”
Ростом явление не вышло – фута три, зато кисти рук спускались ниже раскоряченных колен. Лицо и руки имели тот же самый цвет бурого камня, а тело, казалось, поросло мхом. Впечатление дополнялось крючковатым носом и удлинёнными остроконечными ушами, которые не переставая двигались, как у прислушивающейся собаки. До тех пор, пока существо не производило движений, его нельзя было отличить от окружающего пейзажа.
“Каннабис не вызывает галлюцинаций”, - повторил Джонни. На всякий случай он мотнул головой из стороны в сторону, надавил пальцем на глазное яблоко, провёл ещё несколько экспериментов того же порядка, - и всё безрезультатно. Галлюцинация не только не испарилась, более того – премерзенько захихикала:
- Камни сказали правду! Люди, и впрямь, легендарно глупы! Верят в то, чего нет, а в то, что есть, поверить не могут!
Джонни тем временем судорожно перебирал в голове всё “несерьёзное чтиво” в ярких обложках, которое подсовывали ему Алик, Трэш, а порой и Клэп. Книжки эти он пролистывал с пятого на десятое, после чего отправлял на шкаф покрываться пылью. А, между тем, сии запылённые тома изобиловали описаниями чудиков, подобных тому, что стоял сейчас перед Джонни и откровенно над ним издевался.
- Гном? – пытаясь определить расовую принадлежность буро-мохового субъекта, осторожно спросил Джонни. Субъект презрительно фыркнул.
- Гоблин? – ещё осторожнее намекнул он.
- Сам ты гоблин! –оскорбился незнакомец. – Самый тупой из всех гоблинов, которых я видел!
Становилось уже теплее. Кто же ещё у них фигурирует? Лешие? Болотники? Или, как их там?..
- Тролль! – бездумно ляпнул Джонни. Во взгляде существа мелькнуло что-то нехорошее, кисти сжались в каменные кулаки.
- Скажи спасибо, что ты такой кретин, не то сам бы тотчас в тролля превратился! Забудь это слово! Оно из-за кучки безмозглых орясин непроизносимым стало. Они даже сами себя больше так не зовут. Да что с тебя взять, тупоумного! Даже к костру не пригласил!
Джонни с опаской подвинулся. Уместившись возле костра, незнакомец опять приобрёл вид замшелого камня, на котором, если присмотреться, можно было обнаружить пару глубоко посаженных глаз.
- Когда-то мы были одним племенем, но людоедство и жадность сделали их такими, какие они сейчас. Они только пожирали и разрушали, а потому утратили способность переносить дневной свет.
- А вы?.. Не людоеды?
- Ты же видишь – я не боюсь света. Да, и сыпни-ка мне той травы, чей дым ты вдыхаешь! – потребовал собеседник, доставая крошечную трубочку. – “Они” – это тело от тела камня, а мы – его дух. Говорящие-с-Камнями. Младшие Хранители.
- Кто? – удивился Джонни.
- Эх, темнота! Доживёшь – узнаешь. Тебя хоть несёт-то куда?
- Я пошёл аномальную зону искать. Место, где случается то, чего не бывает. Со мной ещё попутчик был, но он пропал.
- Ну, зону свою ты уже нашёл, а за попутчика не беспокойся. Путь даст – встретитесь.
- Ты мне вот что ещё скажи – как отсюда на какую-нибудь дорогу выбраться?
- Да вон она, за мелколесьем – Какая-Нибудь Дорога. Только лучше тебе туда не соваться.
- Почему? – не понял Джонни.
- Там Странник бродит. Со Спутниками.
- Какой ещё Странник? Человек?
Говорящий-с-Камнями тоненько засмеялся.
- И кто тебе сказал, что Странник может человеком быть? А уж Спутники…
- Что – Спутники?..
- Да так. Съедят, - Говорящий-с-Камнями с наслаждением затянулся.
Глава 14
Гарольд. Какая-Нибудь Дорога.
“Век живи – век лечись”, - съёрничал я. Рывком подняв своих “сподвижников” на ноги и приказав им вцепиться в меня покрепче (синяк от гномьей пятерни останется надолго), я принялся вращать перстень. Многофункциональная попалась штука – и тебе оружие, похлеще меча, и средство передвижения, и чуть ли не генератор миров. Разобраться бы с ней на досуге, с ней и с её появлением. Вот только досугом-то и не пахнет. Надо сначала Эльзу найти, непременно вернуть – если не миром, то хитростью (да хоть силком!), а после ещё семь вёрст по мирам киселя хлебать в поисках хотя бы временного пристанища.
И со свитой своей что делать? Их в Обитаемый мир не возьмёшь, да и в Мир Отражённого Света – тоже… “Здравствуйте, девочки, я тут с компанией! Мечите на стол свежей крови и самогона!”
Насколько могло всё решиться проще! Оттяпал бы Тэссе голову, Болдуина в пустыне бы бросил – и никаких проблем! И никаких моральных угрызений. Ха, с каких это пор стали Странники нравственностью прихварывать? Не иначе, пора на покой, да не существует для нас покоя – ни пенсии, ни отставки по выслуге лет.
Да и привык я уже к этой паре. Не то приручил, не то сам приручился. Тэсса в ухо сопит, гном что-то буркает – вот и кажется, что не один. Ходят по мирам слухи, будто Странникам неведомо чувстсво одиночества, только трепотня это. Иначе зачем бы они Спутников себе заводили? А ещё сдаётся мне – не будь их со мной в Кустах, стоптал бы меня Многоголовый. Ума не приложу, отчего такое ощущение – то ли поддержка некая от вампирши и гнома тогда поступила, то ли рудиментарное чувство ответственности сил придало.
Правда, шептал ещё что-то этот чёрный слева. Шептал, шептал, а потом словно шасть под землю. И будто сквозняк подул сквозь миры.
Эх, Дару бы сюда, Дару! Та, если б и не объяснила толком, что к чему, то хоть намекнула бы. Может, сказала бы, кто такой этот чёрный.
Ладно, приступаем к задаче номер один. К поискам иголки в стоге сена, то есть, к поискам Эльзы в куче миров. Я провернул кольцо – в этом мире её нет. Какая-то беспространственная муть. Дальше. Орбита Сатурна. Дальше. Морское дно. Мокро и водой дышать несподручно. Барракуда плывёт. Дальше.
Следом и того не лучше – миры-близнецы, только одни в огне, а другие, выгоревшие, в пепле. И никаких следов Эльзы. Опять компьютерная игра – надеюсь, не моего авторства. Мне и без компьютера игрушек достаточно, и собирать какие-то вшивые сердечки и яблочки совсем не прельщает. Гном глазеет по сторонам – а чего тут глазеть, игра-то двухмерная! Приходится тащить его за шиворот.
Ну, Эльза, ну, зараза! Хоть бы маячок какой к себе прицепила! Ага, как же! Меньше всего она хотела, убегая, чтобы я её отыскал.
Следующие миры я пролистывал, почти не глядя, без особой надежды на успех. Вампиры, положим, практически неутомимы, про гномов мне доподлинно не известно, но мы-то, Странники, - существа, как-никак, уязвимые. И я стал сдавать. Набрести бы на спокойный мирок, с ручейком, с деревьями, без сырных рож, и с присутствием пищи.
И, кажется, подходящее место подвернулось. Песчаная дорога, размытая местами весенней водой. Не похоже, чтобы дорогой часто пользовались. По обеим сторонам лес – ёлки, сосны, лиственная пестрота. С одной стороны деревья повыше и пореже, с другой – заросшая низина, в которую стекает ручей.
Идиллия, прямо. Мечта идиота. Вот только дует откуда-то. И это не ветер. Словно движется что-то, лишённое запаха и температуры. Не злое, как будто, зато тревожное…
- Остановимся здесь, - скомандовал я. – Гном, как обычно, за кострового. Мы с Тэссой пойдём на разведку, в разные стороны. Светловолосую девушку с луком не трогать – лишь выследить, а, лучше, осторожно подманить к костру. Тэсса, зубки спрячь! Болдуин, матерись поменьше! А если встретите вдруг что-нибудь такое – сами знаете, какое – чертите круг и верещите, что есть мочи.
Как трудно было справиться с искушением упасть и растянуться! Но после происшествия в Кустах во мне взыграла осторожность. Да и лишним шансом ненароком напасть на Эльзин след пренебрегать не стоило.
Я прошёл шагов сто, время от времени заглядывая в чащобы, под еловые ветви, в небольшие овраги – словом, во все места, где могло укрыться существо размером с человека. Поиски не привели ни к чему существенному, зато на обочине я обнаружил покосившийся указатель с надписью: “Какая-Нибудь Дорога”. Своеобычный же юмор у местных географов! Куда и откуда эта дорога вела, указатель не сообщал.
Сдвоенный вопль разорвал лесное спокойствие позади меня – так могли орать две взбесившиеся кошки. Один-то голос я узнал сразу – с чьим же ещё спутаешь нежный вокал Тэссы? Второй пронзительный визг напомнил мне что-то неуловимо знакомое, но тратить время на узнавание я не стал.
Обогнав грохочущего тяжёлыми башмаками гнома, я застал такую ситуацию: напружинившись и пригнувшись к земле, Тэсса приняла боевую стойку. Клыки и когти обнажились для молниеносной атаки, глаза налились кровью. У её ног лежал крупный заяц с откушенной головой. А напротив Тэссы сидела… и угадывать с трёх раз бесполезно! – заходящаяся ультразвуком Мэгги!
Но, во имя всех Миров и Запредельности, на что она была похожа! Лицо из треугольного стало клиновидным. На нём виднелись только голодный рот и расширенные глаза. Бывшие некогда роскошными длинные волосы спутались копной чёрной пакли. Узловатая шея напоминала прутик, с трудом поддерживающий голову. Тем же, что осталось от крыльев, самый прижимистый садовник постеснялся бы украсить огородное пугало.
- Мэгги! – воскликнул я, оттаскивая рычащую Тэссу. – Что с тобой стряслось?
- Будто сам не знаешь, - проскрипела Мэгги.
