Сага о Марии-Рахели

               
   
    Сага о Марии-Рахели - это жизнь и судьба девушки, женщины, которая родилась и прожила восемнадцать лет в старообрядческой семье на заимке в глухой сибирской тайге во многих сотнях километров от ближайшего селения. Волею случая она стала женой польского еврея-портного. Она прошла трудармию, работая на лесоповале. Судьба распорядилась так, что она научилась портняжному делу, после Отечественной войны переехала с мужем  и детьми в Польшу. Затем она репатриировалась в Израиль. На её жизненном пути были многие прекрасные и трагические моменты.

                * * *
 
     - Как же имя тебе будет? – обратился Михаил к молодой крепкой девушке.
     - И цё?
     - А не цё, а просто имя тебе как, - переспросил Михаил у девушки, выпрямившейся перед ним в полный приличный  рост.
     - Мария.
     - Красивое имя, Мария. Смотрю, как ловко управляется молодая девушка с топором, ладно получается у тебя тяжёлая работа, чистить стволы больших деревьев от веток.
     - От жизни рабочей, и получатся дельно.
     - Каких краёв будешь. Здешняя, с таким говором?
     - Можно гутарить, цё здешняя. Кержаки мы, староверцы. Цё это я с вами глаголю, вам цё, интересно?
     - Даже очень интересно, такая молодая, крепкая и на лесоповале, среди заключённых?
     - Я не заключёна, я призвана в эту - трудармию, война велика супротив антихриста, прости Господи.
     - Разницы нет. Смотри, охраняют всех вас-женщин, как и нас. Вон, стоит с винтовкой,                посматривает на нас, а то и стрелять начнёт, мол, разговариваем много, а работать надо, норму выполнять.
     - Гутарят, цё охранят женщин от вас-мужиков, похабных. Я норму выполню, ещё товарке помогаю, хлипкая она очень, из города, не приучена труду. Смотрю, топором-то не очень орудуешь, тупой он, потому и трудно лес валить. Возьми мой. Тебя не учили лес валить? Опервой, зарубку делаешь со стороны повала, - своим топором девушка пару раз цокнула по дереву и сразу глубокая зарубка получилась, - потом супротив стороны зарубила и готово дерево к повалу.
     Стоял он и смотрел на это чудо, как молодая девушка управляется с топором.
     - Ладно, хватит, а то тебя быстро поставят лес валить с твоими-то навыками. Хорошо, что охранник отошёл далеко и не видит твоего такого         искусства.
     Мария передала ему свой топор и взяла его, потрогала тупое лезвие, покачала головой и пошла обрубывать ветки и сучья на только что поваленном ею дереве. Она отошла недалеко, можно было с ней не громко переговариваться, не привлекая внимания посторонних.
     - Когда ты появилась на нашем участке?
     - Неделю, как наш 1-й женски отряд перевели на новы участок. Раньше работали версты две отдаль. Там весь лес погубили. Теперя губим следущий. Не оставля на расплод. Губим такой лес, - и она расплакалась. Жалко стало ей леса, в котором она родилась и выросла. Это я потом узнал. С этого дня она выбирала  место обрубки веток на сваленных деревьях поближе ко мне, и мы о многом разговаривали.
     - А фамилия твоя, как будет?               
     - Фамилия наша Волоковы из староверов. Кержаки мы.
     - Интересно, так я с тобой как-то связан. Моя фамилия Киржнер, Михаил Киржнер и кИржаки очень похоже.
     - Но мы не кИржаки, а кержакИ, - ответила Мария.
     - Подумаешь, одна буква. Она могла и за многие годы немножко измениться и ударение на слове тоже изменяется, - очень захотелось Михаилу быть чем-то ближе к этой своеобразной девушке. Он об этом подумал, шутя, но сердце как-то ёкнуло. Эта девушка ему оказалась не безразлична. Ему захотелось её как-то защитить, уберечь от невзгод. Михаил сам удивился своим мыслям. Он, старый дурак, подумал о молодой девушке, не как отец, или брат, а как о более близком человеке.
     - Фамилия чудная, Волковы или Волоковы, сразу не понял.
     - Волоковы мы и заимка наша называется Волоково.
     - А что это за заимка, занимаете у кого-то?
     - Хата одна далече от людей – заимка, а Волоково, что до нас просто не попадёшь, лодкой, лодкой, а потом и волоком. Не каждый одюжит. Вот и живём, верней, жили спокойно, далеко от людей. Теперя не то, до нас тоже добрались. Война с антихристом пошла, то мого старшего братана, Емелю, забрали в армию, хотели и младшего, Самсона, но мал ешшо, то сестру старше, Аксинью, в трудармию, то пошла сама я. Папаня один остался быть.
     - А матушка твоя?
     - Померла, схоронили как уже десяток годов. Два брата старше померли от болячек, и она за ними. Перетрудилась.
     - Сколько же детей было у вас в семье?
     - Восим. Малолетки померли, когда оставили  Абазу в Хакасии. В дороге-то дальней не удержали малых деток. Шестеро со мной уже в Волоково, так тятенька нарёк. Не хотел стару фамилию споминать. А что это цифры у тебя?
     - Цифры, чтоб знать, из какого я отряда. Вот, - указывая на пришитый на белом материале к чёрной телогрейке, - 1 – это отряд, 3 – барак, 13 – мой личный номер. Да-а. Тяжёлая жизнь была ваша на заимке.
     - Жизнь, как жизнь. Она лёгка не быват. Быват и скудно жили годами, бедствовали. Цельную книгу, как про святых, можно сочинить. Не тут же расказню разводить. Не место. А у нас-женщин трудармии нет номеров, один только номер отряда – 1-й, - похвалилась Мария, как будто это награда по сравнению с мужчинами.
     Вот так, он с Марией беседовали урывками день за днём, неделя за неделей, месяцами за месяцами. По её просьбе он рассказывал о жизни в Польше, про семью, о гибели родных ещё до начала войны, когда немцы зашли в Польшу, про побег в Советский Союз, про насильственное переселение в глухую проклятую Сибирь. Мария взбунтовалась при его словах о проклятой Сибири. Мол, Сибирь кормит и хоронит людей веками (думал, что она имеет в виду умерших, но потом понял, что Сибирь сохраняет, если веками) и дале будет так, ежели не грабить и ничтожать самое-самое в Сибири – лес.               
     Не зная почему, но Михаил не уточнял, что он еврей, чего пугать, думал, приятную девушку. Она, наверное, и вообще не знала про евреев. Она и про старообрядцев, думал, не очень-то и разбирается. Кончалась зима, к весне стало значительно лучше, тепло ещё не наступило, но морозы уже не одолевали, снег сошёл почти всюду, оставаясь в низинах. Мария собирала в лесу разные травы, стебельки, она в них хорошо разбиралась, давала Михаилу, приговаривая, жуй, полезно. И действительно, целый день жевал всякие травки, стрючёчки-лепесточки. Он всё интересовался, что же это  жую целыми днями. А то были: дикий лук, одуванчики, дикий чеснок, подорожник, чистотел, не только жевал, но прикладывал к потёртостям на руках. И многие другие. В один из дней на участок привели, как видно, другой отряд. Старой хорошей знакомой Марии там не было. Расстроился он, потерял такую вот                приятную  собеседницу. Повстречается ли  с ней
когда-нибудь?
     - Эй, Зэк, ты что, не слышишь, или совсем глухой? – несколько раз закричал кто-то из охранников. Михаил поднял голову на него.
     - К тебе я! – закричал охранник.
     - Я не думал, что это меня вы имели в виду, гражданин начальник, - на всякий случай обозвал его начальником. Под белым овчинным полушубком не видать ни звания, ни знаков различия. Хотя погода стояла вполне приличная, и можно было, подумал Михаил, снять зимнюю одежду.
     - Подойди Зэк сюда, - вновь громко повторил «начальник».
     -  В том-то и дело, - так же громко ответил «начальнику», - не Зэк я, как вы изволили меня назвать, а переселенец, с вашего разрешения.
     - Что Зэк, что переселенец, один чёрт. Ты мне лучше честно ответь, где ты спёр такой красивый китель?
     Только теперь Михаил понял, что  работать в телогрейке было жарко на приятном весеннем солнце, и бросил телогрейку на поваленное дерево, оставшись в кителе. Чем мог привлечь внимание слегка рваный и подгоревший  в прошлую осень у костра, китель, понять не мог.               
     - Китель годами сохранился у меня в тюрьме и лагерях, как малого размера на моей хлипкой фигуре и по негодности. Ни одному из вертухаев и паханов он не подходил по размеру, а то давно бы отобрали, - ответил Михаил. - Почему это вы - сразу – спёр, этот китель я когда-то, в лучшей-то
жизни, сшил себе сам.
     - Так уж сам. Для этого надо быть большим мастером.
     - Я и есть  «большой мастер», как вы изволили выразиться.
     - Сшить мне такой китель сможешь?
     - Почему же нет, конечно, смогу и не только китель, но и шинель, и многое ещё чего, только не тут и не сразу. За год на повале руки стали не те и машинки нет, чтобы пошить.
     - На свободу хочешь?
     - Странный вопрос, кто же не хочет выйти на эту самую свободу.
     - Меня переводят на повышение в Абакан, поедешь со мной, там тебе всё будет и машинка и условия и свобода?
     - Нет, не могу.
     - Почему же, свободы не хочешь?
     - Без жены и моего помощника – не могу воспользоваться заманчивым предложением – полной свободой.
     - А где эта твоя жена тут обнаружилась и когда?
     - Обнаружилась уже год тому. Волокова Мария из 1-го женского отряда трудармии, работала  рядом и недавно их перевели, ещё не успел узнать, куда.
     - Хорошо. Разберёмся. Сейчас поедешь со мной в участковую контору, там перекантуешься пару дней, и переедем в Абакан. Там у тебя будет всё и машинка и условия. Твоя фамилия?
     - Киржнер, Михаил Киржнер, лагерный номер 1331.
     - Вижу сам, 1-й отряд, 3-й барак, личный номер - 13.
     - Так точно.
     - Ты случайно не еврей?
     - Случайно, да. Это меняет дело?
     - Дурак ты, а не еврей. Хоть был бы японец, мне это нужно, и всё! ПонЯл. Как звали отца?
     - Моисей. А жена?
     - Сказал, что разберусь, из-под земли найдут, и будет на месте. Поехали. Быстро, времени нет.
     - А дерево ещё не повалено?
     - Точно, дурак. И без тебя повалят это дрянное дерево.
     Схватил телогрейку Михаил и засеменил за начальником. Ни фамилии его, ни имени, ни звания, не знал, а плетусь за ним, как овечка за бараном, - подумал Михаил, - Сравнение хорошее, действительно баран-начальник и я за ним, несчастная овечка. Не зарезал бы он меня к столу  на праздник, сдержит ли он своё слово по поводу «жены». Как я сразу придумал с «женой». Хоть освободят приятную умную девушку из  этой страшной трудармии. Только бы она не заортачилась, когда её найдут, и будут увозить «к мужу» в Абакан. Чтобы она не кричала, что никакого мужа у неё нет, и быть не могло, помоги, Господи.
     В конторе предоставили ему, временно, отдельную комнату с застеленной кроватью, столиком с графином воды, но без стакана, с малым табуретом и засохшим цветком на подоконнике. Просто рай после барака. День зашёл за вторую половину, то-то кушать захотелось, аж живот подвело, с утра ничего во рту не было. Спросить не у кого. Выглянул в коридор – пусто. Пошёл по коридору, но сразу вернулся обратно, чтобы не потерять дверь «своей» комнаты. Она слева, третья от окна. Пошёл снова по коридору, ни души. Заглядывал во все комнаты, как видно, это общежитие или гостиница для приезжих. Вышел во двор, рядом ещё одно здание, голодное тело почуяло носом запах, видно столовая. Заглянул туда, а там две девушки моют котлы после закончившегося обеда.
     - Девушки, милые, не найдёте ли чего-нибудь поесть, очень уж я давно-то  не ел, меня начальник привёз сюда, а сам убёг, а меня бросил, я не емши с самого утра.
     - Чей же ты будешь? По одежонке, видно, не из высокого начальства?
     - Это точно, с начальства пониже. Так как, будет чего пожевать. С расплатой зачтёмся.
     - Есть ли у тебя, дорогой наш, чем расплатиться, кроме твоего замызганного кителя, повидавшего виды. Ладно иди, поешь. Одним-то  обедом  не насытишься, какой тощий.
     - Я от рождения такой, жир на себе никогда не накапливал.
     Сел за стол  и они навалили: почти  целую селёдку, миску густого супа, миску гречневой каши с мясом и два больших ломтя белого хлеба. Такой еды он не то, что не ел, и не видел лет этак пять, если не больше, ещё до войны и прихода немцев в Польшу. Он решил, что торопиться не будет, а обстоятельно вкушать эти прелести. Взялся за селёдку, жир так и потёк по подбородку, закусывая белым хлебом. Взялся за суп и тут… В столовую забежал солдат и кричит:
     - Киржнер – ты?
     - Да, - вытирая жирные губа, произнёс Михаил, предчувствуя что-то нехорошее.
     - Немедленно в машину, начальство сильно ругается.
     Бросил такой обед, схватил ломоть хлеба и засунул  в карман ватных брюк, выхватил из миски руками кусок мяса и сунул его в рот. От волнения и спешки, мясо застряло в глотке, он поперхнулся, закашлялся и вырвал вместе с мясом всё, что до этого ел. Выполз он из-за стола и собрался бежать к машине, но солдат остановил.
     - Быстро скидай тряпки и переодень - сунув Михаилу в руки свёрток.
     - Тут же женщины.
     - Они и не такое видали. Быстро.
     Скинул одежду, натянул несколько великоватые кальсоны и нижнюю рубаху, потом видавшую виды гимнастёрку, штаны-галифе, поношенные кирзовые сапоги, брезентовый пояс и на голову пилотку. Как он выглядел, сказать не мог, зеркала не было, быстро выбежал во двор. Там стоял с включенным мотором ГАЗик. На переднем сидении, рядом с шофёром сидел «начальник»,                постукивая от волнения рукой по дверце машины. Михаил вскочил на заднее сидение и машина, рванув с места, взметнула кучу пыли. Только тогда Михаил посмотрел на начальника, не узнав его. Впереди сидел выбритый мужчина лет 40-45 в кителе, или френче, не разобрал, сидевшем на нём, как мешок картошки. Усмехнувшись, Михаил понял, зачем начальнику нужен был приличный портной. Машина мчалась с огромной скоростью в аэропорт, на самолёт. Успокоившись, пожалел, что решил в столовой медленно кушать, увлекаясь вкусным обедом. Но в кармане лежал кусок хлеба. Отщипывая маленькими кусочками мягкий белый хлеб, долго жевал его, наслаждаясь этим давно невиданным лакомством.
     Машина влетела на аэродром, если можно назвать аэродромом голую поляну со стоящим в стороне маленьким домиком, а рядом с ним на высоком шесте развевался полосатый рукав на ветру, как видно, указывающий направление ветра. На краю поля стоял, с работающим мотором, маленький самолётик. Из домика выбежал солдат, и отрапортовал начальнику, что самолёт готов к вылету. Начальник вскочил в заднюю кабину, а Михаилу солдат предложил залезть в багажное отделение самолёта. Самолёт был-то двухместный. Он еле втиснулся в маленькое отделение в хвостовой части самолёта. Солдат захлопнул крышку. Тут Михаил понял преимущество человека не очень большого роста. Через мгновение он ощутил всю «прелесть» полёта в самолёте: его колотило, бросало, ударяло, трясло. Не за что было ухватиться. Но самолёт взлетел и тряска прекратилась. Эти секунды показались ему вечностью. Но эта вечность кончилась довольно быстро, хотя тряска прекратилась, оказалось – временно. Крышка «гроба» открылась, в неё полетели пачки газет, мешки с незнакомым грузом. От ударов Михаил закричал, закидывающий багаж солдат отшатнулся и во весь голос закричал:
     - Тут живой человек.
     - Если ещё живой, то хорошо, - отозвался начальник из задней кабины самолёта, - осторожней кидай на живого человека.
     Крышка захлопнулась, самолётик вздрогнул, и  тряска возобновилась, но  вместе с  багажом Михаилу стало немного легче, хотя мешки довольно больно били по бокам. Один из мешков удалось подложить под голову, стало немного лучше. И это испытание закончилось, самолёт приземлился, мотор заглох, крышка открылась, солдаты начали вынимать багаж, удивившись, что там и человек. На окрик, что он должен вылезать, не откликнулся, всё тело ныло, не смог пошевелить ни ногой, ни рукой, тогда солдат зацепил «багаж» за шиворот и вытащил из «гроба». С большим трудом «живой» груз выволокли на свет Божий, поставили на ноги, но шевельнуться он не мог. Вот так простоял несколько минут, опершись о фюзеляж самолёта. К самолёту подкатил ГАЗик, начальник шустро впрыгнул на переднее                сидение, указав Михаилу садиться в машину. Быстро доехали до места назначения, въехав во двор воинской части, которую он узнал по большим металлическим звёздам на воротах, выкрашенных в ядовито зелёный цвет. Машина остановилась возле большого трёхэтажного здания.               
     - Пошли, - начальник позвал Михаила, они поднялись на третий этаж.               
     Первую по коридору дверь начальник легко открыл одним ударом ноги, вошли в почти пустую трёхкомнатную квартиру.
     - Тут перекантуешься пару дней, потом подберём рабочее помещение. Все вопросы к моему адъютанту. Я уехал - дела, пока.
     - Сергей, - протянул мне руку младший лейтенант. - Кем же ты будешь?
     - Михаил, портной, - ответил я, пожимая крепкую руку молодого здорового парня.
     - Теперь понятно, слабость нашего начальника к хорошо пошитой одежде. Пошли на вещевой склад, приоденем тебя и покажу тебе офицерскую столовую, тем более время обедать подходит к концу.
     - Одеть  рядового Михаила, нашего заведующего пошивочным ателье Военторга, чтобы красиво выглядел, очень красиво – приказ нового начальника Управления, пока майора, Сергея Ивановича Святогорского. Я его адъютант, тоже Сергей, - он протянул руку заведующему вещевым складом.               
     Михаил повернулся к Сергею с удивлением на
лице, пытаясь спросить… Тот моментально в ответ махнул рукой, давая понять, чтобы он не вмешивался.
     - Предлагаю молодому  человеку тут зайти на полчасика в баню, сейчас дам распоряжение, а там и переоденется. Баня тут рядом. Сейчас всё будет сделано по высшей категории, - отрапортовал вещевик и скрылся между стеллажами, предварительно внимательно посмотрев на фигуру Михаила.
     Михаил отправился в баню. Там его уже ждали. Через полчаса завскладом появился с вещами. В одной руке он держал: две пары нижнего белья, новенькие гимнастёрку и брюки-галифе, а сверху лежала фуражка с зелёным околышем. В другой руке он держал мягкие прекрасные яловые сапоги и широкий кожаный офицерский ремень.
     - Думаю, что всё подойдёт, кроме сапог и фуражки. Сейчас проверим мы, насколько  я угадал с  вашими размерами или промахнулся.
     Тут же новоявленный «заведующий» пошивочным ателье натянул нижнее бельё, гимнастёрку и брюки, оказались точно по размеру, сапоги тоже подходящего номера, внутри лежали две пары носков, а вот фуражка получилась несколько великоватой. Вещевик скрылся и через несколько минут появился с другой фуражкой, точно по размеру. Когда они вышли из бани, Михаил спросил у адъютанта, почему он назвал его заведующим ателье.
     - Это для пущей важности. Моя рука лёгкая, быть тебе действительно  у нас заведующим.
   В офицерской столовой практически никого не было. Обеденное время давно закончилось, но нам официантка быстро принесла на подносе обед: прекрасный винегрет с селёдочкой, наваристый борщ, картофельное пюре с котлетой и компот. На столе лежала плетёная корзинка с белым и чёрным хлебом. Наелся до отвала, никуда не торопился, наученный прошлым опытом. Вкусно и аппетитно. Прощаясь с адъютантом, Михаил намекнул ему, что у него нет никаких документов, ни справочки, кто он и зачем. Хотел попросить его напомнить Сергею Ивановичу о «своей жене», но передумал. Решил, что подождёт пару дней, а потом узнает, как там обстоит дело с «женой». Быстро нашёл комнату в общежитии, залёг на постель, почти не раздеваясь, и мгновенно уснул. Проснулся от стука в дверь.
     - Открыто.
     Вошёл адъютант, усмехаясь. Оказывается,  Михаил проспал почти полдня и всю ночь.
     - Подъём, - скомандовал Сергей, - завтрак проспишь, а начальство уже ждёт тебя. Быстро, - и протянул Михаилу новенькую красную книжечку. С большим интересом он рассматривал корочку, на которой золотом было выбито: «Удостоверение НКВД СССР». Открыл её и ужаснулся, внутри было написано: «Предъявитель сего Киржнер Михаил Моисеевич, заведующий пошивочным ателье Военторга, рядовой», - сделаешь фотографию и приклеем тебя. Всё. Вперёд, говорил тебе, что у меня лёгкая рука, - закончил Сергей.
     Сытно позавтракав, поехали в центр города в  штаб  Управления. В приёмной начальника сидели и стояли офицеры, ожидая приёма. Дверь кабинета открылась, из неё вышел майор в сопровождении двух подполковников. Увидев нас, на ходу сказал: «Заходите в кабинет». Они зашли и присели на стулья возле двери. Через некоторое время вошёл майор, Михаил встал и, отдавая честь, отрапорвал:               
     - Рядовой Киржнер Михаил Моисеевич явился по вашему приказанию.
     - Служил в Польской армии?
     - Никак нет. Евреев не брали.
     - Ну, и хорошо. КЭЧ подобрала три адреса под ателье. Едем смотреть.
     Первый же адрес Михаил забраковал сразу, не поднимаясь в квартиру. Квартира была на втором этаже, окнами во двор. Второй адрес оказался на первом этаже, но вход был на три ступеньки вниз. Тоже забраковал.
     - Следовало нам раньше выдвинуть требования КЭЧ, а потом ехать, - в сердцах вымолвил майор, - только время теряем.
     - Виноват я, надо было мне раньше подсказать, но не успел, - вставил тихо  Михаил виноватым голосом.
     - Ты здесь не при чём, это я – олух царя небесного.
     Третья квартира была, в принципе ничего, но фасадные окна были уж слишком маленькими.
     - Так. На сегодня хватит. Напиши подробно требования к помещению и оборудованию ателье, - обращаясь к Михаилу, промолвил уставшим голосом майор.
     Адъютант выдал Михаилу два листика бумаги и карандаш. На машине они быстро добрались до штаба. В одной из комнат он сел за стол и написал, как ему тогда показалось, все требования к помещению и оборудованию будущего пошивочного ателье. Записал две швейных машины (желательно немецкой фирмы «Зингер») с ножным приводом и одну машинку с ручным приводом, набор ниток всех красок, два полных комплекта швейных иголок, манекен-бюст для примерочных работ, размером не выше 50-го. Он даже не забыл записать вывеску, назвав «Пошивочное ателье Военторга». Вначале собирался записать три комнаты для ателье, но потом передумал и написал – пять комнат с кухней и туалетом, считая, что две комнаты будут «с женой» для жилья. Адъютант передал эту записку майору и отвёз Михаила в гарнизон. Поблагодарив адъютанта, попрощался, но спросил, как с ним связаться в случае острой необходимости.
     - Внизу, на первом этаже, в коридоре есть телефон, набери 01, меня свяжут с тобой. Спокойной ночи, хотя до ночи ещё далеко. Не забудь, в шесть-семь часов вечера пойти на ужин, не проспи. Да-а… ладно, сам увидишь, - и машина уехала. Постоял Михаил перед входом в общежитие, вдыхая свежий предвечерний воздух, и поднялся на третий этаж, толкнул ногой дверь, зашёл в комнату, ужаснувшись, пытаясь извиниться, на кровати кто-то лежал в какой-то непривычной одежде. Быстро вышел из комнаты, надеясь найти свою комнату, но эта оказалась его комната – третья дверь слева от окна. Вновь зашёл тихо в комнату, стремясь не разбудить спящего. Подумал, что человек сам спутал комнаты и завалился спать на чужой постели. На цыпочках подошёл к кровати, присмотрелся, а там лежала, вернее, спала Мария. Он был просто ошарашен. Глубоким сном спала «его жена». За два дня её нашли в лагерях и доставили в Абакан. Невероятно, через всю Сибирь. Но, почему она в таком странном одеянии. На ней был, как ему показалось, больничный халат сероватого цвета, из-под него виднелась больничная рубаха, а на ногах, точно, больничные тапочки. Михаил не стал её будить, сел рядом на кровати и стал смотреть на неё. Светлые длинные волосы разметались по подушке, а на лице сияла блаженная улыбка, просто ангелочек. Оторвать взгляд от неё было просто невозможно.               
     - И это моя жена?! - подумал Михаил. Вспомнил про ужин, сбежал вниз в столовую, ужин ещё продолжался, но в зале было уже маловато народа, в основном, офицеры. Многие проводили его удивлённым взглядом, не узнавая в нём постоянного посетителя. Но никто так и не решился спросить, кто он такой в солдатской форме и по какому праву ужинает в офицерской столовой. К Михаилу подошла официантка, узнав его, и поставила на стол ужин. Извинившись, спросил, не может ли она принести ужин для жены, мол, она только что приехала и, пока, не может прийти в столовую. Не говоря ни слова, официантка принесла на подносе ещё две миски с ужином и кружку горячего чая. При этом она попросила, чтобы миски и кружку принести в столовую завтра утром. Сам сытно поужинал. Долго не думая, как отнести две миски и кружку в общежитие, пришёл к выводу, что возьмёт одну миску, но какую? В одной был овощной салат, а в другой – манная каша с маслом. Посчитал, что лучше будет взять кашу и чай.   Отправился в общежитие с грузом. Мария спала ангельским сном. Миску и кружку поставил на стол, придвинул к кровати стул и сел, уставившись на Марию. Бурно проведенный день в поисках подходящего помещения под швейное ателье и сытный ужин, свалили его, он вздремнул и очнулся от женского крика. Мария сидела на кровати с диким ужасом на лице, запахнув двумя руками халатик, видя перед собой незнакомого военного. Она-то наслышалась в лагере трудармии разных историй про изнасилование.
     - Мария, родненькая, это я, Михаил Киржнер. Не узнала меня?
     Мария кинулась к нему на шею, расцеловывая каждую часть лица и шеи, приговаривая: милый- миленький, родненький, как я испугалась, аж сердце зашлось. - Михаил с трудом её успокоил.
     - Может быть, поужинаешь, вот я принёс тебе из столовой, кашку и чай, если он ещё горячий.
     - Нет. Не могу. Устала я, волновалась сильно, когда сказали, что муж вызывает к себе. Какой муж, не поняла, но рада была выбраться из этой трудармии. 
     - Когда ты ела последний раз?
     - Не помню, вчера или позавчера. Боже милостивый, время потеряла. Что будет, что будет, - причитала Мария, раскачиваясь в поясе, как на поклонах.
     - Не понял я. Какое время и где ты его могла потерять?
     Мария разрыдалась в полный голос. Михаил и так и этак, уговаривал, кричал на неё, умолял, ничего не помогало.
     - Дорогая, успокойся и помолись. Без молитвы ты ничего не вспомнишь, не добьёшься. Тебе очень важно сейчас спокойно помолиться. Дорогая, пожалуйста, помолись.               
      Мария замолкла, посмотрела на него удивлёнными глазами, отвернулась и спокойно зашептала, как видно, молитву. Он вышел в туалет. К большому удивлению, на полочке под зеркалом, лежал бритвенный станок безопасной бритвы, завёрнутый в целлофан. Повертел в руке и  прочитал: «Made of USARM» (сделано для армии США – англ. Он тогда не знал, что США поставляли СССР в течение всей войны вооружение, боеприпасы, материалы и различные вещи, необходимые Красной Армии и государству). Потрогал щёку и подбородок и увидел в зеркале своё заросшее изображение. Пока Мария  молилась, он побрился, благо там же на полочке лежал кусочек мыла, аккуратно завёрнутый в целлофан. Когда Михаил зашёл в комнату, Мария сидела за столом, спокойно доедала кашу с хлебом и запивала тёплым чаем, присев к ней, погладил её по спине.
     - Вот, и хорошо. Уже успокоилась. Так следует тебе поступать, как заволновалась, или ещё чего-то  плохого почуяла, сразу  же молись глубоко и прилежно и всё пройдёт.
     - Ты прав, дорогой.
     - Теперь ложись и поспи, поздновато уже.
     Мария никак не могла уснуть, мысли одна другой тревожнее, донимали её. Она всё думала про заявление Михаила, что она ему жена. Жена – это же на всю жизнь. Марии вспомнилась ночь, дом в глухой сибирской тайге, мерцающий свет каганка… Маленькая девочка с мечтательными глазами и родная любимая маманя, укладывающая её спать.               
     - Маманя, расскажи сказку.               
     - Сказку? Хорошо, слушай. Жила-была одна маленькая девочка. И, вот она выросла и стала искать мужа, которому можно было бы отдать всё… Но однажды, вместо прекрасного мужчины, ей встретилась старая цыганка, и девочка спросила цыганку:               
     - Я когда-нибудь встречу того, кому все смогу отдать?               
     - Встретишь, – сказала цыганка.               
     - А когда же я пойму - того ли я встретила, и тому ли я отдала всё?               
     - Поймешь, потому, что сердце заговорит, застучит и захочет выскочить наружу! – ответила цыганка.               
     Мария поняла, что Михаил - это тот мужчина, тот муж, которому она может отдать всё. Она это знала подсознательно ещё в лагере, когда встретила Михаила. Сердце застучало! Да так, что дай Боже каждому в жизни испытать это божественное чувство!
     Сам Михаил решил, что устроиться в другой комнате, соседней. Он прошёлся по квартире и обнаружил в шкафу тёплое ватное одеяло, простыни, подушку. Собрал постельное богатство, расстелив одеяло и простынь на полу в углу. Разделся и лёг, собираясь уснуть. В это время двери в «спальню» распахнулись, и на пороге в лучах электрического света появился «ангел». Там стояла Мария в длинной лазаретной ночной рубахе. Не произнося ни слова, она приблизилась к нему, откинула простынь, которой он укрывался, и прильнула к Михаилу. Он онемел, не зная, что делать. Так они пролежали насколько тягостных минут.
     - Мария, ты чего? – сдавленным голосом прошептал Михаил.
     - Ты мне мужем  обозвался, так  я и  пришла к
Богом данным мне мужем. Тятенька так мечтал благословить меня с хорошим человеком, но не суждено. Маменька, пусть земля ей будет пухом, говаривала, что мужа надо ласкать и ублажать, тогда и детки будут прилежными.
     - Так… того, назвал тебя, это… моей женой, чтобы вызволить из страшного лагерного существования. Приглянулась мне там, в лагере, на лесоповале. Понял я, что ты хорошая, чистая и праведная душа, погибнешь в той ужасной лагерной атмосфере.               
     - А как жена я тебе не мила? – несколько обиженным тоном маленькой девочки, ответила она.
     - Нет, ты мне не просто мила, а очень даже… Я в тебя влюбился ещё там…. – запинаясь, повторял он несколько раз. Обнял крепко Марию и поцеловал в губы. Эти слова так его возбудили, что… Мария взвизгнула и затихла. Только тогда он понял, что она в свои двадцать лет была ещё непорочной девицей. Так они пролежали на ватном одеяле всю ночь, лаская друг друга, произнося всякие нежные и приятные слова. Такого блаженства у неё с Михаилом никогда ещё в жизни не было. За окном занялась новая заря, заря следующего дня, заря их новой, настоящей человеческой жизни.
     - Мария, пора подниматься, вон уже и день начинается. Иди в туалет. Там, на полочке лежит мыло, помойся и вытрись полотенцем, что висит слева на крючочке.
     Жена поднялась и пошагала босиком в туалет.
А он продолжал нежиться на семейном ложе. В это время приоткрылась дверь, и в щёлке появилось её лицо.
     - А где добывать воду?
     - Над умывальником такой краник, покрути его и пойдёт вода, - он совсем не подумал, что для неё многое может показаться в новинку и непонятным. Михаил поднялся и пошёл в туалет, показать ей, что и как управляется. Посреди туалета стояла совсем голая молодая женщина с потрясающей фигурой, ничуточки не стесняясь своей наготы перед лицом своего Богом избранным, как она повторяла несколько раз за ночь, мужем. Точёная фигурка с потрясающей талией, крепкие «бутылочкой» ножки, две упругие груди с набухшими вишнёво-красными сосками, глядящие, как два ружейных ствола, готовые выстрелить в любую минуту. Михаил обстоятельно ей показал, как «добывать» воду, как пользоваться мылом, зубной щёткой, унитазом для всяких нужд, даже показал, как садится на унитаз, как спускать воду и всякое другое. Мария внимательно слушала и, не проявляя никакого волнения или непонимания увиденного, внимала пояснениям. Удовлетворённый уроком, пошёл он прилечь «в постель», пока она там возится. Полежал немного, но сна уже совсем не было.
     Михаил поднялся с постели, пошёл в туалет, прихватив с собой простыню со следами крови, чтобы простирнуть, а Мария всё не выходила из туалета. Он приоткрыл немного дверь и увидел, что она стояла над умывальником, одной рукой  прикрывая  слив, чтобы не уходила вода, а второй рукой пыталась простирнуть свою нижнюю рубаху от ночных следов крови. Я понял, что она долго не могла понять, почему вода уходит и что нужно сделать, чтобы она не уходила. Вот так приходят знания и умения, если задуматься над тем, что сделать, чтобы получилось то, что тебе нужно. Несомненно, жизнь в лесной глуши вдали от людей и цивилизации ставила свои задачи, не выжить без обучения и опыта. Молодец, Мария. Маня, Маничка, Манюня. Вместе справились со всеми работами. По подсчётам, до завтрака оставалось не так много времени.
     - Мария, я пойду в столовую и принесу завтрак, тебе не в чём выйти из квартиры. Потом попытаемся тебя приодеть.
     Мария кивнула головой в знак согласия, укуталась в халат и присела на стул. Выходя из общежития, он подумал, а не пойти ли на вещевой склад, может быть он уже открыт. Действительно, склад был открыт, заведующий был на месте.               
     -  Доброе утро дорогой и уважаемый начальник, -  начал с приветствия заведующий вещевым складом, протянув Михаилу руку, и посмотрел оценивающим взглядом, удовлетворившись видом заведующего пошивочной Мастерской в полном облачении с помощью его усилий.
     - Есть просьбы, предложения?
     Михаил достал из бокового кармана новенькое удостоверение и протянул ему. Он внимательно прочитал несколько раз, хмыкнул и поздравил с высоким назначением.
     - Понимаете, ко мне приехала жена, вернее, её привезли прямо из лазарета в одном халате и ей не в чём выйти даже к завтраку. Что делать?
     - Какого она роста?               
Он показал на себе, примерно, до глаз.
     - Айн момент, – он тут же вынес стопку одежды, сказав: «Для завтрака. После приходите, поищем».
