«Может быть, это не моя мама?» Признайтесь, вы не часто слышали такой вопрос. Вот и сейчас, он прозвучал – и вслед за ним неловкая тишина. И даже нам, недавно познакомившимся с Толей Бахматовым, стало горько за женщину, бросившую в душу сына такое подозрение.
… Тринадцать лет мальчишка жил в детском доме. Здесь он сделал первые шаги, сказал первые слова, здесь из неловкого малыша превратился в стройного подростка. Много было в этом доме хороших людей, и, как в любой семье, здесь радовались, что ребенок растет, крепнет, делается любознательным.
Тринадцать лет мальчишка считал, что он одинок, до тринадцати лет еще ни разу не сказал двух дорогих слов – мама и папа.
И вдруг у Толи появилась многочисленная родня. Отец - и новая семья. Мать и отчим, второй отец. Мать предложила сыну перейти в ее семью.
Это у нас, взрослых, непременно появляется такой вопрос: почему лишь через тринадцать лет мать вспомнила, что у нее есть сын? У сына в сердце не было места для обид и горьких вопросов. Он весь был – радость, ожидание.
Материнский дом в Тутаеве понравился ему. Новый, просторный, с окнами на Волгу. Под окнами густая сирень. В доме телевизор, белоснежные салфетки, скатерти.
Но каким холодным оказался вскоре этот для парнишки! Со звоном вырвался из Толиных рук стакан и разбил тишину в комнатах. Потом вдруг отказался работать выключатель – значит и сюда заглянул любопытный глаз юного мастера. Посмеяться бы вместе, рассказать, что каждая вещь любит осторожное и бережное отношение. А в доме – страдальческие улыбки, насупленные брови. А дальше - хуже.
И вот на столе записка: папа, я уехал, взял твои деньги.
Не сказал, куда. А вернулся, тоже толком никто не спросил. А родичи поспешили в милицию.
Мальчишка ездил к родному отцу.
С тех пор не реже, чем с матерью, Толя говорил с работниками милиции.
Родители бежали туда по любому поводу, торопились переложить на плечи других свой долг. Люди помогли устроить Анатолия на работу в колодочный цех сапожной мастерской. И снова возмущались родители: мальчишка – бездельник. Мечтает о станках, а на деревянных колодках рисует забавные рожицы. Деньгам цены не знает, товарищей завел…
И, наконец, мать заявила:
- Уходи, откуда пришел.
- на сто метров к дому не подпущу! – сурово добавил отчим.
И парнишка ушел.
Прошла неделя. И вот я в доме Логиновых. Здесь по-прежнему покой и чистота. Вопрос об Анатолии – как взрыв. Неудержимым потоком льются злые слова. Он груб, он не умеет ничего беречь. Ему место в колонии.
Вот они такие и бываю эгоисты. За них сделали все: вырастили, выкормили, воспитали их ребенка. А они вспомнили о мальчишке через тринадцать лет, решили – теперь можно пожинать плоды чужих трудов и возмутились, узнав, что нужно кое-что еще доделать в человеке.
- так что же дальше?
- А нам какое дело! Мы все для него сделали!
- Где он теперь?
- И знать не хочу!
Это говорит мать Нина Александровна Логинова, продавец тутаевского промторга. А сын совсем рядом. Он привел меня к этому дому и у дверей остановился.
- Дальше не пойду, - сказал, глядя в землю. – Подожду у соседей.
В тот день, когда родители выгнали его из дому, он долго бесцельно бродил по городу. Хорошо, что встретил Саньку…
В маленькой комнате так много людей, что не сосчитаешь их и не скоро разберешься, где тут Наталья, где Вера, где Надежда. Только двое людей в этой постоянной суете сохраняют спокойствие: самый младший из Ерофеевых – шестимесячный Николай да невысокая полная Екатерина Андреевна, мать большой семьи, истопник Дома культуры. Семь человек живет в этой комнате. И сюда привел Саша своего бездомного товарища:
- Мама, человеку негде ночевать.
Так здесь прибавился еще один. Бедновато живет семья, но денег с нового жильца никто не спрашивал. Мебели лишней нет, но половина Сашиной кровати принадлежала Толе. И щедро наделяла своего гостя Екатерина Андреевна самым дорогим – человеческим участием.
Есть и другие друзья у Толи. Это повар Антонина Константиновна Локтюшова и другие сотрудники столовой № 6. Когда у Анатолия уже не стало денег на еду, они сказали, что каждый день он может приходить сюда обедать.
И, пожалуй, самые близкие – в райкоме комсомола. Старшим братом, заботливым и требовательным, стал для него Толя Чащин. Да и на самом деле особое родство соединило двоих Анатолиев. Полтора месяца назад Чащин дал Бухматову рекомендацию для вступления в комсомол. Нет, здесь никто не считает, что Анатолий – идеал. Но и никто не отказывается от возни с мальчишкой, таким самостоятельным и таким беспомощным в свои пятнадцать лет. И поэтому так придирчиво расспрашивает его секретарь райкома Валентима Озимова о занятиях в вечерней школе, о его товарищах, об очередном «происшествии» в колодочном цехе. А потом самое главное:
- Знаешь, ты, наверное, будешь работать на станке…
- На токарном?! – у мальчишки в глазах ослепительное счастье.
Так помогают человеку. Мы снова идем по улицам весеннего Тутаева, невольно смотрим в ту сторону, где дом и люди, недолго притворявшиеся родными.
- Нет, это все-таки, наверное, не моя мать. Матери так к детям не относятся, тут спутали что-то…
В голосе у Толи вопрос и горячее желание убедить себя. Ну, что ж, бывает, к несчастью, пугают. Эта женщина по ошибке присвоила светлое имя – мать.
Юность, 25 июля 1961 г.