Я знал, и даже чересчур хорошо. Странники, создающие эфемерид, становились для последних разновидностью доноров. Спутник, слишком долго обходящийся без своего создателя, впадал во всё более удручающее состояние и, в конце концов, мог погибнуть. Мэгги ещё держалась молодцом. Два года – срок для эфемериды немалый.
- Она отобрала мой последний вздох! – пожаловалась Мэгги, попеременно указывая то на Тэссу, то на заячий труп.
- Ты перешла на последние вздохи животных? – поразился я.
- Что же мне ещё оставалось? – буркнула она. – Ты меня бросил, новых эфемерид завёл! – и неприязненно покосилась на моих сопровождающих.
- Ошибаешься, Мэгги. Они – настоящие, - возразил я.
- Настоящие?! – взвизгнула Мэгги тоном бабы, которую обсчитали на базаре. Оказалось, что за прошедшие годы в её вербальной, нетелепатической речи появились напрочь отсутствовавшие прежде интонации. – Настоящие! Странник, ты, похоже, выжил из ума, либо нюх потерял! Ты только посмотри на этих “настоящих”! Как бы я ни была слаба и измучена, чутья пока не лишилась!
Ничего себе повод для размышлений! Мэгги любила порой недоговаривать, но никогда не врала. Такой уж я её придумал. И подтверждением её слов были не замеченные мною раньше некоторые странности в поведении Тэссы и Болдуина. Вампирша, умеющая бояться и плакать; несущая хозяину, как это делают кошки, обезглавленную добычу! Запойный гном, употребляющий в изощрённом сквернословии религиозные термины, которые ему и знать-то не положено! Два существа, не совсем соответствующие своим расам, увязавшиеся за Странником и не отстающие от него ни на шаг!
Отличный вырисовывался послужной список! Вполне достойный мага-недоучки. Для начала выдумал Мэгги. Потом заселил нечистью Обитаемый мир. Сотворил Тэссу и Болдуина. Нашумел в Кустах – как бы ещё этот шум эхом не отозвался. Может, и прочих дел наворотил, про которые до поры – до времени ведать не ведаю. С резистора “эр-два” на конденсатор “цэ-восемь”, пятый вывод на “землю” – авось, как-нибудь и заработает.
Насчёт нечисти можно не волноваться. Выведется. А не выведется – будет чем заняться всяким экстрасенсам, изгоняющим из домов привидений. Другое дело – Спутники. Этих придётся всю жизнь за собой таскать, они ж без меня погибнут.
Тут меня и шарахнуло. Словно обожгло ледяным холодом, и ноги предательски задрожали.
“А если… Если Эльза – тоже плод материализации? Она ведь не человек, и даже не вполне Нелюдь. Вдруг Эльзу я тоже выдумал?!”
Я облизнул пересохшие губы. Тэсса, расценив это по-своему, пододвинула ко мне зайца. Но мне сейчас было не до него.
Вроде бы, Эльза ничем не напоминала эфемериду, но ведь и Тэссу я не сумел распознать, приняв за обыкновенную вампиршу. Даже когда её трахал. Неужели я, правда, нюх потерял?
“Но если Эльза и в самом деле – Спутник, шансов погибнуть у неё гораздо больше, чем у остальных. Она ведь, всё-таки, не Мэгги. Нужно найти её как можно скорее!”.
И дело было не в чёртовом Экзепюри с его ответственностью за приручённых, и даже не в Дариной просьбе. Я понял, что не могу, не хочу, не имею права её потерять…
Единственная надежда на действенность поисков кучей тряпок сидела в трёх шагах от меня. Но согласится ли она? И сможет ли?
- Нет, Странник, - отрезала Мэгги. – Если бы эта ошалелая кровососка не украла последний заячий вздох, я, пожалуй, попробовала бы взлететь. А так – нет.
- У меня есть кое-что, - очень тихо сказала Тэсса, снимая с шеи маленький мешочек цвета запёкшейся крови, и не без опаски сунула его Мэгги. – Сгодится?
Никакого мешочка я у неё раньше не замечал.
- Это-то у тебя откуда? – удивился я.
- Да так, - она криво усмехнулась, показав один клык. – Последний вздох авернского козла. Хранила на память.
Мэгги жадно выхватила вздох и проглотила его. Вместе с упаковкой. И буквально секунду спустя с ней произошла разительная перемена. Её огромные глаза приобрели привычный матовый блеск, волосы упали тяжёлыми чёрными струями, крылья взметнулись, чуть не сбив гнома. Вот и пойми этих Спутников! Либо козлиный вздох оказался таким чудотворно питательным, либо Мэгги за долгое время научилась столь искусно притворяться.
Ответом был её резкий, пронзительный вопль, заставивший меня зажать уши и озадаченно попятиться остальных, включая, как показалось, даже мёртвого зайца.
- Ну? – нетерпеливо спросил я, едва затих звон в ушах.
- В Уставшем мире твоя Эльза, - сказала Мэгги голосом, снова лишённым любых интонаций. – Или была там недавно.
И опять по дороге пронеслось нечто, которое было похожим на ветер, но не было ветром и вызывало озноб тревоги. Я поёжился. В этом подобии ветра чувствовалось что-то не то. Что-то не то творилось в Мирах, неподвластное моему разумению.
- Мэгги! – крикнул я.- Как туда попасть?
- Как хочешь, - ответила Мэгги, разминая крылья. – По Какой-Нибудь Дороге. Правда, после того, как вы с Девятым Хранителем открыли Дверь, все дороги стали Какими-Нибудь.
Вот кем был Чёрный! Уникальный альянс – Странник за компанию с Хранителем Мрака! Знать бы ещё, что за дверь мы открыли.
- Ты проведёшь нас в Уставший мир? – я, в общем-то, и не надеялся на положительный ответ.
- Одного вздоха мало, - сказала она, - и я пока слишком слаба.
Пожалев, что не удосужился выяснить, как обстоят дела с телепатией у некоторых Спутников-гномов, я заявил:
- Болдуин, зайчатину я предпочитаю в жареном виде. Поэтому, займись-ка костром.
И спросил у Мэгги мысленно, чтобы не слышала Тэсса:
“Мэгги, скажи – Эльза, она не…”
Порыв ветра едва не сбил меня с ног. Это был настоящий ветер, поднятый крыльями Мэгги, исчезнувшей, не прощаясь.
Что и говорить – врать она не умела, зато умела не отвечать…
Глава 15
Обхватив руками колени, Эльза сидела на топчане в хижине колдуна. Она не имела представления, сколько времени прошло – казалось, целая вечность – а хозяин хижины всё не возвращался. Эльза начинала терять терпение.
… Разбудил он её почти грубо, сунул в руки глиняную кружку с чем-то горячим и, прежде чем Эльза успела отказаться, буркнул:
- Пей. Чай – обычный. Общеукрепляющий.
Вид у колдуна был встревоженный и слегка растерянный. Без устали сновал он из угла в угол, хватался за различные предметы и тут же возвращал их на место. Подошёл к половинкам хрустального шара, попытался совместить их, затем махнул рукой и бросил это занятие. Снял со стены один амулет, посмотрел на него, повесил обратно. Проделал то же самое со вторым и с третьим. Четвёртый, после недолгих колебаний, нацепил на шею. Покосился на прислонённый к стене Меч Мертвеца, ухватил висящий в воздухе чайник и несколько раз глотнул прямо из носика. Тяжело опустился на стул.
- В скверную историю ты угодила, внучка. Сквернее при всём желании не придумаешь.
- Что именно в ней скверного? – спросила Эльза. Напиток и впрямь оказался бодрящим и поднимающим дух. Сонливость словно рукой сняло.
- Всё скверно, - проворчал старик. – От начала и до конца.
- Это из-за меча? – Эльза отхлебнула из кружки. – А что такое этот меч?
- Да Меч-то - ещё не самое худшее, хоть и в нём хорошего мало. Он – Ключ. Точнее, один из Ключей от Двери В Ниоткуда.
- В никуда? – переспросила Эльза.
- Вопросы-то ты задавать горазда, а вот ответы слушаешь в пол-уха, - поморщился колдун. – Я же сказал – В Ниоткуда. Иного имени этой Двери нет.
Эльза сразу вообразила тяжёлую, окованную железом дубовую дверь, с порыжевшими от ржавчины засовами, массивными скрипучими петлями и амбарным замком. Но как меч может быть ключом? Разве что если замок им сшибать! К тому же, сочетание предлога “в” со словом “ниоткуда” плохо укладывалось в её голове.
- Я поняла, что ничего не поняла, - заявила она. – Дедуля, объясни по порядку. Что ещё за дверь? И как её можно открыть мечом?
- Эх, - вздохнул колдун, - и верно – заплутала ты. Ключ добыть сумела, а про Дверь и не слыхивала. Лучше б, конечно, вовек про неё не слышать – не ведая, проживёшь дольше. Но теперь, как ни крути, придётся и услышать, и потрогать, и плечом навалиться.
- Дед, не томи! – взмолилась Эльза. – Расскажи про дверь. И про меч.
Старик снова вздохнул и потеребил бороду.
- И не хотел бы, да деваться некуда. Расскажу, что сам знаю. Дверь В Ниоткуда – она, можно сказать, никакая не дверь, но она открывает двери всех миров. Ходи, кто хочешь, и куда хочешь.
- Разве же это плохо? – перспектива свободного перемещения по мирам заинтриговала Эльзу.
- Неплохо, если ты по каким-нибудь упырям, волколакам и Блуждающему Ужасу из Мёртвых Миров соскучилась! Но упыри с волколаками – полбеды. Беда в самой Двери. Она потому и Дверь В Ниоткуда, что войти в неё невозможно. Зато выйти кое-что может, - загадочно произнёс колдун.
- А что может выйти? – Эльза лихорадочно соображала. – Мрак?
- Никто этого толком не знает, а если кто знает, то виду не подаёт. Я же так думаю, что выйдет из Двери Ничто, а это похуже Мрака. Ты в арифметике разумеешь? Что будет, если число помножить на ноль? Правильно, ноль и будет. Любое “что-то”, соприкоснувшись с Ничем, превратится в Ничто. Усекла?