     В столовой Михаил показал удостоверение (без фотокарточки) и сказал, что это его жена. Знакомая официантка принесла им завтрак на двоих. Плотно позавтракав, они явились пред очи завскладом. Оценивающе взглянув на жену, удовлетворённо цокнул зубами и удалился. Как волшебник, неожиданно появился с большой стопкой одежды в руках. Чего там только не было?! Перечислять не стоило бы, но были удивлены и обрадованы наличию трёх пар женских трусов, юбочки, изящных мягких сапожек и дюжины носовых платков, чего они совсем не ожидали от завскладом.
     - Сапожки остались от танцевального ансамбля. Носи на здоровье, - удовлетворённо сказал заведующий, - идите в баню, там сейчас никого нет. Там переоденетесь, если что не так, приходите, разберёмся.
     - А зачем столько носовых платков? – произнёс удивлённо Михаил.
     - Не задавай глупых вопросов, женщина сама
знает, зачем они нужны, других женских атрибутов не имеем.
     Мария, услыхав про баню, расплакалась. Имея опыт, Михаил посоветовал ей помолиться и принять то, что необходимо установленными правилами. Из помывочной выплыла Богиня, Афродита, раскрасневшаяся от пара и горячей воды, молодая красивая женщина с ублаготворённым лицом. Она быстро оделась и кокетливо надела на голову пилотку, подобрав пышные светлые волосы. Михаил позвонил адъютанту, сообщить ему радостную весть, что к нему приехала жена.
     - Знаю раньше тебя, не хотел говорить, чтобы для тебя это был сюрприз. Сейчас прибудет к вам машина, отвезёт к фотографу, потом ко мне. Понял?
     - Так точно, товарищ начальник, жена на месте, Киржнер Мария Авраамовна, швея-мото-ристка Военторга, рядовая,  -  отрапортовал Михаил.
     Присели на скамеечке возле общежития, ожидая машину. Через полчасика, подъехал ГАЗик со знакомым водителем. Мгновенно оказались у фотографа Управления, сфотографировались и отправились к Сергею. Через несколько минут Сергей вынес им удостоверения личности с фотографиями. Мария с большим вниманием рассматривала совсем новенькую книжечку. Особенно её заинтересовала запись «швея-мотористка». Михаил объяснил ей, что она будет шить разные вещи на машинке, вместо ручной работы. Она тут же попросила посмотреть на эту машинку. В ответ получила заверение, что как только эта машинка появится, ей покажут. Мария аккуратно положила удостоверение в левый боковой карман гимнастёрки, как она догадалась, что именно там должно лежать удостоверение личности. Я не переставал удивляться её интуитивному безошибочному ориентированию в совсем новой, непонятной и незнакомой ей, обстановке.
     Сергей, не отрываясь, несколько мгновений смотрел на Марию. Покачав головой, сказал:
     - Везёт же людям. До обеда можете погулять по городу. К часу дня приходите сюда, Карла Маркса, 35, Управление, пообедаем. Не опаздывать.
     - Сергей, а как с помещением?             
     - Ты навалял столько вопросов, что КЭЧевцы вертятся, как уж на сковородке.
     Когда Сергей удалился в Управление, Мария спросила, что это за кэч, уж и сковородка. Я ей доходчиво сообщил, что КЭЧ, это такие люди, которые ищут в городе для них подходящее помещение, уж - это такая рыбка, а сковородка – на ней жарят всякую еду.
     - Знаю, у нас тоже была жаровня, сушили орешки и жарили рыбку, когда ловилась. - Она это сказала с такой грустью, что на глазах появились слёзы. Вот-вот расплачется.
     - Мария, можно, я буду называть тебя ласково, Маня, Маничка, Манюня, так звали мою очень уж
любимую племянницу. Имя её тоже было Мария.
     - Это как – племянница?
     - Моей жены сестры дочка. Погибли они все в немецких лагерях смерти.
     - Были такие лагеря у супостата?
     - Были и есть, война ещё не закончилась, хотя, по всей видимости, дело идёт к концу. Дай Бог, чтобы быстрее. Как-нибудь я расскажу тебе о нашей большой семье, а ты мне всё подробнейшим образом тоже расскажешь о своей.
     Гуляли они по центру Абакана, и Мария не переставала удивляться всему: каменным домам, обилию людей, машин, магазинов. Она останавливалась у каждой вывески и читала в слух: «Хлеб», «Овощи», «Мужская одежда», «Парикмахерская» - читала по складам, несколько раз перечитывая, и спросила:
     - Что за чудо, что там продают?
     - Там не продают, а делают причёску, бреют и стригут людей.
     - Как баранчиков?
     - Нет, как людей. Зайдём, посмотрим?
     - Не хочется. Я уже поняла, видно через окно. Какое большое окно. И сколько же стекла пошло на это окно! Хочу тебе рассказать одну радостную весть. Я нашла время, представляешь, снова нашла время.
     - В каком смысле, нашла время?
     - Помнишь, я сильно расстроилась, когда вдруг потеряла время.
     - Как можно потерять время?
     - Ты забыл. Я тебе рассказывала, я хорошо помню, что в первый вечер, когда мы встретились с тобой, я забыла какой день недели и год.
     - Да, теперь вспомнил. Ну, и что теперь случилось?
     - А теперь я снова нашла время и точно знаю, какое сегодня число.
     - Прекрасно. Совсем успокоилась? Кстати, мне Сергей дал немного денег на мелкие расходы. Давай зайдём в магазин, вот рядом и купим календарь.
     - А что это за календарь?
     - Он показывает, какой день сегодня, месяц и год.
     - Я и так знаю. А деньги – свят, свят – это великий грех, они от антихриста и только приносят беду в семью. Ещё тятенька мне говаривал. Брать в руки антихристово рождение - великий грех.
     - А ты помолись, крепко помолись и может быть заклинание твоего родного тятеньки до антихриста дойдёт. Мы теперь с тобой будем жить в другом мире, свободном мире и без новых денег не сможем прожить и дня. Всё зависит от денег. Мы будем получать за свою работу деньги, заработную плату, всё честно нами заработанное – это такой эквивалент, ну как тебе объяснить, всё меряется деньгами, сколько заработаешь - столько получишь. Пройдёт время, и ты сама поймёшь про деньги, любимая моя Маничка.
     Посмотрела она вопросительно на него, но не
видно было, что поняла про деньги. Ничего, со временем разберётся. Вошли в книжный магазин, вокруг масса книг на полках, тетради, ручки всякие, карандаши, всевозможные блокноты, детские игрушки. Мария обомлела. Такого изобилия она, конечно, никогда не видела. Одно дело проходить мимо магазинов, другое дело, заглянуть внутрь. Михаил спросил у продавщицы, есть ли у них отрывные календари. Оказалось, что есть. Три рубля. Он вынул из кармана пятёрку и протянул продавщице. Мария, увидев деньги в его руках, быстро отвернулась и зашептала, видно, молитву. Продавщица протянула отрывной календарь и два рубля. Поблагодарив, Михаил взял под ручку жену и вышли из магазина. Мария смотрела в сторону, не решаясь посмотреть на мужа.
     - Дорогая, что говорил твой дорогой и любимый тятенька, - я хотел как можно любовнее и ласковее говорить об её отце, - про антихристовы деньги и когда это было.
      Мария вытерла слёзы рукой, повернувшись ко мне лицом, ответила, что это говорил тятеньке ещё его отец, когда был живой. А деньги были те царёвы и архиепископа-антихриста. Притесняли они староверцев, убивали, жгли, изгоняли с мест насиженных. Грех это – держать в руках те деньги.
     - Маничка, родная, тех антихристовых денег давно нет. То было при царе, после того, как царя и антихриста сняли и убили, наступило другое время, теперь староверов не притесняют. С религией вообще стало сложно. Советская власть, народная власть, не очень привечает Бога и церковь. Ладно, с этим потом разберёмся. Антихристовы деньги, как положено, давно сожгли и создали новые деньги, народные деньги. Понимаешь, на-род-ны-е деньги. Деньги для народа, чтобы простой рабочий из народа мог жить на эти деньги, покупать себе и своей семье еду, одежду, растить детей.
     Мария кивала головой в знак понимания или одобрения. Он уж старался её убедить всеми доступными методами, кажется, это удалось.
     - Зачем ты купил календарь? – запомнила название купленной вещи. Молодец Мария.
     - Вот, ты утром проснёшься, посмотришь на календарь и увидишь, что на нём такой же день, как ты знаешь и без него, и поймёшь, что календарь не врёт, - Он это придумал, чтобы рассмешить  Марию, а  она эту шутку  приняла всерьёз и удовлетворилась таким ответом.
     В Управлении встретились с Сергеем, он, увидав Марию в новом военном облачении, поцеловал ей руку, от чего она залилась румянцем, потупив взгляд в землю. На вопрос о помещении, ответил утвердительно, но есть проблемы, помещение занимала типография и ей на переезд в новое помещение предоставлено три дня, потом сделают небольшой ремонт, и сможете туда переехать, думаю, через неделю.
     - Можно взглянуть на помещение?
     - Несомненно, сейчас дам распоряжение. Ждите машину у входа.
     Через несколько минут они ехали по новому адресу. Действительно, отдельно стоящий красивый домик, создавал хорошее впечатление. Возле него стояли грузовые машины, и грузчики выносили различные приборы, папки, бумаги. Они вошли в дом, поднимаясь на три ступеньки. Большие окна, широкий коридор и комнаты. Создавалось впечатление, что там много комнат. Всего было семь комнат, кухня, туалет. Прекрасно. У Михаила тут же возникла идея, создать в этом доме  не только швейное ателье, но и: шапочное ателье, пошив сапог и обуви, парикмахерскую, маникюр. Получается - целый дом и название придумал – «Военторговский Дом быта». Но пока эту идею будет держать при себе.
     В ожидании готовности нового помещения проходили дни: завтрак, прогулка, обед, «отдых», ужин. Как-то Мария утром пожаловалась, что болят руки, ноги, спина. Со страхом она спросила, может, захворала. Михаил уверенно ответил, что это от безделия, дни проходят – кушаем, отдыхаем и спим. Наши тела не привыкли к такой праздной жизни.
     - Когда же мы начнём работать, чтобы тело не болело? 
     - И работа наша будет – не бей лежачего.
     - Не поняла, кого бить и зачем?
     - Это такая поговорка, наша работа тоже будет: сидим и шьём.
     - Ну, и что делать?
     - Заниматься физической нагрузкой?
     - Не понимаю?
     - Умные молодые люди ходят на стадион, в клуб и занимаются тренировкой тела.
     - Ничего не делая полезного для всеобщей жизни?
     - Так получается. В городе нет лесоповала, и это очень хорошо.
     - Может быть, устроить лесоповал, - пошутила Мария.
     - Найдем выход, дай время.
     Без особого труда выпросил у Физинструктора гарнизона пару гантелей по 2 кг и скакалку, на время. Для вас, спросил он - не столько для меня, сколько для жены. Не будет ли многовато для молодой женщины?               
     Скакалка Марии  очень понравилась, хотя увидела  её впервые в жизни. Он ей показал, неуклюже, несколько движений со скакалкой, упражнения с гантелями и предложил ей каждое утро три-четыре раза пробежаться вверх и вниз по нашей лестнице на третий этаж. Она это приняла с большим удовольствием и выполняла безукоризненно каждое утро, самостоятельно дополняя к каждому упражнению собственное увеличение нагрузки.
     В один из дней, прогуливаясь по городу, они наткнулись на стадион. Зашли, посмотрели на занятия спортсменов-бегунов, метателей ядра, футболистов. Особенно  Марию  заинтересовали
толкатели ядра.
     - Мишенька, попроси девушек, чтобы разрешили мне бросить такой шарик, как они. Интересно, как это делается.
     Марии разрешили. Она вошла в круг метателей, подняла с земли ядро, повертела в руках, перебрасывая с одной руки в другую, и бросила ядро, не раскручиваясь и не прикасаясь к щеке, как это делали спортсмены, швырнула ядро на полметра дальше, чем метательницы-спорт-смены. Посмотрела на ядро, стряхнула руки и ушла, удовлетворённая результатом. За ней побежала тренер, так я подумал.
     - Девушка, девушка, подождите, вы откуда, из  какого общества, минуточку, не уходите, я хочу с вами поговорить.
     Тренер догнала их, придержала Михаила за локоть и, не переставая, спрашивала, откуда вы, где проживаете, чем занимаетесь.
     - Мы из Сибири, из очень северной Сибири, с Енисея.
     - Я что-то не слышала про такое спортобщество.
     - Ещё какое общество: волки, медведи, рыси. Лисицы, добавила Мария, - внимательно прислушиваясь к нашему разговору, не понимая про какие спортобщества идёт разговор.
     - Разыгрываете меня, - обидно вставила молодая тренер.
     - Ни в коем случае. Уважаемая Мария Киржнер из самого, что ни на есть, северного Енисея, теперь моя жена, должен я вам доложить.
     - Так это вы из староверов? – Мария вздрогнула.
     - Так и не так, Мы из старообрядных евреев, были такие, из западных областей.
     - Боже праведный, чего только нет на белом свете, - вздохнув, промолвила тренер. – Будем знакомы, меня зовут Тамара, Тамара Морин, тренер общества «Динамо» по лёгкой атлетике. Приведите ко мне вашу очаровательную Марию, и я из неё скоро сделаю чемпионку мира по толканию ядра. У неё бесподобные данные, задатки.
     - К великому сожалению, она не сможет к вам приходить, она (наклонился к её уху и прошептал) – беременная.
     - Да-а, да! Совсем другое дело, как жаль, такой талант. До свидания, - протянула она руку для прощания.
     - Пожми Тамаре руку на прощание, покрепче.
     Мария протянула свою миниатюрную ручку и пожала тренеру руку. Тамара взвизгнула, выдернула руку из «клещей» и долго трясла рукой.
     - До свидания, - помотав головой и потирая больную руку, Тамара повернулась и быстрым шагом удалилась от необычных посетителей стадиона.
     - Что ты такое ей сказал, что она быстро ушла от нас?
     - Я ей сказал, что ты никогда не сможешь раздеться  перед  посторонними людьми.
     -  Истинно.
     - Тяжело было толкать ядро? - поинтересовался Михаил.
     - Не, я боялась, что если посильней бросить, то эта штука перелетит через забор, а там могли быть люди.
     Несколько дней прошли незаметно. Сергей сообщил, что  помещение готово, что можно переезжать, он прислал грузовую машину, погрузив скромный скарб, они мысленно попрощались с приветливым гарнизоном, уехали на новое место работы и жилья. Машина подкатила к фасаду, сверкавшему свежей бледно бежевой краской, «ихнего» дома, а над входом красовалась большая вывеска «Ателье пошива Военторга». Даже лучше, чем он предлагал. Молодцы. Внутри дома полы коридора и всех комнат блистали свежим лаком. В двух комнатах стояли столы, стулья и табуретки – всё точно, как Михаил заказывал. В одной и комнат стоял бюст-манекен и рядом на столике – ручная машинка «Зингер». В удалённой комнате стояла большая широкая кровать с матрацем, заправленная ватным одеялом и двумя подушками, предполагаемая спальная комната. На кухне на столе стояли казанок, кастрюли, тарелки ложки, вилки, стаканы. Михаил улыбнулся, постарались КЭЧевцы ублажить новому начальству. В это время к зданию подкатила легковая машина, Михаил не сомневался, что Сергей Иванович непременно выберет время и приедет похвастаться своим творением.
     - Счастья в новом доме, успешной работы и крепкого здоровья тебе Михаил и твоей жене... Марии, - подсказал Михаил, - и Марии, - вновь повторил Сергей Иванович. - Как дом, нравится?
     - Всё сделано прекрасно, надеемся и на хорошую нашу работу. Мы уверены, что работа будет на самом высоком уровне. У меня есть предложение по поводу открытия нашего дома.
     - Сразу новые предложения. Освойте сперва это, потом пойдём дальше.
     - Я про дальше и говорю. В этом-то  большом помещении можно открыть не только ателье пошива, но и ателье фуражечника, ателье пошива сапог и обуви, парикмахерскую, маникюрную для жён  офицеров.
     - Ты предложи и массажное отделение. Что ещё можно предложить?
     - Идея хорошая, это в будущем, и назовём его «Дом быта Военторга».
     - Да-а! Я думал, что на этом закончим, а ты всё подбрасываешь и подбрасываешь новые идеи. Молодец. Скучать не будем. Всё будет. Увидишь, к нам будет приезжать начальство повыше, чтоб пошить красивый китель, как у тебя был раньше.               
     - Несомненно, будут приезжать.
     - Всё, что не доставлено, будет в ближайшее время. - Сергей Иванович подошёл в Марии, поцеловал ей руку на прощание. Мария отнеслась к этому значительно спокойнее, чем в первый раз, наверно, подумала, что так заведено в этих                местах. Начальство уехало, а они остались. Перед отъездом, адъютант подсказал, что столоваться они будем в столовой Управления, адрес знаете, а потом, когда обвыкнитесь, сможете получать все продукты сухим пайком, и Мария будет варить дома, а то и представим вам повариху. Уборщица положена по штату. Завтра прибудет к вам.               
     Все разъехались, Михаил с Марией остались одни.
     - Что будем делать? – Обратился он к жене.
     - Покажи, как работает машинка?
     - Может быть, завтра с утра займёмся этим?
     - Нет. Я не буду спать всю ночь, буду думать про чудо-машинку.
     Мы зашли  в комнату, где  на столе стояла новенькая, блестя чёрным лаком, швейная машинка «Зингера». Первый делом он покрутил маховик, машинка тихо заработала, игольчатая пластина и прижим работали нормально.
     - Смотри, вот маховик-колесо, покрути его правой рукой, и машинка приходит в действие. Видишь, когда маховик вращается от руки, игольчатая пластинка двигается вверх-вниз и вместе с ней и иголка, её тут пока нет. Сами иголки не привезли. Ладно, это потом. Прижим этот немного поднимается, видишь, а потом опускается. В это время можно левой рукой продвигать ткань и будут стежки на ткани. И всё. Тут, на маховике есть ручка, ею приводят в действие маховик. Вот вся работа на швейной машинке. Скоро нам               привезут машинки с ножным приводом, на них легче шить, продвигать ткань двумя руками, но труднее научиться управлять машинкой ногами. Это мы потом. Боже праведный, я четыре года, целых четыре года не дотрагивался до швейной машинки. Честно говоря, я и не надеялся, что когда-нибудь буду работать на швейной машинке. Попробуй сама.
     Мария притронулась к маховику, слегка его покрутила и тут резко одёрнула руку, игольная пластина зашевелилась.
     - А теперь подложим ткань, ну, например, твою ночную рубашку, покрути ручкой.
     Машинка заработала. Ткань продвигалась сама, а Мария вновь и вновь крутила ручку, и машинка работала, ткань двигалась.
     - А теперь сама вращай маховик правой рукой и продвигай ткань левой. Вот так, молодец. То, что нет иглы – это даже хорошо. Нужно очень внимательно работать на машинке, малейшая твоя оплошность, неправильное движение и иголка может пробить тебе палец. Во-первых, это очень и очень больно, во-вторых, иголка может повредить палец, что не сможешь вообще работать, в том числе и на швейной машинке.
     Он незаметно поднял лапку, и машинка не подавала ткань. Мария заволновалась. Он ей показал на лапку, отпустил её и машина «заработала». Оторвать Марию от машинки ему не удавалось несколько часов. Она всё время поднимала лапку, подставляла ткань, опускала лапку и              крутила маховик ручкой, продвигала ткань и не могла нарадоваться, что у неё всё получается. Михаил пошёл спать, а она всё крутила и крутила. Наконец и она пришла в спальную, разделась,  легла, откинув  простынь, и крепко прильнула к нему, давая понять, что она готова  «ублажать» мужа.
     - Мария, родная, любимая, я хочу тебе кое-что сказать. Я уже не такой молодой человек, который каждую ночь готов исполнять супружеский долг. Пойми это. Я не хочу тебя обидеть, но так получается.
      - Миленький мой, Мишенька, я думала, что ты хочешь меня каждую ночь. Я не хотела тебя обидеть, я не знала, что можно, чего нельзя. Прости  меня, дуру, родной.
     - Хорошо. Теперь я буду тебе подавать сигнал, когда я захочу тебя, как ты говоришь.
     Следующие ночи проходили по моему «графику». В свободную от супружеского долга ночь, Мария рассказывала историю своей жизни. Действительно, можно было просто по её рассказу сразу писать книгу о жизни старообрядцев – староверов. Начала она повествование издалека, с жизни своих любимых тятеньки и маменьки. Тятенька из Вологды, а маменька с юга, забыла, как называется. Вологодских согнали аж до Нижегородской губернии, на реку Керженец. Давным-давно, когда разгромили Керженские скиты, тысячи староверов бежали дальше на Восток, вглубь России и стали они называться кержаки. Встретились молодые мои родные на Урале, где расселились староверы, и поженились. Маменька родила двоих сыновей, их там тоже преследовали и они с другими семьями двинулись в Сибирь, в дикие, необжитые места тайги. На тяжёлых и трудных дорогах, родные потеряли двух детей. Остальные шесть, и я в том числе, родились уже в северной холодной Сибири, в самой глухомани, где людей вокруг на сотни вёрст нет. Очень редко, летом к нам заглядывали одинокие охотники. Про нашу заимку, Волоково, многие в округе знали. Охотники часто специально заглядывали к нам и меняли у нас охотничьи патроны на меха и еду. Когда подросла моя старшая сестра, а потом и меня, тятенька сватал за молодыми крепкими охотниками. Многие соглашались, но с условием, что увезут невесту. Тятенька не соглашался никогда. Так и осталась моя старшая сестра старой девой и я, до двадцати годков, девицей.
     Михаил поцеловал её в губы, обнял и они заснули крепким сном. Утром проснулись, собрались на завтрак в столовой Управления, а там, оказывается, завтрак давно закончился. Он не мог понять, сколько же времени? Позвонил 01 по телефону из приёмной Управления.
     - Доброе утро, Сергей, это беспокоит тебя Михаил Киржнер из ателье.
     - Во-первых, мне достаточно твоего имени, без всяких там должностей и фамилий, во-вторых, какое утро, когда я уже два часа на работе. Скоро обедать будем. И Михаил у меня ты единственно
близкий человек. Что ты хотел?
     - Во-первых, мы оставили дом, не закрыв входную дверь на ключ, не могли найти ключ, но все комнаты закрыли одним ключом. Во-вторых, я не смог найти телефон, чтобы тебе позвонить, и мы пришли в Управление, в-третьих, нам нужны всякие мелочи, типа иголки к швейным машинкам и многое другое.
     - Так. Слушай сюда, во-первых, ключ от входной двери я оставил на кухне возле котелка, во-вторых, сволочи, эти типографские, унесли телефон. После обеда у тебя будут связисты и поставят телефон, в-третьих, иди в магазин Военторга на улице Ленина, 10, это совсем недалеко и отбери всё, что тебе необходимо. На любую сумму. Позвони мне, я приеду и отвезу вас домой с багажом. Понял?
     Они нашли магазин Военторга. Это огромный магазин в три этажа и на вывеске было написано крупными буквами «Универмаг Военторга». Обошли все три этажа, рассматривая, что бы хотелось приобрести. И только после этого начали собирать: иголки всех размеров, мелок для портного, сатин на подкладку, карандаши нескольких цветов, ручки, чернила и чернильницу, перья, два журнала для ведения дел, писчую бумагу, будильник и три штуки настенных часов, две «авоськи» на хозяйство. С удивлением обнаружили на полках бобины с лентой для пишущих машин. Тут же спросил Михаил, есть ли у них пишущие машины, на что продавец ответил утвердительно, но только по разрешению Городского Управления Милиции. Всё уложили в три корзины, позвонили Сергею, он моментально приехал, подписал бумажку у заведующего Универмагом, и поехали домой. По дороге Михаил рассказал про пишущую машину и, когда Сергей узнал, что тот не взял её, то обозвал Михаила одним нехорошим словом, извинившись, и сказал, что возвращаться не будем, но он может свободно взять её другой раз.
     Настал приятный день, прямо с вокзала привезли в упаковке две швейных машины. Разобрали ящики, засверкали новенькие две машинки с ножным приводом, так называемые «Кабинетные машины». Всё, теперь можно приступить к настоящему обучению Марии и основной работе. Позвонил Сергею с просьбой к Сергею Ивановичу, прийти в ателье в любое свободное время, чтобы снять мерку и принести отрез на повседневный китель и брюки-галифе. Майор явился на следующий же день, желая с нетерпением заиметь новый китель, не хуже, чем он видел на Михаиле на лесоповале, как сказал он. Начальник похвалил его за хорошее начало обустройства. Все размеры Михаил записал в журнал, сообщив, что костюм будет готов через пару дней. Сергей Иванович удивлённо посмотрел на Михаила, а тот извинился и сказал, что раньше никак не сможет в связи с обустройством.
     - Я удивился, что так скоро будет костюм. У нас такое готовят минимум неделю, а то и месяц, с двумя, а то и с тремя примерками, - констатировал начальник.
     - Понимаете, в Польше, где я работал портным, заказчик уважает портного, если костюм будет готов, максимум, завтра к вечеру. А бывает, что заказчик приходил утром и просил, чтобы к вечеру был готов костюм, ему нужно идти на важный приём. Постоянный заказчик вообще не приходил к своему портному, если у него не было значительного изменения размеров фигуры. Он звонил по телефону или присылал лакея и портной шил ему костюм, согласовав материал и фасон. Вот так. Вопрос, галифе любите широкие или средние.
     - Да-а! Фантастика. Средние.
     Попрощались. Развернув пакет, он удостоверился - там было всё, что  нужно для пошива: материал, подкладка, красная тесьма для канта, даже пуговицы и крючки на китель и брюки. Молодцы, вещевой отдел. Он вспомнил, что купил недавно в Военторге плакаты с новой формой для офицеров и рядовых. Вот и форма майора – подполковника НКВД. Разложил материал на столе. Руки дрожали от волнений. Он громко чертыхнулся. На что Мария тут же в голос завопила: «Господи, прости грешного!» Её крик успокоил Михаила, он раскроил  материал, сел  за машинку  и через  два  часа  китель, без рукавов и подкладки, был готов. Остальное дело техники и многолетнего опыта. Пошли обедать. Отдохнул немного и взялся за остальное. Поработал        немного с манекеном, подогнал под фигуру майора, где надо наложил вату, натянул на него раскроенную подкладку, закрепил местами немного ваты с марлей, хорошо, что купил немного на всякий случай, на плечах, груди, немного на спине, подшил и китель был почти готов. Михаил это так подробно вспомнил, потому что проверял себя, всё ли так хорошо помнит. Мастерство никуда не уходит, даже с годами, его ни пропёшь, ни прогуляешь, как говорили в народе. Боже, прошло четыре года, нет, почти пять лет, как он касался материала и кройки.  Вечером, вернее, к ночи китель был полностью готов. Где подпорол, пристроил, подправил и всё. На следующий день довольно быстро справился с брюками, показывая Марии, что и как нужно делать: «Это твоя работа в будущем».
     - Справлюсь ли я, так всё тяжело.
     - Будет нормально, ты умница, всё быстро одолеешь.
     Утром, пораньше, позвонил Сергею, что костюм готов, тот аж вскрикнул от радости: «Едем!» Через минут пятнадцать в ателье пулей влетел Сергей Иванович с криком: «Где мой костюм!» Он вертел головой во все стороны, не понимая, где может быть его новый костюм.
     - Вот он, на вешалке.
     Майор подошёл, потрогал нежно материал, заглянул на подкладку:
     - Можно померить?
     - Конечно, это же ваш костюм. Мерить не надо,
нужно его носить.
     Майор скинул свой китель и одел свой новый китель.
     - Жаль, зеркала нет.               
     - В туалете есть не очень большое зеркало.
     Быстрым шагом он пошёл в туалет, Михаил за ним. Майор крутился перед зеркалом, приближался, отдалялся.
     - Прекрасно. Не давит, не тянет, не жмёт. Ни одной морщинки. Молодец.
     Сергей Иванович крепко обнял портного и поцеловал в обе щеки.
     - Что вы, Сергей Иванович? Теперь очередь за парадной формой, шинелью и много ещё чего.
     - Дорогой ты мой, я же не ошибся в тебе. Будем работать вместе много лет. Дай… тебе здоровья и благополучия. Да, вчера вечером прибыл приказ, меня повысили в звании, теперь я подполковник.
     - Поздравляю, желаю вам генеральского чина поскорее.
     - Обращайся ко мне через моего Сергея по любому вопросу, не стесняйся.
     Михаил принёс ему в туалет новые брюки, он снял сапоги, свои брюки и одел новые. Они, как и требовалось доказать, были абсолютно впору. Он надел сапоги, ещё раз пожал «мастеру» руку и собрался уходить.
     - Товарищ подполковник, а сапоги эти уже не гармонируют с новым костюмом. Подполковник должен ходить в хороших сапогах.
     - Где найдёшь хорошие сапоги, что есть в Военторге, то и носим.
     - Может поискать среди…
     - Понял. Спасибо. Поищем. Дела. Да, завтра официально откроем ателье.
     - Лучше, может быть – во вторник?
     - Зачем тянуть.
     - Сегодня пятница, потом выходной, понедельник – тяжёлый день, а вторник – как раз.
     - Ладно, во вторник, так во вторник. Свяжись с Сергеем, - и удалился так же быстро, как  и влетел в ателье.
     В субботу пришли: инженер, художник, строитель, ещё пару каких-то людей, осмотрели всё комнаты, поговорили между собой, со мной и ушли. В воскресенье явились строители, быстро соорудили примерочные кабины – мужскую и женскую, привезли красивую красную дорожку на весь коридор, два красных флага, примеряли лозунг над вывеской   «Добро пожаловать!» Листы с картинками новой военной формы, которые я прибивал к стене, поместили в красивые рамы и повесили там же, привезли в «кабинет» письменный  стол, пишущую машину, сейф, кресло и три стула. Удовлетворённые проделанной работой, удалились, сообщив, что явятся во вторник очень рано.
     Ранним утром в обещанный вторник явились люди, внесли два больших стола, белые скатерти, различную посуду и ещё массу готовой еды: солёные огурчики и помидорчики, балык, сёмгу, икру, окорока, миску сливочного масла и разной мелочёвки. Расставили столы, накрыли едой и выпивкой и удалились.
     Открытие ателье прошло помпезно и шумно. Ровно в 10.00 ко входу подкатила легковая машина, в простонародье - эмка, М-1. Из неё вышел начальник Управления, подполковник Святогорский, и за ним Сергей, а за ними машины ГАЗ, из которых выползали и выскакивали сплошные подполковники с адъютантами. Михаил с Марией в полном военном облачении стояли у входа и встречали гостей. Начальник подошёл к «мастеру», пожал руку, поцеловал ручку Марии и громко скомандовал: «Веди, показывай!» Вся кавалькада вошла внутрь, пожимая мне руку и целуя ручку Марии, заглядывая в комнаты, на дверях которых висели таблички: «Сапожная», «Пошивочная», «Заведующий ателье» и «Посторонним вход запрещён» - это две комнаты Михаила и Марии. Все собрались в комнате, где были расставлены столы с закуской и выпивкой. Первый тост провозгласили за Великого вождя всех народов, товарища Сталина, а потом пошли один за другим тосты: за скорую Победу в войне, за подполковника Святогорского, за здоровье и дружбу, пока не прочувствовали многие, что пить довольно. Кто, пошатываясь, кто твёрже ступая по коридору строевым шагом, вышли к своим машинам и быстро разъехались. Сергей Иванович перед этим обратился к собравшимся:
     - Кто захочет шить себе  форму у  прекрасного
«мастера», Михаила, - он показал на свой китель со сверкающими новенькими погонами подполковника, - тот может записаться и в порядке очереди, строго по Прейскуранту, получит самый лучший китель во всей округе. Не говорю - и шире… во всей армии.
     Все загалдели: «Я первый», «Я первый», «Я раньше»…
     - Так. Не сегодня. Сегодня праздник, а завтра – пожалуйста, - закончил Начальник. Адъютант Сергей сказал Михаилу: «Столы и посуду оставь, пригодится, еду раздай, кому захочешь, уборщица уберёт. Пока».
     С утра Михаил позвонил Сергею, пытаясь узнать, что такое Прейскурант. Тот ответил, что это законный перечень уплат за индивидуальный пошив одежды, обуви и других услуг в частном порядке. Значит, что и мы должны получать деньги за нашу работу. А что делать с этими деньгами? Оформлять их законным порядком и передавать выручку ежедневно в банк.               
     - Кто же это будет делать?               
     - К тебе Сергей Иванович пришлёт бухгалтера, специалиста по этим делам.               
     Действительно, на следующий день пришла миловидная женщина, лет под сорок, представилась, Людмила Степановна Потапова, и доложила, что она будет работать в ателье бухгалтером. Начальник ателье предоставил ей столик в кабинете заведующего, выделил ей место и сейф. В этот же день посыльный от Сергея, принёс Прейскурант на трёх листах. Заглянув в него, Михаил удивился огромным суммам за их работу. Просьба найти для ателье специалистов: фуражечного мастера, закройщика-портного по сапогам и опытную машинистку, знакомую по лесоповалу из 1-го женского отряда, Ларису Любимову, будет в ближайшее время выполнена.               
     Запись в очередь на пошив военной формы на следующий день после открытия прошёл несколько сумбурно. К открытию явились, практически, все подполковники с пакетами подмышкой. Перед входом образовалась некоторая потасовка, каждый норовил стать первым. С большим трудом удалось успокоить уважаемых офицеров. Записалось всего шесть человек. Михаил им рассказал про Прейскурант. Они, оказывается, прекрасно знали про цену.
     Через пару дней произошёл неприятный инцидент. Утром ввалился в ателье крупный грузный подполковник, стучал всеми дверьми, пока не добрался до пошивочной, где Михаил сидел за столом, кроя очередной китель.
     - Миша – это ты, - ткнув  в него указательным пальцем, громовым голосом, обратился к начальнику.
     - Да, это я, - встав с табурета, ответил излишне громкому подполковнику.
     - Вот материал на костюм, шей мне не хуже, чем у Святогорского, - обратив внимание на то, что тот не назвал начальника по званию, а по фамилии.
     - Прекрасно. Качество гарантирую. Сейчас я вас запишу на очередь, - доставая журнал, открыл на странице, куда записывал очередников, - вы будете седьмым. Ваша фамилия?
     - Ты, что, меня не знаешь? Горбань Степан Фёдорович. Я начальник Управления… - запнулся на секунду – продовольственного снабжения.
     - Прекрасно, будем знакомы. Какой ваш номер телефона? Я вам позвоню, когда подойдёт ваша очередь. Принесёте тогда пакет с материалом.
     - Ты мне шишку не крути. Сказал, немедленно возьми и шей. Ты не понял, с кем имеешь дело?
     - Это приказ Начальника Управления, подполковника Святогорского Сергея Ивановича.