Эльза кивнула, хотя, если честно, усекла пока мало.
- Значит её открывать опасно?
- Опасно? Не то что опасно – нельзя её открывать! Дураки, конечно, пытались, но, к счастью, без толку. Дверь можно открыть и закрыть только двумя Ключами одновременно. Про этот Ключ, - он указал на Меч Мертвеца, - знали многие, но завладеть им никак не могли. Что же является вторым Ключом, и где он находится, никто и не знал. Первые знали, да нам не сказали, и правильно сделали. Но вряд ли они ожидали, что некий дурак его где-то найдёт. А второй дурак вовремя подоспеет, когда третий дурак решит первого дурака уничтожить. Про то, что у первого дурака есть Ключ, третий дурак, скорее всего, не догадывался, иначе постарался бы расправиться с ним пораньше. И – не то случайно, не то по плану второго – два дурака и открыли Дверь. Такая вот сказка про трёх дураков и одну дурочку.
Эльза решила не обижаться.
- Ну, дурочка – это, как понимаю, я. А кто дураки?
- Туго ты, внучка, мозгами шевелишь. Хлебни-ка ещё моего чайку, он мысли здорово проясняет, - колдун потянулся к чайнику, и Эльза заметила, что руки у него дрожат. – Третий дурак тебя в путь отправил – в своих, разумеется, целях.
- Эйшем! – воскликнула Эльза. – В каких своих целях?
- Эйшем? – старик криво усмехнулся. – Ну, ладно, пусть будет Эйшемом. У него, вообще-то, имени нет. Ни имени, ни облика собственного. Миры он хотел закрыть, навсегда и для всех, и ты, проходя через каждый мир, его закрывала. Хвост на тебе висел, нить связующая. Но едва ли бы ты все миры прошла – погибла бы раньше.
- Почему? – давешний холодок проскочил по спине Эльзы.
- Да потому, что, закрывая очередной мир, ты теряла часть жизненной силы. Тебе повезло, что сил у тебя, почитай, за двоих, а ещё повезло, что ко мне забрела.
- А он мне сказал, что Чрево, Рождающее Миры, даёт ответы на все вопросы! – от возмущения Эльза даже расплескала чай. – Я ему и поверила!
- Облапошил, паскудник, дурочку, - заключил колдун. – Дальше спрашивать будешь?
- Буду, - сказала Эльза. – Кто другие два дурака?
- Первый – Странник, дружок твой, второй – Девятый Хранитель.
- Хранитель Мрака? – ужаснулась Эльза. – Гарольд продал ему душу?!
- Ха! – колдун презрительно дёрнул головой. – Понабралась всяких бредней! На кой ему души? Он уже третье тысячелетие бьётся, как бы миры открыть да посмотреть, что получится. Любознательный он шибко. Теперь его любознательность всем, и ему самому, боком выходит. Ничто ведь и Мрак поглотить может, и не подавится.
- А Гарольд, значит, на его стороне? На стороне Мрака? Какая же он сволочь!
- Во-первых, не сволочь, а дурак. Во-вторых, ему ничего другого не оставалось – Безымянный уж больно рассвирепел. В-третьих, Странник не знал, что держит в руках Ключ.
- Всё равно – сволочь! – повторила Эльза. – Не надо его оправдывать!
- Ты, внучка, свои девичьи обиды оставь. Странники – они все со странностями, особенно Сумеречные. Твой-то как раз из Сумеречных. А тебе ешё с ним на пару Дверь закрывать.
Эльза широко распахнула глаза:
- Нам? Почему вдруг именно нам?
- Потому, что Ключи – у вас, они вас выбрали и никому другому не дадутся. Ты видела, чтобы я хоть раз до Меча дотронулся? И никто этого сделать не посмеет, разве что Странник твой, и то лишь в том случае, если вы возьмётесь за него вместе. А уж после этого вам никуда друг от друга не деться – Ключи не только Дверь запирают. Они ещё много чего умеют, и власть их огромна, а своеволие безгранично. Захотят – придут, захотят – уйдут, захотят – навеки с вами останутся, и будет вам Путь их Хранителей.
Озадаченная Эльза молчала. Ничего не скажешь, угодила в переплёт! Сперва, как последняя дура, попалась на удочку Эйшема, потом ухватилась за этот Меч, а теперь выпадает ей Дверь запирать, да ещё вместе с Гарольдом, да ещё, может статься, Хранительницей Ключа заделаться! Эта роль её страшила – она была уж слишком ответственной. На секунду Эльза пожалела, что покинула когда-то Ведьмин Лес.
- И никто другой с этим не справится? – не выдержала она.
- Нет, - отрезал колдун. – Ключ убьёт всякого, кого сам не выбрал – стоит прикоснуться.
- Но как тогда Гарольд с Чёрным открыли Дверь одним Ключом? – спросила Эльза.
Колдун встал и прошёлся по комнате, разминая затёкшие ноги.
- Я-то думал, что это – всего лишь легенда, а оказалось – пророчество. И оно сбылось. Давным-давно кем-то сказано было, что Нелюдь о двух головах, вкупе с Хранителем Мрака, откроет одним Ключом Дверь В Ниоткуда, но не достанет ему сил закрыть её, и войдёт через Дверь то, чьё имя непроизносимо, и будет конец дней. Чёрный, видать, в это верил, потому и к Мечу подбирался, и разных двухголовых тварей по мирам искал.
- Но у Гарольда-то одна голова! – воскликнула Эльза.
- Здесь какое-то иносказание. Голова, положим, одна, но что-то есть у него двойное – сознание, или память, или чувства двойственные. Гадать не буду. И довольно уже языки чесать! – резко оборвал он сам себя. – Пора дело делать. Ты сиди здесь, обмозговывай и не высовывайся – мало ли что Безымянному на ум взбредёт. Я пойду гляну, как там и что, и кого нам в помощь позвать. Дверь закрывать вы вдвоём будете, но, сдаётся, без подмоги вам трудно придётся.
Колдун подхватил посох и скрылся за истошно вскрикнувшей дверью, оставив Эльзу изнывать в ожидании.
Оказавшись в одиночестве, Эльза забралась с ногами на топчан и, уткнувшись подбородком в колени, принялась переваривать полученную информацию. А информация была того сорта, что вызывает несварение мозгов и, как следствие, острый мыслительный энтероколит и ментальную диарею.
“Как всё перепуталось!” – подумала Эльза. – “И Дверь, и Меч, и Гарольд, и Эйшем, и даже Чёрный! Чёрт голову сломит. А на мою голову ещё и миссия валится, да какая! Спасать миры от поглощения Ничем! Хотела бы я, чтобы мне это снилось…”
Она потянулась к чайнику и наполнила кружку доверху. Чай в этом висячем чайнике, как выяснилось, не остывал. Старик утверждал, будто чай проясняет мысли, только что прояснять, когда вместо мыслей сплошная каша?
“Но Гарольд… Каким он-то боком сюда затесался? Банальный алкоголик с непомерными амбициями – чем он исхитрился так досадить Эйшему? И у меня с ним, вдобавок, общая миссия! Неужели всякие миссии всегда выпадают на долю тех, кто им совершенно не соответствует?”
У неё возникло желание влезть под холодный душ и проснуться. Но душа в хижине не имелось, и это был далеко не сон.
“Ну, пусть он не совсем сволочь”, - скрепя сердце, согласилась Эльза. – “Пускай у нас общее дело. Пусть мы одной верёвкой повязаны. Но за пощёчину я ему всё равно отплачу!”
Погрузившись в размышления, Эльза вконец потеряла счёт времени. Над столом покачивалась некая конструкция, исполняющая, вероятно, роль часов, но Эльза не умела ею пользоваться. Она забеспокоилась – ей показалось, что старик отсутствует чересчур долго.
“Колдун велел не высовываться”, - припомнила она, - “но вдруг с ним что-то случилось? Вдруг его где-нибудь подкараулил Эйшем, которого Дед называет Безымянным, или Чёрный, Хранитель Мрака! А я здесь сижу и жду, когда придёт Ничто!”
Эльза рывком вскочила с топчана. Оглядела обереги, развешенные по стенам. На глаза ей попался один, с тем же самым странно знакомым символом – не то разогнутая спираль, не то нотный басовый ключ. Чуть помедлив, она сняла оберег и сунула в карман. Кто знает, может, пригодится!
Собрала своё нехитрое имущество – лук, колчан, заплечный мешок. Взяла в руки внезапно показавшийся тяжеленным Меч. Шагнула к двери.
“Курва!” – вспомнилда она. – “Ведь не пропустит!”
Но в ней уже крепла неожиданная, граничащая с безумием, решимость.
“Пусть только попробует!” – Эльза до боли в руках сжала Меч. И распахнула дверь.
Та отозвалась душераздирающим воплем, в котором разыгравшееся воображение расслышало мольбу: “Не ходи-и-и-и!” Эльза не поддалась на провокацию и шагнула за порог. И остолбенела.
Прямо от хижины начиналась размытая потоками воды широкая песчаная дорога.
Глава 16
“Авось, не съедят”, - думал Джонни, продираясь сквозь мелколесье. – “Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Не век же на том пригорке сидеть!”
После того, как Говорящий-с-Камнями докурил трубкеу и убрался восвояси, Джонни поразмыслил немного и решил, что Странников сто Спутниками бояться – в лес не ходить. Всё же в целях самозащиты он обстругал внушительную дубину и, дождавшись рассвета, полез через частый осинник.
Сам того не зная, Джонни принял единственно правильное решение. Какая-Нибудь Дорога, которой до этого изредка пользовались немногочисленные обитатели этого малонаселённого мира, отныне соединяла ВСЕ миры, и другой дороги в Обитаемый мир для Джонни сейчас не было. Но попасть на неё оказалось не так-то легко. Осинник, выросший на почве, напоминающей на смятое одеяло – сполошном кавардаке рытвин и буераков, - хлестал по лицу тонкими ветками, цеплялся за рюкзак, путался под ногами. Несколько раз Джонни оступился в ручей, выругавшись на тему того, что это – его самый “промокательный” лесной поход.
Наконец впереди, за упрямым осинником, сверкнула песчаная желтизна. “Дорога!” – обрадовался Джонни. Используя дубину в качестве посоха, он преодолел сырую ложбину и выбрался из мелколесья.
По дороге летел поток ветра, тугого и упругого, похожего чем-то на сгустки воздуха, которые тащит с собой проносящийся поезд. Ветер, несомненно, тоже относился к категории необъяснённых явлений, поскольку в лесу ветра не было. Джонни застыл в нерешительности – в какую сторону идти? Хотел было прибегнуть к испытанному методу “орёл – решка”, достал монету, подкинул в воздух. Но поймать не успел – монету ветром отнесло в осинник. Джонни почесал в затылке, затем плюнул, поправил рюкзак и двинулся против ветра.
_______________
С каждым шагом Меч становился всё тяжелее. Перевесив лук и колчан на одно плечо, Эльза закинула Меч на другое. Через несколько шагов плечо заныло. Эльза стиснула зубы. Ветер рвал её волосы, свистел в ушах, толкал в грудь могучей холодной лапой, отбрасывая назад. Странный это был ветер, плотный, густой, равнодушный, уверенный в своей силе. Ветер, не бывший ветром.
Ненадолго остановившись, Эльза вытащила из кармана Знак-оберег, повесила на шею. И не поняла, стало ли легче.
Мимо неё пронесло парочку гоблинов. На их уродливыъх физиономиях грубыми мазками безумного экспрессиониста было написано неприкрытое изумление. Сделавшийся неподъёмным Меч мало чем помог бы Эльзе, если бы гоблины вознамерились напасть, но им было не до того. Они мучительно пытались взять в толк, отчего их сорвало с места и гонит ветром, точно осенние листья.
Гоблинов унесло. Меч всё сильнее давил на плечо, прижимая Эльзу к дороге, и она подумала, что если бы не его тяжесть, её уже утащило бы вслед за гоблинами.
Она снова остановилась, переводя дух. Силы были на пределе. Где же искать этого мерзавца Гарольда? Куда ушёл и где запропастился старик? И долго ли ещё сможет она бороться с этим проклятым ветром, носящим гоблинов, словно пушинки?
Эльза была готова расплакаться.
_______________
Раджевы поиски ни к чему не привели – Джонни пропал бесследно. Как сквозь землю провалился. Радж обошёл весь сосновый пригорок, покричал – безрезультатно. “Улизнул”, - заключил Радж. – “Решил от меня избавиться, чтобы не делиться славой “аномального первооткрывателя”. Ну, и холера с ним”.
Нельзя сказать, что Радж особо огорчился. На аномалию ему было плевать, да и на Джонни, по большому счёту, тоже. Обидно было лишь то, что у Джонни осталась солидная часть их совместных припасов. И вся “травка”.
“Придётся возвращаться в город”, - решил Радж и направился в сторону тракта.
Он шёл весь остаток дня, сделав только один короткий привал, но тракта как не бывало. Радж удивился – местность он знал неплохо, если не считать сегодняшнего болота. Между тем, лес густел, и на густеющий лес опускался вечер.
Радж понял, что заблудился.
_______________
Ветер заставил Джонни согнуться почти пополам. Стало казаться, будто рюкзак набит кирпичами.
“Вот чертовщина!” – ругнулся Джонни, ещё ниже пригибаясь к дороге. – “Не иначе, как к вечеру надует дождь”.
Внезапно он вздрогнул – ему почудилось, что ветер донёс откуда-то спереди обрывок песни. Слов Джонни не разобрал, но услышал голос и нежный звон струн. Кто-то невидимый пел под аккомпанемент неведомого инструмента.
Всего два дня назад Джонни счёл бы это галлюцинацией, но последние события научили его всерьёз относиться к самым невероятным явлениям. Если эти явления и были галлюцинациями, то слишком реалистичными. Здешние галлюцинации не только бродили призраками через костёр и заставляли не хрустеть сухие ветки, они ещё и говорили с камнями, шевелили ушами и курили “травку”.
Но кто, чёрт возьми, мог распевать в лесу, пусть даже и близ дороги? Для компаний с шашлыками-пикниками, гитарами-магнитофонами место было неподходящим – далековато от населённых пунктов. Поневоле тянуло поверить в существование толкиеновских эльфов.
Звуки песни донеслись снова. Ещё одно необъяснённое явление. Перехватив поудобнее дубину, Джонни пошёл на звук. Конечно, тот, кто поёт, вряд ли с ходу полезет в драку, а эльфийские песнопения и людоедство, о котором предупреждал Говорящий-с-Камнями, плохо сочетаются между собой, но мало ли что может быть!
Песня смолкла, и Джонни испугался, что потерял ориентир. Но тут он заметил слева, среди деревьев, невдалеке от обочины, лёгкий дымок и устремился туда.
Если бы Джонни увидел эльфов, он, вероятно, был бы поражён куда меньше. Но вид троицы, расположившейся возле тлеющего костра, привёл его в состояние полного ступора, такого, что выражение “отвисла челюсть” можно было применить к нему в самом что ни на есть буквальном смысле.
Вначале его поразил широкоплечий бородатый лилипут с бутылкой и туманным взором, пьяно покачивающийся взад-вперёд. Затем – черноволосая девица с красными глазами, наряженная ну прямо для Хэллоуина – в чёрный облегающий костюм со всеми аксессуарами вплоть до бутафорских клыков. Но окончательно добил Джонни третий персонаж, восседавший между двумя, уже описанными. Этот тип, в драной кожаной куртке, с мечом на поясе и старинным струнным инструментом на коленях, мог быть только Клэпом! Или Клэповским призраком.
- Джонни? – если Гарольд и удивился, то не сильно – его способность к удивлению почти атрофировалась. - Тэсса, сидеть! Не твоя дичь. Что ты на меня так уставился? Присаживайся.
- Клэп, ты – призрак? – смог, наконец, вымолвить Джонни.
- Нет, - спокойно ответил тот.
- Но это – ты?
- Я. И не я.
“Его прежний бред”, - вспомнил Джонни, медленно приходя в себя после первоначального шока. Он обратил внимание на то, что ветер свирепствовал лишь над дорогой. Под деревьями же чувствовался только скользящий между стволами необычный сквозняк.
- Мне сказали, что меня здесь съедят, - неловко пошутил он.
- Это преувеличение, - откладывая в сторону лютню, ответил Гарольд. – Вот кровушку это милое создание вполне может высосать, - он кивнул в сторону Тэссы. – Но ты не бойся – она ручная. И кончай стоять столбом! Я знаю, твой рюкзак наверняка набит провизией, и если поделишься, буду очень признателен. Кстати, забыл сказать, что рад тебя видеть.
Сняв рюкзак, Джонни бочком подобрался к костру, отупело переводя взгляд с Гарольда на Тэссу, и с Тэссы на гнома.
- Клэп, она что – настоящая? – в конце концов спросил он.
- Ну, как бы, да, - чуть замешкавшись, ответил Гарольд, потому как слово “настоящая” имело в данном случае несколько разных значений. – Джонни, познакомься с моими Спутниками. Это Тэсса, вампирша из Аверна. Болдуин, гном.
- Сын Кельвина Из-Под-Самой-Высокой-Горы-За-Рекой, - икнув, важно добавил Болдуин. – К вашим услугам, едрить ващу мать на гинекологическом кресле!
- Клэп, меня точно не глючит? Ты существуешь? – усомнился Джонни, развязав рюкзак и обнаружив, что консервы превратились в вяленое мясо.
- Да существую я, существую! – не выдержал Гарольд. – Фома неверующий! Могу в ухо дать, чтобы поверил быстрее. Просто “есть многое, Горацио, на свете…”, и так далее.
- У него два имени? – поинтересовалась Тэсса. – Или Горацио – это фамилия?
- Отчество, - буркнул Гарольд. – Джонни, ты ведь допускал теоретически, что мир – не один?
- Ну, - согласился Джонни.
- А сейчас ты практически сидишь у костра в другом мире, в котором твоя тушёнка стала вяленым мясом. Принимай всё, как есть, иначе свихнёшься.
- Постараюсь, - пообещал “аномальный первооткрыватель”. – Но если мир не один, то сколько же их?
- До хрена, - сказал Гарольд. – Я сам не знаю.
Дикий вопль раздался с дороги. Джонни подскочил. Гарольд поспешно поднялся.
- Мэгги, - пояснил он. – Надеюсь, что с информацией.
Мэгги пролетела низко над дорогой, на бреющем полёте свернула в лес и без всякой грации бухнулась на землю.
- Лететь почти невозможно – сдувает, - объявила она. – Здесь твоя Эльза. Бредёт по дороге, против ветра. Отсюда до неё шагов триста.
Гарольд стремительно выскочил на Какую-Нибудь Дорогу. Ветер ударил его в спину и погнал вперёд, в первый и последний раз неожиданно оказавшись союзником.
Эльза, действительно, уже едва брела, согнувшись в три погибели под тяжестью Меча. Её глаза покраснели от ветра, светлые волосы спутались. Ветер, не бывший ветром, хватал её за горло, забивал нос и рот, намереваясь задушить.
- Эльза! – подбегая, вернее, почти подлетая к ней, закричал Гарольд. – Ты, наконец, нашлась!
Она сняла с плеча Меч, положила его на песок и распрямилась.
- Сукин ты сын, - коротко сказала она.
И залепила Гарольду звонкую оплеуху.
Глава 17
- Браво, сестрёнка! – раздался поблизости насмешливый голос. Гарольд обернулся. На обочине Какой-Нибудь Дороги, там, где мощь ветра, не бывшего ветром, несколько ослабевала, стояла... Дара! Выглядела она необычно ни короны Запредельности, ни джинсов клёш, водолазки и жилетки Обитаемого мира. Вместо всего этого - кожаная куртка, высокие сапоги и – что самое странное! – меч на поясе. Узкий, лёгкий, с точёной рукоятью и замысловато выполненным навершием рукояти – что-то наподобие змеиной головы, увенчанной то ли короной, то ли нимбом. Внимательно рассматривать Гарольду было некогда. Изо всех сил он боролся с этим непонятным ветром, пытаясь заслонить собой измученную Эльзу.