     - Этого выскочку. Да я вас всех с ним вместе зашлю обратно на лесоповал, а тебя на урановые рудники. Сгниёшь там за год. Жидовская твоя морда, - хлопнул дверью и затопал гулкими шагами. Из коридора доносилась ругань отборным матом. Михаил тут же позвонил Сергею.
     - Доброе утро, звонит Михаил. У нас случилась неприятность. Утром к нам ввалился подполковник Горбань и с криком потребовал немедленно пошить ему китель, как у Святогорского. Я ему ответил, что в порядке очереди, по распоряжению Начальника Управления, он седьмой. Он кричал, обзывая Сергея Ивановича выскочкой, и всех отправит снова на лесоповал, меня ругал различными матерными словами. А напоследок обещал мне, жидовской морде, урановые рудники устроить.
     - Хорошо, что позвонил. Он давно нарывается на ответные меры. Подонок.
     Через два дня Сергей Иванович сообщил лично подполковнику Горбаню, что за доблестный труд на благо Родины, ему присваивается очередное звание полковника и повышение в должности, первым заместителем Начальника Управления Камчатского края и начальником  Краевого продовольственного снабжения. Подробности расскажу потом.               
     Получив шифрограмму из Москвы с новым назначением, Горбань разразился восьмиэтажным матом, схватил трубку и немедленно позвонил в Москву полковнику Рыжакову. Ему ответил незнакомый голос.
     -  А где полковник Рыжаков?               
     - А генерал Рыжаков давно просился на фронт. Его назначили командующим заградотрядов НКВД.               
     И повесили трубку.
     Полковника Горбаня «Скорая помощь» отвезла в военный госпиталь и через неделю он один, без семьи, жена отказалась ехать на Камчатку, уехал на новое место службы. Управление с большим облегчением «вздохнуло».
     Как-то на грузовике привезли Ларису Любимову. Истощённую, стриженную под нулёвку, худющую женщину неопределённого возраста в  ужасной старой задрипанной военной форме, в тапочках на босу ногу. Шофёр зашёл в ателье, нашёл самого главного и сообщил, что привёз «товар». Вот этот «товар» и увидел Михаил. Её с большим трудом сняли с кузова, она еле держалась на ногах. Это увидела Мария и бросилась к товарке. Обняла и обе расплакались.
     - Не трогай меня, я грязная, - еле выговорила Лариса.
     - Немедленно под душ, отмоешься. Всё позади. Всё прекрасно, ты с нами.
     Всю одежду вместе с тапочками сожгли в плите. Горящая одежда стреляла, как из пулемёта, оказывается, так стреляют сгорающие вши. Это подсказал нам истопник-охранник, бывалый мужик. Лариса долго купалась под горячим душем из огромной бочки с электроподогревом. Она потом рассказала, что пыталась содрать с себя старую кожу. Наконец, она вышла из туалета, обёрнутая в простыню, которую ей передала Мария. Никакой другой одежды для неё, в принципе, дома не было. Потом Михаил вместе с Марией приспособили Ларисе юбочку и кофточку из немерных кусков различных тканей, которые в своё время приобрели в Военторге, на всякий случай. Этот случай подвернулся. Подошло время обеда, все сели за стол. Лариса смотрела на всё изобилие застолья жадными голодными глазами. Миша заранее предупредил Марию, что Ларисе ничего нельзя давать кушать, иначе она умрёт. Мария приготовила по его «рецепту» жиденькую манную кашку на воде без соли и сахара и стакан сладкого тёплого чая. Лариса расплакалась, но доводы приняла к сведению, спокойно поела кашу, запила чаем. Михаил её успокоил, что она вечером получил такую же порцию еды, а завтра начнём понемногу расширять диету. Он рассказал женщинам, что голодающему дистрофику ни в коем случае нельзя давать даже кусок хлеба, это смертельно. И больше пить, на что Лариса ответила, что пила из-под душа   самую вкусную воду в мире, захлебываясь, пила и пила. Постелили ей на пол ватное одеяло в одной из пустующих комнат, и укрываться - простынёй. После «диетного» ужина она пошла спать, и проспала до самого утра. За это время Михаил с Марией сшили ей нижнюю рубаху до пола, простые трусики и споднюю сорочку (Мария называла такую сорочку по древне-русски – срачинца).
     Михаил решил, что сегодня был очень наряженный день и объявил Марии, что у них сегодня выходная ночь и будут вспоминать про веру староверов. Улеглись и Мария начала своё очередное повествование. Как и ранее, она начинала издалека. Было это лет 300 тому, а може и боле, при царе Алексее Михайловиче и антихристе-патриархе Никоне, Господи, не дна ему не покрышки. Провели они церковную реформу, исправление старинных богослужебных книг по чужим книжным образцам, завели единое богослужения, заменили старинное двуперстного сложения пальцев, когда крестились, на троеперстие, в насмешку называли в народе - «кукиш» или «щепоть», замена крёстного хода по солнцу - «посолонь» на «противосолонь», молитвы по книгам заменили повторением за попом, как попки-попугаи заморские. Многие из правоверных людей  восприняли это, как разруху истинной веры от дедов и прадедов, благочестия и предвестие конца света и прихода царства Антихриста. И стали они за отцами нашими староверами. В народе стались те года: тысячи убиенных, казнили, не разбирая – стар ли мал, жена ли мужик – всех подряд, мучили пытками, жгли, сгоняли с земли, рубили головы, чтоб душа не взлетала в рай. Бежали староверы в глухие места, а когда до них добирались, уходили дальше, на Урал, в Сибирь, в самую глушь, куда власть антихриста не доходила. И каждый раз на новом месте корчевали лес, строили добротные дома, распахивали пашни, заводили доброе хозяйства и большие семьи, учили детей кормиться трудами рук своих. Как повторял тятенька, трудолюбие, крепость семей и кержацкий дух не могли сломить староверов даже жестокие преследования и казни. Скорее шли на смерть, чем предать старую истинно христианскую веру. Под монотонный рассказ Марии Михаил усыпал, она замолкала, а когда он просыпался через некоторое время, она продолжала, пока сама не засыпала. Бывало, после рассказа она, замолкала. Долго не могла уснуть, ворочалась, глубоко вздыхала, плакала, вспоминая родных. В таких случаях, он её поглаживал по головке, целуя в щёчку, и она засыпала глубоким сном.
     Дня через  три, по приезде, Лариса  присела к
пишущей машинке и затарабанила так быстро, как будто и не отходила от неё ни на шаг. Куда делись годы скитаний и ареста, голод и мучения в трудармии на лесоповале. Она попросила называть её не Ларисой, а Ларой, как звали её дома, в Ленинграде родные и знакомые. Она приходила в норму. Ела всё подряд с большим аппетитом, быстро набирала вес. Через неделю-две она стала нормальной женщиной тридцати лет, отросли волосы, принарядилась, купила себе кое-что из одежды с первой, полученной, зарплаты.               
     - Пришло время рассказать о тяжело прожитых годах, - как-то сказала Лара. - Началось всё с ареста отца. Он работал главным инженером «Ленградспецстроя», был очень известным строителем. Его уважали и ценили за смелость и решительность при выполнении сложнейших государственных заданий. Без него не обходилось ни одно важнейшее строительство в самом Ленинграде и по всему Советскому Союзу. Арестовали его ночью, дома. Пришли трое, стучали в дверь, как на пожар. Отрыла мама, в одной ночной рубашке с накинутым на плечи халатиком. Папа тоже вышел к входной двери, не   понимая, что могло произойти. Я и мой младший братик, стояли в комнате, вообще не понимая, что происходит. Это был конец 1936 года. Люди не понимали, что начался Большой террор.
     - Любимов Валентин Сергеевич? Пять минут на сборы.
     - Его арестовывают? – наивно, с мольбой в голосе, спросила мама.
     - Нет, просто задерживаем для допроса. А вы, Любимова Эсфирь Соломоновна?
     - Да.
     - Вам срочно явиться завтра в Городское Управление НКВД в 10.00 с тёплыми вещами для мужа.
     И все быстро удалились. Отец успел натянуть брюки, туфли на босу ногу, набросить пиджак и без фуражки, ушёл. А на улице было уже прохладно, и моросил дождик. Мама бросилась к телефону, позвонить их ближайшему другу, директору крупнейшего в СССР «Проектного института тяжёлого машиностроения», Максимову. Странно, но телефон не отвечал, хотя была глубокая ночь. Рано утром мама позвонила вновь по этому телефону, ответила жена Максимова, Машенька. Мамочка быстро обрисовала картину у нас прошлой ночью. Маша сказала, что точно так же          арестовали её мужа. Он, одеваясь, успел шёпнуть, чтобы я немедленно, сегодня же утром отправила детей к бабушке или лучше к Сергееву в Краматорск. Я тебе рекомендую отправить своих детей рано утром, до твоего посещения НКВД. Можно отправить с моими вместе, нет, лучше в другое место, на всякий случай, подальше, хоть на Дальний Восток. 
     - Что, так всё сложно? – не удержалась мама.               
     - Ещё хуже, - ответила Машенька Максимова. – Почитай очень внимательно доклад Сталина на 
Пленуме. - И быстро повесила трубку.
     Лара временами запиналась, она вся дрожала всем телом. Мы её успокаивали, как могли.
     - Всю оставшуюся ночь, мама собирала нас в дорогу. Мы так и не могли понять, почему такая спешка, куда мы едем и зачем? Мне потом, через полгода стала понятна наша спешка. Мы летели в Хабаровск, к маминой двоюродной сестре Рахиль, она была замужем за военным. Мама, провожая нас, в аэропорту передала пачку денег  на  первое  время, всунула, незаметно  для посторонних, записку с телефоном и адресом и заверила, что, может быть  тоже приедет в Хабаровск и будем жить все вместе. Больше я не видела мамочку и не знала, что с ней и с папой. Первое время я пыталась связаться по почте с нашей домработницей Глашей. Тётя Рахиль посоветовала не писать на конверте их домашний адрес. Она мне объяснила создавшееся положение. На Дальнем Востоке шли повальные аресты военных, известных политических и гражданских работников. Все, практически, не спали по ночам  и со страхом прислушивались к шагам или к звукам подъезжающих машин. Начинался 1937 год. Мы с братом по молодости не совсем понимали обстановку. Тётя Рахиль переселила нас к своей подруге, маникюрше. Я устроилась на работу в детский садик воспитательницей, так как у меня был диплом об окончание университета. Братик мой пошёл в 9-й класс обычной школы. Писала письма в Ленинград своим знакомым, друзьям, никто не ответил, видно боялись связываться с семьёй «врага народа». Всё боялись. Совершенно никто не знал, кого, когда и за что арестуют. Прошёл год в страхе и неведении. Как-то пришёл к нам в детский садик такой импозантный мужчина в кожаном пальто, сапогах и чёрной фетровой шляпе. Интересовался, та ли я Лариса Любимова из Ленинграда, отец мой Валентин Сергеевич Любимов, и с вами ваш братик, Николай Любимов. Удостоверившись, он попросил, по возможности, прийти в Городское Управление НКВД в любой удобный для меня день к 10.00. Всё так вежливо, с просьбой,  если я хочу узнать про моих родителей. На следующий же день я отпросилась у заведующей детского сада, и мы отправились с Коленькой в НКВД в надежде, хоть что-нибудь узнать о родителях. В проходной Управления был заказан для нас пропуск. Ожидали приёма полчаса. Принял нас молодой военный без знаков различия на петлицах. Заполнил анкеты на нас, вызвал охрану, сказав, «молодуху» в лагерь, пацана – в интернат «ЧСВН». Что будет с моим братиком в интернате? С его знанием трёх языков, он наизусть читал почти всего Пушкина, Лермонтова, Петрарки. Только потом я узнала, что эта аббревиатура – член семьи врага народа. Я тоже попала в лагерь для «ЧСВН». В лагере мы шили телогрейки, кормили ужасно, голодали. Зимой замерзали в бараках. Сибирь. Работали по 12 часов в день. Женщины засыпали на рабочем месте, надсмотрщица хлестала ремнём по спине заснувших. В цехах завели радио, передавали весёлые бодрые советские песни, и мы должны были хором подпевать, чтобы не заснуть. А песни какие: «Эх, хорошо в Стране Советской жить! Эх, хорошо Страной любимым быть! Эх, хорошо Стране полезным быть, Красный галстук с гордостью носить!» или «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек! Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Женщины пели, захлёбываясь слезами. Это было страшное издевательство над нами, рабами на галерах. Эти песни мы знали и пели с детства.
     Потом нас, группу молодых женщин, перевели в 1-й женский отряд трудармии на лесоповал. Это было ещё хуже. Я в жизни не держала топора в руках, а тут по 10-12 часов на обрубке веток с поваленных деревьев. Я дважды ранила себе ноги топором. Меня сажали в карцер за то, что я, вроде, сама наношу себе увечье, чтобы не ходить на работу. Дневной план я не выполняла, мне было очень тяжело рубить ветки, я старалась, но ничего не могла с собой поделать и меня лишали еды совсем или уменьшали дневную скудную порцию. Мария меня просто спасла от смерти, она за меня выполняла план. Я до конца моей жизни буду благословить тебя, дорогая моя. И вас, милый Михаил, за то, что вызволили меня из этого страшного, чудовищного плена, спасли от верной смерти. 
     Лариса закончила тяжёлый рассказ, слёзы текли ручьём по её лицу. Все сидели молча. А что было говорить? У каждого за спиной был такой же ужас и страх.
     Наше заведение расширялось, прислали парикмахершу, маникюршу, ещё одну опытную швею по пошиву женской одежды и фуражечника. Да, ещё прибыли с лесоповала два закройщика-сапожника. Один из них был вполне здоровый, крепкий мужчина средних лет, а второй – хилый, болезненного вида человек неопределённого возраста. Почему два, сразу было непонятно. Начальник ателье просил одного, но оказалось, что двое заявили себя сапожниками-закрой-щиками, и на месте решили, пусть разбираются сами. Не хотели обижать своего бывшего офицера, выдвинутого на должность начальника Управления. Первая же элементарная проверка выяснила, что здоровый верзила обманул на-чальство, он никогда не работал сапожником, он был классным краснодеревщиком, как он говорил, по ремонту и изготовлению старинной мебели. Проверка была очень простая. Михаил им предложил скроить и пошить пару сапог из плотной шерстяной ткани. К тому времени им прислали швейную машину для шитья сапог. Доходяга высказался первым, ничего не говоря, он быстро раскроил материал на голенища и головки, прострочил их на машине и предложил мне их надеть, пока без подошвы. Работа была отменная. Второй, верзила, сразу признался, что он не сапожник, а краснодеревщик.
     - За обман верну тебя немедленно обратно в
лагерь на лесоповал.
     - Я прочитал на вывеске, что у вас ателье пошива. Может организовать в вашем ателье ремонт и изготовление антикварной мебели. Гарантирую жизнью, работа будет отменная.
     - Откуда ты такой крепкий и здоровый взялся?
     - Я попал на лесоповал только две недели тому назад. До этого я работал краснодеревщиком в Москве. Много работы я делал у заместителя начальника Политуправления Бронетанковых войск, генерала Приходько. Его арестовали и меня заодно. Потом разобрались, но уже раз арестовали, то и не отпустили на волю, а направили на лесоповал. Вот такая история. Клянусь, говорю правду, - и перекрестился три раза.
     - Ладно. Посмотрим. Во-первых, выясню с генералам Приходько, а во-вторых, тогда решим, что с тобой делать, Фёдор Боруля.
     Сергея поблагодарил за новых работников и попросил выяснить по его каналам, аристовывали ли в Москве генерала Приходько из Бронетанковых войск, объяснив, что один из новичков, якобы, работал у этого генерала дома.
     Через два часа Сергей перезвонил и ответил, что действительно генерала Приходько и Фёдора Борулю арестовали в Москве три недели тому назад. Ну, и оперативность.
     Воспользовавшись связью с Сергеем, Михаил попросил, по возможности, оформить справку на него, желательно на бланке Абаканского Горисполкома. Заготовку он передаст в ближайший день. Михаил решил, что не век же ему работать в Абакане, а возвратиться в Польшу – его мечта. Над составлением самой справки Михаил просидел за столом своего кабинета не один час, но справка подучилась, так думал Михаил,  вполне нормальной:
     «Предъявитель сего является Киржнер Михаил Моисеевич, 1896 года рождения, уроженец Польши, пригорода Кракова. Жил и работал в Польше до 1939 года. При воссоединении Западных областей Белоруссии и Украины с СССР, он бежал в Восточные районы СССР. В 1941 году, с началом войны с Германией, он был направлен на лесозаготовки в Центральную Сибирь, как переселенец. В начале 1944 году, его как вольнонаёмного перевели в город Абакан, где он работает по сей день в «Доме быта Военторга" закройщиком-портным офицерской формы. Подпись и печать».
     Решив, что подготовленный текст справки его полностью устраивает, он тут же написал точно такую же справку на польском языке. Лариса отпечатала русский вариант на машинке. Подготовив две фотокарточки, он передал Сергею заготовки, пояснив Сергею подробности, что желательно поставить печати на фотокарточках. Сергей усомнился, сможет ли он отпечатать текст на польском языке, но Михаил ему подсказал, что в СМЕРШе наверное есть машинка с латинским шрифтом. Через несколько дней Сергей лично привёз  готовые  справки Михаилу. И справки эти
получились, как нельзя лучше.
     Вечером Михаил сообщил Марии, что  сегодня у них ночь воспоминаний. Улеглись, он её спросил, как они выживали в глухой тайге, вдали от людей, вдали от возможности чего-нибудь достать для жизни. Она начала свой рассказ, как всегда монотонным тихим голосом:
     - Мы жили в глуши, в тайге на большом Енисее, но не выживали, жили, когда тяжело, когда легче. Я говаривала, что тятенька и вся наша семья, убегая от властей и разбойников, забирали всегда «всё железо», семена и богослужебные книги. Бывало, рассказывал тятенька, в спешке забывали или не могли найти «всё железо» или из одежды  и питания на дорогу. В Волоково всегда «всё железо» обязательно держали под образами, надёжное место. Всегда под рукой и никогда не затеряется. А что же это за «железное», поинтересовался я? Это топор, пила, молоток, долото долбить дерево, ножи, скребки. Бывало, говаривал тятенька, у нашей семьи было по три топора, пила лучковая, пила ручная, молотки разные и другие очень важные вещи из железа. До Волоково добрались: один топор, одна пила ручная, пару ножей и одно долото. Очень мало для хозяйства. Временами нам приносили охотники чего-нибудь железного в обмен на мех, рыбу вяленую. Ждать надо было год, а то и два, пока тот охотник заявится. Ждали. Тятенька говаривал, как дом ставили в Волоково - железа мало, а времени ещё меньше. Рубили и пилили лес даже ночью при костре. Сложили большой дом, печь русскую, зимой тепло. Старший брат стрелял зверя в глаз, не портить шкурку, а второй брат мастерил скребки из камня. Он находил в тайге на скалах камень, колол на куски и делал скребки шкур медведя, лисы, волка, точить топор, пилу. Шили одежду. Старшая сестра хорошо трепала разные травы, парила, сучила нитку и ткала нам всем одёжку. Мастерица. Все работали цельный светлый день. Темнело, собирались мы у костра, пели церковные песни. Маменька заводила, был у неё красивый голос, мы подпевали, сказки, легенды, былички, бывало бывальщицы глаголили.
     Помню себя четырёх лет. В августе отрясали шишку. Все от семьи шли на шишку. Лупили колотушками по кедре, шишки падали, затем лазили на кедру сбивать шишку палками. Все так ловко бегали по кедре. Маменька, беременная мной, тоже так бегала по кедре, но когда я подросла, лет в 12 бегала по кедре ловчее всех. Собирали орешки в мешки и в доме или возле, шелушили орешки на тёрках. И я сидела о четырёх лет в кругу и шишкой лупила по лущильной доске, орешки сыпались во все стороны. Обидно, в шишке есть орешки, а я не могу их выбить. Маменька упрощала, ничего доченька, подрастёшь, будешь лущить не хуже оных, остальное мы полущим. И давала мне новую шишку. Орешки провевали. Чистыми и отборными хранили с берестяной посуде в избе или в лабазе, оберегая от сырости, от медведей и грызуном. Орехи хорошо сохранялись, до четырёх лет не прогоркали. Орешки зимой грызли, ако бурундуки, толчёными подсыпали в хлеб ржаной, делали «молоко», отменное питьё. Летом и осенью до самого ледостава ловили рыбу. Мастак мой второй брат по рыбе, ловил хариус и ленок. Ловили «мордой»-ловушкой, плетёной из ивняка. Ели рыбу сырой, печёной в костре и непременно сушили и вялили впрок.   Мелкоту, там, голову, кости, нутро, оставляли на съедение мелкому зверю. На зверя у нас запрет, не ели мясо, кто лапу имеет. Бог велит есть лишь тех, кто имеет копыта – лось, марал, кабарга, на них и охотились. Это удел старших братьев. Рыли на звериных тропах ловчие ямы, строили загородки-заслоны, направляя зверя в ямы. Зверь с годами смышлёным стал, но когда попадался в ловушку, пировали, но на зиму оставляли мясо, резали на тонкие ленты и вялили на ветру и на солнце. Это мясо хранилось в бересте год-два. Доставали по праздникам или в дорогу, когда тяжело и долго шли по тайге.
     - А бывали голодные годы, неурожай? - спросил я. - Случались, но, слава Богу, редко. Был как-то год страшный. В июне выпал снег с морозцем и погубил всё, погибла рожь, а картошку собрали мало, только на семена. Запасы зима поглотила быстро, как ни держались. Весною жевали солому, съели обувку из кожи, обивку для лыж, ели кору и берёзовые почки. Из гороха осталось мало - чуть, только на семена. В тот тяжкий год умерла маменька. Слава Богу, следом за голодом пришёл год хорошего урожая. Созрели на кедре орехи и, о чудо! На делянке гороха проросло зёрнышко ржи. Колосок тот оберегами денно и нощно, построили вокруг него загородку от мышей. Созревший колосок дал восемнадцать зернышек. Берегли их в тряпице под потолком. На следующий год получили миску зёрен и только на четвёртый год сварили ржаную кашу. Вот праздник был, веселее Рождества Христова.
     - Болели в семье? – спросил я.
     - Хворали часто, как не болеть? Главная болячка – «надсада», видно от труда немерного. Лечили горячими камнями, грели на костре и клали на спину, хлестали по телу свежей крапивой, мяли живот. Болели кашлем редко. Лечили малиной, крапивой, лежанием на печке. Печка часто выручала от хвори. На печке лежала большая шкура медведя, как хорошо было полежать там. Малые раны на теле «слюнили», мазали смолою пихты. Собирали всякие травы от разной хвори. Пили отвары чаги, смородины, иван-чая, готовили на зиму дикий лук, чернику, болотный багульник, за ним ходили на дальние болота, кровавник, душицу и пижму. Маменька хорошо знала  травы от болячек. Что ж это мы всё о грустном.           Давай веселее. Папенька часто повторял: «Не потопаешь, не полопаешь». Я становила на лущилку и топала, все слышали – кушать давай. Весной, в апреле собирали берёзовый сок в туеса. Вкусность! Сестра старшая плела из бересты туеса, большие, маленькие, разные. Подле дома подсекли лес, до моего рождения, сразу по оседлости на этом месте, засадили огород: вызревала картошка, лук, репа, горох, конопля, рожь. Семена берегли, как драгоценность, наравне с железом и богослужебными книгами, много лет назад принесены из прежнего поселения. И ни разу никакая овоща осечки не сделала – не выродилась, давала еду и семена, берегли которы пуще глаза свого. И тайга кормила, богата тайга. Там всё было, только знай её-матушку и работай подённо. Вслед за берёзовым соком ходили собирать дикий лук и крапиву. Из крапивы варили полбу и сушили пучками на зиму для «крепости тела». Летом тайга дарила – это уже грибы. Пекли, варили, сушили, а малина, черника, брусника, смородина – только собирай и вкушай божьи эти дары обильно.               
     На этом мы уснули глубоким сном.
     Неожиданно к Михаилу явился без предупреждения Сергей, попросил Ларису выйти погулять с полчасика, запер дверь на ключ, присел на стул, загадочно посмотрел на Михаила и вынул из планшета бумагу.
     - Сейчас прочитаешь эту бумагу, ничего не спрашивай, не удивляйся. Всё потом объясню.
     Михаил начал читать эту бумагу и вычитал такое, что в животе похолодело: «Представление на присвоение очередного звания старшего лейтенанта интендантской службы Михаила Моисеевича Киржнера. Михаил Моисеевич Киржнер призвался в Польскую армию в 1920 году, в возрасте 24 лет. Принимая во внимание высокую образованность и гражданскую специальность, его направили на курсы интендантов. По окончании курсов ему присвоили звание  «капрала». Через два года он закончил краткосрочные курсы «хорунжих» и впоследствии ему присвоили звание «поручник» интендантской службы. После распада Польской армии, в 1941 году, бежал в Советский Союз, работал на разных работах, по стечению благоприятных обстоятельств был принят в 1944 году на работу в Военторг Центрально-Сибирского Управления НКВД. Проявил себя на интендантской службе в Военторге с самой лучшей стороны, организовал и руководит одним из лучших «Домов быта» в Сибири. Приведенные данные о прохождении воинской службы почти полностью подтверждаются офицерской книжкой М. М. Киржнера. Прошу рассмотреть данное представление и присвоить М. М. Киржнеру звание «капитан интендантской службы».
        Начальник Центрально-Сибирского
               Управления НКВД 
        Подполковни Святогорский С. И.»
     Михаил внимательно посмотрел на Сергея и хотел сказать…, но тот остановил его. 
     - Так, написал польские звания, хорошо. Скоро-скоро закончится война, наши войска стоят у стен Берлина. Сейчас ещё можно это устроить, всё договорено. Тебе нужно было только поставить настоящие польские звания. И всё. Устроим пир на весь мир. Будь здоров. - И удалился так же быстро, как и появился. Михаил сидел какое-то время, как оглушённый, не мог прийти в себя. Потом чертыхнулся, махнул рукой – будь, что будет. 
     Ровно через десять дней к ним в ателье утром рано явились те же самые оформители, которые были на открытии ателье, повесили новую вывеску «Дом быта Военторга», сверху прикрепили лозунг «Добро пожаловать», установили по бокам от входа два красных флага. Внутри здания расставили большие столы, накрыли белыми скатертями, расположили посуду, стаканы, выпивку, закуску и удалились, предупредив меня, что к 10.00 прибудут поздравители. Михаила они тоже поздравили с присвоением высокого воинского звания. Он никому из ателье ничего не сказал, но предупредил, что у них скоро будут гости, просит всех привести себя в надлежащий вид. Надел парадный китель, Мария надела новое модное платье, а на ноги - туфли на высоком каблуке.      
     К 10.00 Киржнеры уже стояли вдвоём на крыльце, ожидая гостей. К парадному входу подкатила, как обычно, легковая машина Сергея Ивановича. А за ним, как всегда, кавалькада ГАЗиков с офицерами и адъютантами. Знакомая картина приветствия, поцелуй ручки Марии и начался банкет. Пир удался. Все офицеры и их адъютанты были, как на подбор, в новеньких парадных кителях работы Михаила. Поздравления в честь самого дорогого вождя, товарища Сталина, потом виновника торжества, с присвоением высокого звания, бросили в стакан с водкой одну звёздочку и заставили выпить до дна. Все кричали: «До дна! До дна!» Михаил потом еле держался на ногах. Все много выпели и быстро уехали, пока не разобрало выпитое. Виновник завалился на кровать и проспал до следующего утра.
     К большому удивлению, у «Дома быта» появилось много работы для краснодеревщика. К ним повалили жёны офицеров и сверхсрочников с различными столиками, подставками, приносили даже старинные подсвечники, напольные часы в красивых, но очень старых шкафах. Переоборудовали часть сарая во дворе под мастерскую и «обманщик» пришёлся ко двору. Работа закипели. «Дом быта» работал чётко и с полной нагрузкой. Временами Михаил собирался даже просить ещё одну швею на женскую одежду. Осуществилась его давняя мечта. В старых заграничных кинофильмах он видел вместо кровати такое большое «ложе». Потом он узнал, что оно называются «тахта». Михаил решил сделать им с Марией такую тахту. На мебельном складе КЭЧ он нашёл старый продырявленный пружинный диван, который с большим удовольствием отдали, они давно собирались его выбросить. Воспользовавшись присутствием нового столяра, притащили диван в мастерскую, разобрали, внимательно изучили его конструкцию, сколотили из досок лежанку 2х2х2м, а потом – уже дело мастера, за два дня была готова прелестная тахта.
     Приближалось окончание войны, 1 мая  очень
широко отпраздновали, начальник Управления получил звание полковника, Сергей получил звание старшего лейтенанта, сплошные праздники и выпивки. Ателье работало слажено и чётко. Приезжали даже два генерала из центра. Пока они «проводили проверку» воинских подразделений, им пошили парадные кителя и шинели. Они были очень довольны. Михаил, правда, намучился с поиском необходимых материалов, генералы приехали без «пакетов». Сам Сергей Иванович разыскивал   материалы  по  всей  округе, но всё
закончилось благополучно.
     Лариса пыталась наладить переписку с их домработницей, Глашей. Долго не получала ответа, и вдруг, получила весточку из Ленинграда. Глаша жива, тяжело пережила блокаду. Их дом сгорел от попадания бомбы. Глаша живёт в подвале соседнего дома вместе с соседями по сгоревшему дому. Никаких вестей от Любимовых не было. Лариса пыталась разыскать младшего братика, которого отправили в интернат для ЧСВН. Не смогла ничего разузнать. Но ей помогло то, что она познакомилась с одним старшим лейтенантом, работавшим в Управлении НКВД. Это было тяжёлым испытанием для приходящей в себя молодой женщины. Арест отца и матери, потеря младшего брата, лесоповал, почти не отправивший её на тот свет, если бы не Мария и Михаил. Всё это подкосило здоровье когда-то крепкой девушки, спортсменки. Она в далё-       кие студенческие годы выступала за свой родной
Университет по лёгкой атлетике.
     Старший лейтенант, Владимир Попов, случайно заметил в Управлении миловидную молодую женщину, приносившую какие-то бумаги. Он догнал её уже на выходе, предложив помочь ей поднести папки, которые она несла в руках. Она долго отнекивалась, благодарила за предложение о помощи, и настойчиво уверяла, что ей совсем не далеко идти до «Дома была», где она работает. Настойчивому старшему лейтенанту надо было, узнать, где она работает, и где её можно найти. В тот же вечер он стоял у крыльца «Дома была», ожидая Ларису.
     - Добрый вечер, - обратился он к ошарашенной Ларисе. Она совсем не ожидала встретить вчерашнего назойливого молодого человека, хоть и старшего лейтенанта.
     - Добрый вечер, - ответила Лариса, потупив взгляд. Всё же она воспитанная в хороших манерах девушка.
     - Разрешите проводить вас до дома, милая девушка? – пытаясь взять Ларису под руку. Она нервно отдёрнула руку, давая понять, что не намерена общаться с незнакомым человеком.               
     – Я понимаю, что вам малоприятен совсем незнакомый человек, но как мне с вами познакомиться, если вы так нервно меня отвергаете. Я просто хотел познакомиться, и всё.
     - Я с незнакомыми мужчинами не знакомлюсь, - как-то невпопад ответила Лариса.
     - Я понимаю вас, но мы встретились впервые
не на улице, а в Управлении НКВД. Я там служу и хотел бы с вами познакомиться.
     - Зовут меня Лариса, я тут служу, вернее, работаю в «Доме быта» секретарём, - смущённо ответила Лариса.
     - Меня зовут Владимир, фамилия Попов, я служу в финансовом отделе, старший лейтенант, окончил Московские курсы финансистов. Мне 33 года, холостой, из Витебска. Мобилизовали в армию в 35 году, отправили на Дальний Восток, учили на танкиста-моториста, потом на командира танка. Оказалось, что у меня слабое зрение и послали учиться на финансиста. Теперь я курсант-заочник Военно-интендантской Академии имени Молотова в Арзамасе. Вот все мои данные.
     - Мои данные значительно короче и неприятнее. Родилась в Ленинграде, окончила Ленинградский Университет. – Лариса долго думала, говорить ли новому знакомому про отца, мать, высылке на лесоповал и решила не говорить, зачем мутить мозги всяким знакомым. Это её личная тайна и боль. –  Вот теперь работаю секретарём в «Доме быта».
     Владимир не отставал от Ларисы. Встречались они уже практически каждый день, ходили в кино, на концерты и спектакли гастролёров московских,  ленинградских, ростовских и других, не оккупированных городов СССР. Частые и долгие встречи обычно заканчивались крепкими прощальными поцелуями. Володя, прижимал её к себе, повторяя «моя такая любимая, дорогая, я не встречал в жизни такую красивую, умную девушку». От этих слов Лариса была в смятении, а что, если он узнает, что отец арестован, как враг народа, мать арестована, как ЧСВН, её саму  отправили в лагерь и на лесоповал. Что будет? Он будет её обзывать предательницей, она обманула его и пр. и пр. Этого она не могла перенести. Он становился для неё всё больше приятным и родным человеком. Лариса решила поговорить, посоветоваться с Марией.
     В один из обеденных перерывов, а Мария приглашала всегда Ларису с ними пообедать, Михаила дома не было, Мария мыла посуду, а Лариса вытирала, и обратилась к Марии: «Давай пройдёмся. Погода прекрасная». Прогуливаясь, Лариса обратилась к Марии:
     - Ты разумная, справедливая женщина, посоветуй, что мне делать. Сколько времени я встречаюсь с Владимиром и никак не могу решиться рассказать ему про арест моего отца.
     - А зачем ему  рассказывать?
     - Но мы встречаемся, он меня любит и я его, кажется, тоже люблю, во всяком случае, когда я его день или два не вижу, то мне становится грустно и неуютно. Может это и есть любовь. Он всё предлагает нам пожениться.
     - Любовь, уважение, долг – сложные вещи, трудно их прощупать, раскусить и прожевать. Нельзя. Каждый человек их переживает сам по себе. Если без него жизнь кажется скучной, то это и есть любовь. Не любовь. Какая разница. Стерпится – слюбится, говаривал мой тятенька. Он знал толк в жизни. Раз предлагает жениться – женитесь. Деток нарожаете. Будет крепкая семья. Что одной болтаться по жизни, как гнилая картофелина в кадушке с водой.
     - Ну, у тебя сравнения – картофелина, да ещё и гнилая. Как начать ему говорить? Ты меня хочешь взять в жёны, а у меня отец арестован, да ещё мать еврейка. Как он к этому отнесётся?
     - Что значит – еврейка, как ты сказала?               
     - Как твой Михаил. Он тоже еврей.
     - Ничего не понимаю, Михаил еврей, мать еврейка.
     - Извини, что такое сказала. Ты и не знала раньше?
     - Знала, что он из Польши, родился там, учился, работал, а как началась война, его переселили в Советский Союз, а его семью антихристы извели.
     - Вот ты русская, хотя из старообрядцев. В Абакане живут хакасы. В других местах другие народы со своим языком, своими обычаями. Да что я тебе рассказываю. Михаил тебе расскажет всё   интереснее. Поговори с ним, он многое может тебе полезного рассказать.