- Но, сестрёнка, сейчас не самое подходящее время для семейных разборок, - продолжила Дара. – Вы так и намереваетесь век стоять посреди дороги?
Отделившиеся от основного потока пасынки ветра ерошили её рыжую чёлку, хватались на излёте за куртку, но, не сумев зацепиться, гасли и сходили на нет. В некотором отдалении от неё маячили двое Странников в развевающихся чёрных плащах. Оба при оружии, хмурые и сосредоточенные, чем-то неуловимо похожие друг на друга, только один был высоким, едва ли не на голову выше Дары, с бледным лицом и длинными волосами, собранными на затылке в хвост. Второй, напротив – небольшого роста, крепко сбитый и коротко стриженый. На плече у невысокого сидела летучая мышь. Время от времени Странники бросали на Гарольда угрюмые взгляды исподлобья.
“Ночные”, - понял Гарольд, заметив, как те болезненно щурятся от солнца. – “Ну, Путь даст, не подерёмся”.
Он не сомневался, что Ночные без труда распознали в нём Сумеречного, хоть на Гарольде сейчас и не было серого плаща, а братской любви между Ночными и Сумеречными отродясь не водилось. Прямой вражды тоже, вроде бы, не наблюдалось, но испокон веков Ночные настороженно относились к “сумеречникам”, считая их взбалмошными, непоследовательными и способными на всевозможные неожиданные и неприятные выходки. Вдобавок, Ночным казалось, что Сумеречные то и дело посягают на их территорию и на принадлежащее им по праву время суток.
- Давай, правда, к обочине отойдём, - предложил Гарольд Эльзе. - Ну и ну! Полегче-то ничего не могла выбрать? – он указал на Меч. – Тоже мне, дева-воительница!
Гарольд наклонился к Мечу, но его остановил отчаянный Эльзин крик.
- Не-ет! – завопила Эльза, как показалось Гарольду, почти истерично. – Не трогай!
Гарольд пожал плечами. То ли самолюбие у Эльзы разыгралось, то ли этот меч был на неё персонально настроен – заговорённый. Ему и прежде случалось брать в руки такие вот заговорённые мечи – и ничего ведь, живой. Как от оружия, от заговорённого меча в чужих руках толку мало, но то, что подобный меч способен не даться в руки или сам по себе зарубить притронувшегося к нему чужого – это Гарольд считал относящимся к области сказок.
- Ты тоже мог бижутерию побезопаснее найти, - буркнула Эльза, покосившись на перстень. После рассказов колдуна ей не составило труда догадаться, что это – единственный в Мирах предмет, могущий оказаться вторым Ключом.
- А он у нас, сестрёнка, вроде папуаса, - смеясь, сказала Дара. – Что ни подберёт, то на себя и нацепит. – Да и ты от папуасов не дальше ушла, - добавила она, увидев на груди Эльзы Знак.
- А что – зря? – смутившись, спросила Эльза. – Напрасно я его надела?
- Зря, не зря – Путь его знает. Но, как сказали бы иные из мудрецов обитаемого мира, “определённая тенденция очевидна”.
Возможно, Дарина весёлость и могла кого-то обмануть, но только не Гарольда. Уж он-то знал, что Дара находит в себе силы шутить в самой паршивейшей из ситуаций. А что ситуация паршива, так тому служили доказательствами несколько примет. Во-первых, если Дара, бросив всё, явилась собственной персоной, то это означало, что дела обстоят серьёзно. Во-вторых, ни разу прежде Гарольду не доводилось видеть её вооружённой. Более того, когда она повернулась, под курткой сверкнуло серебро кольчуги. И, в-третьих, меча и кольчуги Даре показалось мало – потребовался ещё и эскорт в лице двух Ночных Странников.
- Если я – папуас, - сказал Гарольд, - то вы, похоже, решили посоревноваться за вакантное место на роль Жанны Д’Арк. Дара, ты что, на войну собралась?
- Собралась, - ответила Дара, - и не по своей прихоти. После того, что ты натворил, ничего другого не оставалось.
- Ну вот, и снова я – крайний! – воскликнул он. – Но война – войной, а Эльза-то измотана до предела. Ей отдохнуть нужно.
- Рада в кои-то веки услышать от тебя разумную мысль! Полчаса – на большее не стоит и рассчитывать. Где твой бивуак?
- Недалеко. Чуть выше по течению ветра.
Дара отбросила со лба чёлку и, никого не дожидаясь, зашагала вперёд. Следом за неё потянулись Ночные. Один из них, долговязый, подошёл к Даре сбоку, что-то шепнул ей на ухо и как-то уж чересчур нежно взял её за руку. Дара руки не отняла. Гарольд почувствовал укол ревности.
“Нет, короля в Запредельности не будет – этого Дара не позволит. А вот принц-консорт вполне может появиться – такой длинный, хмурый, с воспалёнными глазами”.
Хотя, собственно, с чего было Гарольду ревновать? Его отношения с Дарой так и не вышли за пределы дружеских. Может быть, ревность объяснялась тем, что рядом с ней оказался Ночной? Но, в конце концов, какое Гарольду до этого дело?
Эльза снова взвалила Меч на плечо, словно дубину.
- Дай хоть мешок понесу! – не выдержал Гарольд. Эльза смерила его холодным взглядом, но мешок отдала. “Сколько же можно дуться!” – подумал он. – “Дара права – для разборок сейчас не время”.
- Эльза, ты это... – пробормотал Гарольд. – Прости меня за тогдашнее – в Обитаемом мире. Я сам не свой тогда был.
- Извиняющийся Странник – это нечто, - фыркнула она. - Наверное, за честь увидеть такое чудо должно быть не обидно и пощёчину получить.
“Раз фыркает – значит, почти простила”, - сделал вывод Гарольд. И сказал:
- За пощёчину ты со мной только что рассчиталась. Забудем, а? Ладно?
Эльза пробурчала что-то неразборчиво – не то в смысле “да”, не то в смысле “нет”.
_______________
Появление Дары, Эльзы и Странников произвело на дожидавшуюся Гарольда компанию ошеломляющее впечатление. Гном икнул громче обычного, Тэсса стушевалась и прикинулась ветошью, Мэгги нахохлилась, немигающими глазищами уставившись на пришедших, а Джонни, казалось, окончательно “отстал от ума”.
- Эльза? Дара?! – спросил он, не веря своим глазам. – Вы откуда взялись? А кто это с вами? И что это значит?
- Это значит, - сказала Дара, - что тебе сейчас нужно как можно быстрее бежать по ветру. Увидишь справа кирпичный завод – у него на трубе цифры “1972” – сворачивай. Пройдёшь по краю карьера и выйдешь к городу. В обычном мире.
- А вы?
- А у нас здесь дела.
- Я с вами! – запротестовал Джонни.
- Джонни, с нами тебе нельзя, мягко ответила Дара. – Ты – человек.
- А он? – Джонни кивнул в сторону того, кого по-прежнему считал Клэпом.
- А он – нет. Рюкзак не забудь. Путь даст – увидимся.
Джонни подхватил рюкзак, шагнул на дорогу – и тотчас скрылся из виду. Похоже, Какая-Нибудь Дорога превратилась не только в извилистую кривую, соединяющую Миры, но и в линию межмировой пневмопочты.
- Ещё кого-то несёт, - безразличным тоном объявила Мэгги. Гарольд присмотрелся и увидел вдалеке светлую точку. Точка приближалась. Полминуты спустя она оказалась высоким седым стариком, который, влекомый потоком, размахивал посохом и яростно ругался. Правда, слов не было слышно, но выражение его лица не оставляло никаких сомнений относительно содержания произносимого им монолога.
Едва не пролетев мимо, старик исхитрился ухватиться за ветку и с удивительным для его возраста проворством выдернул своё тело из тугой воздушной струи.
- Ну, дед, как там? – нетерпеливо спросила Дара.
- Плохо, - тяжело дыша, ответил он. – Оно идёт. И оно уже близко.
- А на что оно похоже – Ничто? – поинтересовалась Эльза.
- На Ничто оно и похоже, - проворчал Колдун-С-Болота. – Скоро сама увидишь. Я тебе, между прочим, где сказал сидеть?!
- Дед, не шуми, - примирительно отозвалась Дара. – Благодаря ей мы сберегли время. Но на отдых его всё равно уже не осталось.
- Не помешаю? – из-за деревьев выступила чёрная тень. Оглушительный шёпот, словно пропущенный через ревербератор, содрогнул воздух. Какие бы обличия ни принимал Девятый Хранитель, его, единожды встретив, невозможно было спутать ни с кем. Да он, в отличие от Безымянного, и не стремился к разнообразию обликов. Невероятно высокая – намного выше долговязого Странника! - худая и сутулая фигура, окутанная тёмным облаком, за которым ускользали черты лица; магнетический, завораживающий голос; исходящее от фигуры ощущение инфернального холода – вот всё, что можно было сказать про облик Хранителя Мрака.
- Обещаю не вмешиваться, - его шёпот раскатился по лесу многократным эхом. – Просто очень интересно!
“Грандиозная намечается вечеринка!”, - сострила та часть сознания Гарольда, которая всё ещё оставалась Клэпом. – “Со времён Вудстока подобной не было!”
Тэсса, напуганная внезапным нашествием такого числа незнакомых и страшных существ, прокралась за его спину и теперь, ощущая себя в относительной безопасности, шмыгала оттуда носом. Гарольд как раз намеревался сказать ей, чтобы она перестала действовать своим шмыганьем ему на нервы, когда услышал:
- Князь, познакомь меня поближе с этой девочкой! Я, кажется, готов влюбиться!
Рядом, ухмыляясь до ушей, небрежно перекинув хвост через левую руку и подтверждая тезис о грандиозности предстоящей вечеринки, стоял Освальд. Стоял и восхищённо пялился на Тэссу.
Поборов жгучее желание высказаться в нецензурной форме про всяких хвостатых, что бесшумно подкрадываются сзади, Гарольд заметил:
- Освальд, но это же мезальянс! Она вампирша!
- Истинный аристократ не опускается до предрасудков! - с апломбом заявил Освальд. - Ты только посмотри, какие зубки! Какое стройное, гибкое тело! И какой роскошный хвост!
Никакого хвоста Гарольд у Тэссы в упор не видел, но, вероятно, Освальду было виднее. Освальд, в силу особенностей его восприятия, и Гарольдовскому хвосту завидовал, да и у Дары с Эльзой, скорее всего, по хвосту бы узрел.
- Познакомлю, - пообещал Гарольд. – Но ты-то какими судьбами здесь?
- В Торесе, князь, стало твориться что-то неладное.
- Опять бароны дерутся?
- Бароны всегда дерутся – это явление природы. Трава – зелёная, вода – мокрая, бароны дерутся. Море исчезло! Оно бы, конечно, и вампир с ним, с морем, хотя море – тоже вещь полезная и к поэтическому настроению располагающая. Но с тех пор, как оно исчезло, Торес стал напрямую граничить с Гадесом-Заморским. А это, как сам понимаешь, нехорошо.
Гарольд хмыкнул. Мягко сказано – нехорошо! Торес, граничащий с Гадесом – это похуже, чем два скорпиона в банке. Ни те, ни другие не успокоятся, пока друг друга не перебьют.
- Мне даже пришлось на время военного положения запретить у нас дуэли! Вот до чего дошло! – огорчённо сказал Освальд. – А намедни меня посетила твоя лупоглазая гарпия и рассказала, что ты Дверь открыл, и если её закрыть, то море вернётся.
“Ай да Мэгги!” – поразился Гарольд. – “Проявила инициативу! А говорила, что крылом не пошевельнёт!”
- И, всё-таки, дамы и господа! – воззвал он. – Может, кто-нибудь рассеет мглу моего неведения? Все только и делают, что талдычат про некую дверь, а я от этих разговоров начинаю чувствовать себя бараном.
Ночные презрительно скривились – их явно покоробил Гарольдовский шутовской тон. Впрочем, Гарольд отнюдь не считал себя виноватым в том, что Ночных не развито чувство юмора.
- Я полагала, что про Дверь В Ниоткуда ты должен был слышать, - сказала Дара.
- Легенды оживают, словно мертвецы в пятницу, тринадцатого, - проворчал Гарольд. – Но, согласно легенде, если я не ошибаюсь, открытие этой Двери чревато действующей моделью Армагеддона?
- Не ошибаешься. И, как выясняется, не только согласно легенде. Согласно реальности – тоже.
Насчёт легенд и реальностей Гарольд имел своё особое мнение. Количество противоречивых пророчеств, преданий и просто слухов, бытующих в Мирах, достигало такого значения, что не позволяло провести чёткую грань между правдой и вымыслом. И доля вымысла была немалой, потому как если какой колдун или Странник решал слегка приврать, немного находилось охотников проверить на собственной шкуре достоверность его слов.
Но там, где действительность круто замешана на магии, материализации мысли, использовании артефактов – там легенды неизбежно начинают оживать, а пророчества - сбываться.
“Раз я выдумал Мэгги, Тэссу и гнома”, - логически рассудил Гарольд, - “то отчего бы ещё кому-то не выдумать Дверь В Ниоткуда? И отчего не выдумать, что я её открыл? А за выдумщиком и ходить далеко не надо – сам пришёл. “Вот он, гад, в окне маячит, за спиною штепсель прячет”. Рефрижератор со встроенным ревербератором – Чёрный!”
Однако это логическое рассуждение таило в себе скрытое коварство: из него вполне логично вытекало, что совокупность всех известных реальностей – не более чем плод коллективной паранойи. Идея, с которой трудно было согласиться без ущерба для психики.
- Дара, но я одного не могу понять – если из Двери идёт Ничто, то как оно может поглотить все Миры? Оно ведь просто Ничто, а Миры – не сотня-другая кусков выброшенного из реальностей мусора! – спросил Гарольд, припомнив свои блуждания по краю Круга.
- Так и может, потому что оно не Ничто, - ответила Дара. – Ничто, энтропия, Предвечный Хаос, антиматерия – лишь слова. Этому нет ни имени, ни обозначения, разве что “Непроизносимое” и “Неназываемое”. Хоть манной кашей его назови, хоть дерьмом собачьим – не приблизишься к определению его сути и не отдалишься от него.
- Засунуть всё дерьмо обратно в сучью задницу! – внезапно рявкнул вышедший из алкогольной прострации Болдуин. – И жопу “тампаксом” заткнуть!
- Разъяснение целей предстоящей акции на языке народных масс, - прокомментировал Гарольд.
- Решительно сказано, - согласилась Дара. – Самим бы только в прямой кишке за “тампаксом” не оказаться! Дед, в Преддверии сколько-нибудь продержаться можно?
- Сколько-нибудь можно, - пробурчал старик. – До тех пор, пока не накроет.
- Радостную вы рисуете перспективу – хоть сразу вешайся, - Гарольд потянулся за гномьей бутылкой. – И хороша же, однако, дверца, если из неё тянет таким сквозняком!
- Это ты о ветре? – уточнила Дара.
- Угу, о нём.
- А ветер, друг мой, ты сам напел. Нашёл, где помузицировать – близ Какой-Нибудь Дороги, да ещё и после открытия Двери! Небось, про ветер и пел?
- И про ветер тоже, - признался Гарольд.
- Все вы, племя Запредельности, такие, - ворчливо сказал старик. – Встреваете, куда встревать нельзя, и лазите, куда лазить не стоит.
- Если бы мы не лазили, то полезли бы другие. А тогда уже лазить бы стало некому и некуда, - неожиданно отпарировал первый из Ночных. Гарольду показалось странным, что Ночной высказался в поддержку Сумеречного. За честь мундира вступился? Мундиры у них, правда, разные, но ведомство-то одно.
- Другие – вроде Эйшема, Безымянного? – спросила Эльза.
- И не только, - ответила Дара. И скомандовала:
- Всё, пошли! Споры о том, кто куда и зачем лазит, придётся отложить “на потом”. Если, конечно, “потом” вообще будет.
_______________
Пройти к Преддверию краем леса не удалось. Шагов через пятьдесят начался такой бурелом, что преодолеть его было возможно, лишь превратившись в белку. Прежде чем нащупать русло дороги. Ветер, Не Бывший Ветром, метался здесь из стороны в сторону и основательно покалечил лес. Пришлось пробираться по обочине, но и там теперь стало неспокойно. Пасынки ветра набирали силу, ломали ветки, гнули молодые деревца, набрасывались на путников; как одичавшие псы, яростно вцеплялись в одежду.
Но, несмотря на это, Гарольд не сдержал улыбки, представив, насколько смешной и нелепой показалась бы их процессия стороннему наблюдателю. Карнавальное шествие – и только! Впереди – Королева Запредельности в костюме Жанны Д’Арк и длинный Ночной Странник во всём своём сомнительном великолепии – чёрный плащ развевается, будто крылья, сам ликом бледен и взглядом страшен. Почти что Бэтмен. По пятам за ними – вырядившийся Гэндальфом насупленный старик, следом за стариком – Эльза в виде пародии на валькирию, с луком и неподъёмным мечом. А рядом с Эльзой – лично он, Гарольд, с Элтьзиным мешком и в донельзя изодранной куртке. Этакий облик межмирового бомжа, отлично подходящий для собирания по Мирам бутылок.
За левым плечом он ощутил леденящее присутствие Чёрного. “Но тише об этом - мы не одни, за левым плечом всегда стоит Смерть...” Когда Клэп писал эти метафорические, навеянные Карлосом Кастанедой строчки, едва ли он ожидал почуять за спиной такого компаньона.
Гарольд обернулся – через правое плечо. Старый хвостатый бабник Освальд галантно поддерживал Тэссу под локоток и радостно скалился. “Вот уж кто-кто, а эта парочка точно как с костюмированного бала. Освальд и относится к происходящему, как к хэппенингу, маскараду или увеселительной прогулке с лёгким флиртом, входящим в программу мероприятий. Уроженцы Тореса не знакомы ни с чувством страха, ни инстинктом самосохранения”.
Где-то высоко, в кронах оставшихся неповаленными деревьев, лавировала Мэгги, периодически издавая пронзительный крик в надежде заполучить чей-нибудь последний вздох. А в самый хвост процессии, позади второго Ночного и ежеминутно спотыкающегося гнома, пристроился Наблюдатель. Если он и находил процессию комичной, то никак этого не показывал.
“Ну вот, участники вечеринки в сборе”, - увидев Наблюдателя, подумал Гарольд. – “Для полного комплекта не хватает только восьмерых Старших Хранителей. Или, может быть, они считают, что предполагаемый конец света – слишком незначительное событие, не заслуживающее их внимания?”
Навстречу путникам Ветер, Не Бывший Ветром, нёс по дороге обломки Миров. В тугом потоке летело всё, начиная от веток, сучьев, вывернутых пней, бытовой утвари, ржавых доспехов, печных труб, и кончая птицами, зверьём, людьми и Нелюдями. Пронесло нескольких гоблинов, орду кочевников, королевскую свиту во главе с королём, тщетно ловящим улетающую от него корону, затем пронеслись: пивной ларёк, вывеска сапожной мастерской, дом с привидениями, эскадрон гусар, сотрудник ГИБДД с полосатой палкой, огнедышащий дракон и ведьма на помеле. Разнообразие пролетавшего и пролетавших позволяло предположить, что если Дверь и будет закрыта, то бардак в Мирах всё равно обеспечен. В Обитаемом мире снова появятся эльфы и тролли, а при дворе короля Артура – управление культуры Ленинского района.