     Мария никогда не откладывала интересующие её вещи. В этот же день, вечером, когда укладывались на ночь, спросила у Михаила, а кто такие евреи? Михаил с интересом взглянул на жену.
     - Чего это ты вдруг спросила про евреев?
     - В разговоре с Ларисой, она упомянула свою маму, как еврейку и потом сказала, что и Михаил твой тоже еврей.
     - Даже не знаю с чего начать. Давно я собирался тебе о многом рассказать, но не решался, не знал, как ты к этому отнесёшься.
     - У нас много времени. Рассказывай всё и подробнейшим образом.
     - Действительно, я еврей по национальности. Вот ты по национальности русская со своим языком, обычаями, характером. В мире есть много разных народов, много языков. В Польше – живут поляки, во Франции – французы, в Испании – испанцы. У большинства народов есть свои страны, где они живут. У евреев нет своей страны, они рассеяны по всему миру. Когда-то, в древности, у евреев было своё государство, своя страна, но пришёл с войной «антихрист», как ты говоришь, убил многих её жителей, другие, кто успел, убежали в далёкие места. Ты знаешь по благодатным книгам, что Бог один для всех и для русских и для евреев и других народов мира. У русских, православных людей, есть счёт времени от сотворения мира, как и у евреев, а есть новый счёт времени по Григорианскому календарю и считается оно со дня рождения Иисуса Христа. Вот в этом и кроется суть разного рода счёта времени. Мария кивала головой в знак согласия. Ты сама тоже знаешь эти разные времена. Как ни странно, тебя может удивить, но сам Иисус был евреем и жил в стране иудеев. Было это давным-давно, более 3000 лет тому. Он был бойким парнем, и всё хотел изменить религиозный порядок, упростить богослужение, призывал простой народ к бунту против римского владычества в иудее и самих первосвященников. Римские легионеры его и распяли на кресте. Сторонники Иисуса, особенно его ученики, двенадцать апостолов, они несли и далее призывы к неповиновению и изменениям в религиозных трактатах. Начали разделяться истинные иудеи и сторонники Иисуса, хотя обычаи сохранялись и у тех и у других. Но в четвёртом веке, через триста с лишним лет после рождения Иисуса, появился император Константин, который решил полностью отделить новых христиан от евреев. Он собрал всех первосвященников, и они приняли главное церковное постановление: назначить святой день не в субботу, как у иудеев, потому что Бог сотворил мир за шесть дней, а седьмой день отдыхал и всем завещал этот день, как святую субботу, а воскресенье,  в честь воскрешения Иисуса. Далее, иудеи-мужчины в молельном доме должны быть с покрытой головой, а христиане-мужчины должны быть в церкви с непокрытой головой. Молящийся иудей возносит руки вверх к господу-Богу, а христианин крестится двойным перстом, в знак Бога-отца и Бога-сына – это по старому завету, как и староверы. Мария закивала головой. Ещё целый ряд других вещей, только бы не так, как у евреев-иудеев: новое название месяцев года, вместо Пэсаха – пасха на неделю раньше, чем у иудеев, ввели новую молельную книгу – Библию, хотя первая её часть, «Старый завет», взята слово в слово из древней книги иудеев – Торы. Эта книга Творцом была зачитана Моисею на горе Синай, где иудеи получили из рук Всевышнего Скрижали Завета – десять заповедей. Дорогая Манюня! Тебе не надоел мой долгий экскурс в историю религии?
     - Дорогой мой, я могу слушать тебя все ночи напролёт, хотя не всё понимаю.
     - Ничего, время поможет. Давай продолжим нашу беседу в следующий раз. – Мария кивнула в знак согласия, оглушённая услышанным.
     Мария ходила несколько дней задумчивая, не разговорчивая. Лариса обратила на это внимание.       
     - Мария, я хочу поделиться с тобой событиями последних дней. Я разговаривала с Володей. Не могла больше носить эту тайну в себе. Будь, что будет. Я ему прямо в глаза сказала, что моя мать еврейка. На это он пожал плечами и ответил, что в Витебске, где он родился и жил много лет, было много евреев, вполне симпатичные и уважаемые люди, все поголовно грамотные – удивительнее всего, даже очень бедные люди. Еврейская молодёжь тянулась к знаниям. Еврейская община собирала деньги на обучение малоимущих. Он спросил, еврей ли мой отец, я ему ответила, что отец русский. Он радостно ответил, «Вот видишь, и ничего страшного в этом нет». Но когда я ему сказала, что отца арестовали, как врага народа, мать тоже арестовали, меня и младшего братишку, как членов семьи врага народа отправили в лагеря, он задумался. Я подумала, что всё – он немедленно откажется от меня, повернётся и уйдёт навсегда. Мне стало так больно и обидно, что я заплакала. Он начал меня утешать, прижав к себе, повторяя, что настанет такое время, когда разберутся кто, кого и за что арестовывали, истязали, убивали. Не только твоего отца, тысячи тысяч невинных людей уничтожали. Я была настолько удивлена его словам, что перестала плакать. Он повторял, прижимая меня к себе: «Я тебя никогда не оставлю. Мы будем всегда вместе». Вот так, моя дорогая Мария. Чего только в жизни не бывает. В начале нашего знакомства, как только я увидела на Владимире фуражку с зелёным околышем, меня передёрнуло, вспоминая арест отца. Оказывается, и среди НКВДешников бывают нормальные люди.
     День Победы 9 мая отмечали широко и весело три дня. 9 мая объявили нерабочим днём. Люди ходили по улицам Абакана, как пьяные от счастья и горя. Радость и слёзы на лицах многих была, потому что закончилась страшная кровопролитная бойня, тысячи похоронок, сотни и сотни покалеченных, изуродованных, без рук и без ног военных, вернулись домой. У людей появилась надежда на перемены к лучшему, закончится голодное существование, заживут, как до войны, хотя и до войны бывали совсем не сладкие годы. В большом зале нового «Дома офицеров НКВД» состоялся грандиозный праздничный вечер с концертом приезжих знаменитых артистов. На вечер получили пригласительные билеты Михаил с Марией, Владимир Попов с Ларисой. Женщины пошили себе новенькие модные платья, одели туфельки на каблучках, выглядели отменно, многие мужчины оглядывались.
     И всё же, Мария ходила задумчивая, в голове у неё крутились мысли и вопросы, на которые она не могла найти ответа. Она знала почти наизусть все молитвы, перечитывала Библию десятки раз, зная каждую следующую строку и не было ни единого слова про иудеев, евреев, как будто их вообще не было. Там было написано, что Иисус – сын Божий, а мать его, Мария, родила Иисуса непорочным зачатием от Бога, а что она была иудейского рода, не написано. Скрыли сочинители Библии, и что «Ветхий завет» переписан их Торы, еврейской Библии. Где же Божья правда, искренность, истина? Может это тоже, что и замена всех иудейских праздников на христианские, предав забвению само иудейство. Где найти ответ на эти вопросы?
     Лариса отозвала Марию в сторону и предложила ей послушать интересную вещь. Они заперлись в кабинете Михаила. Лариса достала лист бумаги и начала читать, но прежде сказала:   
     - Я прошу выслушать меня, а потом будешь удивляться. Владимир принёс мне эту бумагу и сказал, что мы поженимся, если я полностью приму всё, что писано в легенде. Читаю: «Автобиография. Я, ЛОбимова Лариса Владимировна, 1916 года рождения. Родилась в поезде из Пскова в Ленинград, записана в Ленинграде 12-м апреля. Отец, ЛОбимов Владимир Семёнович, русский, в Ленинграде не мог найти работу техником-строителем, завербовался на Крайний Север и там погиб через пару лет. Мать, ЛОбимова Эльвира Прокофьевна, русская, работала в Ленинграде подёнщицей, мыла подъезды и квартиры. Снимали маленькую комнатку в подвале на  Невском проспекте. Я помогала маме в работе в свободное от учёбы время. Мама очень хотела, чтобы я получила приличное образование. Закончила школу, и Ленинградский Университет. Перед самой войной я с группой выпускников Ленинградских ВУЗов отправились «дикарями» в поход по центральной Сибири. Мы бродили по самым глухим уголкам сибирской тайге, плыли по разным рекам на самодельных плотах. Только в конце июля 1941 года случайно узнали, что началась война. Долго и трудно добирались до ближайшей железной дороги. Я заболела, поднялась температура. На одной из маленьких станций вся группа дожидалась хоть какого-то поезда на Запад. Я улеглась на полу в уголке зала ожидания, положив под голову рюкзак. Меня знобило, голова раскалывалась. Я уснула почти в бреду. Проснулась от голоса милиционера. Подняться не смогла, меня подняли. Оказывается, во сне меня ограбили, украли рюкзак с документами, деньгами и вещами. Никого из нашей группы на станции не было. Вроде они уехали ночью товарным поездом, а меня забыли. Привели в отделение формирования. Заполнили анкету: фамилия, имя, отчество, год рождения, место жительства. Оформлявший меня военный, сказал, что молодые крепкие и здоровые девушки, особенно без документов, им очень нужны, и отправили меня в лагерь для перемещённых лиц, где я проработала два года на пошиве рукавиц для фронта. Потом меня послали на лесоповал. В 1944 году меня перевели в разряд вольнонаёмных, и направили в Абакан секретарём «Дома быта», где работаю по настоящее время. Подпись».
     - Как тебе это сочинение на вольную тему? – обратилась Лариса к Марии, - что скажешь?
     - Ничего не понимаю. Почему Владимир назвал это легендой и что такое легенда?
     - Легенда – это вымысел, но звучит, как правда.
     - Для чего этот вымысел?
     - Я же тебе говорила, если я это приму и подпишу, он возьмёт меня в жёны. Понятно?
     - А там есть хоть какая-то правда?   
     - Правда есть, что я Лариса Владимировна и что я окончила Ленинградский университет. И ещё, что я два года работала в лагере на пошиве рукавиц и год на лесоповале. Остальное -  вымысел.
     - Тогда подписывай, не тяни, а то  он передумает, - посмеиваясь, произнесла Мария.
     Так и решили, Лариса подписывает эту бумагу.
Владимир допытывался, помнит ли Лариса место, где её оформляли в лагерь и где находился лагерь, где она шила рукавицы. Название железнодорожной станции она не могла вспомнить, вроде Сероватое, а лагерь, якобы в местечке Мост или Мостище. Владимир быстро нашёл местечко – Мостовое, а станция – не Сероватое, а Серышево по дороге из Хабаровска в Москву. И взялся за дело. Первым пунктом был 1-й женский батальон на лесоповале. Его туда направило начальство на проверку «финансовой отчетности». Проводя проверку, он просил помочь в розыске одной лагерницы. Ему предоставили все документы. Он быстро нашёл Любимову Ларису Владимировну. Слегка подчистил «ю» на «о» и получилась ЛОбимова. Вернув документы, сказал, что ничего не нашёл. И уехал. Вторым пунктом было местечко Мостовое. Тот же самый отработанный приём - и дело сделано. Осталась станция Серышево. Далеко от Абакана, но в те далёкие места много лет не посылали проверяющих, никто не хотел ехать в такое захолустье. Владимир не отказывался, а сам напросился на эту командировку, мол, интересно ему поездить по необъятному сибирскому краю.  Он понимал, что в «Пункте оформления» будет значительно сложнее произвести необходимую операцию. Он серьёзно подготовился к поездке. В «Пункт оформления» на станции Серышево явился странный человек. На нём была телогрейка, кирзовые сапоги, на голове надвинутая по самые уши шапка-ушанка, а на глазах – очки, один окуляр заклеен чёрной бумагой, а второй - в трещинах. За плечами у него был большой рюкзак, а в руках – самодельная клюка, на которую он опирался, сильно прихрамывая на правую ногу.
     - Здравствуйте, - поздоровался странный человек с военным, сидящим за столом, - скажите, у вас направляли в 1941 году группу женщин в лагерь Мостовое?
     - Мы скоро закрываем, конец рабочего дня. А вы кто такой?
     - Я разыскиваю одну лагерницу.
     - Кто она вам приходится?
     - Очень близкая знакомая, можно сказать, подруга.
     - Мы даём ответы только прямым родственникам при предъявлении документа о родственных отношениях.
     - Что же мне делать? Помогите, прошу вас, я уплачу за труд.
     - Если вы сейчас же не уйдёте, я вызову патруль и вас арестуют. Понятно сказал? - указывая на дверь.
     Посетитель незаметно вынул из кармана прибор «ПЭ-3» («пожарный элемент», крайне секретное приспособление, применяемое НКВД в отдельных случаях при острой необходимости), нажал на кнопку, раздался небольшой треск, но в это же время он уронил на пол клюку, нагнулся, чтобы её поднять. При этом он подсунул прибор под тумбу стола, поднялся, кряхтя, и вышел,              припадая на правую ногу. Странный человек переоделся в туалете вокзала. Вышел подтянутый молодой старший лейтенант, а  «Пункт оформления» пылал огнём через пять-шесть часов после закрытия – короткое замыкание по заключению экспертизы. Пожарная команда потушить пожар не смогла, горел «электрон» и от воды он только сильнее разгорался. Пункт сгорел дотла.
     Всё, можно назначать день свадьбы. Свадьба прошла прекрасно, невеста была в красивом белом подвенечном платье, сшитом в ателье мастерицей Сашей, Александрой. А жених, ну просто красавец, в шикарном двубортном костюме по последней моде, введенной самим маэстро – Михаилом. К костюму придавался галстук-бабочка, вызвавший бурю негодований среди офицеров Абаканского Управления НКВД. Как мог, член партии, отличный офицер, подающий надежды финансист, одеть бабочку – пережиток буржуазного нигилизма. Кто придумал такую безграмотную фразу, удивлялись редкие знатоки буржуазной морали и нигилизма «гнилой» интеллигенции, отрицателей религии и морали. Самое интересное, что на следующий день после свадьбы друг Владимира принёс в Управление  фотографию Владимира Ильича Ленина с галстуком-бабочкой в эмиграции, в Польше. Все малограмотные «смельчаки» моментально замолкли. Лариса перешла из общежития жить в новую квартиру, которую Владимиру выделили в связи с женитьбой. Дружно, все вместе обустраивали              новое жильё сотрудницы и подружки. Мария была на седьмом небе, как хорошо устраивалась жизнь её лучшей товарки, особенно, когда Мария первая узнала, что Лариса беременна. В первую же брачную ночь она понесла. Мария задумалась и о своей жизни, шёл уже третий месяц её беременности, чувствовала она себя прекрасно.
     - Мишенька, дорогой, как бы нам собраться и повидать моих родных?
     - О чём ты говоришь, ехать в такую даль в твоём-то состоянии?
     - Пока моё состояние нормальное и можно поехать, потом будет вообще невозможно. Один только разик посмотреть, что там у них твориться. Миша? Сделай доброе дело для своей жены.
     Михаил не смог отказать своей любимой жене. Он раздумывал, как и на чём поехать. Ему пришла в голову отличная мысль, поговорить с «цыганёнком». Так все звали шустрого паренька, пожалуй, уже молодого крепкого мужчину, за его чёрные кудрявые волосы и весёлый нрав. Он был выпускником специальной школы НКВД для беспризорников. Работал в Управлении. Михаил слышал, что «цыганёнок» заядлый рыбак и любитель путешествовать на лодках и плотах по рекам Сибири. Разговор получился дельным и захватывающим. Шурик, как звали «цыганёнка», предложил  взять в аренду большую лодку с двумя моторами, и они доберутся до заимки Волоково, хотя не очень знал, где это находится, за сутки – это  точно. Составили  список  необходимых
вещей, продуктов и оборудования, запас бензина для моторов, «железо», одежду и продукты для родных. Случайно Михаил поделился с Сергеем о возможном их путешествие, и Сергей загорелся идеей. Он уже давным-давно не был в отпуске. Он попросит недельку у Начальника и поедет вместе с ними.
     В ближайший понедельник лодка, нагруженная скарбом и командой из четырёх человек, отчалила от Абакана на север. Река Енисей была спокойная в это летнее время, лодка на двух сильных моторах шла хорошим ходом. Встречный ветер трепал причёски экипажа, если не считать стриженного под нулёвку Сергея. Штурманом была Мария, хотя знала дорогу очень приблизительно. Всего один раз перед самой войной она с братом поехали к родичам в Абаз. Она давала указания Шурику, сидевшему на моторах.               
      - Слева будет большой город Енисейск, потом справа - две больших реки, «Большой Пит» и «Подкаменная Тунгуска», а после и наша заимка на речке малой «Выя». После Енисейска будем держаться справа, ближе к берегу, чтоб не пропустить нашу «Выю».               
     Действительно, слева прошли Енисейск, взяли правее, к берегу и заночевали на красивом отлогом берегу Енисея. Пришвартовали лодку, развели костёр, поужинали, посидели возле костра и немного поспали, до ранней зари. Быстро собрались и двинулись в путь. Вскоре справа появилась река «Большой Пит», даже не столько      появилась, как путешественники её хорошо почувствовали. Полноводная быстрая река врывалась в спокойные воды Енисея с бешеной скоростью, вздымая пену и высокие волны. Им не так легко было увернуться от неё, мастерство Шурика помогло. Пошли осторожно дальше. Через несколько часов «ощутили» и вторую большую реку «Подкаменная Тунгуска». Она была значительно шире «Пита», но намного спокойнее. Сергей предложил Марии большой морской бинокль. Он, вообще экипировался по полной программе: компас, бинокль, переносной «костёр», только дрова подкладывай, воинскую радиостанцию с запасным комплектом аккумуляторов. Молодец. Всё предусмотрел на всякий случай. Мария заглянула в бинокль и отказалась.               
     - Так, - она сказала, - я не узнаю нашу заимку.               
     Прошло немного времени, и Мария закричала во весь голос:
     - Земля, наша земля. Заимку вижу.
     Все внимательно вглядывались в берег, но никакой заимки не видели.
     - Вон там, на бугре дом наш, а внизу огород. Как же вы не видите, наша земля, - обиженно повторяла Мария, как будто мы её обидели, не видя дома и огорода. Только когда мы вплотную подошли к берегу, увидели и дом и огород, но она это увидела значительно раньше нас, когда наша лодка была ещё далеко от берега.
     - Теперь нам нужно пойти по речке Вые вверх на полверсты, потом спуститься к нашему берегу.
     - Зачем так сложно? – не понял Шурик.
     - Иначе нас снесёт на Енисей.
     - Ты забыла, что мы не на вёслах, а с двумя мощными моторами.
     Лодка стремительно вошла в речку и, преодолевая сильное течение, ринулась к противоположному берегу. Манёвр удался, мы благополучно пришвартовались к берегу. Там даже были колья для крепления лодок. Мария спрыгнула в воду, не дожидаясь, пока лодка полностью не причалит к берегу, и стремглав помчалась на горку к своему дому. Мужчины прикрепили лодку, и начали снимать груз, который везли с собой. Внизу, на берегу был слышен звонкий смех Марии, она спускалась вниз, пританцовывая, то оборачиваясь на идущих за ней четверых, то поворачиваясь к нам лицом. К берегу спустились родные Марии, бородатый мужчина, женщина в летах и двое молодых, младшие брат и сестра. Все в рубищах из грубой непонятной ткани и босиком. Поздоровались, познакомились: второй старший брат Агафон (Афоня), старшая сестра, Аксинья, и младшие – Самсон и Анисья.
     - Тятеньку похоронили прошлый год. Упал с кедры, разбился насмерть. А старший брат, Емельян, остался дома, он вернулся с фронта без ноги, снайпером воевал.               
     Все дружно перетаскали груз наверх к дому. Перед домом на пенёчке сидел старший из Волоковых, Емельян, в гимнастёрке с медалями и орденом. Рядом с ним стоял протез собственной конструкции с оригинальной стопой. Ходить по земле с палкой на конце протеза просто невозможно, вот он и придумал ступню, свободно двигающуюся при ходьбе. Поздоровались, пожимая руку отважному вояке. Гости раздали каждому из хозяев привезенную одежду, очень упрашивали переодеться. Сели отдохнуть и пошёл разговор о житье-бытье, о здоровье. Мария всех обрадовала, сообщив, что беременна и скоро будет у неё дитя. Больше всех рассказывал глава семьи - старший брат.               
     - При мобилизации в армию меня сразу определили в снайперы. Первое время работы практически не было. Отступали, и было не до снайперства. Потом, со временем дело наладилось, начали наступать, и в обороне приходилось посидеть. Вот, оборона – самое время для снайпера. Сидишь себе на точке и ждёшь, точно, как в тайге, высматриваешь зверя, когда выглянет, а ты его раз - и готов. Заработал две медали и орден «Красной Звезды». У них какая-то норма, сколько снимешь зверья, столько и получаешь. За каждого фрица - кружку спирта, а за кучку – медаль, а то и орден. Какая кучка, такая и награда. Выходил на дело ночью, подыскивал место, овражек, воронку от мины, устраивался на двух-трёх точках в ста шагах друг от друга и лежишь, мечтаешь. Выглянул – готов. И начнут фашисты палить по месту минами и пулемётами, откуда выстрел, а меня там уже давно нет. Отлежусь с полчасика, погрызу сухарик, запью водицей из фляшки и на точку. На новую или на ту же самую. И выжидаю. Вот вся моя работа на фронте. А ранило меня уже после Победы. 15 мая переходили мы из одного гарнизона в другой, а в лесочке нас постреляли недобитые немцы. Троих убили и нескольких ранило. Мне раздробило колено. В госпитале отняли ногу. Вот - я инвалид. Негоден к жизни в тайге. Обузой на семье. Податься в город, в Абазу, так брат и сестра супротивятся, а младшие подбивают уехать, хватит, намаялись в тайге. Всё решаем.   
     - Чего решать, - вставил слово Михаил. - поехали в Абакан, там устроитесь на работу, младших в школу пошлёте  учиться.
     - В Абакане лучше, больше народа, город большой и я под начальством близко, можно подмочь, - добавил Сергей.
     - Нет, если уезжать, то в Абазу, там наши родные, не оставят в беде, - ответил глава семьи.
     - До Абазы километров 200 по хорошей шоссейной дороге, на машине за три часа свободно добраться, - решительно став на стону Абазы, заявил Шурик.
     Долго ещё судачили, спорили, уговаривали колеблющихся.
     - Утро вечера мудренее, пойдём спать, - заключил разговоры Михаил. Все улеглись спать вне дома, теплая, даже можно сказать, жаркая ночь. Кто как. Волоковы расположились на рядне. Гости – на одеялах. Спать – не спали. Все ворочались, кряхтели, а кто и посапывал. Так прошла короткая ночь. Утром гости побежали к речке искупаться, на что Мария хмыкнула, но пошла вместе со всеми. Вода в реке в это жаркое лето оказалась настолько холодной, что даже окунуть ноги не хотелось. Мария это знала, но смолчала. Просто помылись. Хозяева приготовили завтрак из привезенных продуктов. После завтрака разговоры о переезде продолжились. Хозяева уже не были настолько категоричны в отношении отъезда. К концу дня решили, к всеобщему удовлетворению, что Волоковы переезжают в Абазу. Следующий день полностью уделили сборам в дорогу. Хозяева решили, что брать особо из дома почти ничего не будут, оставят в доме еду, утварь для охотников, геологов. Даже написали несколько записок и оставили их на видном месте, мол, пользуйтесь всем на здоровье. Аккуратно упаковали иконы, богослужебные книги, погрузили в лодку несколько мешков кедровых орехов, пару туесков мёда, шкуры, меха и разной мелочи. Утречком третьего дня торжественно с молебном оставили построенный собственным руками дом, расположились в лодке и двинулась в путь к новой жизни вся оставшаяся семья Волоковых.
     В Абакане, теперь уже гости, Волоковы, остановились у Марии в доме. Всё никак не могли привыкнуть к новой обстановке, ахали и охали по каждой новой вещи, обстановке, кухне, самом «Доме быта». За первые пару дней Михаил пошил Емельяну военную форму - красивый китель, брюки на выпуск, общевойсковую фуражку,              прикрепили награды. Емельян выглядел просто красавцем, героем Отечественной войны. Мария особо гордилась тем, что лично пошила брату брюки. Старшая сестра, Аксинья, не могла оторваться, наблюдая, как её сестра Мария работает на швейной машинке. У самой Аксиньи уходили недели упорного труда на одно рубище, а тут – два часа и готовы прекрасные брюки. Чудо.
     - Как бы мне научиться так шить? - повторяла Аксинья.
     - А ты, когда устроитесь в Абазе, приедешь ко мне на недельку, я тебя научу. Это не сложно, руки у тебя хорошие, быстро осилишь.
     Начальник Управления выделил грузовую машину, Волоковы погрузили все вещи, в кабине с шофёром уселся Емельян, остальные разместились в кузове и поехали в Абазу. Вместе с ними поехали Мария и Михаил, одев офицерскую форму, чтобы помочь в устройстве на месте. Бурную и радостную встречу устроили родственники Волоковых. Двоюродные братья, сёстры, племянники – каждый звал к себе жить. Многие семьи имели собственные дома с приусадебными участками. Вскоре нашёлся дом, который сдавался на полгода. Михаил встретился с хозяином и уговорил продать дом. Семья собиралась выехать на родину, на Украину, в Винницкую область. Отъезд откладывался, туда нельзя было купить билеты на поезд без пропуска. Михаил обещал помочь в получении пропуска, надеясь на Сергея. Не откладывая в долгий ящик, Михаил позвонил по междугороднему телефону в Абакан, адъютанту Начальника Управления НКВД. Быстро нашли Сергея, Михаил вкратце обрисовал картину с пропуском. На что получил положительный ответ, только: «Дай место, куда едут, фамилию главы семьи и сколько человек в семье. Да, и сколько лет хозяину и чем он занимается». В этот же день Михаил передал Сергею все данные, получив ответ: «Через пару дней будет заказное письмо на твоё имя на главпочте Абазы». Хозяин дома так обрадовался неожиданному решению, что скинул значительную сумму со стоимости дома и обещал оставить всю обстановку. Через два дня пропуск был на руках у хозяина, удивившийся, прочитав, что предъявитель сего является внештатным сотрудником НКВД. Молодец Сергей.
     Михаил выехал в Абакан, собрать наличными значительную сумму за дом. Через три дня он вызвал Марию к телефону и выяснил, что семья готова к выезду. На следующий день Михаил с деньгами выехал в Абазу. Хозяева благополучно выехали из дома. Наняли рабочих, сделали ремонт всего дома, покрасили, побелили, почистили полы и, с шумно сопровождающими родственниками, Волоковы въехали в «свой» дом. Удовлетворённые проделанной работой, Киржнеры вернулись в Абакан.
     Приближалось время Марии рожать. Она заволновалась, кто же будет принимать у неё роды. В заимке принимал роды сам тятенька. А что же
будет в Абакане?
     - Не волнуйся, в Абакане есть специальный роддом, в котором принимают роды доктора и акушёры. Всё будет нормально, главное, ты не волнуйся, дорогая, это вредно для дитя.
     - Это я знаю, маменька тоже так говоривала.
     Дней через десять Мария позвала Михаила и так спокойно сказала, что сейчас она будет рожать. Вызвали такси, Лариса с Михаилом проводили Марию к машине, сдали в роддом и собирались уходить, спросив медсестру, когда им прийти. В это время к ним вышла акушерка и поздравила отца с рождением хорошенького ребёнка-мальчика, вес 390 грамм, 50 сантиметров рост.
     - Знаете, впервые в моей практике, - удивлённо сказала акушерка, - роженица не промолвила ни звука. Я её потом спросила, почему она не кричала, хотя нижняя губа у неё была вся в крови, она ответила, что маменька её наставляла, когда будешь рожать, не кричи, а то испугаешь дитя. Удивительно.
     Через два дня Михаил привёз Марию с ребёнком домой. Чувствовала она себя прекрасно, по ней и не скажешь, что она только родила, порода сибирская, выучка маменьки-отшельницы. Михаил с большим трудом отыскал в Абакане подпольного моэля - специалиста по обрезанию, он же и раввин. Он ни за что не хотел прийти к ним в дом, увидев когда-то на их доме красные флаги. Только у него дома. Ничего не оставалось, как согласиться. В назначенное время, он, Мария с           ребёнком и Ларисой, как с истинной еврейкой, явились в дом моэля. Он вынул из старинного саквояжа, сложенную в несколько раз чистую выглаженную простыню и скальпель. Принципиально, на глазах у всех, тщательно дважды вымыл руки, один раз с мылом, другой раз - только водой из странной кружки с двумя ручками, налил полстакана вина, одел через голову на себя простыню с дыркой посредине. Усадил Михаила в кресло, накрыл его ноги чистой простынёй и положил новорожденного ему на колени.
     Процедура обрезания прошла быстро и мастерски красиво. Моэль произнёс молитву на древне-еврейском языке, обмокнул свой указательный палец в стакан с вином, всунул его в ротик младенца, тот пососал палец и на его лице засветилась улыбка. Моэль радостно вскрикнул: «Молодец, малыш!», натянул крайнюю плоть, и легким движением скальпеля отрезал её, приложив чистую салфетку, крови почти не было. Проделал ещё раз «фокус» с пальцем с вином и в ротик новорожденного. Тот снова улыбнулся. Произнёс ещё одну молитву, дал выпить остаток вина Михаилу и Марии. И всё. Появился ещё один маленький еврей, связанный со Всевышним союзом на верность и жизнь. Мария смотрела на всё это  с изумлённым видом, не понимая много из того, что происходило. Только дома она спросила Михаила, что ей теперь делать, кто она, как жить дальше. В ответ Михаил сказал, что ниче-   го не надо особо делать, но посоветовал снять с
груди крест, как символ христианства.
     - Крестик золотой надела мне маменька при рождении и он мне дорог, как память о Боге. Я молюсь, держа в руках этот крестик.
     - Я тебе рассказывал, что Бог у нас один, что у евреев, что у православных. Молись тому же Богу, только символом является не крестик, а Маген Давид, Звезда Давида, который защищает тебя, твоего ребёнка и нас всех, твоих родных и близких от всего дурного и плохого.
     - Так я теперь еврейка? – удивлённо спросила Мария.
     - Нет. Стать евреем не так-то просто. Чтобы стать христианином достаточно, чтобы поп или другой священник тебя крестил, окунул в «купель» три раза – и ты христианин. А чтобы перейти в иудейскую веру, необходимо учиться долго и настойчиво, пройти «гиюр» и тогда ты станешь правоверной еврейкой.
     - ??? Где же учиться? – Михаил понял, что Мария готова, может быть ради ребёнка, стать еврейкой.
     - В Советском Союзе это практически невозможно, здесь преследуется любая вера и христианская и иудейская и всякая другая.
     - Что же делать?
     - Пока ничего, живи, как жила, можешь молиться, как и молилась, а потом посмотрим… Бог у нас один, - Михаил не стал говорить, что мечта его вернуться в Польшу, в родные места.
     Так, в делах и заботах проходили дни, недели,
месяцы. Главными заботами в семье Киржнеров – был ребёнок. Купили всё необходимое: пелёнки, соски, коляску, игрушки, приспособили бутылочку из-под водки для кормления. Пошили распашонки, молока у Марии было вдоволь. Появилась забота, как назвать их ребёнка. Мария напрямую сказала, что как папинька скажет, так тому и быть. В их семье только тятенька имел «законное право» называть новорожденных в семье. Это несколько смутило Михаила, но возражать он не стал. После недолгих раздумий, он предложил имя – Виктор.
     - Я что-то не встречала в святцах такого имени? – задумчиво вставила Мария.
     - В Советском Союзе имена дают не по святцам, а по-другому. Вот Виктор – это победа. У нас торжественно празднуют победу над «антихристом» в честь Великой Победы, будет назван сынишка, дай Всевышний ему долгих лет счастливой жизни, - Мария согласилась с доводами мужа.
     Пришло время регистрировать сына в ЗАГСе, а у Михаила и Марии не было паспортов, они жили по «Удостоверениям личности». Михаил продолжал «служить» в армии, а Мария была демобилизована ещё год тому назад, как-то не задумывались о паспорте.
     - Что же, теперь мне записываться, грех считали мы записываться.
      - А ты уже давно записана, и в «Трудармии» и в Управлении. Без записи в Советском Союзе жить невозможно, это не старые времена. Все твои родные в Абазе записаны, имеют паспорта – это главный документ. Дорогая Мария, мы идём в паспортный отдел, там тебе выпишут паспорт впервые в твоей жизни реальный документ, с которым ты будешь теперь всю свою долгую жизнь. Подумай, может быть сменить тебе имя, фамилию ты уже поменяла, из Волоковой стала Киржнер, а имя твоё осталось из прежней жизни. Мария – это святая из русской Библии, а в еврейской жизни другие имена святых, например, праматерей еврейского народа: Сара, Ривка, Рахель и Лея. Какое из них больше всего тебе нравится?               
     Жена думала, думала и как-то неохотно вымолвила – Рахель.
     У паспортистки заполнила анкету: Киржнер Рахель Авраамовна, 15 мая 1924 года, заимка Волоково, Центральная Сибирь. При выписке самого паспорта, у Марии спросили национальность, она задумалась, посмотрела на Михаила и… пауза затянулась и Михаил ответил – еврейка. Мария слегка кивнула головой. Получила она  паспорт и долго рассматривала его со всех сторон, вроде ничего ужасного не нашла, и только когда они пришли домой, спросила у Михаила: «Я теперь настоящая еврейка?», «Что ты, это только самое начало, теперь ты должна проникнуть в еврейство, понять его и почувствовать. Твой сын связан с Богом, имя которого нельзя произносить всуе. У Всевышнего есть 77 имён, которыми можно пользоваться, а настоящим именем нельзя, не
положено». «Чудно», -  ответила Мария.
     Шли годы. Малыш рос, в два года он встал и пошёл, крепкий мужичок. Мария ежедневно делала с ним зарядку: ручки, ножки, животик, как говаривала маменька -  ребёнок в семье должен быть крепким и здоровым, иначе мы не выживем. Ему всё было интересно, научился сам двигать ножными педалями швейной машинки и очень удивлялся, почему при этом крутится сама машинка. Из кубиков собирал невиданные дома и замки, потом всё разрушал и строил их снова. Занятный был малыш. Не кричал, не плакал, а только топал ножками, когда хотел кушать, ну точно, как мама в детстве. В три года заговорил низким гортанным голосом. Мария не могла наглядеться на своего первенца и всё спрашивала у Михаила, когда будет у неё второй ребёнок. «Будет, моя дорогая, не беспокойся, я ещё не такой старый». «Ты у меня совсем молодой и красивый, мой муженёк».
     Сергей Иванович часто наведывался в «Дом быта», поглядеть на дело рук своих и Михаила, заскочит, пройдётся по комнатам, побеседует с работниками и уедет. Однажды, при очередном визите, Михаил спросил у начальника, отпустит ли он его домой, в Польшу.    