Но окончательным аргументом в пользу теорий вселенского бардака и коллективной паранойи стало вывернувшее из-за поворота нечто, которое своей бредовостью затмевало картины Сальвадора Дали и всех его последователей. Оно, казалось, было наспех собрано из какого-то набора “Лего” для детей с психическими отклонениями, сочетая в себе черты дерева, человека, паука и летающей динамо-машины. Между его многочисленными ветвями, руками и лапами изгибались Вольтовы дуги, во все стороны сыпался фейерверк ослепительных искр, а сами лапо-руко-ветви были в беспорядке утыканы вопящими головами. Десятка полтора голов летели сзади и тоже вопили. Гарольд подумал, что если Мэгги растиражировать в количестве экземпляров ста и заставить весь тираж хором голосить, то саундтрек получился бы схожим.
“Да это же мой старый знакомый по Кустам!” – сообразил он. – “Эк его расколбасило! Не иначе, как...”
Мысль осталась незаконченной, потому что одной из лапо-руко-ветвей Нечто зацепило долговязого Странника, и тот, пролетев мимо Колдуна, врезался головой прямо в Гарольда. Дальнейшее походило на последовательное падение поставленных на ребро костяшек домино – Гарольд непроизвольно толкнул Эльзу, всех троих подхватил Ветер и бросил на Освальда с Тэссой. Образовавшаяся куча-мала подмяла под себя второго Ночного и Болдуина, не успевшего даже выругаться, и была бы непременно увлечена, вслед за Многоголовым, на самую стремнину Ветра, но, по счастью, застряла в остатках молодого придорожного сосняка. В результате столь резкого торможения Меч Мертвеца выскользнул из Эльзиных рук. Гарольд, повинуясь внезапному порыву, извернулся и в движении, достойном голкипера прославленной сборной, схватился за рукоять. О чём тотчас же пожалел – его тело словно пронзили несколько тысяч вольт.
- Все целы? – принёс ветер крик Дары.
- Н-н-не ув-в-ве-рен! – простучал зубами Гарольд, возвращая выбирающейся из-под него Эльзе Меч. Отчаянно визжала Тэсса. Причину визга долго не удавалось установить, пока не выяснилось, что летучая мышь Ночного запуталась в её волосах и с перепугу зашлась ультразвуком, а Тэсса, как оказалось, обладала способностью слышать ультразвук. От неожиданности она укусила первое, что попалось ей под руку, вернее, под зуб, а этим первым было плечо хозяина мыши. Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы Освальд своей когтистой лапой, как гребнем, не вычесал верещащую мышь из Тэссиных волос.
Теперь участники “карнавального шествия”, за исключением не пострадавших Дары и Колдуна, смотрелись так, словно карнавал завершился величайшей пьянкой, перешедшей во всеобщий мордобой. Один из Ночных зажимал ладонью прокушенное плечо, у другого под глазом расцветал махровый синяк. Гарольда продолжало трясти. Освальд, лишившийся клока шерсти из хвоста, нежно вылизывал царапину на щеке Тэссы. Эльза растирала ушибленную руку, а гном, при всей несокрушимости своего лба, заработал на нём багровую шишку, заехав сам себе обухом топора. Наблюдатель, чего и следовало ожидать, остался в стороне от повального (в прямом смысле) бедствия. Как, впрочем, и Чёрный, который, стоило Гарольду подняться на ноги, занял прежнее место – за его левым плечом.
В таком живописном виде они и вошли в Преддверие. Но там их видом некому было полюбоваться, если, конечно, не считать того, что называлось Неназываемым.
Глава 18
Гарольд-Клэп. Преддверие
Это случилось настолько внезапно, что первым моим чувством было недоумение. Ветер стих, словно его выключили. А вторым чувством стало чувство падения. Уже привыкнув постоянно пригибаться, уменьшая площадь тела, пригодную для того, чтобы послужить парусом, я потерял равновесие и едва не ткнулся головой в песок. Подобное испытал не я один – Эльза тоже споткнулась, и я уже приготовился ко второму раунду игры в домино, но на этот раз обошлось. Все устояли на ногах, кроме так и не протрезвевшего гнома – бедняга растянулся во весь гномий рост.
Я понял – мы шагнули в Преддверие. Когда-то я читал, будто в центре самого свирепого смерча всегда остаётся область, где царит полнейшее спокойствие. Не знаю, так это, или не так, в сердце смерча меня, слава Пути, пока не заносило, но если это так, то Преддверие было схоже с этой областью. К тому же, каким бы злобным и противоестественным ни был Ветер, он, всё же, принадлежал Мирам, а Преддверие не принадлежало ничему – ни Мирам, ни Хаосу.
И прямо перед собой я увидел Дверь. На дверь она походила мало – скорее, на разрыв, на пробоину, свищ в плоти реальности, с искорёженными рваными краями. И пробоина расширялась. Поражённая реальность покрывалась по краям разрыва трещинами, отмирала, сворачивалась струпьями, которые, отделившись, падали в то, чему не было названия.
Дверь В Ниоткуда ела Миры, как раковая опухоль. И если я не мог найти подходящих слов, чтобы описать бурлившее в Круге Ничто, то, тем более, нельзя было дать описание тому, что открывалось за Дверью. Я ожидал увидеть что угодно – от кромешной темноты до ослепительного света, от холодной бесконечности космоса до липкой влажности белёсого тумана. Всё, кроме этого. На это невозможно было смотреть – взгляд проваливался в бездонную пропасть, глаза застилала пелена, и в черепной коробке раздавался дикий вопль агонизирующего рассудка. Я закрыл глаза, и ничего не изменилось, как будто я мог видеть сквозь опущенные веки.
- Ты знаешь, что делать, Гарольд, - услышал я голос Дары.
Мы с Эльзой вышли вперёд. Остальные полукругом встали сзади. На флангах – Дара и старик. Только Чёрный не покинул своего поста за моим левым плечом. “Он обещал не вмешиваться”, - вспомнил я.
Странно, но я действительно знал, что делать. Наверное, правы были те, кто утверждал, что знание приходит не извне, а изнутри, и лишь тогда, когда оно необходимо. Сейчас оно было необходимо позарез – и оно пришло.
Эльза стояла слева от меня. Значит... Я надел перстень на средний палец левой руки. Мы должны были взяться за рукоять Меча вдвоём, чтобы перстень соприкоснулся с рукоятью. Только так мы могли залечить эту рваную рану на теле реальности.
Мы должны были слиться воедино – два Ключа и два Хранителя Ключей. И, возникни между Хранителями хоть малейшая тень непонимания, недоверия, злости, обиды – любые попытки закрыть Дверь В Ниоткуда оказались бы напрасными. Первыми погибли бы мы, затем те, кто находился с нами в Преддверии, а после – Миры. На гибель каждого из Миров хватило бы доли секунды.
- Эльза, прости, - сказал я. – За всё.
Она судорожно сглотнла:
- За нами...
- Я знаю. Но он дал слово, - почему-то, слову Хранителя Мрака я верил. А что мне ещё оставалось?
Ничего не говоря, Эльза обнажила Меч, вернее, негнущейся рукой стащила с него ножны. И сразу же вокруг нас заплясали мириады сверкающих искр, оседая на клинке Меча, на волосах Эльзы, на лохмотьях моей куртки. Они ак бы подбадривали, вселяли надежду – не бойтесь, мы с вами! Со всех сторон к нам потянулись каналы поддержки: тонкие нити – от Тэссы и Болдуина, толщиной с корабельные канаты – от Освальда и Ночных, и настоящие трубопроводы – от Дары и Колдуна. Даже от зависшей в нескольких метрах над головами Мэгги – даже от неё двинулась в нашу сторону лёгкая паутинка.
Необходимость снова прикоснуться к этому бьющему током оружию заставила меня зажмуриться. Не глядя, я протянул руку, ухватился за чёрную рукоять и... Не ощутил ничего, кроме слабого покалывания в кончиках пальцев.
Но, Путь его побери, как этот Меч был тяжёл! Мы едва оторвали клинок от земли, а я уже почувствовал, что весь покрылся липким потом, и мышцы готовы вот-вот разорваться. А ведь пришедшаяся на долю Эльзы тяжесть была не меньшей! Я скрипнул зубами и поднял клинок ещё на несколько сантиметров.
“Рабочий и колхозница. Скульптура работы Мухиной”, - сострила Часть меня, именуемая Клэпом, и я снова пережил то, что произошло со мной два года назад – полное слияние обеих моих Сутей. И вспомнил, что такое слияние - это не просто сложение, “один плюс один”, это рождение третьей ипостаси. И ещё одно воспоминание, словно придавшее сил рвущимся мускулам – и в тот раз рядом со мной была Эльза!
Клинок взвился вверх.
- Стягивайте! Стягивайте края! – закричала Дара. Эльза, Гарольд, Клэп, Меч и перстень – мы стали единым целым, и для нас не существовало невозможного. Края разрыва начали сходиться. Дверь В Ниоткуда закрывалась. Мы побеждали!
Эльза вскрикнула и левой рукой схватилась за грудь. Я не успел заметить, когда её Знак-оберег раскалился докрасна, пожёг одежду и стекал сейчас под ноги каплями расплавленного металла. Моя правая рука была свободна, и я помог Эльзе разорвать цепочку, на которой висел Знак. И вовремя – то, что было прежде оберегом, ударилось в песок сверкающей струёй, превращая его в жидкое стекло.
- Дара, их накрывает! – воскликнул Колдун. – Вытаскивай их!
- Гарольд! – в голосе Дары послышалось отчаяние, и я понял, что она обращалась именно к этой Части меня. – Гарольд, спасай Эльзу! Я не смогу вытащить вас всех!
До меня дошло, какой передо мной стоит выбор – Эльза или... Неужели Дара думала, что я стану сомневаться? Выдумал я Эльзу или нет – какая разница? Я был готов без колебания пожертвовать одной из моих Частей. В конце концов, меня – двое, а Эльза-то одна!
- Дара, позаботься о моих Спутниках! – попросил я. – Эльза! Отпусти Меч!