     - Я этого давно ждал и не мог ответить сам себе, отпустить или держать, отпустить или держать. Ответа не находил. Понятно, ты хочешь домой, это вполне нормально. Я очень внимательно слежу за Польшей, как там жизнь сама налаживается, спокойно ли. А у нас много информации, вполне секретной, о Польше. Должен тебе сказать, что рано туда ехать, неспокойно там, в лесах постреливают и городам достаётся. Не хотят поляки, некоторые, - сделал ударение начальник на слове «некоторые», - я имею в виду, терпеть «временную» Советскую оккупацию и рабоче-крестьянское Правительство. Им, видишь ли, подавай Правительство в изгнании, что окапалось в Англии и мечтает вернуться в Польшу со всеми порядками довоенной жизни. Подожди пару лет, когда там наладится жизнь, я сам тебя отпущу, а пока работай. Не исключено, что меня переведут в Москву, есть такие разговоры наверху. Переедешь и ты с семьёй. Устроимся в столице.
     Тем временем, новообразованная Рахель, оставаясь в обычной жизни, пока    Марией, теребила Мишеньку, чтоб он учил её еврейскому языку, азбуке, обычаям. Михаил всё не мог никак найти в Абакане еврейскую азбуку. Сам он подзабыл весь порядок букв, помнил только первых несколько. Хорошо, в ближайшую свободную ночь я тебе расскажу про буквы и про цифры, всё, что вспомню.
     - Нет, хочу, чтобы я могла записывать, а ночью не смогу. 
     - Хорошо, вечером, после работы будем заниматься.
     В этот же вечер, поужинав, Мария помыла посуду, убрала всё лишнее со стола, и вынула                новенькую тетрадь, ручку, чернильницу и твёрдым голосом, не терпящим возражений, сказала: «Я готова». И пошла учёба, первые буквы, первые слова, первые цифры. Когда Миша, называя цифры от одного до десяти, сказал, что сами названия цифр взяты из немецкого языка, Мария была страшно удивлена.               
     - Зачем взяли из другого языка?               
     - В каждом языке есть слова из другого, в русском – слово пиджак или жилет, знакомые тебе слова по делу портных – это французские слова, сахар и бутерброд – из немецкого. Много ещё примеров мог бы привести. Не в этом дело, важно, что эти слова прижились, и мы считаем их русскими. Ты удивишься, но цифры – 1, 2, 3 и так далее, называются арабскими, потому что их давным-давно ввели в письменность арабы. А есть ещё и римские цифры – I, II, III, IV, V и т. д., но их применяют редко и не для счёта. Ладно, не буду засорять твои мозги разными вещами.
     Поиски хоть какой-то книги на идиш, у Михаила кончались безрезультатно. В Абакане ничего подобного не было, так думал Михаил. Где взяться в этой глуши еврейской жизни. Но это было его заблуждение. «Случайно», на базаре, к нему подошёл пожилой человек, можно сказать – старик, и шёпотом, почти на ухо, на чистом еврейском языке, спросил:               
     - Вус эрцех ындер велт? (Что слышно в мире? – идиш.) - Михаил обомлел, этого он не мог никак ожидать.
     - Гут, данкен гот, - хорошо, слава Богу, - ответил на идиш Михаил.
     - Может, отойдём в сторону, - уже на чистом русском попросил старичок. Разговор у них был длинным и очень интересным. Оказывается – это был раввин, Моше Авнер, местной (подпольной) синагоги. Евреи секретно собираются в синагоге, в одном из частных домов, по большим праздникам и проводят молитву, а так они собираются по два-три, не больше, человека, чтобы не привлекать внимания местных властей. Так, слава Всевышнему, длится уже много лет. Мы давно наблюдаем за вами и всё не могли решиться вас потревожить. Мы не знали, как вы отнесётесь к нашему еврейству. Мы знаем, что вы из Польши, что были в лагерях переселенцев, работали на лесоповале и как вас освободил Святогорский, но чем вы дышите, не знали.
     - Как видно ваша внешняя разведка  у вас работает отлично? – сказал Михаил.
     - Если очень нужно, то можно всегда добиться того, что ищешь, - ответил Моше.
     - Скажите, пожалуйста, можно ли в Абакане купить учебник для изучения идиш русско-говорящему?
     - Конечно можно. Это вам лично нужно?
     - Как вам сказать, мне лично. Но не для меня, я и так знаю идиш, а для близкого мне человека?
     - Для вашей жены мы достанем учебник бесплатно.
     - И это вы знаете?!
     - А как же, я же сказал, что мы за вами наблюдаем давно.
     - Ну и ну. Молодцы. А Тору на русском языке, достать можно?
     - Это сложнее, но молитвенник, написанный русскими буквами – можно.
     - Я уплачу, сколько скажете.
     - Спасибо, но мы это сделаем бесплатно, но если вы сможете, без ущерба для вашего семейного бюджета, то, как вспомоществование еврейской общине – милости просим.
     - Прекрасно. А как с вами связаться?
     - Очень просто. Приходите на базар, и мы с вами увидимся.
     Буквально, через два дня в «Дом быта» явился подросток и передал лично в руки Михаилу пакет, в котором были учебник и молитвенник. Оперативно работают друзья-товарищи евреи. Рахель, в обиходе Мария, обрадовалась книгам, как маленький ребёнок красивой новой игрушке. Она капитально засела за учебник, штудируя его ежедневно. К удивлению Михаила, она быстро и глубоко изучила учебник и «дома», в наших комнатах и на кухне говорила со мной только на идиш. Она всё делала серьёзно, вдумчиво и с прекрасным и быстрым результатом. Через несколько месяцев мы свободно обменивались бытовыми фразами на идиш. Я иногда поправлял её произношение. Она самостоятельно научилась писать на идиш и исписала все тетради, гордясь своим умением.
     - Я думаю, что тебе не надо принимать гиюр, - радостно сказал Михаил. - Ты так глубоко изучаешь язык, знаешь и почти постоянно соблюдаешь кашерную еду, соблюдаешь многие обычаи, ты становишься настоящей еврейкой. В паспорте написано, что ты еврейка, сын твой заключил Союз с Богом. Всё нормально. Нам следовало бы начать зажигать свечи по праздникам и в субботу.
     - Я давно хотела спросить тебя. Маманя моя часто зажигала свечи на праздники, за упокой души ушедших в мир иной. А мы как должны по еврейскому обычаю?
     - Где вы в заимке доставали свечи?
     - Сами делали из пчелиного воска. Красиво горели, и такой запах был очень приятный.
     - Правильное замечание. Будем зажигать свечи. Начнём с субботних. Ты же знаешь, что суббота – святой день. Творец сотворил мир за шесть дней, а в седьмой день - отдыхал и  нам велел отдать этот день молитвам и изучению Торы. Мы, к великому сожалению, не можем всё соблюдать в Советском Союзе. Но зажигать свечи – в наших силах и возможностях. Субботние свечи зажигают в пятницу вечером, за несколько минут до захода солнца. Помнишь, в Библии сказано: «Вначале сотворил Бог небо и землю, а потом свет и тьму. И был вечер, и было утро. День первый». День начинается, по велению Творца, вечером. Так считают евреи. Вот, завтра будет пятница, и вечером мы зажжём свечу. Сегодня купим свечи и будем их зажигать. При этом произносят молитву, но мы пока будем без неё, мысленно прославляя Всевышнего. Рахель (Мария) со своей дотошностью, каждую пятницу меня спрашивала, когда будем зажигать свечу. Я ей регулярно повторял, за 20 минут до захода солнца можно зажигать.
     - А раньше ты говорил, что за 18 минут. Я всё боюсь, что не успею точно определить время до захода солнца. Что же делать?      
     - Очень просто. Выглядываешь в окно и смотришь, когда наступят сумерки, вот тогда и зажигай свечу. Ошибка на несколько минут туда-сюда, не имеет значения.
     - Я так думаю, что ты очень хочешь вернуться на родину, в Польшу.               
     - Почему ты так решила?
     - Ты часто вспоминаешь про Польшу, про город, в котором ты жил, про свою семью, которая вся погибла.
     - Да, ты права, очень хотелось бы вернуться на родину, а Польшу.
     - А это далеко отсюда?
     - Так далеко, что и не видно отсюда, - засмеявшись, ответил Михаил.
     - Не надо смеяться надо мной. Я плохо знаю всякие места, не обучена, - обиделась Мария.
     - Я не хотел тебя обидеть. Правильно сделала замечание, куплю географическую карту и будем рассматривать разные места, разные страны, - ответил серьёзно Михаил.
     - В Польше, ты говорил, люди разговаривают
на польском языке, а я не знаю ничего, неудобно, как-то.
     - Дорогая моя, ты же учишь русский, идиш, а теперь хочешь и польский, будет у тебя каша в голове от всех этих трудных занятий.
     - Почему будет каша? Это же разные знания, они и в голове откладываются сами по себе в резных местах и не смешиваются, как ты говоришь.
     - Ты молодец, правильно думаешь, - Михаил встал во весь рост, вскинул руку вверх с жатым кулаком и громко, с пафосом, воскликнул:
«Еще Польска не сгинела, еще бенде жить».
     - Это польский язык?
     - Медленно повторяю, а ты будешь называть, если узнаешь, русское слово. Еще (ещё, - называла Мария), Польска (скорее всего – Польша), не сгинела (не сгнила), скорее – не умерла, еще (это понятно, я уже говорила – ещё), бенде жить, (будет жить). Вот правильно, ты молодец.
     - Какой же это польский язык, когда мне все слова понятны, - удивлённо спросила Мария.
     - Так получилось, что одно из самых повторяемых выражений в Польше – ты узнала. В этом языке много слов из русского, украинского, немецкого. Польша находится между этими народами, и язык сложился такой. Я думаю, что ты в нём быстро разберёшься. Это у нас впереди, дорогая.
     Не прошло и нескольких дней, как Михаил принёс домой огромную карту Мира. Повесил её на стенку в столовой. Мария с любопытством разглядывала непонятные ей всякие обозначения, но сама карта производила на неё огромное впечатление, она могла подолгу любоваться разными названиями, читать вслух: Союз Советских Социалистических Республик, (огромная, самая большая на карте - комментировала Мария), Франция, Италия (ну, просто, как сапожок – не унималась она), Соединённые Штаты Америки.
     Она, почему-то, выбирала  государства с большими территориями, так ей, как видно, было легче разбираться.
     - А где Польша? – как-то спросила Мария.
     - А вот она, - показывая на место, где находится Польша, сказал Михаил.
     - Такая маленькая?
     - Не такая уж и маленькая. Правда, по сравнению с СССР, она маленькая.
     - Что ты назвал, я не поняла.
     - СССР – это Союз Советских Социалистических Республик, сокращённо, или по научному – аббревиатура, первые буквы. Так легче называть и все знают, что это такое. Вот, Соединённые Штаты Америки (показывая, пояснил Михаил) – все называют США. Просто и понятно.
     - Боже милостивый, сколько же я не знаю вещей из общей жизни.
     - Рахиль, ты, хоть и грамотная, умела читать и писать, немного арифметики, тебя учили в семье, но ты не училась в школе, там всё это учат дети из года в год много лет, а после школы есть ещё техникумы, институты, там ещё много чему учат. Тебя жизнь научит всему, что необходимо. Знаешь, я придумал, достанем тебе учебники за все классы, начиная с самого первого, и ты их просто прочитаешь. И это будет означать, что ты училась в школе. Хорошо?
     - Очень хорошо.
     Сказано-сделано.  Михаил притащил домой учебники за первые четыре класса. Где он их достал, так и осталось тайной. Их, этих книг, собралось довольно много, больше 15 штук.
     - И это всё по учебникам учат маленькие дети? – не унималась Мария.
     - На это уходит четыре года учёбы маленьких детей. В школу, в первый класс отправляют детей в семь лет. Не отчаивайся, ты увидишь, что на Букварь, а это уходит в школе целый год в первом классе, у тебя уйдёт не больше двух дней. Вот увидишь и будешь удивляться сама.
     В первый вечер, после ужина, Мария села за стол, отрыла Букварь и начала шептать под нос прочитанное. Михаил посоветовал читать вслух, это лучше запоминается. За два часа читки вслух она закончила весь Букварь.
     - Это же так легко и приятно, - с удовлетворением она закончила читать первый учебник в её жизни. Она регулярно, каждый вечер два часа уделяла занятиям по учебникам. Как и ко всему остальному, Мария относилась серьёзно и добросовестно к занятиям.
     В  одно  из  частых  посещений «Дома была»
Сергей Иванович пригласил в кабинет Михаила.
     - Есть серьёзный разговор. Это сугубо между нами. Я думаю, что ты слово сдержишь, и никто и никогда о нашем сегодняшнем разговоре  не узнает ни слова, ни намёка.
     - Обещаю. Я умею хранить тайну.
     - Вот и хорошо. Слушай внимательно. Наши службы начали часто тебя видеть на рынке с раввином Моше Авнером. Мы знаем, что ты имел с ним дело по молельным книгам, что делали обрезание твоему сыну, что в паспорте твоей жены поставили национальность «еврейка» и многое ещё про еврейскую общину, про то, как они «тайно» собираются на молебен в праздники.
     - Если это незаконно, то почему вы не принимаете ответных мер, - с удивлением спросил Михаил.
     - Пока мы не видим в этом ничего серьёзного, хотя в Союзе любая религиозная пропаганда противоречит нашей Конституции. Но если эта деятельность вступит в противоречия с нашими представлениями о законности, то меры будут приняты самые серьёзные. Рекомендую, снизить твою активность в общении, тем более, что ты собираешься вернуться в Польшу. Пока там не подходящее время для твоего возвращения. Кстати, до сего времени Временное Польское представительство в СССР не считает украинских, белорусских и еврейских граждан, живших  на территории Польши после 1939 года польскими гражданами. Вот так. Будь здоров и помни про    
твоё обещание.
     - Мишенька, родной, как тебя называли в детстве в семье, друзья? 
     - Странный вопрос, зачем это тебе нужно?
     - Просто интересно, может быть, и я буду тебя называть красивым именем, как тебя называли в детстве?
     - Мамочка моя называла меня Миля, а друзья – Миха. В юношеском возрасте меня называли Михай и Михаль.
     - Мне большем всего понравилось, как тебя называла твоя мамочка – Миля. Можно я буду тебя так называть?
     - Конечно можно, ещё спрашиваешь.
     - Миля, дорогой, научи меня кроить женскую одежду. Я смотрю, как мастерски это делает наша Варвара Петровна.
     - Кроить женскую одежду я не смогу, а тайны кройки любой одежды – подскажу. Во-первых, нужно тщательно снять мерку с человека в строго определённых местах, которому собираешься шить. Во-вторых, необходимо знать, какие размеры необходимы для кройки. В-третьих, понимать тонкости фигуры. Обрати внимание на кройку Варвары Петровны. Ты видела значки, которые она наносит на ткань между размерами.
     - Не обращала внимание. А что?
     - А то, что в этом  и  кроется мастерство портного. У неё значки, которые я не совсем понимаю. И у меня на выкройках имеются тоже значки. Они идут от моих польских учителей и отличаются от значков Варвары, но смысл один и тот же. Когда снимаешь мерку, внимательно оцениваешь фигуру, где между размерами убрать, где прибавить, где оставить ровненько. Польские значки я тебе покажу, будешь ими пользоваться. Мы, всё же, собираемся когда-нибудь отправиться в Польшу? Ты стала брючницей высшего класса. Ты и портнихой женской одежды будешь самого высокого класса. Я вполне уверен.
     - Знаешь, Миленька, дорогой, мне Лариса по секрету сообщила, что она беременна, она такая счастливая, - за ужином, как-то между прочим, заявила Хиля (Рахель), так иногда называл её Миля, и тут же добавила, как само собой разумеющееся, что и она беременна.
     - Что же ты молчишь, дорогая, это же так прекрасно, любимая моя, - Михаил расцеловал дорогую жёнушку.
     - Я не молчу, я сказала, - смутившись бурному выражению радости своего любимого мужа.
     - Хорошо было бы, чтобы родила девочку, - высказал своё соображение Миля.
     -  А  мне  кажется, что будет мальчик.
     - Мальчик, тоже прекрасно, будет братик нашему мужичку.
     Виктор рос здоровым, спокойным ребёнком. Молчал, молчал, а потом сразу заговорил целыми фразами, как будто набирался знаний. Его всё интересовало, любую игрушку он разбирал на части и потом настойчиво пытался собрать и нервничал, когда у него не получалось.
     Вторичные роды прошли у Марии значительно легче, чем, первые. По родильному отделению прошёл слух, что рожает уникальная женщина, которая не кричит при родах, чтобы не испугать своего   новорожденного. В операционной собрались врачи и акушёры, чтобы полюбоваться на уникальную роженицу. Действительно, она не кричала, не произнесла ни звука, закусив нижнюю губу и сжав в кулаки простынь с такой силой, что аж пальцы рук побелели. Такого врачи и акушёры не видели никогда. На восьмой день обрезание произошло по проторенной дорожке с тем же моэлем по знакомому ритуалу. Михаил молчал, ни звука не произнёс, что знает о том, что все усилия евреев о подпольной деятельности известны соответствующим органам. Мальчика назвали Иосифом.
     С первых же чисел марта по городу по-                ползли слухи о тяжёлой болезни Сталина. Откуда исходили эти слухи, никто не мог понять, но они упорно передавались из уст в уста. Как  испорченный телефон, слухи обрастали разными «подробностями». И только 4 марта 1953 года было официально объявлено о болезни Сталина. Это сообщение ТАСС повторялось по радио из Москвы каждые полчаса. Город как замер, улицы опустели, все сидели по домам либо на работе и только слушали радио. В печати появились «Бюллетени» о здоровье вождя, но они доходили до Абакана только на третий день. Радио оперативно передавало все новости. По непонятной причине в новостях утром 4-го марта говорилось, что в ночь на 2-е марта у вождя всего Советского народа и мирового пролетариата, развившееся на почве гипертонической болезни и атеросклероза, кровоизлияние в мозг, в его левое полушарие, привело, наряду с правосторонним параличем конечностей и потерей сознания, к поражению стволовой части могза. В сообщениях было такое нагромождение специальных медицинских терминов, что простой народ никак не мог разобраться, что же творится с «любимым вождём». Потом сообщалось, что вождю становилось несколько легче, что он мог, чуть ли самостоятельно дышать, что воспринималось народом, как надежда на улучшение здоровья любимого Сталина, но снова его состояние ухудшилось и 6-го марта 1953 года утром сообщили, что «любимец физкультурников, пожарников и  всего Советского народа», умер вечером 5-го марта 1953 года. Хоронили нашего вождя 9-го марта 1953 года. Стотысячная народная толпа хлынула на улицы Москвы, чтобы проститься со Светочем человечества, руководившим Советским Союзом и прогрессивным человечеством всего мира более 30 лет. На траурном митинге в Москве на Красной площади, на мавзолее Ленина, выступил Лаврентий Берия. Весь народ понял, что главным в Советском Союзе на данный момент является Берия. Он, как все поняли, явился инициатором Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года об амнистии. Об этом писали все советские газеты. Амнистия не касалась только политических заключённых. Указ предусматривал амнистию всем заключённых со сроком до 5 лет, женщин с детьми до 10 лет, беременным женщинам, лицам за хозяйственные и должностные дела, несовершеннолетним до 18 лет и мужчин старше 55 лет и ряд других послаблений. Количество освобождённых по амнистии не указывалось, но по слухам, а потом и в печати появилось, что это касалось более миллиона заключённых. Абакан, как видно, и весь Советский Союз, наводнили бандиты, воры, разбойники. Они не имели, как правило, специальности, на работу их никто не брал. В городе начались повальные грабежи, изнасилование женщин и малолетних девушек. Милиции прибавилось работы. Задержанных матёрых уголовников на воровстве и бандитизме вновь направляли в тюрьмы и лагеря.
      Ошеломляющим сообщением явилось опубликованное в печати 3 июня 1953 года Постановление Генерального прокурора Руденко об аресте Лаврентия Берия и лишении его всех занимаемых должностей, званий и наград, за «преступные антигосударственные действия, направленные на подрыв Советского государственного строя в интересах иностранного капитала». 10 июля 1953 года все газеты опубликовали Информационное сообщение о Пленуме ЦК КПСС, на котором было принято постановление «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии». Это сообщение вызвало огромный резонанс в стране. Люди недоумевали, как это такой известный, занимающий самые высокие посты в Правительстве, человек, оказался шпионом, подрывником, врагом Советской власти. Никаких таких подробностей в печати не указывалось. Это было непонятно людям. И как всегда, поползли слухи один страшнее другого: о заговоре, о предательстве, о подкупе и другое. Все местные партийные руководители велели снять портреты Берии. Ученики старших классов, по требованиям учителей, получивших указание от руководящих органов местной партийной власти, замарывали чернилами портреты Берии в учебниках и печатных пособиях. Об этом рассказал дома старший сын Киржнеров, ученик первого класса, Виктор. Он ещё рассказал, что в коридоре кто-то из учеников наклеил на стенке портрет «дяденьки» с нарисованными усами и бородой и теперь все учителя школы ходят по классам и допытываются, кто это мог сделать. К ним в класс тоже приходил Завуч, а один мальчик сказал: «Что это не могли сделать первоклассники, потому что листик приклеен очень высоко». Смеху было в классе. Завуч ушёл, сильно хлопнув дверями. Про Берию быстро забыли, как будто его и не было никогда.
   В МВД СССР произошли значительные перемены, в связи с арестом многих высокопоставленных сотрудников. Сергея Ивановича срочно вызвали в Москву. С ним поехал и Сергей -адъютант. В Абакане все замерли, что будет, как повернутся события. Но через неделю в Абанан вернулся Сергей за  женой и всей семьёй начальника, перевозить их в Москву. Полковника Святогорскоого назначили начальников одного из главков МВД. Михаил всё не решался встретиться с Сергеем, разузнать, не было ли каких указаний по поводу Киржнера. Но встреча состоялась.
     - Дорогой Михаил, - извинившись, ответил Сергей, - я так замотался, что и забыл про тебя. Мне нужно срочно собрать все вещи, упаковать, договориться с железной дорогой, чтобы дали товарный вагон для вещей и мягкий вагон для семьи, а там их, вместе с братом, сестрой и их семьями, человек двенадцать наберётся. Про тебя, конечно, он дал отдельное распоряжение, он про тебя не забыл. Через некоторое время, может через месяц-два, пока он устроится на          месте, осмотрится и тогда решит, что с тобой делать. Сиди спокойно, всё будет хорошо. Ты на повестке дня, как сказал начальник.
     Михаил не находил себе места, как сложатся дела, что будет с ними. А тут ещё одна «радость», Мария забеременела. Это очень приятно и радостно, третий ребёнок, но  в такое, неподходящее время. А почему, собственно говоря, неподходящее время? Впереди ещё почти девять месяцев. Михаил не хотел расстраивать жену своими тревожными мыслями. Она сама напросилась на серьёзный разговор.
     - Дорогой Миля, что  это  ты  ходишь какой-то
встревоженный? Что случилось? Не носи всё в себе, поделись со мной и тебе станет легче.
     - Дорогая, мне не хотелось тебя тревожить по пустякам. Я всё думаю, а что, если нам придётся переезжать в Москву, когда ты в таком интересном положении.
     - В каком я положении? Что я беременна, так это сплошная ерунда. Маменька моя, когда меня носила, то взбиралась на кедру аж почти до самых родом. У нас порода крепкая до родов, не волнуйся.
     Вызвал как-то Михаила к себе новый Начальник Управления, полковник Черников, переведенный недавно с Дальнего Востока в Абакан вместо убывшего Сергея Ивановича. Михаил был уже с ним знаком, пошил ему парадные китель и шинель, сапожник смастерил лёгкие сапоги, а фуражечник соорудил новенькую фуражку. Начальник вручил Михаилу командировочное предписание в Москву на неделю по «очень важному делу», повидаться с генералом Святогорским. Михаил немедленно собрался, захватив с собой, на всякий случай, гражданскую одежду.
     - Товарищ генерал, к вам на приём по записи прибыл капитан Киржнер из Абакана, - позвонил в кабинет начальника дежурный офицер.
     - Товарищ генерал, разрешите войти, - в дверях Начальника Главка появился Михаил,  Сергей Иванович поднялся с кресла, быстро вышел из-за стола и направился к Михаилу, стоявшему                в дверях, - Проходи, дорогой, - обняв старого                знакомого, - Будь как дома, - усадив в кресло, - что нового в Абакане, как новый начальник?
     - Всё нормально, он приличный человек, мы с ним сговорились.
     - Я знаю, он очень доволен твоей работой.
     - Меня вызвали к вам так неожиданно, что я не успел вам  ничего приготовить. Тут, я вижу, хорошие портные, но…
     - Да. Ты прав. Ты шьёшь лучше.
     - Надо было просто позвонить, и я привёз бы вам новый китель и шинель.
     - Как это. Я в Москве, а ты в Абакане?
     - А вы мне не понадобились бы, у меня все ваши размеры есть, а материал я бы достал.
     - Материал я тебе передам, и ты мне сварганишь что-нибудь интересное. Но вернёмся к делу. Я долго думал о тебе, переводить в Москву или сразу отправить в Польшу, сейчас как раз подходящее время для этого. Жизнь там налаживается, особенно рекомендую завербоваться в западные районы Польши. Я имел деловой разговор с моим коллегой из польского представительства. Поговори с начальником отдела репатриации, паном, сейчас скажу, не запомнил его фамилию, паном Пшедборским. Результат скажешь мне, обязательно. Думаю, что и в дальнейшем мне удастся тебе кое в чём иногда помогать.
     На следующий день состоялся разговор с паном Пшедборским в его кабинете. Пропуск был заказан заранее.
     - Я  знаком  с вашим делом, - разговор шёл на
польском, - Вы подходите нам по всем статьям, тем более, что о вас замолвил доброе слово генерал Святогорский. Вы жили до войны в пригородах Кракова и хотели бы, конечно, вновь оказаться в этих местах, но, вы знаете, наверное, что Краков и его предместья сильно пострадали во время войны, большой урон понёс жилой фонд и предприятия города. Устроится там на работу в первые годы будет очень сложно, и с жильём – не просто. Тем боле, что у вас семья, дети.
     - Да, жена, двое детей, сейчас она беременна третьим.               
     - Вот видите. Рекомендую, как рекомендовал бы самому близкому человеку, завербоваться в Западные районы Польши, которые отошли Польше. Например, во Вроцлав или Легницу.
     - Это бывшие города Бреслау и Лигниц?
     - Да. Особенно рекомендую Легницу. По документам вы закройщик-портной офицерской формы, а в Легнице сейчас расположен штаб Северной группы войск Советской Армии. У вас будет много работы и с жильём там прилично, весь жилой фонд, практически, не пострадал во время войны. Вам, как завербованному в осваиваемые новые районы Польши, положены хорошие подъемные, гарантировано место работы и предоставление приличного жилья.
     - Я согласен. Спасибо за хорошие рекомендации.   
     - Зайдите в отдел репатриации, обратитесь к
пану Варге, вам там выпишут проездные документы, документы на контейнер для перевозки личных вещей, проездные и подъёмные деньги в любой валюте. Вам и вашей жене выпишут польские паспорта. Кстати, она тоже еврейка?
     - Несомненно. Спасибо за паспорта.
     - В Легнице обратитесь к военному городскому польскому коменданту. Он занимается репатриантами. Надеюсь, что всё будет хорошо. Желаю вам и вашей семье самого наилучшего на новом месте.
     - Сколько мы имеем времени на сборы и переезд?
     - Отпущен месяц, но я рекомендую организовать переезд, как можно быстрее, потому что людей, обращающихся к нам, становится всё больше и больше. Я постараюсь портных на Легницу придержать, сколько смогу.
     В этот же вечер Михаил доложил генералу Святогорскому о результатах. Оба были довольны. Михаил вылетел в Абакан на следующее утро с пересадкой в Иркутске. Рахель встретила мужа распростёртыми объятиями. Сообщение о переезде она встретила с радостью и грустью одновременно. Сбывается заветная мечта любимого мужа и вероятность того, что она больше никогда не встретится с родными, остающимися в Абазе. Она даже не сможет попрощаться с ними, времени и возможностей, по всей вероятности, не будет. На помощь пришёл «цыганёнок». Он предложил, что поедет в Абаз и привезёт всех родных в Абакан на прощение. Михаил не стал просить начальство выделить машину. Он решил оплатить такси туда и обратно, денег у них было достаточно, принимая во внимание полный расчёт на работе и неиспользованные отпуска чуть ли не за десять лет. Михаил предлагал родным остаться на ночь у них, а утром отправиться в Абазу, но все дружно отказались. Каждый из них получил подарок, привезенный Михаилом из Москвы. Нагрузили вещами, посудой и бельём, которые им подарили Киржнеры, уселись в то же такси, которое их ожидало, и уехали  домой. Расставание не обошлось без слёз. Целовались, обнимались, пожимали руки, желали самого наилучшего в пути и на новом месте, потом снова целовались и так далее, по многу раз. Наконец такси тронулось с места и расставание закончилось.
     Михаил связался с начальником КЭЧ и спросил, когда можно привести стол, четыре стула и торшер, которые он когда-то получил со склада. И когда начальник узнал, что Михаил с семьёй уезжает в Москву, а об этом «знали» все в Абакане, как велел сказать сам Святогорский, начальник всё подарил Михаилу, вспоминая про хороший китель  и шинель, которые Михаил ему сшил. Этот же КЭЧевский начальник предложил грузовую машину, на которую погрузили большой контейнер и подогнали к самому дому. Машина стояла с контейнером двое суток под домом, пока всё необходимое погрузили в него, заперли и отвезли на товарную станцию. Прощание и отъезд проходили с теми же слезами и поцелуями. Лариса обещала писать своей самой-самой близкой подруге. Она никогда в жизни не забудет того, что сделали для неё Михаил и Мария.
     Уезжали на железнодорожную станцию налегке, с двумя чемоданами и рюкзаком. Перед самым отъездом случилось непредвиденное, Виктор потребовал, чтобы ему тоже дали рюкзак, он большой и хочет помогать родителям. Ничего не оставалось делать, как часть груза переложить в маленький рюкзак и надеть на старшего сына. Иосиф тоже потребовал рюкзак, но его уговорили, что он будет помогать старшему брату, держа его за руку. В поездку Михаил надел офицерскую форму, прикрепил медаль «За победу над Германией в войне 1941-1945 годов». Оказывается, что практически все воинские части НКВД были записаны, как боевые части и всем, кто был в списках в течение 1941-45 годов более 3-х месяцев, считались участниками войны. Перед самой  поездкой Михаил позвонил Святогорскому и сообщил, что они выезжают в Москву. Им был приготовлен номер в комендантской гостинице Московского военного округа. Поездка Абакан-Ир-кутск-Москва прошёл удачно без эксцессов, всё-таки ехал с  семьёй капитан НКВД. В Москве они задержались на несколько дней, ожидали формирующийся на Польшу железнодорожный состав Москва-Легница. Произошла встреча с генералом Святогородским.               
     Рахель, он  теперь  только  так называл свою
жену, чтобы она привыкла к новому имени и не шарахалась в сторону, когда называли её по имени. Рахель с удивлением шагала по Москве, часами могла ездить с детьми в метро, поднимаясь и опускаясь на эскалаторе. Когда Михаил освободился от всяких дел, гулял с ними вместе по Москве. Для него, увидевшего впервые столицу Советского Союза, тоже всё было в новинку. Грандиозный город. Ходили с детьми в зоопарк, кушали мороженое, гуляли по парку, катались на лодочках, дети катались на пони. Виктор удивлялся, какие могут быть маленькие лошадки. И гуляниям может прийти конец. Настал день, когда они ранним утром явились на Белорусский вокзал, прошли таможенный осмотр, заняли места в вагоне и поехали в незнакомые места. Что ждёт их впереди, как устроятся на новом месте? Ехали почему-то долго, почти сутки. Ночью было очень жарко в вагоне. Дети плохо спали. Но всё же ранним утром следующего дня прибыли в Легницу. Наняли такси и попросили отвести в городскую военную комендатуру. Таксист возил их более получаса, пока доехал до Комендатуры. Михаил расплатился, удивившись непомерно большой сумме за доставку. Потом, через какое-то время, когда они обжились и узнали немного город, оказалось, что Комендатура находится в одном квартале от вокзала. Вот таксист, пройдоха. Они могли бы спокойно пройти это расстояние от вокзала до Коменданта. Комендант, проверив документы, удостоверившись, что всё в порядке, предложил на выбор несколько адресов, по которым могут предоставить жильё. Михаил, взяв адреса, попросил, что он с женой посмотрит и выберет подходящий адрес. На всё про всё Комендант выделил три часа. Михаил с Рахелью наняли такси и быстро объехали все адреса. Единственным консультантом оказался таксист, разговорчивый молодой человек, говорили они по-польски. Таксист уже два года жил в Легнице и знал город очень хорошо. Он сам из Варшавы, но после демобилизации из Польской Армии Народовой, не нашёл там работы и завербовался в Западные районы Польши. С молодой женой, пока не работающей, она по специальности портниха и беременная, получили приличную квартиру. Михаил тут же записал адрес таксиста и сказал, что он сам портной,  может быть со временем сможет помочь портнихе с работой. Таксис, по имени Станислав, с большим интересом подыскивал квартиру своим новым знакомым. Он порекомендовал отдельную квартиру из пяти комнат на улице Владиславской, почти в самом центре города, на втором этаже с окнами на улицу и во двор. Дом пятиэтажный с лифтом. Вход очень красивый, мраморная лестница, выход во двор, видно дом был богатых владельцев. Немцы умели строить и красиво жить. Станислав не мог налюбоваться такой жилплощадью. Они  вернулись в Комендатуру, назвали адрес, который им подходит. Комендант поинтересовался, подсказал ли кто-то этот  адрес? Ответили, что молодой
таксист.
     - А как звали этого таксиста?
     - Станислав, - ответил Михаил.
     - Я так и думал. Вот пройдоха, на чём зарабатывает, каналья, - чертыхнулся Комендант, - сколько же он с вас взял за «консультацию»?
     - Ничего не взял с нас, - ответил Михаил.
     - Странно, обычно ему подбрасывали за удачную подсказку. Вы, наверное, ему очень понравились.
     Михаил не стал распространяться о том, что имел со Станиславом приватный разговор о беременной жене. Получив ордер на квартиру, Михаил отвёз жену и детей на «свою» новую квартиру, а сам отправился на железнодорожную станцию по поводу контейнера. Вот тут-то и началось. Не могли найти контейнер, якобы он ещё не прибыл в Легницу, 100 злотых помогли быстро найти сам контейнер. Следующим препятствием оказался таможенный инспектор, он долго и упорно осматривал каждую вещь, на предмет возможности ввоза её в пределы Польши. 100 злотых быстро решили дело, что все вещи в порядке. Но, нужно было найти грузовую машину, чтобы отвести контейнер к дому. 50 злотых решили и эту проблему, а следующие 50 злотых помогли найти грузчиков, которые за 200 злотых согласились проделать эту работу. Михаил ещё не знал, что такие деньги – это почти половина месячной зарплаты польского квалифицированного работника. Он был удивлён этим                взяточничеством. В былые времена в Польше не было такого, так ему показалось. Рахель управляла грузчиками, что куда ставить. К вечеру квартира приобрела жилой вид. Хорошо, что они взяли с собой всё необходимое на первое время. Киржнеры решили, что Виктору нужна уже не детская кроватка, а кровать для подростка, он вытянулся за последние полгода. Помолившись на ночь, Рахель зажгла свечу, благодаря Всевышнего за настоящее и будущее их семьи.
     - Дорогая Хиля, я так хочу нежно называть тебя. Так звали мою племянницу, тоже Рахель, а в обиходе на идиш – Рахиль, - обратился Михаил к жене.
     - Пожалуйста, это даже красиво, - ответила жена.
     - С квартирой у нас, вроде, всё наладилось, как нельзя лучше. Теперь встаёт вопрос о работе, не вечно будут у нас деньги, которые мы получили, как подъёмные. И начну я, пожалуй, с «Военторга». Может быть у них найдётся для меня работа. Первым делам нужно найти адрес этого самого «Военторга». Повстречать бы мне любого офицера, они точно знают, где находится это заведение.
     На следующее утро Михаил приоделся и вышел на улицу в надежде встретить советского офицера, благо, недалеко от их дома находился «Дом офицеров» Советской Армии. Крутился он возле дома довольно долго, но никого не встретил, было ещё раннее утро. Он не предусмотрел. Но всё же, часам к десяти появились первые офицеры, они, видно, шли на работу в «Дом офицеров». Первого же попавшегося он остановил, извинившись, спросил, не знает ли тот адрес «Военторга». Удовлетворительный ответ вполне устроил Михаила. Офицер назвал улицу и показал, как к ней выйти. Этот адрес тоже был не очень далеко от центра города. Через несколько минут ходьбы перед Михаилом оказалось красивое старинное здание, на фронтоне которого висела огромная вывеска на русском языке: «Военторг». Михаил улыбнулся, поняв, что Советская власть не очень церемонилась с Польшей, называя все учреждения не по-польски, а по-русски, как будто бы они находились на своей собственной территории. Рядом с входной дверью висела стеклянная доска с расписанием работы: часы работы с 11.00 до 20.00. обеденный перерыв с 15.00 до 16.00. Выходной день понедельник. Вход по удостоверениям личности с фотокарточками. Михаил потрогал входную дверь, она была заперта. Он перешёл на противоположную сторону улицы, и стал ожидать открытия. Часов у него не было. Как видно, ровно в 11.00 дверь открыли, начали впускать скопившихся нескольких женщин у входа. Михаил подождал ещё несколько минут и двинулся к входу.               
     У самого входа  стоял  проверяющий документы. Михаил сказал, что хочет встретиться с заведующим «Военторга».
     - Я мобилизован, приехал в Легницу работать               
закройщиком-портным.
     - Так вам в пошивочную мастерскую «Военторга». Она находится, я точно не помню, как улица называется, но если вы пойдёте прямо до конца, а потом повернёте направо, то через квартала два-три, там будет эта мастерская. Спросите любого, даже поляка, он вам покажет, где пошивочная мастерская. Направление было прекрасным, он пошёл и просто наткнулся на вывеску «Индпошив», тоже на русском языке. Входная дверь была нараспашку, входи, кому не лень без всяких пропусков.
     - Уважаемый господин Заведующий, - обратился Михаил вполне вежливо к заведующему пошивочной мастерской, - я не знаю вашего имени. Я направлен в город Легницу в «Военторг» закройщиком-портным офицерской формы отделом репатриации Посольства Польши в Москве, - он показал договор и направление на работу.
     - Не вьем ничэго, у нас полны штат и нам нет новые работникув, - зло и укоризненно ответил заведующий.
     - Что же мне делать теперь, к кому обратиться?
     - Не вьем, цо сказать. Езжайте до Москвы. Оне направляли, оне и перенаправят.
     Этот заведующий, ещё тот ушлый поляк, хотел отвадить растерянного посетителя. Ещё                при самом разговоре у Михаила роилась идея, что делать. Не откладывая в долгий ящик, он отправился на Главпочтампт, заказал телефонный               разговор с Москвой, с Начальником отдела репатриации Посольства  Польши в Москве. Как ни странно, через несколько минут ему дали разговор. Он выложил Начальнику весь разговор, и было из Москвы указание, получить разрешение на встречу с генералом, Начальником тыла Северной группы войск, ему дадут указание на встречу с вами.
     Не так просто был узнать, где находится сам Начальник тыла, но всё можно разузнать. Оказалось, что всё начальство штаба и все отделы Северной группы войск Советской армии находятся в «квадрате», это большая часть центра города Легницы, огороженная двойным высоким забором, с натянутой колючей проволокой на изоляторах, свидетельствующей о том, что там может быть ток высокого напряжения. На проходной Михаил предъявил справку с фотокарточкой, на него был выписан пропуск. Его пропустили и приставили к нему провожатого. Кроме этой проходной, внутри «квадрата» находилась ещё одна проходная, там снова проверили документы и прошли с сопровождающим, который тоже предъявил свой документ. Генерал принял Михаила, ознакомился с его документами, выслушал и тут же адъютант связал генерала с Заведующим пошивочной мастерской.
     - Заведущы мастерской, Подгурны, слуха.
     -  Пан Подгурны, слуха, - передразнил генерал, поляка, - сколько времени ждут мои офицеры для получения заказанной формы в вашей  же      
мастерской?
     - Как и положно, не боле о двух нэдэль, - отрапортовал Заведующий.
     - А если я спрошу у офицеров, что они скажут?
     - Быват и боле, - с дрожью в голосе ответил ему голос.
     - А сколько положено по штату закройщиков-портных?
     - Не вьем (не знаю – польский ответ).
     - А сколько в наличии?
     - Еден закроить и тши  шьють (один закройщик и трое портных).
     - А по штату Северной группы войск – три закройщика и шесть портных, вам понятно, уважаемый пан Подгурны. С завтрашнего дня у вас в мастерской работает закройщик-портной офицерской формы товарищ Киржнер Михаил Моисеевич,  Финансовый отдел уведомлён. Будьте здоровы, уважаемый пан, - и повесил трубку. - А вы где работали в Союзе?
     - Я работал в «Военторге» в городе Абакане у генерала Святогорского и направлен к Вам Начальником Управления репатриации Посольства Польши в Москве.
     - Прекрасно. Идите, работайте. С жильём устроились?
     - Да. Спасибо, всё в порядке.
     - У вас  семья?
     - Да, товарищ генерал, двое мальчиков и жена беременная. Она швея мужской одежды высокого класса.
     - Прекрасно. Где вы жили в Польше до 1939 года?
     - В пригороде самого Кракова, нам в Москве сказали, что там очень плохо с жильём, вот и завербовались в Легницу по совету генерала Святогорского. Он сейчас Начальник Управления в МВД.
     - Очень хорошо. Идите работать, может быть, и я к вам приду.
     - Милости просим, не подкачаю. Будьте уверены.
     На следующее утро, ровно к 8.00, Михаил был у дверей «Индпошива», но там  само ателье было на замке. Это не удивило его, а даже позабавило, этим всё было сказано: и дисциплина и порядок. На дверях точно было указано: ателье работает с 8.00 до 18.00, обеденный перерыв с 12.00 до 13.00. Выходной день понедельник. Как работает ателье в субботу, воскресенье и в праздничные дни – не указано, подразумевается, что в эти же часы. Как же  подстраивается ателье к часам воинской службы советских офицеров Легницы? – подумал Михаил. В Абакане было проще, часы работы были установлены по распоряжению Начальника отдела «Военторга». И все претензии отсылались к этому начальству. Первой пришла на работу к 9.00 утра одна из женщин-портних по пошиву женской одежды и была очень удивлена, что какой-то мужчина в штатском ожидает открытия ателье.
     - Вы кого ждёте? – обратилась  она по-польски
к Михаилу, удивлённо посматривая на его сумку в одной руке, а в другой – деревянный портновский метр.
     - Я пришёл на работу в ателье, как указано на вывеске, - ответил он так же по-польски.
     - Кем же вы собираетесь работать в нашем ателье?
     - Направлен на работу в ателье на должность закройщика–портного военной формы для офицеров.
     - Интересно, кто же вас сюда направил?
     - Лично Начальник тыла Северной группы войск, генерал… забыл фамилию, - Михаил хорошо запомнил фамилию генерала, но решил об этом не распространяться. Портниха открыла своим ключом дверь, вошла внутрь, а за ней прошёл и Михаил. Ателье располагало двумя большими комнатами, маленькой кухней и туалетом. Не густо, подумал Михаил. Одна комната – мужская, вторая – женская, уточнила портниха. Она не выразила желания познакомиться с новым работником, Михаил сам предложил познакомиться, протянув ей руку - «Михаил». Портниха буркнула в ответ - «Стефания», но руку не подала. Ну, и правильно сделала. Михаил совсем забыл, что по этикету, первой подаёт руку женщина. Забыл он, живя долгие годы при советской действительности. Придётся заново учиться всему, чему его учили с самого раннего детства. Михаил сел на свободный стул в комнате пошива мужской одежды, как сказала портниха, и ждал прихода Заведующего. К 10.00 подтягивались и остальные работники, последним пришёл пан Подгурный.
     - Уважаемый пан Подгурный, я к вам направлен Начальником тыла Северной группы войск на работу закройщиком-портным офицерской формы, - официально доложил Михаил, протягивая направление на работу, подписанное Начальником отдела репатриации Посольства в Москве.
     Ясновельможный пан  небрежно взял протянутую бумажку, внимательно несколько раз прочитал, будто не совсем понимая, что в ней написано, хотя бумага была написана на польском языке. Самое интересное, что эту же бумажку Михаил предъявил пану при первом знакомстве, если можно было назвать их первую встречу знакомством. Тогда пан не удосужился её посмотреть.
     - Докумэнт про вашу работу к нам я покы не отшимал, - «на голубом глазу» соврав, ответил пан Подгурный.
     - Когда вы получите этот документ? – спросил Михаил, всеми силами сдерживаясь, чтобы не нахамить «ясновельможному» пану.
     - Не знам, може чрез день ли чрез нэделю, - продолжал издеваться над новым работником «пан».
     - Можно, я позвоню Начальнику тыла?
     - Це рабочи тэлефон и я не маю права разрешить постороннему чловеку занимать тэлефон.
     - Вы говорите, что у вас весь штат заполнен,                а сколько  действительно  должно быть   в вашем
ателье закройщиков и портных?
     - Не вьем того.
     - Так вот, Начальник Управления «Военторга», полковник Горшков, доложил Начальнику тыла генерал-лейтенанту Познякову, что по штату в ателье должно быть три закройщика и шесть портных. Это я лично слышал, когда находился на приёме у Начальника тыла. Он пожелал мне всего хорошего и сказал, что я завтра же могу приступить к работе. Так может быть мне обратиться к генералу, чтобы он лично дал вам указание?
     - Что ж вы морочите мне голову. Так срезу и сказал бы, - перешёл на польский Заведующий, и после всего получилось, что Михаил был виноват в этом длинном разговоре. Михаил оставил это без комментариев.
     - Где мне занять рабочее место? – спокойно спросил Михаил.
     - Вот там, - указывая на самый дальний тёмный угол комнаты.
     Михаил передвинул свободный стол в тот угол, поставил один стул для себя и ещё один для возможного посетителя. Всё это время двое остальных портных оставили работу и с большим вниманием  прислушивались к разговору. Михаил вынул из сумки и положил на стол ножницы, мелок, портняжный метр, готовый к работе.
     - Это что, вы ходите на работу со своим инструментом? – заинтересовался Заведующий. Разговор в дальнейшем проходил по-польски.
     - Я привык работать с проверенным инструментом. У вас есть новый заказ на пошив? – как ни в чём не бывало, спросил Михаил.
     - Нет. Пока нет. Мы не берём заранее заказов. Можете начать шить уже раскроенный заказ.
     - Я не хочу, и не буду шить кем-то раскроенный заказ. Подождём нового заказчика. У вас в работе есть манекены для портных?
     - Обходимся без них.
     - Как же обходитесь?
     - Заказчик приходит на примерку.
     - Один раз?
     - Бывает и больше. Индивидуальный пошив – дело тонкое.
     - Разрешите мне пойти в «Военторг», может они нам продадут или передадут с баланса на баланс парочку манекенов?
     - Идите, всё равно пока работы для вас нет.
     Долго не раздумывая, Михаил отправился в «Военторг». Там он познакомился с завотделом готового платья, узнав, что у них есть в подсобке старые негодные манекены, и «Военторг» с удовольствием их отдаст в хорошие руки. Не откладывая в долгий ящик, Михаил вернулся в ателье, уговорил всех работников, в том числе и женщин, они дружно пошли в «Военторг», подобрали самые приличные манекены и вернулись в ателье, у каждого в руках был по манекену, а у Михаила – два. Радости было у всех, как у маленьких детей, получивших красивую игрушку. Отряхнули, почистили, получилось хорошо, на первое время.
     - Ничего, - успокаивал всех Михаил, - купим тонкий трикотаж и пошьём нашим манекенам новую одёжку.
     Единственный, кто недоволен был происходящим, это пан Подгурный. Он понял, что новый работник с его находчивостью, оперативностью, может причинить ему много неприятностей.
     - Что же это получается, - обратился как-то Михаил к своему Начальнику, - Уважаемый пан Подгурный, в ателье пять швейных машинок и все с ручным приводом и ни одной с ножным, сейчас есть и машинки с электроприводом. В «Военторге» есть электрические машинки нескольких типов. Вы должны срочно заказать  в «Военторге» две-три электромашинки. Думаю, что начальник вам не откажет.
     - Хорошо. Напишите заказ. Я постараюсь их достать.
     Обдумывая сложившуюся обстановку в Польше с требованиями в Сейме польской национальной партии, что Польша - для поляков, а все остальные, тем более, евреи, должны жить в своих странах. И разговоры среди евреев на ту же тему: ехать - не ехать в Израиль, почему ехать и почему не ехать, как евреи обычно рассуждали на любую тему, тем более, на такую трепещущую. Он  сам задумался, а не собраться ли им и выехать в Израиль, на историческую родину евреев. Михаил всё думал, как бы завести разговор на эту тему с Рахелью, захочет ли она вновь менять место жительства, только налаживается жизнь в новой стране и новой квартире, на новой работе. И всё же он заговорил с женой о возможном выезде в Израиль. На что жена категорически ответила, что она готова с детьми ехать за любимым мужем хоть на край света, тем более, в еврейскую страну.
     В один из ближайших дней в ателье ввалился, именно ввалился, а не вошёл, запыхавшийся полный, даже толстый подполковник, вытирая постоянно пот с лица и шеи большим носовым платком. На нём был потрёпанный и помятый китель, застёгнутый не на все пуговицы, мешал живот, как видно китель многое повидал на своём веку. Первым делом он плюхнулся на стул, переводя дыхание. Ему подали стакан воды. Он с жадностью выпил воду. Отдышавшись, он обратился к Подгурному:
     - Пошейте мне китель и брюки. Вот я никак не могу подобрать в «Военторге» подходящий для меня размер.   
     - Отрез и доклад принесли? – спросил Заведующий.
     - Нет. А у вас есть свой материал? Я оплачу.
     - У нас нема. Гарнизон Вещевой одел выдадут вам набор дла кител  и бруки.
     - Так я и есть Начальник Вещевого отдела.
     - Вам карта на руках, как говорит русски.
     - Опять мне идти к вам. Тяжело. Долго я собирался и, наконец, собрался, а тут такое, опять приходить.
     - С вам снимэт мерки  наш новы закройщик, а
потим, что с вам делать. Михаил… Моисеевич, - подсказал Михаил, - обслужит клиенту.
     - Новый закройщик не испортит мне форму?
     - Ежели спортит, заберём его зарплаты и пошьём новы за его счёту. Не беспокоит, буде добже.
      Процедура снятия размеров длилась недолго. Михаил записал все размеры, осмотрел фигуру заказчика, проставил кое-какие метки, записал номер телефона и, попрощавшись с подполковником, попросил, чтобы весь набор на пошив формы по его размеру подполковник прислал с посыльным. Когда же подполковник ушёл, Михаил задумался, зачем таких «больных» держат в армии, особенно за границей. На следующий день в ателье пришёл младший лейтенант интендантской службы с набором на пошив формы. Михаил внимательно проверил содержимое пакета, прикинул размер отреза на китель и брюки на выпуск, поблагодарил младшего лейтенанта и сказал, что позвонит, когда будет готово.
     - А примерка когда будет?
     - Примерки не будет, - ответил Михаил изумившемуся офицеру-посыльному.   
     Новая швейная машинка с ножным приводом стояла возле Михаила. Все внимательно следили за ним, как он готовится к кройке нового кителя, как он раскладывает ткань, как повернул он  несколько раз, определяя правую или левую сторону отреза. Непонятно почему он провёл среднюю линию мелком по материалу с помощью всё той же портняжьей деревянной линейки, произвёл несколько отметок, соединил их вместе и уверенно отрезал спинку. Тоже самое он произвёл с грудной стороной кителя. Быстро нанёс на ткань размеры рукавов. Собственно, на этом кройка кителя закончилась. Не намётывая, засел за машинку, произвёл четыре строчки и китель был готов. Он повесил китель на манекен самого большого размера, предварительно измерив манекен, и подложив на нём немного ваты в нескольких местах, сверяя с отметками записей. С изумлением «наблюдатели», посмотрев на часы, поняли, что на всё про всё ушло не более часа. Такого они ещё никогда в жизни не видели, тем более не пробовали сами. Восхищённые увиденным, поляк, Збыжек Дратва и еврей, Хаим Вольский, зааплодировали. Пан Подгурный сидел, понурив голову. Он всё понял, ему не жить, или, во всяком случае, не работать в этом ателье. Что делать, что делать? - сверлило в голове.
     Остаток дня ушло на кройку и строчку подкладки, строчку рукавов, выделки стоячего воротника, кантов и разных мелочей по кителю. На второй день Михаил скроил и прострочил брюки, и к концу дня форма была готова. Высший пилотаж, подумали с восхищением «наблюдатели». Утром следующего дня Михаил позвонил На-чальнику Вещевого отдела и просил прислать посыльного за готовой формой.
     - А примерки не будет? – удивлённо спросил начальник Вещевого отдела СГВ.
     - Примерка не нужна, форма готова.
     - Я смогу её носить без примерки?
     - Думаю, что сможете.
     В Вещевом отделе был переполох, когда увидели на Начальнике новенькую форму отличного качества, пошитую в ателье за два дня. Китель сидел на Начальнике, прямо сказать, «не стандартного» размера, идеально, привёл офицеров отдела в замешательство. Все бросились «добывать» отрезы на новую форму, даже те, которые только недавно подобрали себе новую форму в «Военторге». К всеобщему удивлению, через пару дней в ателье явился Начальник Вещевого отдела, чтобы лично поблагодарить портного за изумительную работу. Он даже пытался, но безрезультатно, «всунуть» Михаилу «чаевые». Форма действительно прекрасно сидела на офицере «не стандартного размера». Самое удивительное, что вместе с ним в ателье пришли три офицера его отдела с отрезами. Заведующий ателье с очень большой неохотой записал посетителей на очередь.
     - Цо будем бендже дэлать? – обратился Подгурный к портным.       
     Михаил предложил поделиться опытом с коллегами по работе. Збыжек и Хаим с радостью согласились.
     - Цо, открывам школу? - неодобрительно отозвался на предложение Заведующий.
     - Прошу прощения, но видно вас учили не очень опытные портные?
     - А мне не учили, я сам научил – не то гордо, не то с укоризной, отозвался Подгурный.
     - Дело в том, что я учился ещё до войны в Кракове и Варшаве у самых опытных учителей, - в порядке ответа на высказывание Заведующего, что он вообще не учился. - Три года я сидел на хлястиках для брюк и пришивании пуговиц, тренируясь и постигая мастерство кройки одежды на бумаге, на забракованных по разным причинам отрезах. Не важно какой пошив, то ли гражданской, то ли военной одежды. Приёмы одни и те же. Учили меня не только кроить, но и внимательно изучать анатомию заказчика, его фигуру, учили наносить на материал особенности фигуры, что давало возможность шить фактически без примерки. Клиент получал готовый костюм через сутки, или двое. Бывали случаи, когда требовалось срочно сшить костюм за один день. Заказчик, обычно это был постоянный клиент, приходил утром и просил к шести часам вечера прислать на дом готовый костюм. Такими заказчиками особенно дорожили. В ателье или у портного, работавшего дома, всегда были опытные брючники, чаще всего это были женщины, прекрасно справлявшиеся с пошивом брюк. Там особого мастерства по кройке не требовалось, но работы, обычно, с брюками было больше, чем с пиджаком или кителем. Вот моя жена – прекрасная брючница. Она полностью сшивает пару брюк за четыре часа беспрерывной работы. Сейчас она не работает, мы только приехали, устраиваемся, получили приличную квартиру, к тому же она беременна.
     Все, в том числе и две женщины-портнихи по пошиву женской одежды, сошлись на том, что один час в день Михаил будет проводить занятия с ними по кройке и шитью, между прочим, и по шитью, потому что, оказывается, и с пошивом дело обстояло не совсем хорошо. Пришлось серьёзно поговорить с Подгурным, пытаясь убедить его, что Михаил не собирается занять место заведующего их ателье. Создалось впечатление, что Подгурный, как теперь называл его по имени, Леопольд, несколько успокоился и принял предложение Михаила заниматься каждый день. Когда Михаил присмотрелся к тому, как его коллеги шьют, то у него голова пошла кругом. Никто их них не придавал значения подбору номера ниток и иголок в зависимости от плотности и конструкции материала, не обращали внимания на плотность шва. Всему этому необходимо было научить, казалось бы, опытных портных.
     Квартира Киржнеров, усилиями Рахели и Михаила, принимала обжитой вид, мальчики ходили в школу. Виктор – в седьмой класс, а Иосиф – в первый класс. Первое время им приходилось                тяжело, новая школа, новая обстановка, польский язык. Рахель как-то предложила мужу сходить в субботу в синагогу всем вместе, с детьми, познакомиться с обстановкой, приобщиться к еврейской жизни. Михаил принял это предложение жены с большим удовольствием, он ей даже не        сказал, что не ожидал от неё такого предложения. Но Рахель-Мария всё делала основательно, вдумчиво, серьёзно. Еврейство – так еврейство, нечего ходить вокруг да около. Как научили её родители, так она поступала в жизни, невзирая на то, к чему это имело отношение. Михаил предварительно решил узнать, какая синагога находилась близко от их дома, к какому направлению она относилась. К радости Михаила, синагога принадлежала к Хабаду Любавичского ребе, именно в такую синагогу ходил до войны Михаил. Он познакомился с раввином и обещал в ближайшую субботу прийти всей семьёй. К походу в синагогу готовились заранее, Михаил пошил себе и мальчикам ермолки, все члены семьи мужского пола надели белые рубашки и чёрные костюмы, Рахель подобрала косынку на голову и подобающее к такому случаю длинное платье, приготовили молитвенник и всей семьёй направились утром в синагогу. На пороге синагоги их встретил ребе и его жена-ребеца, познакомились. Ребеца повела Рахель на второй этаж, где собрались на молитву женщины, а ребе усадил Михаила с детьми в кресла. Мальчики с удивлением рассматривали красивую обстановку синагоги.
     - Дорогая Рахель, ты принесла в синагогу не тот молитвенник, - сделала замечание ребеца.
     - Уважаемая ребеца, я пришла в синагогу впервые в жизни. Я родилась и жила до 18 лет в глухой сибирской тайге среди нескольких еврейских семей, во многих сотнях километров от           ближайшего людского поселения. Мамочка моя, учившая меня всему, в том числе читать, писать и говорить на «маме лошн» (материнский язык – на идиш). Она, к великому сожалению рано умерла, а отец был настолько занят тяжёлой работой на выживание, да мы всей семьёй трудились в поте лица, что времени на учёбу не оставалось, -  Рахель повторяла всё, чему её учил дорогой муж. -  Когда-нибудь я расскажу вам про нашу жизнь вдали от людей, но, за то, нас  никто не притеснял, и не преследовал. И самое главное, я пришла в синагогу учиться еврейству, - закончила тираду Рахель.
     - Дорогая, я не хотела тебя обидеть, возможно, я не так выразилась, извини. Будем учиться вместе, еврейству учатся всю жизнь. Если было бы ещё две  жизни и тех не хватило бы, чтобы всё выучить и, главное, соблюдать. Одних заповедей 613, хватит на долгие годы. У нас в синагоге два раза в неделю, в йом шени (понедельник по григорианскому кадендарю) и в йом хамиши (четверг) проводятся занятия по иудаизму для женщин. Приходи, пожалуйста, очень интересно проходят эти занятия.    
     - Дорогая Хиля, - обратился в один из  дней  Михаил к жене, - знаешь какой сегодня день?
     - Знаю, конечно, я внимательно слежу за временем. Как восстановилась у меня память на даты и всего календаря, помнишь, я несу эту память и по сей день. Просто, не часто требуется это знание. Радио, газеты, календари каждый день напоминают нам об этом. Сегодня вторник, 21 ноября 1963 года. Правильно?
     - Абсолютно верно, но сегодня ещё и ровно три года, как мы живём в Польше. Ты забыла – это прекрасная дата.
     - Ты прав, как-то не подумала, хотя дата не совсем ровная. Вот пятилетие мы справим на всю катушку, как ты говоришь. Я давно хотела тебя спросить, о какой катушке говорят люди?
     - Это народная поговорка. Имеется в виду катушка ниток. Её длина неимоверно большая, если её размотать. Да, так три года это тоже срок. Можно подводить некоторые итоги. Устроились мы хорошо, квартира хорошая есть, с работой всё нормально, ты тоже устроена к нам в ателье брючницей.
     Роды прошли, как и раньше, волне успешно. В родильном отделении госпиталя, собрались врачи и сёстры, смотреть, как рожает совсем не молодая женщина, без крика и без волнений. После родов её спросили, почему она не кричала во время родов, она ответила, что так учила её мама. Крик может напугать ребёнка, к большому удивлению узнали врачи.
     - Наш  малыш  растёт, слава  Б-гу,  нормально, даже пытается говорить, наши старшие – прекрасно учатся. Виктор, прошёл бар-мицву (совершеннолетие) открыто, не так, как в Абакане мы делали брит-милу тайно. Он скоро получит аттестат зрелости, и, думаю, его следует послать учиться дальше. У него большой багаж знаний, он владеет русским, польским, идиш, сносно ивритом, благодаря синагоге и английским, благодаря его настойчивости. Мы и не собирались его обучать английскому, это он сам вызвался. Но, всё же одно «но» есть, без этого никуда не денешься. Что-то побаливает у меня в правом боку, не пойму, отчего это может быть.
     - И давно побаливает, - спросила взволнованно жена.
     - Пару недель – точно.
     - Что же ты молчал все эти дни. Маманя моя говаривала, если что болит больше трёх дней, нужно немедленно принимать меры: пить травы, прикладывать компрессы, растирать больное место. Только не сидеть и ждать пусть само этопройдёт. Что будем делать?
     - Во-первых, не поднимать панику. Во-вторых, у меня недавно шил форму начальник центрального госпиталя Северной группы войск. Его фамилия, по-моему, если память не изменяет, полковник Иванов. У меня записан его телефон, я постараюсь с ним поговорить, может быть посмотрят меня в госпитале. И не откладываю -  это важное дело, завтра с самого утра позвоню ему.
     Полковник Иванов очень участливо отнёсся к жалобе Михаила и настойчиво рекомендовал прийти в госпиталь завтра к 10 утра прямо в кабинет Начальника. Михаил выполнил рекомендацию и ровно к 10.00 был у дверей Начальника госпиталя, хотя это было не так просто. Его, во-первых, не пропустил вахтёр при самом входе в госпиталь, пришлось звонить из проходной. Отозвался дежурный офицер по госпиталю. Во-вторых, дежурный получил распоряжение от начальника госпиталя, что если к нему обратится Михаил Киржнер, то пропустить его в кабинет. Молодец, начальник, подумал Михаил, предусмотрел такую возможность. Михаилу вручили белый халат, начальник провёл его в кабинет врача-терапевта. Как видно, все врачи были офицеры, но под халатом Михаил не смог различить звание.
     - Иван Михайлович, посмотрите пациента, у него есть жалобы на здоровье, советую отнестись к нему со всем уважением, он и вам пригодится, он закройщик-портной в «Военторге», это он сшил мне новую парадную форму, отличный мастер.               
     Врач-терапевт измерил температуру и кровяное давление, измерил рост и вес пациента, прощупал брюшину, расспросил, давно ли болит, как болит: колет, режет, ноет, постоянно, временами. Записал все данные в открытое медицинское дело и выписал направление на общий анализ крови и рентген брюшной полости. Через полтора часа врач внимательно рассмотрел полученные результаты, записал их в заведенное дело и направил к врачу-гастроэнтрологу, этажом выше. Примерно, та же процедура была у следующего врача.
     - По всей вероятности, у вас пошаливает жёлчный пузырь. Я вам выписываю таблетки, принимать три раза в день перед едой, запивая небольшим количеством тёплой воды.
     Пройдя полное обследование, Михаил вернулся в кабинет начальника госпиталя, выразил ему огромную благодарность за внимание и тщательное обследование.
     - Особенно  мне понравилось  само   здание и оборудование госпиталя, прекрасно выглядит, - констатировал Михаил.
     - Что вы, дорогой, это малая часть того, что вы видели. Сам госпиталь построен немцами десять лет тому назад и до сих пор не требовал никакого ремонта. Я предлагаю вам пройтись со мной по некоторым местам госпиталя, если не возражаете, - предложил начальник, - немцы умели строить, они не жалели ни средств, ни сил, но строили на десятилетия. Вы, надеюсь, знаете, что Гитлер провозгласил в 1933 году германский Третий Рейх, вечным тысячелетним Рейхом, а просуществовал Рейх только тринадцать лет. Что значит необдуманное бахвальство. Ладно, пройдёмся по этажам, их всего двенадцать.
     - Как – двенадцать, когда я видел всего шестиэтажное здание? – осторожно отметил Михаил. 
     - Вы наблюдательны, но другие шесть этажей под землёй на случай войны и бомбёжки. Между этажами работают лифты, их вместимость и скорость движения позволяли, в случае необходимости, перебросить, практически, всех раненых с шести этажей под землю в течение получаса. Надземная и подземная части имеют одинаковое расположение, одни и те же номера этажей и палат, что значительно облегчало бы саму эвакуацию раненых. В Германии было построено в течение 1935 года тридцать однотипных госпиталей по всей стране. Самое интересное, немцы предусмотрели прекрасную систему разгрузки раненых. Под госпиталем проходит насквозь железнодорожная линия. Поезд с ранеными въезжает под здание, разгружает всех раненых, которых тут же развозят по этажам и палатам на лифтах и поезд выезжает из-под госпиталя прямо на поверхность.               
     Меня больше всего изумило то, что на каждом этаже имеется обширный операционный зал на пять операционных столов и рядом с этой операционной автоклавное помещение, где проводится  автоматическая стерилизация бинтов, ваты, инструментов.               
     - Когда мы въезжали в это здание, то лифты, автоклавные и многие другие системы не работали. Всё, казалось бы, исправно, но не включается. Приезжали специалисты по автоматике из Союза и ничего не смогли сделать, предлагали всю автоматику заменить отечественной. Но выход был  совершенно с другой стороны. Оказалось, что автоматика включалась по специальному цифровому коду, который знали три человека: начальник госпиталя, главврач и комендант. В мае 1945 года, перед тем, как была подписана капитуляция, многие высокопоставленные немцы бежали, кто куда, остался один комендант, он и предложил, что откроет зашифрованный цифровой код за небольшое вознаграждение. Ему угрожали, пытались запугать, если он не скажет код, его расстреляют. Он упирался, но сошлись на 1000 долларов. И всё заработало в одно мгновение. Уважаемый Михаил, можно я так буду вас называть, вы не устали от моих разговоров, - извиняясь, спросил полковник.
     - Нет, что вы, это так интересно и необычно, что я готов слушать вас часами, - ответил ему Михаил.
     - Между прочим, мы обнаружили под зданием огромный заряд взрывчатки, предполагалось, в особом случае, взорвать госпиталь, но почему-то это у них, слава Богу, не получилось. Нам достались прекрасные условия для работы вместе с медикаментами, лекарствами, инструментами. Среди них рентгеновские аппараты, приборы ультразвукового исследования, кардиографы, электро-гальванические аппараты, даже совсем новый  шестишлейфный осциллограф для проверки мозговой деятельности и ещё ряд приборов, которые мы до сих пор не освоили, к нашему стыду. Ладно, хватит, многое вы увидели. Что говорить, молодцы немцы, только вся их деятельность была направлена не в ту сторону. До свидания, я вас жду через десять дней, всего наилучшего, будьте здоровы.
     Дома Михаила с нетерпением ожидала жена, она потребовала подробно рассказать всё, что ему сказали врачи, что рекомендовали делать и как он себя чувствует. Он подробнейшим образом рассказал всё, что с ним произошло, что обнаружили врачи и что рекомендовали. Жена внимательно выслушала, в некоторых местах переспрашивала и авторитетно заявила:
     - Дорогой муженёк, папенька мой, умный и деловой человек, нам многократно повторял, если мы жаловались на боль: если человек утром проснулся и у него ничего не болит, то пусть проверит, жив ли он ещё. А если болит три-пять дней, неделю в одном и том же месте, то нужно принимать срочные меры - потереть, погладить, прогреть, пока не пойдёт. Принимать снадобья, лекарств у нас не было. Вот, и мы займёмся твоим лечением, видно болячка застарелая и только проявилась. Задушим её, проклятую. Ты, мой родной, совсем не занимаешься своим здоровьем, это плохо и для тебя и  всей нашей семьи.
     Михаил слушал и слушал жену и совсем по-другому посмотрел на неё. В её голосе слышалась твёрдость и решительность. И, действительно, она в этот же день пошла по аптекам, на рынок и закупила всякие травы для лечения жёлчного пузыря, а заодно и печени. Откуда она знала анатомию человека и что предпринимать в случае болезни, Михаил так и не смог понять. Она с пунктуальной точностью следила за тем, как, когда и сколько Михаил принимает лекарства и всякие настои, которые Рахель готовила свежие каждый день. Его удивляло, как это молодая женщина, воспитанная в таёжной глуши, свободно разбирается на рынке, в магазинах мало знакомой страны, с людьми, разговаривающие на языке, которого она почти не знала. Семья перешла на строгую диету, жареного, кислого, солёного,  острого на столе не было. Михаилу стало несколько лучше, временами он забывал, что у него пошаливало в правом подреберье. Ровно через десять дней Михаил вновь обратился в госпиталь. С таким же вниманием и тщательностью его осмотрели, состояние  значительно улучшилось, анализы были вполне удовлетворительные. Дома он всё  продолжал сохранять строгую диету и приём лекарств, Рахель очень внимательно за этим следила.
     - Дорогой Миля, - обратилась как-то Рахель к мужу, - я всё собиралась спросить у тебя, можно ли нам написать письмо мом родным, братьям и сестре. Давно я о них ничего не знаю, как они там поживают, что у них происходит. Мне очень тревожно за них.