Она не сразу поняла, чего я от неё хочу. Мне пришлось силой разгибать её пальцы, стиснувшие рукоять. Когда мне это, наконец, удалось, я, не обращая внимания на очередной высоковольтный разряд, швырнул Меч в закрывающуюся Дверь. Сорвал с пальца перстень и отправил его вслед за Мечом. Жалко, конечно, вещица оказалась полезной, но на карту было поставлено значительно большее. Значительно большее, значительно более нужное, значительно более дорогое...
И когда на месте Двери В Ниоткуда осталась лишь узкая щель, я обнял Эльзу, поцеловал и выбросил наши тела и души из Преддверия. В свободный полёт...
Глава 19
Эльза открыла глаза и увидела над собой неправдоподобно голубое небо. По небу медленно плыли неправдоподобно белоснежные, совершенно одинаковые облака. Трава, на которой она лежала, тоже оказалась какой-то странной – слишком зелёной и пушистой, ровно подстриженной, как на газоне. В недоумении она елась и обнаружила, что метрах в двадцати от неё поднимаются к небу деревья, от которых тоже веет неправдоподобностью, а рядом, на неправдоподобно изумрудной траве, сидит Гарольд и цедит из банки пиво.
- Привет, - сказал он. – Как самочувствие?
- Пока не знаю, - зевнула Эльза. – Мы разве живы?
- По моим ощущениям – вполне.
- Тогда что это за бутафория вокруг?
Гарольд состроил преувеличенно-обиженную мину:
- Я думал, тебе понравится. Неужели плохой пейзаж для пробуждения?
- Но облака-то почему одинаковые?
- Забыл! – он хлопнул себя ладонью по лбу. – Поторопился! Ничего, сейчас поправлю.
Меняя форму, облака совсем уж неестественно поплыли в разные стороны, затем выстроились в хоровод и двинулись по кругу. Эльза рассмеялась:
- Так это всё ты напридумывал?
- Конечно. Специально для тебя. Только с облаками плохо получилось. С пивом выходит лучше.
Пустая банка растаяла у него в руках, и Гарольд незамедлительно достал из воздуха следующую.
- Как ты это делаешь? – удивилась Эльза.
- Да легко! Это же Запредельность – здесь стоит что-нибудь себе представить, как оно появляется. Попробуй сама.
Начала она с того, что вырастила невдалеке мохнатую ель. Пустила по её ветвям белку, потом подправила траву и деревья, а под деревьями расположила узорчатые крылья папоротников.
- А облака пускай такими остаются, - сказала она. –Так даже забавно.
Внезапно она вздрогнула, спохватившись.
- Гарольд, мы закрыли Дверь? И где все остальные – Дара, Колдун и прочие?
- Закрыли, и ещё как, - успокоил он. – А остальные – кто где. Дара - здесь, Колдун и Освальд – в своих мирах. Мэгги отправилась на охоту за последними вздохами. Тэсса и Болдуин в Запредельности. Я сдуру научил их играть в дурака, и Болдуин скоро снова придёт жаловаться, что Тэсса мухлюет, как нетопырь.
- Разве нетопыри играют в карты? – усомнилась Эльза. Гарольд засмеялся:
- Не знаю. Лично я с ними ни разу не играл, и это, скорее всего, просто одно из образных выражений дражайшего гнома, который может по пьяни спутать и червы с пиками, и вампира с нетопырём.
Эльза надолго замолчала. На языке неё вертелся вопрос, который она давно собиралась задать, но всё никак не подворачивалось подходящего случая. Наконец, она спросила:
- Странник, где ты нашёл Ключ?
- В кармане, - с предельной честностью ответил Гарольд. – Но будь я проклят, если я знаю, откуда взялся этот карман, и откуда взялась на мне эта куртка! Я уже начинаю склоняться к тому, что куртку, вместе с карманом и перстнем, мне подсунуло Ничто. Да, кстати, - он порылся в кармане. – Я не вполне уразумел, что это может значить, но, мне кажется, это для нас с тобой.
Гарольд раскрыл ладонь. На ладони лежали два Знака-оберега, выполненных из тяжёлого белого металла.
- Когда я смотрел на них в последний раз, они были монетами. Так что, я здесь ни при чём, - добавил он. – На, держи, - Гарольд протянул Эльзе один оберег. – Это тебе вместо того, что расплавился.
- Тот был не мой, а Колдуна-С-Болота, - возразила Эльза.
- А этот будет твоим. Вроде медали “За закрытие Двери”, - пошутил он.
“Только ли?” – подумала Эльза, вспомнив слова старика: “Ключи – они не только Дверь открывают-закрывают. Они ещё много чего умеют, и поэтому вам друг от друга никуда не деться”.
- А это что? – спросила она, заметив выпавший из Гарольдовского кармана клочок бумаги.
- Мусор, - отмахнулся он. Не пускаться же в объяснения, что за Маша, когда и зачем оставила ему свой номер телефона! Тем более, что он и сам этого не помнил.
И, всё же, что-то заставило его развернуть смятый листок. Там, где были прежде начертаны (явно, нетрезвой рукой) кривобокие цифры, теперь красовались две машинописные строчки: “Прими мои поздравления, Странник. С тобой было интересно сотрудничать”.
И внизу – размашистым росчерком подпись: “Чёрный”.
- Ничего себе телеграмма, - пробормотал он и поспешно спрятал листок обратно в карман.
Кажется, Эльза не обратила внимания на его поспешность. Её занимала совсем другая проблема.
- Гарольд, а после всего происшедшего мы сможем путешествовать по Мирам?
- Разумеется, сможем. Я как раз собираюсь совершить небольшой круиз. Надо выяснить, вернулось ли в Торес море, познакомить поближе, как я обещал, Освальда с Тэссой, узнать, благополучно ли добрался Джонни. К тому же, не хотелось бы пропустить собственные похороны.
- Что пропустить? – нахмурилась Эльза.
- В Обитаемом мире умер Клэп, пояснил Гарольд. – Поэтому, Эльза, шибко не задирай нос – ты больше не уникум.
- Как – умер?! – воскликнула она. – Из-за чего?
- С перепоя. Сердце не выдержало, - Гарольд не стал вдаваться в подробности, лишь поторопился заверить:
- Со мной остались все его чувства, мысли и воспоминания. В сущности, умерло только тело. А мне и одного тела хватит. Ну, так как, составишь мне компанию?
Эльза хитро прищурилась.
- Поневоле придётся. Тебя одного отпустишь, так ты ещё какую-нибудь дверь откроешь, и нам её снова надо будет закрывать. Так что, и не надейся сбежать в одиночку!
- Опять пиво пьёшь? Какая уже по счёту? – в огненно-красном платье, небрежно помахивая в руке короной, к ним направлялась Дара. Её сопровождал нисколько не утративший своего мрачного вида долговязый Ночной.
- Пятая, - сознался Гарольд. – Согласно преданиям, балладам и сагам, герою после свершения великих подвигов положено пить пиво в обществе красавиц. Я не посмел нарушить традиции.
- Что-то я не слышала таких преданий, - ехидно отозвалась Дара. – Тебе бы только повод, да бесплатной выпивки побольше.
Ночной буравил Гарольда неприязненным взглядом, и в этом взгляде явственно читалось: “Когда же ты отсюда уберёшься?”. Не удостоив его вниманием, Гарольд поднялся навстречу Даре.
- Дара, можно тебя на пару слов? Послушай, - почти беззвучно прошептал он, - не могло ли случиться так, что я Эльзу выдумал? Как Мэгги, Тэссу и гнома?
А Дариных глазах промелькнули насмешливые искорки:
- А ты не допускаешь мысли, что это Эльза тебя выдумала? Хотя, по-моему, - в один миг Дара стала серьёзной, - помоему, вы оба выдумали друг друга.
Заключение
Джони так и не смог решить, чем же, в конечном итоге, следовало считать его недолгое, но столь насыщенное событиями приключение. Галлюцинацией? Помрачением рассудка? Влиянием аномалии? Одним из звентев в цепи необъяснённых явлений?
От места встречи с Клэпом и его странной компанией до города Джонни донёсся со скоростью, противоречащей законам физики, логики, здравого смысла и всем прочим неоспоримым законам. Терзаемый вопросом: кто же исчез – он или Радж? – Джонни зашёл первым делом к Раджу. Того дома не оказалось, и в полной растерянности Джонни побрёл к себе.
У себя он обнаружил воткнутую в дверь записку. Она была написана небрежным, торопливым почерком, исходила от Серёги – бывшего продюсера Клэповской группы – и содержала в себе просьбу срочно позвонить. С нехорошим предчувствием Джонни набрал указанный в записке номер. Трубку снял сам Серёга и огорошил Джонни сообщением, от которого Джонни чуть не уронил телефон.
Клэп умер позавчера от сердечного приступа! И с кем же тогда разговаривал Джонни не более получаса назад? С призраком? А не симптомы ли это шизофрении? Он пробормотал что-то невнятное в ответ на предложение скинуться на похороны, поскольку родственников Клэп не имел, повесил трубку и сел на пол в уверенности, что сошёл с ума.
Радж, явившийся оборванным и похудевшим уже после похорон – спустя неделю после возвращения Джонни – тоже никак не прояснил ситуацию. Он лишь буркнул, что зарядился энергией на год вперёд и нуждается в длительной медитации. Рассказывать о том, как он провёл это время, Радж отказался наотрез, и только через несколько месяцев выяснилось, что его, находящегося в состоянии, близком к помешательству, подобрали тогда в лесу деревенские мужики.
И ещё один эпизод не давал Джонни покоя. Эпизод был незначительным и вряд ли бы врезался так в память при других обстоятельствах. Во время похорон Джонни услышал за спиной странный разговор.
- Да пойдём уже! – настойчиво требовал звонкий девичий голос.
- Погоди, может быть, кто-нибудь что хорошее скажет, - второй голос был мужским и показался Джонни знакомым. – Как известно, нужно умереть, чтобы услышать о себе доброе слово.
- Сейчас ты услышишь несколько нехороших слов – от меня! Пошли!
Джонни обернулся, но увидел лишь то, что какие-то двое, парень и девушка, удалялись со смехом, совсем не приличествующим скорбному ритуалу.
8.01.00 – 17.06.03
Екатеринбург