     - Дорогая, писать из-за границы в Советский Союз опасно, там очень следит НКВД за тем, чтобы не было переписки с заграницей. Это может им очень навредить.
     - Что же нам делать?
     - Я подумаю, что можно сделать, - успокоил Михаил жену. - Мы поступим следующим образом, я позвоню Сергею Ивановичу в Москву и спрошу, чем он может нам помочь, - сказал Михаил Рахели через несколько дней.
     Разговор с бывшим начальником был коротким и содержательным. Во-первых, он интересовался, как у них дела. Михаил рассказал об их жизни, работе, жилье – всё нормально. Дети растут, жизнь продолжается. В ответ Сергей Иванович  обещал разузнать и всё пересказать Михаилу. На следующий день Сергей Иванович позвонил Михаилу домой и чётко доложил, что в семье всё нормально, вышла  сестра замуж, все здоровы, младший брат занимается в школе НКВД. Он обещал, что периодически, раз в полгода, будет докладывать о родных Марии, как он её назвал, хотя теперь, в настоящее время, Рахели. Рахель успокоилась. 
     Поговорив с  портными в ателье и, особенно, с заведующим, с которым у Михаила наладились хорошие отношения, пришли к обоюдному согласию, что Рахель будет зачислена в ателье с правом работать надомницей-брючницей. К тому времени портные, прошедшие курс обучения у Михаила, довольно сносно справлялись с кройкой и шитьём офицерской формы и очень не любили возиться с пошивом брюк. Михаил купил швейную машинку «Зингер» с ножным приводом и Рахель получила много работы, все портные ателье сбрасывали ей брючную работу.
   Так случилось, что однажды за заказом брюк пришёл молодой офицер с женой домой к Михаилу, вернее, к его жене, Рахели, получить срочно свои брюки. Жена офицера разговорилась с Рахелью:
     - Скажите, милая дама, не знаю вашего имени, вы женскую одежду тоже шьёте?
     - Зовут меня Рахель. Конечно, шью. Я ведь портниха по женской одежде: платья, кофточки, юбки, пальто осенние и зимние, всё, что понадобиться.
     - Прекрасно, божественная Рахель, можно заказать у вас вечернее платье?
     - Пожалуйста, с удовольствием приму у вас заказ. У вас есть определённое желание на фасон платья?
     - Нет. Я хотела бы с вами посоветоваться.
     - У меня есть последние журналы мод для женщин. Могу показать.
     - Пожалуйста. Сразу и выберем, с вашего согласия.
     - Требуется не моё согласие, а ваше. Кстати, как вас зовут по имени-отчеству?
     - Что вы, какое отчество, я ещё совсем молодая, можно просто по имени, Люда.
     Две молодые женщины погрузились в модные журналы, перелистывая страницы, рассматривая модели. Рахель засЫпала Люду вопросами: куда она собирается надевать вечернее платье, в театр, на вечеринку, в дом офицеров.
     - Это имеет значение. Но можно выбрать и универсальный фасон, только менять аксессуары к нему.
     - А что такое эти аксессуары? - смутившись, спросила Люда.
     - Если просто,  это шарфик, приколка на груди
цветочек, поясок.
     - Интересно, впервые слышу.
     - Обращайтесь к модным журналам, там всё это подробно описано.
     - Непременно. А где их доставать?
     - Во-первых, в модных ателье, в крупных книжных магазинах и выписывать по почте на дом. Во-вторых, у близких подруг.
     - Понимаете, Рахель, я сама из провинциального городка, мы, девочки, щеголяли летом в ситцевых платьях и белых тапочках с носочками. Теперь я жена офицера, приходиться бывать на разных мероприятиях.
     - Между прочим, ситцевые платья могут быть очень модными, только определённого фасона и одетые к месту. А вы присматривайтесь к женщинам, кто, в чём ходит, особенно к тем, кто красуется своими туалетами.
     - В каком смысле – туалетами?
     - Это не уборные, о которых вы подумали, это фасоны одежды.
     Долго ещё молодые дамочки выбирали фасон. Муж теребил жену, чтобы попрощаться и пойти домой, там много дел, оставленных на выходные дни. Наконец, фасон выбрали, Рахель сняла мерку и предложила принести в ближайшее время отрез на платье, указав, сколько, примерно, нужно метров и название ткани. Для надёжности, Рахель записала на бумажке и передала Люде. Это был первый заказ на пошив. В самое короткое время от заказчиков не было отбоя. Все жёны офицеров непременно наперебой  спрашивали, где и у кого Людочка шила такие замечательные модные платья.
     У Михаила в ателье очень испортились отношения. Однажды один из заказчиков, молодой офицер, настойчиво предлагал Михаилу взятку, чтобы портной пошил ему отличный китель. Когда Михаил категорически отказался от взятки, что, мол, в их ателье взяток не берут, заказчик авторитетно заявил, что портные берут деньги за своевременный пошив лучшего качества. В связи с этим в ателье состоялась нелицеприятная беседа. Трое мужских портных и две женщины-портнихи, обрушились на Михаила, с претензиями, что зарплата у них маленькая, и они вынуждены брать взятки с заказчиков. Вначале Михаил собирался пожаловаться начальству «Военторга», но случайно узнал у друзей, что и в «Военторге» начальство «балуется» взятками, что это так заведено, берут у каждого, кто даёт, иногда «не берут», а вымогают различными уловками.
     И вот тут у Михаила возникло желание перейти на самостоятельную работу, открыть собственное дело. Он внимательно и досконально изучил бизнес портных в Легнице, порядок оформления частного предпринимательства. Оказалось, что это совершенно не сложно, достаточно подать заявку в отдел частого бизнеса при Магистрате города и через две недели ему выдадут лицензию. Он всё думал, как подойти с этим предложением к жене, а вдруг она откажет ему в желании открыть частное дело, от частной работы или побоится, что они останутся без заработка, а тут дети, квартира, питание, хватит ли у них заработанных денег на всё это. Получилось, как нельзя лучше, Рахель с радостью приняла это предложение мужа, она боялась, что её «левая» работа по пошиву женской одежды, а у неё этой работы было невпроворот, может закончиться огромными неприятностями со стороны местных властей, беспощадно боровшихся с нелегальным бизнесом.
     Михаил подготовил документы, сдал их в Магистрат и через десять дней получил красивую бумагу-лицензию на право открыть собственное ателье по пошиву, не указывая, какие точно шить вещи, лишь бы шить. Он подал заявление от себя и от жены об уходе с работы в ателье «Военторга» по собственному желанию в связи с состоянием здоровья, приложив к этому заявлению справку из госпиталя. Пан Подгурный и все остальные портные с облегчением вздохнули, става Богу, они смогут беспрепятственно брать взятки. Ещё до увольнения из ателье, Михаил наведался на склад «Военторга» и по старой памяти взял у них бесплатно два манекена, мужской и женский. Затем он купил в «Военторге» ещё две швейных машинки, одну «Зингер» с ножным приводом и одну советскую швейную электромашину типа «Урал», только недавно полученную из Советского Союза. В Польше таких электромашин ещё не было в продаже. Михаил долго размышлял, вешать ли на фасаде дома вывеску «Ателье по пошиву одежды». Поговорив с женой, они пришли к выводу, что вывеску делать не будут. Заказчик и так найдёт их, если узнает про качество их работы. Вот тут-то работа и закипела. К этому времени в Советских войсках ввели новую офицерскую форму, вместо кителей теперь перешли на пиджаки. Первым принял это к сведению Михаил, через знакомых «Военторга» он достал плакат с новой офицерской формой. В новой форме не только кителя поменяли на пиджаки, но и брюки претерпели некоторые изменения, вместо карманов на боковых швах, придумали врезные карманы. Михаил понимал, что «мастера» в его бывшем ателье не скоро смогут перейти на пошив новой формы, а старую форму никто у них заказывать не будет. На него тогда навалилась масса работы, и продолжала увеличиваться, что он вряд ли сможет с ней справиться. Первыми, как ни странно, к нему обратились самые высокие чины Северной группы войск, штаб которой был расквартирован в городе Легнице. Вначале явились адъютанты, разузнать, как и что, в первую очередь, сколько это будет стоить. Среди адъютантов был и от самого Начальника Политуправления Северной группы войск, генерал-полковника Кузнецова, отправленного Сталиным, в порядке наказания, с должности Начальника Политуправления Советской Армии на должность Начальника Политуправления Северной группы войск. Между прочим,                новую офицерскую форму носили в Москве избранные офицеры Советской Армии самых высоких чинов. Самое замечательное и удивительное  явилось для заказчиков то, что Михаил определил стоимость пошива по Прейскуранту «Военторга», что было, примерно, в два раза меньше, чем брали польские портные.
     Михаил, как добросовестный и порядочный человек, не удержался и пошёл «в гости» к портным ателье «Военторга». Его встретили настороженно, можно сказать даже недружелюбно, но когда он сказал, что пришёл к ним, чтобы научить их всех шить новую офицерскую форму, они даже не знали, куда его посадить. Короче, за два часа он их обучил кроить и изготовил им шаблон на пиджак и брюки. Они все дружно его поблагодарили и приглашали в гости к ним на праздники, и вообще, не терять «дружбы».
     Однажды, когда Михаил отправился в госпиталь на очередное обследование, Рахель пошла на рынок, дети были в школе, самый младший посещал детский садик, относящийся к советскому командованию, короче говоря, когда дома никого не было, случилось несчастье, их квартиру обокрали. Это обнаружилось, когда Рахель вернулась домой, нагруженная пакетами и тяжёлой сумкой. Её дома не было не более двух часов. Двери были закрыты на замок, из квартиры исчезли три швейных машинки и ещё по мелочам из одежды и домашней утвари. Рахель немного расстроилась, но не впала в панику, обокрали, так обокрали, главное все живы и здоровы. Когда через пару часов вернулся Михаил из госпиталя, то жена, в первую очередь, спросила, как он себя чувствует и что ответили врачи. И только после этого сказала, что их обокрали. Михаил подумал, подумал и позвонил начальнику спецчасти штаба СГВ, знакомого по тому же самому многоразовому персональному пошиву офицерской формы. Тот спросил, что украли, Михаил перечислил только швейные машинки, остальное – мелочи, не стоит о них говорить. Начальник ответил, что разберётся и позвонит ему. Кстати, домашний городской телефон Михаилу поставили сразу же, как только он начал шить форму подполковнику, начальнику связи СГВ. Через два часа начальник Спецчасти позвонил Михаилу и сказал, что полиция занимается этим делом и как только появятся новые данные, ему позвонят. Михаил раздумывал, купить ли новые швейные машинки или подождать, пока будут разбираться с кражей в городской полиции. Он решил, что подождёт пару дней, а тогда будет видно, что делать со швейными машинками. Через три дня, в первой половине дня, в дверь к Киржнерам позвонили, Михаила дома не было, а Рахель, занятая на кухне, помыла руки, вытерла их и пошла открывать дверь, недоумевая, кто же это мог позвонить в неурочное время. Она открыла дверь, никого на площадке не было, но возле двери стояли три ящика со швейными машинками. Рахель с определённым трудом затащила все ящики в коридор, чтобы они не стояли на площадке. Михаил разобрал ящики, в них были три новых машинки: две - «Зингер» с ножным приводом и швейная электромашина марки «Волга», а под иглой была записка по-польски, «Просим прощения, машинки марки «Урал» найти не удалось». Михаил тут же позвонил начальнику Спецчасти и поблагодарил за отличное решение вопроса с кражей – всё на месте, вернули. Он не стал уточнять, что вернули, вернее «подбросили», совершенно новые швейные машинки.
     Волнения и заботы об оформлении собственного бизнеса, устройства детей, краже, сказались на здоровье Михаила, в правом подреберье все больше и чаще побаливало, лекарства и отвары, строгая домашняя диета только периодически несколько снимала боли. Домочадцы пришли к выводу, что нужно лечь в госпиталь и серьёзно заняться здоровьем. Достаточно было одного звонка Начальнику госпиталя, как Михаила тут же положили в отделение гастроэнтерологии. Обследование показало, что с печенью неблагополучно, операция невозможна, ещё не научились пересаживать печень. Прописали уколы, голодную диету, но состояние здоровья ухудшилось, у него началась желтуха, тело приобрело желтизну. Рахель все дни с самого утра до вечера, когда Михаила положили в госпиталь, не отходила от его кровати, кормила, ухаживала. Рядом с ним, на соседней кровати лежал старик, отец одного их офицеров СГВ, но к нему никто не приходил.    У соседа было прободение желудка от язвы, ему сделали операцию, но состояние здоровья не улучшалось. Рахель разузнала, что сына этого молодого офицера убили в лесу, в месте расположения воинской части, польские «партизаны», такое случалось и, к сожалению, довольно часто. Рахель и за ним ухаживала. Михаил нервничал, просил, умолял, угонял Рахель домой, там же дети, она совсем забросила домашнее хозяйство. На что Рахель твёрдо ответила, мол, дома дети уже взрослые, особенно Виктор, они всё понимают и ведут дом в полном порядке. Рахель урывками, на один-два часа, бывала дома, немного подучивала детей, как себя вести, что делать, пока папочка болеет. Раз в неделю, по выходным дням, дети в полном составе приходили в госпиталь и подолгу сидели возле дорогого и любимого отца, рассказывая о своих делах в школе и детском саду. По распоряжению Начальника госпиталя, Рахели выдали форму медсестры, кормили, она даже купалась периодически в госпитале и, с некоторых пор, оставалась на ночь, спала на соседней пустующей кровати. Так длилось больше двух месяцев. Состояние здоровья Михаила ухудшилось, медицина была бессильно, у него диагностировали рак печени и двенадцатиперстной кишки. Ему давали тяжёлые обезболивающие. Он мучился от сильной боли.  Он перестал кушать, любая еда вызывала рвоту, его подкармливали уколами и он пил очень маленькими глотками воду. И всё кончилось, он умер          ночью. Дежурная врачебная бригада пыталась его анимировать, но ничего не получилось. Они констатировали смерть.
     Похороны Михаила превратились в огромное событие. Его хоронили на городском еврейском кладбище по всем канонам еврейской религии, раввин прочитал молитву. На похоронах присутствовало много народа, знакомые, сослуживцы, весь состав ателье «Военторга», многие офицеры, среди них были даже с высокими званиями, вплоть до генералов, кому Михаил шил военную форму, многие жёны офицером, которые шили у Рахели. При опускании тела в могилу все офицеры стали по команде смирно и отдавали честь ушедшему в мир иной хорошему, доброму и отзывчивому человеку. Начальник тыла СГВ, генерал-лейтенант, предлагал оркестр для похорон, но Рахель отказалась, она советовалась с ребецей и та сказала, что на еврейском кладбище не желательно, чтобы играл оркестр, на кладбище должно быть тихо, не тревожить усопшие души. На похоронах было много цветов, хотя по еврейскому обычаю принято не класть цветы на могилу, а камешки, в знак вечной благодарности, цветы быстро завянут, а камешки будут лежать вечно при любой погоде и катаклизмах. Многие не евреи спрашивали у Рахели, будут ли поминки. Рахель, по  совету ребецы, отвечала, что у евреев не устраивают поминки. После похорон семь дней скорби – шива, могут приходят к ним до-мой, чтобы утешить членов семьи, говорить об                усопшем только хорошее, вспоминать его благородные поступки.
     Прошла неделя шивы, Рахель пошла в синагогу, помолилась, как обычно и вдруг вспомнила про старика, который лежал в одной палате с Михаилом, как там он, к нему никто не приходит и он один-одинёшенек мается в больничной палате. Рахель собиралась приступить к работе, много заказов накопилось за те семь дней, которые она сидела шиву и не работала, но долг превысил острую необходимость заняться пошивом заказанной одежды, и она пошла в госпиталь. Старик лежал в той же палате. Когда она приблизилась к нему, он заплакал горькими слезами, оплакивая смерть такого хорошего человека. Рахели с большим трудом удалось его успокоить. Она всё    подробнейшим образов рассказала, как прошли похороны, сколько было замечательных людей, как они выступали, сколько добрых слов было сказано о Михаиле. Старик спросил, на каком кладбище похоронили Михаила? И когда Рахель сказала, что на городском еврейском кладбище, он снова расплакался, повторяя:               
     - Слава Всевышнему, я очень боялся, что его похоронят не как еврея, а просто, как рядового человека. Евреи должны лежать на еврейских кладбищах.
     - А вы еврей? – спросила Рахель, не зная, что сосед по кровати в палате был евреем.
     - Да, и очень набожным, так меня воспитали                в семье, но мой сын записал себя в паспорте                русским, о чём я жалел многие годы, но он сделал карьеру военного и Бог с ним. Он был абсолютно светским человеком. Теперь я остался совсем одинёшенек, ни родных, ни родственников. Я сам из беспризорных, жена умерла, и сын не успел жениться. Вот такая моя доля. Я приехал к нему в гости, и со мной случилась беда, он положил меня в госпиталь и лежу, не зная, что меня ждёт в жизни.
     - Как ваше самочувствие? – обратилась Рахель к старику, когда он замолк после такого длинного монолога.
     - В общем, ничего. Язву желудка вырезали, зашили, и теперь иду на поправку, встаю потихоньку.
     - Прекрасно, желаю вам скорого выздоровления. Я вам тут принесла немного тёплого куриного бульона и фрукты, не знала, что вам можно, а чего нельзя.   
     - Как говорят евреи, куриный бульон – это еврейский пенициллин. Спасибо большое, не стоило беспокоиться, здесь прилично кормят, хотя куриного бульона не подают. Мне врачи разрешили всё есть, но понемногу.
     - Расскажите о себе, если это не секрет, - попросила Рахель.
     - Что рассказывать? Жил, как жил, хорошего мало, но так она сложилась. Родителей я лишился в самом конце гражданской войны, их расстреляли бандиты, меня забрала к себе наша соседка. Она жила одна без семьи, жилось у неё плохо, бедно и чтобы не нагружать её ещё своим ртом, я сбежал через пару лет, как говорится, на вольные хлеба. Похлебал много бед в беспризорниках. Потом окончил ФЗУ, работал по специальности портным, а в войну попал в гетто, не успел эвакуироваться. Выжил только благодаря тому, что умел немного шить. Американцы освободили, работал, женился, родили сына, жена умерла, а теперь и сын погиб. Считай - вся моя жизнь.
     - Разрешите мне наведываться к вам иногда, - от всего сердца, неожиданно даже для себя, проговорила на одном дыхании Рахель.
     - Что вы, как я могу вас нагружать, вы так намучились со своим мужем, зихроно ле-враха, говорят евреи, пусть земля будет ему пухом, говорят остальные на разных языках.
     - Поправляйтесь, всего наилучшего вам, до свидания, - закончила посещение больного Рахель. Попрощалась и ушла в очень плохом настроении, выслушав трагическую судьбу знакомого человека.
     Через пару дней она снова выбралась в госпиталь к знакомому старику. Он сидел на кровати. Самочувствие, как он ответил на приветствие и вопрос о здоровье, приличное. Еду уже ему не носят в палату, а он сам ходит в столовую, тут же на этаже. Процедуры и уколы уже отменили, как видно, скоро выпишут.
     - Передо мной стал главный вопрос, куда ехать, на родину, на Украину, в район, где я     раньше жил, в Днепропетровске или туда, где жил в последнее время. Там у меня есть своя комната в коммунальной квартире, некоторые вещи, жить можно, получаю пенсию. А может поехать в Палестину, то есть, в Израиль. Мои родители всю жизнь мечтали вернуться, как они говорили, в Палестину, на родину предков. Я тоже собирался в Израиль, но боялся, что этим испорчу карьеру сыну, - старик замолк, тяжело вздохнул и пауза затянулась.
     - Как вы можете в таком состоянии, после такой тяжёлой болезни, операции, ехать в такую даль. Скажите, пожалуйста, как вас зовут, а то я столько времени с вами знакомы, а до сих пор не знаю, как вас величать?
     - Действительно, я о вас всё знаю, мне Михаил, зихроно ле-враха, много о вас рассказывал ночами, когда спать не хотелось или не могли, от болей и мучений, а имени моём ни он, ни вы так и не знаете. Зовут меня Семён. Это теперь меня так зовут и написано в паспорте, а родители меня нарекли Шимоном, фамилия моя Широкий. С такой фамилией мой сын и стал русским.
     - Теперь и я знаю о вас всё, даже имя и фамилию. Попрощаюсь с вами, уважаемый Шимон, пожелаю вам крепкого здоровья, до свидания.
     Не выходила из головы мысль, чтобы Рахель ни делала, шила, занималась хозяйством, варила, убирала, как там Шимон. Остался один на свете приятный человек. Как ему помочь? Вечером, за ужином за столом собралась вся семья, дети и мама. Разговор вертелся вокруг окончания Виктором гимназии и получении «Золотого аттестата». Виктор скромно заговорил о том, что хотел бы поехать учиться в Америку, стать хорошим специалистам в области биохимии, это очень перспективное направление в науке. Младшие дети поддержали Виктора, они тоже заговорили  о возможной поездке в Америку, когда вырастут и закончат учёбу с «Золотым аттестатом», как Виктор.
     - Для этого, мои дорогие детки, нужно уже сегодня отлично учиться. Вот ты, Яша, - так называла Рахель сына Якова, - никак не дотянешься до отличных оценок по биологии и английскому языку, а хочешь поехать в Америку, упёрся в свои шахматы и ничего вокруг себя не видишь.
     - Я выиграл первое место по школе среди старших классов, - обиженно высказал самый младший, - хотя только в начальных учусь. Вот подготовлюсь хорошо и выиграю городской турнир среди юношей.
     - Алевай, - сомневаясь, ответила мамочка. - А ты, Ося, с языками у тебя просто провал, и историю никак не одолеешь. Вы у меня уже взрослые дети, я хочу с вами поговорить об очень важном деле. Вы помните, в госпитале рядом с нашим дорогим папочкой, зихроно ле-враха, лежал пожилой человек, - она воздержалась назвать его стариком, - я наведывалась к нему в госпиталь, он одинокий человек, никого у него нет ни семьи, ни родственников. Он из беспризорных, а его единственного сына, офицера Советской армии, недавно убили поляки в лесу, где располагалась их воинская часть. Ему сделали операцию и он теперь в приличном состоянии. По специальности он портной. Я предлагаю взять его к нам, пусть живёт у нас, он не будет нам большой обузой. Как выдумаете?
     - Я согласен, - хором, просто и одновременно ответили дети.
     - Я другого и не ожидала, - прослезившись, ответила Рахель, - вы мои дорогие детки, в вас столько же ума, добропорядочности и уважения  к людям, как у вашего папочки, зихроно ле-враха.  Как же быть с твоим желанием поехать в Америку учиться, дорогой  мой Виктор? Мы пока не в состоянии тебя поддерживать материально, может быть повременим год-два, подкопим деньжат и отправим тебя учиться в самый лучший университет Америки.
     - Мамочка, я узнавал у ребят, которые учатся в Америке. Там всегда можно подработать в магазинах, ресторанах, они с удовольствием принимают на работу молодых ребят, знающих, хоть немного, английский. У меня с языком прилично и я смогу заработать на жильё и еду, не беспокойся, я не буду для вас большой нагрузкой. Осталось пару месяцев до начала приёмных экзаменов в американских университетах, и я смогу тут  устроиться на работу, подзаработаю немного денег на дорогу. 
     - Хорошо, дорогой, но  эти  пару  месяцев  ты
будешь сидеть дома и серьёзно заниматься ан-глийским, разговорным и грамматикой. Уже поздно детки, идём спать, спокойной ночи, а ты, Яша, перестань по ночам заниматься шахматами, я вижу часто свет из твоей комнаты, придётся забрать настольную лампу.
     Время летит быстро. Подошло время уезжать Виктору в Америку. Провожали его со слезами. Плакали все, дети и мама. Впервые они расставались со старшим сыном и братом. Виктор уверял всех, что будет писать каждый день им письма, описывая все подробности своего житья-бытья в далёкой Америке.
     В ближайший из дней Рахель навестила Шимона в госпитале. Когда она вошла в палату, где лежал Шимон, он сидел на кровати и читал газету, причём, без очков. Это удивило и обрадовало Рахель. Он увидел знакомого человека и широко улыбнулся.
     - Здравствуйте уважаемый Шимон, что вы хорошего читаете? – полушутя полусерьёзно спросила Рахель.
     - Здравствуйте милая Рахель. Представляете, читаю очень интересные вещи про Израиль, напечатанные в польской еврейской газете «Фолксштиме», что Польшу покинуло и отправилось в Израиль 50 тысяч евреев. И про Израиль пишут, что там налаживается жизнь, отменили давно карточки на самые необходимые продукты, строятся новые заводы, развивается сельское хозяйство. Как  вам  это  нравится, а? Куда  надо
ехать, было бы только здоровье.
     - Знаете, мой дорогой муж, Мишенька, зихроно ле-враха, очень хотел поехать в Израиль, но так сложилась наша и его судьба, он не дожил до этого счастливого часа. Он много раз повторял, что его родители всю жизнь мечтали уехать в Палестину. Он часто вспоминал слова молитвы на иврите, которую он выучил в раннем детстве, занимаясь в хедере: «Ани роце леабир эт симхати а-раба леиздамнут ашер натна ли ливакер Исраэль, а-арец а-ктана, бе мидата вэ а-гдола бе-руха». Может быть, вы не всё поняли, я переведу на русский:  «Я счастлив, что имею возможность посетить землю Израиля, такую маленькую по своим размерам, но такую большую по своему духу». Как ваше самочувствие?    
     - Знаете, значительно лучше. У меня такое ощущение, что я снова родился на свет, ничего не болит, аппетит нормальный. Госпитальные врачи – просто чудо, смогли меня вернуть к жизни. Я думал, что пришёл конец моим страданиям, а получилось, что моим страдания пришёл конец, я жив и почти здоров.
     - Я хотела вам предложить после выписки из госпиталя переехать к нам жить. Вся наша семья, все трое моих детей, с радостью примут вас. У нас большая квартира, вы по специальности портной, может быть, со временем, сможете немного шить.   
     - Что вы, дорогая Рахель, как я смогу жить приживалом в чужой семье? Нет, и это никак      невозможно, я категорически против. Выпишусь и поеду домой, в Донецк, вернее, возле Донецка есть местечко, Поляна, у меня там есть комната. Буду доживать своей век на родной земле. У меня есть небольшая пенсия, проживу, а в Польше у меня нет, и не будет никакой пенсии.
     - Как же вы будете жить один, без семьи, без поддержки. Вы уже не молодой человек. Подумайте, не отказывайте нам в возможности вам помочь. Мы очень надеемся, что вы согласитесь. Не исключено, что мы тоже переедем в Израиль. Сейчас мой старший сын закончил гимназию, и уехал в Америку, поступать в Университет.
     Рахель нашла начальника госпиталя, стремясь добиться  выписки Семёна Широкого таким образом, чтобы после выписки она могла законно поселить его у себя, хоть на какое-то время. Полковник Иванов обещал сделать всё возможное. И действительно, Рахель, вернее, Семён получил на руки справку о том, что такой-то и такой-то (подробный диагноз) переведен на длительное амбулаторное лечение после сложной операции, желательно в госпитале СГВ, как живой отец недавно погибшего в Польше офицера Советской Армии.
     - Теперь вы можете на законных основаниях пожить некоторое время у нас, а потом посмотрим, что с вами делать, - у Рахели были некоторые виды на Шимона, но она никому об этом не говорила.
     При выписке из госпиталя Семён Широкий все 
свои скромные пожитки собрал, ему предоставили машину, и вместе с Рахелью отвезла к ней домой. Шимон восхищался квартирой Киржнеров, обстановкой, удобствами, особенно швейным оборудованием. Ему выделили отдельную спальню, которая раньше принадлежала Виктору.
     - Мне Миша рассказывал, что у вас собственное дело, вы шьёте дома. Прекрасные машинки, даже новая швейная электромашина. Я слыхал о таких, но вижу впервые.
     Рахель поставила в комнате Шимона радиоприёмник, покупала ему ежедневно польские газеты и журналы на идиш, польский он не знал. Шимон чувствовал себя скованно, первое время он почти не выходил из комнаты, только когда его приглашали в столовую на завтрак, обед и ужин, в ванную – утром и в туалет. А так сидел в комнате слушал радио и читал. Рахель пошила ему новые пиджак и брюки, рубашку, купила нижнее бельё, тапочки, туфли. На улице весна совсем переходила в лето, и можно было выходить на улицу погулять. Вначале он ходил только с Рахелью или с мальчиками, а потом и сам выходил посидеть на лавочке возле дома.
     Вскоре, он понемногу начал шить, вначале раскроенные Рахелью женские платья, потом кроил и шил сам мужские трусы, а Рахель их продавала в польские ларьки. Хозяева ларьков требовали расширения номенклатуры пошива. Пошли за трусами летние шорты, лёгкие летние мужские костюмы, тенты от солнца и другие                разные швейные штучки. Шимон стал полноправным членом семьи в отношении заработков. Он этим очень гордился.
     - Уважаемый Шимон, что вы читаете с таким умилением на лице, - спросила Рахель, зайдя к нему в комнату, предварительно постучав и спросив разрешения войти.
     - Да, вот, в сегодняшней еврейской газете пишут про евреев, выехавших в Израиль, их письма родным и знакомым. Очень интересно, пишут, что только приехавшим в Израиль, почему-то называют себя репатриантами, тяжеловато с жильём, работу по специальности найти очень трудно, но все довольны жизнью  среди таких-же евреев, как они. Интересно ещё, что тут они встретились со странными евреями, уже скорее похожими на арабов. Эти евреи почему-то не знают идиш, а говорят совершенно на непонятном языке, который они называют «ладино». У них масса детей в семьях, они из африканских стран: Марокко, Алжира, Ливии и ещё из других стран. Удивительные вещи пишут. 
     - Действительно, надо подумать о переезде в Израиль. Как вы на это смотрите, Шимон.
     - Дорогая Рахель, не пора ли нам перейти на ты, а то выкаем, выкаем, как посторонние люди. 
     - С радостью, дорогой Шимон, давно пора. Вы, вернее ты, так не ответил на моё предложение о переезде в Израиль?
     - С превеликим удовольствием, хоть завтра готов ехать.
     - Говорят, что в синагоге помогают евреям оформить выезд. Предлагаю и тебе пойти с нами в субботу в синагогу.
     - Давно я не был в синагоге, считай с детства. Так сложилась жизнь, частые переезды в молодости, война, плен, гетто в средние года и теперь, с болезнью, операцией и заграницей. Молитвы я совсем не помню. Что я там буду делать?
     - Найдёшь, что делать. Все находят, и ты найдёшь.
     В ближайшую субботу все отправились в синагогу. Шимон сшил себе ярмолку, которую носили правоверные евреи в его местечке, не кипу, которая закрывала одну макушку, а целый головной убор, закрывающий почти всю голову. Ему так было удобнее идти в синагогу. В синагоге его радушно приняли, усадили рядом с Яковом, дали в руки молитвенник на иврите. Шимон хотел попросить на русском, если есть, но постеснялся и уткнулся в молитвенник. Мало знакомые буквы скорее казались ему крючками и закорючками, чем буквами, но вглядываясь в текст внимательнее, начал различать отдельные буквы, буквы складывались в слова, в памяти всплыли детские годы, когда он начинал учить иврит. К концу молитвы он более ли менее разобрался в тексте, чему был бесконечно рад. Вернулось, хоть и голодное, но радостное детство, любящие родители, хорошие друзья. Рахель узнала у ребеце, как оформлять выезд в Израиль.
     - Приходите через четыре дня часам к 10 утра, я вас познакомлю с нужным человеком. Принесите паспорта и метрики всех членов семьи, если есть.
     Ровно в 10 утра Рахель и Шимон были в синагоге. Они познакомились с очень приятным мужчиной средних лет, говорившим на польском, идиш и русском. Единогласно решили, что будут говорить по-русски. Этот мужчина представился, зовут его Лев. Он приехал из Израиля помочь евреям репатриироваться на доисторическую родину. Тут Рахель и Шимон узнали, что репатриация – это возвращение на Родину.
     - Скажите, пожалуйста, брачное свидетельство у вас есть? – рассматривая польский паспорт Рахели и Советский паспорт Шимона, спросил Лев.
     - Мы не женаты, я у Рахели квартирант, если так можно выразиться, - смущаясь, ответил Шимон.
     - Тогда дело осложняется. Вынужден буду оформлять две семьи, Рахели с детьми и вас, уважаемый Шимон. В Израиле будет нелегко вам устроиться вместе, одинокого мужчину пожилого возраста поселят совершенно отдельно.
     - Что же нам делать? – обратилась с вопросом Рахель.
     - Проще всего оформить брачное свидетельство, даже, извините меня за нетактичность, фиктивный брак.
     - А как это – фиктивный? – Рахель недоумённо
спросила, с таким делом она встретилась впервые в жизни. Она и не думала, что такое может быть, на самом деле.
     - В том смысле, что вы будете считаться мужем и женой официально, а в жизни можете даже не жить под одной крышей, - ответил Лев, улыбнувшись.
     -  Шимон, я согласна, а ты как?
     - Я согласен даже на официальный брак, - обрадовано воскликнул Шимон.
     - А где это можно оформить, - спросила Рахель.
     - А тут рядом. За углом Ратуша, там спросите Отдел регистрации браков, нужны только паспорта. Если спросят метрики, то скажете, что война и прочее – метрические свидетельства не сохранились.
     Не откладывая на потом, они направились в Ратушу. Там  довольно быстро нашли Отдел регистрации браков, но он уже был закрыт. Они решили, что завтра с самого утра, когда дети уйдут в школу, отправятся в Ратушу.
     В этом государственном учреждении их приняла миловидная женщина не первой молодости, но аккуратно одетая, подтянутая, с приятным голосом. «Молодожёны» предъявили паспорта, говорила только Рахель по-польски, администратор, как представилась им работница Отдела ре-    гистрации брака, попросила предъявить метрические свидетельства, но Рахель, как предупредил их Лев, ответила, что не сохранились за годы скитаний по разным местам во время войны. Шимон показал справку, выданную госпиталем СГВ. По заявлению администратора, справка не нежна. Заведующая Отделом регистрации брака предложила, вступающим в брак, подождать месяц-два и потом прийти за оформлением брака. Рахель спросила, а нельзя ли сейчас же оформить их брак? Мы, мол, люди не молодые,  по состоянию здоровья ходить туда-сюда сложно и в каком состоянии мы будем через два месяца – неизвестно. «Мадам» посмотрела на «молодожёнов» с умилением и выписала им брачное свидетельство. Она спросила, будут ли они менять фамилии?
     - Я бы взял фамилию жены, Киржнер. если Рахель не возражает.
     - Я согласна, - после некоторого раздумья ответила Рахель. - Дома пока на будем афишировать, - обратилась к Шимону Рахель, когда они вышли на улицу.
     - Ты, как всегда права.
     Жизнь в доме Киржнеров шла своим чередом. Дети росли, занятия в школе им доставались легко, если не считать мало приятного инцидента с маленьким Яшей. В классе, он был чуть ли самым маленьким среди одноклассников. Однажды, на одной из перемен, к нему подошли трое парней из старших классов и, обозвали его пархатым жидом, и что ему не место в польской школе, и он может убираться в свой Израиль. Яша кинулся на них с кулаками, выкрикивая во весь голос, что им не место в школе, а на помойке вместе с бродягами (в те годы ещё не было в обиходе слово «бомж»). Взрослые парни отдубасили маленького Якова, но он стойко держался, кусая нападавших, и работая кулаками во все стороны. Он не сказал ни слова дома, но синяки под глазами выдавали его с головой.
     - Дорогой Яша, - обратился к нему Шимон, - ты молодец, что не струсил перед тремя более сильными парнями. Я рекомендую тебе записаться в секцию бокса или борьбы, чтобы научиться  постоять за себя и окрепнуть физически. Я в молодости серьёзно занимался спортом, и это мне помогло потом в жизни.               
     Через несколько дней Яша за ужином с гордостью сообщим домашним, что он записался в секцию борьбы, и три раза в неделю будет ходить на занятия. После первых же занятий он  приползал домой, еле передвигая ногами. У него болело и ныло всё тело, руки, ноги, но состояние со временем улучшилось, у него поднялся аппетит, настроение. Он всё пытался дома показать, чему их научили в секции борьбы. Подходящим партнёром оказался только Ося, совсем не желавший быть спарринг-партнёром своему младшему брату. Но однажды, согласившись с братиком побороться, Ося, не успев произнести и звука, как оказался на полу, после удачного борцовского приёма. Мама и дядя Шимон, так называли братья их «квартиранта», рассмеялись, глядя на эту картину. Братья не знали, что он их отчим, они даже не  слышали такого слова.
     - Дорогой Шимон, сними рубашку, я собираюсь стирать, принесу тебе смену.
     Шимон снял рубашку, оставшись в одной майке, подал левой рукой Рахели рубашку. Рахель протянула руку, чтобы взять рубашку и замерла, как каменное изваяние. Ни одна мышца не дрогнула на её лице, глаза с ужасом смотрели на руку Шимона. Через несколько мгновений она рухнула в обмороке. Шимон с великим трудом успел её удержать, посадив в кресло, стоящее рядом.
     - Что с тобой, дорогая, очнись, - поливая её лицо водой, повторял Шимон. Он приложил ей на лоб смоченное полотенце.
     Рахель с трудом открыла глаза, поворачивая голову во все стороны, как будто не узнавая, где она находится. На все просьбы Шимона откликнуться, она не отвечала. В её голове пролетали молнией мысли: лесоповал, голод, издевательства охраны, знакомство с Михаилом, переезды, рождение сыновей. Калейдоскопом крутились в голове мысли, смешивая и перебивая одна другую. Это наваждение, химера, дурной сон, тяжёлый рок, судьба, напоминание, возвращение Михаила или его посыл с того света. Она сразу повернула голову в сторону Шимона, посмотрела на его левую руку. На тыльной стороне руки, ниже локтя, чётко была видна татуировка – 1331 и затем - шрам. Рахель протянула руку, дотрагиваясь до татуировки. Она надеялась, что от её                прикосновения цифры исчезнут. Этого не может быть, чтобы к ней вернулась эта комбинация цифр. Номер 1331 для неё значил больше, чем любые другие цифры. Это её жизнь, её судьба, её прошлое, её настоящее и будущее. И тут такое. Не может быть - роковое совпадение. Ничего не произошло от её прикосновения, цифры остались на руке. Она их нежно погладила и разрыдалась, слёзы лились ручьём.
     - Любимая Рахель, что с тобой, почему ты так отреагировала на обыкновенный лагерный номер на руке. Это делали во многих фашистских лагерях для тех мужчин, женщин и детей, кого оставляли временно в живых для проведения опытов над живыми людьми или для работы, особенно крепких и здоровых, а не отравляли газом или расстреливали, а потом сжигали в печах сразу по прибытии в лагерь. Я остался живым только потому, что «пригодился» начальству, как портной. Меня переводили в другие лагеря. Вначале это был Аушвиц (Освенцим), потом Треблинка и Бухенвальд. Когда к лагерю приблизились американские войска, 11 апреля 1944 года вспыхнуло восстание, заключённые захватили лагерь, а эсесовцы разбежались, и американцы нас освободили. Потом американцы передали заключённых из Советского Союза нашим военным. Нас держали в лагерях для перемещённых лиц. Обстановка была похуже, чем в немецких – голод, вши, издевательства, как к «врагам народа». После войны я пытался снять татуировку лагерного номера паяльником. Это было страшно больно, и я бросил, остались только первые четыре цифры. Если ты так тяжело реагируешь на этот номер, то я попытаюсь его тоже снять.
     - Не нужно снова подвергать себя мучениям, ты и так намучился за свою жизнь. Меня ужаснуло то, что номер точно совпал с лагерным номером Михаила. С этим номером у меня связана почти вся жизнь. Ничего, это пройдёт, - она снова погладила его руку и вытерла слёзы.
     Через неделю Киржнеров пригласили в синагогу. Им выдели оформленные визы для выезда в Израиль, документы на право бесплатной перевозки багажа, выделили три больших ящика для багажа, билеты на самолёт из Варшавы в Бухарест и оттуда в Израиль. Прямого сообщения из Польши в Израиль тогда не было. Советский Союз вместе со всеми государствами, входившими в «Варшавский договор», кроме Румынии, разорвали дипломатические отношения с Израилем в ходе шестидневной войны. С 5 по 10 июня 1967 года Израиль вёл войну, как её назвали «Война на истощение» с Египтом, Сирией, Иорданией, Ираком и Алжиром. Война закончилась полной победой Израиля. Киржнерам посоветовали повременить с переездом в  Израиль, вот закончится война, тогда полетите. К великому счастью война быстро закончилась и вся семья, как говорится, сидевшая на чемоданах, вылетела в Бухарест. Полёт в столицу Румынии и пересадка на Израиль прошли спокойно и благополучно.                В Израиле их встретили радушно. В аэропорту сразу же оформили гражданство, выдали временные удостоверения репатрианта, «теудат оле». Дети всё спрашивали у мамы и дяди Шимона, что такое репатрианты? Рахель ответила, что это возвращение на родину. После оформления документов, получения в аэропорту приличной суммы денег на обустройство, Киржнерам предложили поселиться в кибуце. Рахель согласилась, а Шимон, когда узнал, что кибуц – это, примерно, как колхоз в Советском Союзе, категорически отказался, и долго пришлось уговаривать Рахель, не соглашаться. Тогда им предложили квартиру в городе не в самом центре страны. Не зная географии Израиля, о чём они потом очень сожалели, согласились. Им пришлось подождать несколько часов в зале аэропорта. Там их кормили вкусными бутербродами, соками, и оказалось, что всё это бесплатно. Освободившийся грузовик отвёз их к месту назначения. Рахель посадили в кабину, а все остальные сели в кузов вместе с чемоданами и баулами. Ехали на юг долго, в большей части по пыльным дорогам в сильную жару. Был конец июля, один из самых жарких месяцев в году. Они ещё не знали августа, сентября, вот это жара. После очень умеренного климата Польши с постоянными дождями и прохладными ночами, они попали в страну сухих тропиков Ближнего Востока. Вот это жара! В кузове грузовика их обвевал сухой жаркий ветер, но доехали благополучно. Долго искали в городке                человека, у которого были ключи от квартиры,                указанной в направлении, которое они получили в аэропорту. Разгрузились, перетащили все вещи в квартиру. Это была скромная по размерам трёхкомнатная квартира в новом домике на четыре семьи. Они были первыми, заселившими этот домик. Сам домик стоял среди таких же ещё двух домов, редко заселённых новыми репатриантами. Первые несколько дней обустраивались на новом месте. В посёлке, а не в городе, как указывалась в направлении, не было ни врача, ни больницы, был всего один маленький продовольственный магазинчик, где продавалось всё, начиная от швабры, до хлеба и фруктов. Ассортимент продуктов был очень бедный. Школы вообще не было, предполагалось построить школу в ближайшие годы. Детей отвозили в другой посёлок за 5 километров на школьном автобусе. Старших классов и там не было, а возить старших ребят автобусом в отдалённый город Беер-шеву, не собирались.
     - Так. Дорогие мои. Завтра же еду в Тель-Авив решать вопрос нашего жилья. В таких условиях я не собираюсь дальше жить. Нас просто обманули. Лучше мы бы согласились на кибуц. Я разговорилась с соседкой, она сказала, что в кибуце новым репатриантам очень хорошо. Там кормят бесплатно всю семья, но каждый взрослый должен работать по своим возможностям, возрасту и здоровью.
     Рахель – женщина твёрдая, что решила -  тут
же сразу и исполняет при любых условиях. Добралась до самых верхов, где она только не побывала, в Сохнуте, в отделе репатриантов, в Фонде помощи новым репатриантам, в отделе помощи узникам концлагерей и гетто. Как она находила эти организации, трудно даже объяснить. Но своего добилась и это всего за один день. Правда, выехала она ранним-ранним утром автобусом до Беер-Шевы, а далее автобусами до Тель-Авива, и вернулась поздно вечером. На вопросы, кушала ли она весь день, отмахивалась, что, мол, с голоду не умерла. Главное был результат. Больше всего «сработали» справки о больном узнике концлагерей, Шимоне Киржнере. Семье предоставили жильё в Ришон ле-Ционе. Это не самый центр, но близко, есть прямой автобус и большой город по израильским меркам. Прежде, чем переехать на новое место жительства, Рахель отправилась сама в Ришон ле-Цион, посмотреть, что ей предложили. Жильё это было беднее, чем в посёлке, всего две комнаты, но с кухонькой и туалетом. Пришлось вновь паковаться, нанимать за свои деньги грузовик, что представляло определённые трудности в их посёлке. Но всё закончилось, относительно, благополучно. Через неделю семья переехала в Ришон ле-Цион. Со временем Шимону назначили приличную пенсию, как узнику концлагеря. Различные комиссии, рассматривающие его справки, сомневались в их достоверности, но самым главным «документом» была татуировка на левой руке. Хотя и тут были сомнения, прочему номер укороченный. Шимон с большим трудом на идиш объяснял, что по дурости после войны хотел уничтожить следы страшных лагерных лет.
     Приземистый одноэтажный домик с плоской крышей, маленькими оконцами  по одному на каждую комнату, представлял убогое впечатление. К тому же на стенах видны были тёмные пятна от сырости, пол весь прогнил от той же сырости. Шимон впал в уныние, как они будут жить в таких условиях. Но Рахель, засучив рукава, как говорится, приступила к делу. Благо, было жаркое лето, и устроились они ночевать на свежем воздухе. От дороги домик отделялся каменным заборчиком, оставляя небольшое пространство земли, заросшей бурьяном, видно давно никто здесь не жил. Соседняя квартира их же домика, отделялась невысоким проволочным заграждением. Рахель познакомилась с соседями, одолжила у них лопату и сапку, и с сыновьями приступила к очистке земельного участка от сорняков. Шимон потихоньку разбирал багаж. Кровати разместили во дворе под двумя маленькими деревьями. Рахель всё беспокоилась, что будет, если они будут спать под открытым небом и ночью пойдёт дождь, на что соседка, говорившая немного на идиш, сказала, что ближайший дождь будет не раньше, чем через три месяца.
     Дружная работа всей семьи под руководством и при самом активном участии Рахели, быстро справлялась с делом. К концу первого дня весь участок земли был очищен от бурьяна. Открылся кусок земли приличных размеров. Рахель уже составила план, что и когда они будут садить. Шимон недоумевал, как это простая еврейская женщина так умело справлялась с инструментом, знала и могла сама работать. Вечерком, когда всё семейство после трудового рабочего дня попивали чай под деревом, Рахель рассказывала домочадцам, как она жила многие годы в глухой тайге северной Сибири, в лютые морозы, вдали от людей. Её отец давным-давно бежал с семьёй от преследований евреев-единоличников. В той  обстановке семья делала сама всё, чтобы сохранить свою жизнь. Мать рожала и растила детей, а их в семье было восемь, но осталось только шестеро. Строили дом, имели огород, собирали кедровые шишки, охотились на зверя.
     - Первым делом, дорогие мои, необходимо срочно написать Виктору наш новый адрес, пусть уже пишет нам в Израиль.               
     Письма от старшего сына приходили регулярно, но не каждый день, хорошо, если письма приходили на польский адрес раз в две недели.               
     Коллективный поход в хозяйственный магазин обернулся закупкой многих нужных в хозяйстве вещей, купили: лопату, сапку, грабли, молоток, плоскогубцы, ручную пилу, приспособление-шпатель для штукатурки стен, краску, гвозди и многое другое. Особенно Шимона удивило, когда Рахель объясняла детям, как они переоборудуют окна, из маленьких оконцев сделают большие      открывающиеся окна. Рахель регулярно ходила за продуктами, готовила завтраки, обеды и ужины для всей семьи.
     - Дорогие мои, нам  предстоит  ещё сделать две очень важные вещи, - начала разговор Рахель за вечерним чаем, - записать детей в школу и открыть официально пошив одежды. Деньги, которые у нас были, очень быстро тают. Пенсии, которую Шимон получает, нам не хватит на расходы, а их предстоит много. Завтра, мои любимые деточки, пойдём записываться. Я узнала, где школа, близко от нас, буквально десять минут ходьбы.
     Утром, позавтракав, дети приоделись, и с мамой пошли в школу. Большое красивое здание на фоне маленьких домиков старого района Ришон ле-Циона, выглядело, как красивый дорогой замок. Процедура записи прошла быстро, Якова записали в 1-й класс, а Иосифа – в 9-й. Им выдали список необходимых учебников и различных школьных принадлежностей. После похода в школу они прямиком пошли на базар, в магазин строительных материалов. Выбрали две оконные рамы с окнами, стекло, прирезанное под окна, наняли тачку и вместе с ней пошли домой. Дети никак не могли понять, как такие большие рамы заменят маленькие оконца. Но у Рахели был готов план переустройства. Она предварительно узнала у строителей, как избавиться от сырости. Собиралась делать всё это сама, но решила, в конце концов, нанять строителей. И правильно сделала, это заняло намного меньше времени и лучшее качество работ. В магазине ей порекомендовали строителей, это были два араба средних лет. Они осмотрели объем работ, и запросили вполне приемлемую оплату, но материалы будет покупать сама хозяйка. Рахель быстро заговорила на иврите, сама удивилась, что её понимают израильтяне. Когда все материалы по списку, данному строителями, были во дворе дома, они пришли, и через две недели вся работа была закончена. Перечислять всё, что они сделали, не следовало бы, но в этом была вся Рахель. Она следила за тем, как работают строители. Советовала выбросить все наполовину прогнившие доски пола, углубить землю на один штык лопаты, засыпать сухим песком и на бетонных столбиках постелить балки и половые доски. Арабы всё делали, как говорила хозяйка, и удивлялись, откуда она всё это знает. Они подпилили стены чуть выше земли, залили пропил битумом для гидроизоляции, содрали в комнатах всю штукатурку до самого камня, прорубили в стенах отверстия, вставили новые оконные рамы, застеклили окна, оштукатурили и покрасили стены. В одной из комнат построили маленькую плиту на две конфорки. В зимнее время можно будет готовить на ней, и обогревать обе комнаты. В летнее время Рахель готовила на примусе во дворе. Когда почти вся работа подходила к завершению, соседка зашла посмотреть, что получилось, и ахнула.
     - Мы  живём  здесь  уже почти десять лет и не
додумались такое соорудить. Это же красота. Мы обязательно сделаем это у себя в доме, -  и тут же договорились с этими арабами.
     В свою очередь Рахель позавидовала соседям, что у них был построен второй этаж с ещё двумя комнатами. Она решила, что следующим строительством будет и у них второй этаж. Новое занятие Рахель тут же нашла. Она с сыновьями перебрали доски от бывшего пола, гнилые доски оставили на отопление, а более ли менее подходящие отобрали и соорудили крытую веранду. Соорудили две лежанки для отдыха, столик для чаепития, а дорожку от дома до веранды замостили плоскими камнями. Получилась прекрасная вилла. Не хуже, чем в Польше. Рахель оформила           лицензию на пошив одежды. Иосиф нарисовал на фанерном щите вывеску «Пошив одежды» на иврите и английском. Как ни странно, но через пару дней появились первые заказчики. Шимон включился в работу, освободив в значительной степени саму Рахель. Многие из заказов она кроила, сама создавала модели женского платья, кофточек и юбок.
     Пользуясь льготами Шимона, как узника концлагерей, Рахель добилась проводки электричества и телефона, хотя домашний телефон в те годы в Израиле был большой роскошью. Напряжёнка со строительством несколько спала и тогда Рахель заговорила, что хочет сдать экзамен на водительские права, возьмёт уроки вождения и со временем купит поддержанную автомашину и будет быстрее передвигаться по неотложным делам. В семье ахнули! Мамочка в твои-то годы, неугомонная, взялась и за вождение. Но Рахель не отказалась от своей мечты.
     - Посмотрите, дорогие мои, сколько женщин сидят за рулём, завидно. Я тоже хочу. И всё.
     Сказано - сделано. Она нашла учителя по вождению, и три раза в неделю по часу училась водить машину. Выучила наизусть дорожные правила, сдала их с первого раза и, вдохновлённая этим, сдала на права вождения тоже с первого раза.  Регулярно ходила в синагогу на занятия по ивриту, научилась сносно говорить, читать  и писать. Она уговаривала Шимона ходить вместе с ней в синагогу на занятия ивритом, но он отнекивался, ссылаясь на швейную работу.
     Наступила израильская зима. Осени, как таковой в Израиле не бывает, вернее, вместо зимы проходит осень с дождями, ветрами, холодом, хотя температура +10-15°С. Ощущение холода связано с летом. При высокой температуре очень жарко, и когда немного снижается температура, кажется, что очень холодно. Появилась новая проблема с жильём, протекала крыша, вся дождевая вода, скапливаясь на крыше, находила себе путь и стекала по стенам комнат. Бортики по краям крыши не давали воде стекать. Ося предложил просверлить в бортике отверстие, вставить туда трубку и вода будет стекать на землю. Так и сделали. При слабом дожде эта система работала безукоризненно, при сильном – система не справлялась. Пришлось купить доски и клеёнку, перекрыли бортики с наклоном, и вода при любом дожде стекала на землю. Рахель добыла где-то три пустых старых ржавых бочки, их установили возле дома и в них стекала дождевая вода.
     - Мы со временем выроем в земле большой колодец, забетонируем его и будем иметь даровую воду для полива. Может быть, построим маленький бассейн для купания, летом очень пригодится.
     Прошло немного времени, Рахель довела автомобильное дело до конца. Она взяла кредит в банке и купила со вторых рук приличную машину. С первых же дней она чувствовала себя уверенно за рулём. Общими усилиями разобрали часть забора, отделяющего дом от дороги, купили и поставили металлические ворота и выделили небольшой участок земли для стоянки машины. Нечего уж говорить о том, что со временем над машиной сделали навес, потом стены и ворота – получился приличный гараж.
     К концу одиннадцатого класса Ося получил приписное свидетельство для подготовки к  армейскому призыву. Он как-то скис, жалуясь маме, что собирался учиться дальше, получить специальность, устроиться в жизни.
     - Дорогой Осенька, а кто же будет защищать нашу страну. Ты учил по истории, Израилю всего-то чуть больше двадцати лет, а сколько он уже пережил войн, терактов, трудностей. Мы этого не      застали, но народ перенёс все тяготы. В Израиле армию любят, на неё надеются, она - защитник. Ты, Ося, молодец, у тебя всё получается, учёба, работа по дому. На сто процентов ничего не может  получиться. Старайся сам быть лучше понемногу, но постоянно. И ты достигнешь вершины, которая тебе по плечу. Мой незабвенный папочка, Авраам Федотович, зихроно ле-враха, постоянно повторял: «Вершин на Земле огромное количество, но не старайся покорить сразу самую высокую, покалечишься, потом и малую не преодолеешь». Умный был человек. Он нас детей-несмышлёнышей, научал, делай дело с любовью и интересом, пойми саму суть дела для себя и людей, не сторонись добрых людей, иди всегда им на помощь и они отблагодарят тебя старицей. Хороший, добрый и отзывчивый человек, знающий хорошо свою специальность, всегда преуспеет в жизни.
     С самой ранней весны всей семьёй дружно взялись за сооружение второго этажа, двух комнатёнок, действительно, оказалось маловато, тесно жили, тем более, что швейной работы становилось всё больше и больше. Нужно было принимать заказчиков, снимать мерку, переодеваться, особенно женщинам. Думали, что сами всё сделают, но решили, что лучше наймут тех арабов, которые отлично работали. Призвали знакомых работников, определили объем работ, составили список необходимых материалов,              использовали сохранившиеся камни от бывшего разобранного задора и почти все доски от упаковочных ящиков. Расторопные арабы притащили откуда-то бетонную лестницу, за которую пришлось отдельно заплатить. Быстро и аккуратно закончили работы по сооружению двух комнат второго этажа. Там поселились молодые ребята, по комнате на каждого.
     Время какое-то тревожное настало. Израильское радио целыми днями передавало сведения о готовящейся арабскими странами-соседями войне. Усердствовал в этом, в основном, Египет. Рахель не всё понимала, о чём передавало радио. Она обсуждала положение с соседкой, которая тоже, слушая радио, волновалась. Соседка уверяла Рахель, что в Израиле всё время неспокойно, то теракт, то провокации на границах с Израилем.
     Пришло письмо от Виктора. Какая радость в семье, но в нём он писал, что очень взволнован положением в Израиле, он списался с командованием израильской армии и предлагает немедленно приехать, чтобы служить в войсках. Ему пока не ответили, он с нетерпением ожидает ответа. Хоть это несколько успокоило Рахель.
     Через пару дней после получения письма от Виктора, началась война. Рахель, по старой советской привычке, поехала по магазинам и скупила: мыло, спички и керосин. Одновременно она закупила несколько пачек сахара, различных круп и четыре буханки хлеба. В одном из магазинов на неё с удивлением смотрел продавец. Он хотел спросить у неё, зачем она покупает такое количество товара, у неё большая семья? И всё же спросил у милой приветливой женщины. Да, да, отвечала Рахель: «Мишпаха гдола» (семья большая – на иврите).
     Прошло несколько дней и короткая, молниеносная, война закончилась полной победой Израиля.
* * *

СОВСЕМ НЕ ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
ШЕСТИДНЕВНАЯ ВОЙНА
     Прошу прощения у читателя, но так складывается, что в моих книгах встречаются отступления, без которых само содержание становится не всегда понятным. Тем более, что в художественной литературе, (автор нескромно считает, что написанные им книги можно с натяжкой отнести к художественной литературе) не часто можно встретить ссылки на авторитетные источники. Так вот о шестидневной войне в Израиле.
     Кстати: Если кого мало интересуют войны в Израиле, что составляет совсем немаловажную страницу в жизни еврейского народа, может пропустить  несколько страниц книги.
     Война на Ближнем Востоке между Израилем, с одной стороны, и Египтом, Сирией, Иорданией, Ираком и Алжиром с другой, продолжалась с 5 по 10 июня 1967 года, шесть дней. Потому она и называется Шестидневной войной.
     Непосредственная  предыстория   конфликта
заняла всего около трёх недель, начиная с мобилизации египетских войск и быстрого возбуждения антиизраильских настроений во многих арабских государствах, приведшего к поспешному формированию арабской военной коалиции, до реакции со стороны Израиля.               
     Июльская революция 1952 года в Египте свергла монархию. Был сформирован Совет революционного командования, состоящий из офицеров, совершивших переворот. Вскоре президентом Египта стал один из них — Гамаль Абдель Насер. Была провозглашена республика. Насер хотел консолидировать нацию, «экспортировать» революцию в другие арабские страны.
     В 1956 году в ходе Суэцкого Кризиса после национализации Египтом Суэцкого канала, армии Израиля, Англии и Франции в результате тайной договорённости напали на Египет. Израилю удалось захватить весь Синайский полуостров и сектор Газа, но под давлением США и СССР странам, напавшим на Египет, пришлось покинуть его территорию. На границе Израиля и Египта на Синайском полуострове были размещены войска ООН, призванные наблюдать за перемирием и предупреждать проникновение палестинских боевиков-федаинов в Израиль. После 1956 года количество происшествий на египетско-израиль-ской и иордано-израильской границах резко сократилось.
     С конца 50-х годов Египет сам  отдаляется от               
западных стран и сближается с СССР, который был заинтересован приобрести нового союзника на Ближнем Востоке. С этой целью СССР оказывал Египту значительную экономическую помощь, предоставлял выгодные займы, оказал помощь с постройкой Асуанской плотины, поставлял оружие, зерно и другие необходимые товары.
     В начале 1967 года в Израиле существовало представление, что Египет вряд ли начнёт полномасштабную войну. Оно основывалось на том факте, что восемь элитных бригад Египта были задействованы в гражданской войне в Йемене, где они сражались на стороне республиканцев против роялистов. Весной 1967 года израильско-египетские отношения были относительно спокойными.
     В то же время отношения Израиля с Сирией в указанный период были обострены из-за трёх основных факторов — конфликта из-за водных ресурсов, конфликта из-за контроля над демилитаризованными зонами вдоль линии прекращения огня и поддержки сирийским правительством военизированных группировок палестинских арабов, совершавших диверсии против Израиля. Демилитаризованные зоны в соответствии с соглашением 1948 года не должны были находиться под чьим-либо суверенитетом или устанавливать над ними контроль. Однако, ещё 30 марта 1956 года министр иностранных дел Израиля Моше Шарет заявил послу СССР в Израиле, что «Соглашение о перемирии не запрещает                проведение ирригационных или каких-либо                других работ гражданского характера в демилитаризованной зоне. Более того, в соглашении сказано, что гражданская жизнь в указанной зоне должна проходить нормально».
     При этом, согласно заявлению Аббы Эвена в Совете безопасности ООН, только за первые 11 месяцев 1955 года на сирийско-израильской границе длиной всего около 22 миль, было зафиксировано 108 нарушений Соглашения о перемирии со стороны Сирии, значительную часть из которых составляли обстрелы израильских деревень, сельскохозяйственных рабочих и рыбаков.
     В 1964 - 1966 года происходят столкновения между Сирией и Израилем из-за водных ресурсов. В июне 1964 года Сирия решает отвести воды реки Иордан, впадающей в израильское озеро Кинерет, на свою территорию. В 1964 - 1965 годах происходит 4 крупных пограничных инцидента с участием танков и авиации. В июле 1966 года израильская авиация уничтожила тяжёлую технику, занятую в работах по отводу вод, прекратив их окончательно, и сбивает сирийский МиГ, пытавшийся вмешаться в этот конфликт. 
     В 1965 году была образована Организация Освобождения Палестины, декларировавшая своей целью исправление несправедливостей, причиненных, по её мнению, палестинским арабам, и расформирования до полного уничтожения «сионистского образования».               
Этим занималась военизированная организация «Эль-Фатх», которая 2 января 1965 года совершила свою первую военную операцию против Израиля (нападение на всеизраильский водовод). Всего с января 1965 по июнь 1967 года «Эль-Фатх» и другие арабские группы совершили 122 нападения на Израиль, в большинстве своём неудачных. Хотя бОльшая часть нападений со стороны «Эль-Фатх» происходила с ливанской и иорданской территорий, вооружение, обучение и поддержку группа получала в основном со стороны Сирии. Сирийцы предпочитали, чтобы нападения палестинцев происходили со стороны иных арабских государств, опасаясь израильских ответных мер. При этом король Иордании прилагал усилия, чтобы предотвратить нападения группировки на Израиль с территории Иордании.
     В октябре и ноябре 1966 года террористическая  организация «Эль-Фатх» усилила свою диверсионную деятельность против Израиля. В ночь с 7 на 8 октября в пригороде Иерусалима в результате трёх взрывов были повреждены два жилых дома и легко ранены четыре человека. «Расследование показало, что следы диверсантов, заложивших взрывчатку, вели к иорданской границе».
     8 октября близ поселка Рамат а-Голан в районе Иорданской долины были произведены взрывы сельскохозяйственных построек. Прибывший к месту взрыва моторизованный патруль подорвался на мине, четверо служащих полиции                пограничной охраны погибли. Ответственность за                диверсию взяла на себя организация «Эль-Фатх». В ночь на 11 ноября, в районе границы между Израилем и Иорданией, взорвался заряд, подложенный боевиками ФАТХ (ООП). Погибли 3 и было ранено 6 израильских солдат. 13 ноября 1966 года Израиль, в ответ на подрыв своих солдат, провёл операцию против ООП. В ходе операции в деревне Саму на оккупированном Иорданией Западном берегу реки Иордан, израильские войска взрывают 125 домов, погибают 15 иорданских военнослужащих и 3 мирных жителя. Рейд вызвал волну демонстраций протеста против хашимитской династии на Западном берегу реки Иордан. Вслед за этим правительственные СМИ Иордании обвиняли Насера в том, что он «прячется за юбками войск ООН» и не пришёл на помощь Иордании вопреки своим более ранним обещаниям. Израильская операция была осуждена резолюцией 228 Совета Безопасности ООН, который предостерёг Израиль от повторения подобных акций. При этом причины рейда в резолюции упомянуты не были. В ноябре 1966 года Египет и Сирия заключают союз. С апреля по май 1967 года происходит учащение боевых столкновений на сирийско-израильской границе. В своём выступлении в Кнессете 22 мая 1967 года, премьер-министр  Израиля Леви Эшколь воз-
ложил на Сирию ответственность за 113 инцидентов в период с мая 1965 по май 1967 годов. Кроме того, обвинил Сирию в «возмутительных» обстрелах, включая и артиллерийские, израиль-                ских фермеров и населённых пунктов, не вызванных какой-либо военной необходимостью. По результатам действий Сирии, с июня 1966 года, Израилем было подано 34 протеста в СБ ООН.
     13 мая 1967 года правительство Египта получило (ложное – примеч. Автора) официальное уведомление правительства СССР о том, что израильские войска готовят нападение на Сирию, и что на северной границе Израиля с этой целью сконцентрировано от 11 до 13 израильских бригад. Датой предполагаемого израильского нападения было названо 17 мая. В тот же день Сирия потребовала действий со стороны Египта для предотвращения предполагаемого нападения со стороны Израиля. Начальник египетского генерального штаба Мухамед Фавзи срочно вылетел в Дамаск для консультаций. 7 мая Египет мобилизует свои силы в зоне Суэцкого канала и вокруг него. 15 мая, в день независимости Израиля, египетские войска были переброшены на Синай и начали концентрироваться у израильской границы. 16 мая Египет обвиняет Израиль в угрозе агрессии по отношению к Сирии и подтягивает к границе на Восточном Синае несколько дивизий. 16 мая Египет требует от ООН вывести войска безопасности ООН с Синайского полуострова. Генеральный секретарь ООН У Тан пытается убедить правительство Египта отказаться от требования эвакуации войск. 17 мая в 8 часов утра египтяне уже занимали наблюдательные посты вдоль границы. В этот же день два египетских МиГа пролетели над территорией Израиля — с востока (из Иордании) на запад. Их полёт прошёл точно над израильским ядерным центром в Димоне. Перехватить их не успели. 17 мая Иордания начинает мобилизацию. 18 мая, вскоре после полудня, египтяне сразу приказали отряду ООН из 32 солдат, занимавшему наблюдательные посты в Шарм-эш-Шейхе, эвакуироваться в течение 15 минут. Официальное египетское требование до сведения Генерального секретаря ООН У Тана было доведено лишь в 4 часа дня. У Тан немедленно отдаёт распоряжение вывести войска. В тот же день начинается мобилизация в Кувейте.
     18 мая после поспешного ухода сил ООН каирское радио «Голос арабов» заявило: «С сегодняшнего дня больше не существует чрезвычайных международных сил, защищающих Израиль. Мы более не будем проявлять сдержанность. Мы далее не будем обращаться в ООН с жалобами на Израиль. Единственным методом воздействия, который мы применим в отношении Израиля, станет тотальная война, результатом которой будет уничтожение сионистского государства. Наши силы сейчас полностью готовы не только к отражению агрессии, но и к началу процесса освобождения, к уничтожению сионистского присутствия на арабской земле. Сирийская армия держит палец на спусковом крючке…, пришло время вступить в войну на уничтожение».
     К 18 мая сирийская армия была полностью готова к боевым действиям в районе Голанских высот. 19-20 мая в Израиле проводится полная мобилизация. 21 мая в Египте объявлена всеобщая мобилизация. 22 мая президент Египта Насер, разместив гарнизон в Шарм-эль-Шейхе, объяв-ляет блокаду Тиранского пролива, закрыв этим    израильский порт Эйлат. Насер заявляет: «Если Израиль хочет войны - он её получит». 22 мая Саудовская Аравия объявляет о готовности принять участие в военном конфликте.               
     23 мая Израиль официально заявил: «Помехи, чинимые израильскому судоходству в Тиранских проливах, будут рассматриваться как акт войны, равно как и вывод войск безопасности ООН, отправка иракских войск в Египет и подписание военного пакта между Египтом и Иорданией. Он оставляет за собой право начать военные действия».               
     24 мая Иордания завершает мобилизацию. 25 мая военный министр Египта Шамс эд-Дин Бад-ран вылетает в Москву. Он просит у советского руководства разрешения атаковать Израиль. Однако председатель Совета Министров СССР Косыгин не даёт советского одобрения для «превентивной атаки против Израиля», заявив, что «Советский Союз против агрессии». Вернувшись в Египет, Бадран информирует Насера, что СССР не разрешает Египту атаковать первым, но что СССР обязуется вмешаться в военный конфликт в случае, если США вступят в войну на стороне Израиля. В связи с этим Насер информирует военное командование Египта, что Египет будет вынужден выдержать удар, который Израиль нанесёт первым. Командующий ВВС Египта генерал Судки Махмуд заявляет Насеру, что такая тактика будет губительной.  26 мая Насер, обращаясь к  руководителям панарабской федерации
профсоюзов, сказал, что если разразится война, «она будет тотальной и её цель  - уничтожение Израиля». 28 мая Судан проводит мобилизацию. 29 мая алжирские войска направляются в Египет. 30 мая Египет и Иордания подписывают договор о взаимопомощи. Египет направляет генерала Абдула Муним Риада принять командование силами союзников на Иорданском фронте. 31 мая иракские войска направлены в Иорданию.
     «Сионистов в море»: 5 июня 1967 года призывает арабская газета из  Багдада.
     В середине мая - начале июня Абдель Насер повторил призывы середины 1950-х годов и призвал арабские страны атаковать Израиль и «сбросить евреев в море, уничтожив их как нацию», а председатель ООП А. Шукейри заявил, что в случае их победы «уцелевшим евреям помогут возвратиться в страны их рождения». «Но мне кажется, что никто не уцелеет», — добавил он.               
     Обстановка накалилась уже до такой степени, что она может вспыхнуть очень большим пожаром в любую секунду с любой стороны.


5 июня. Начало войны.
     С согласия премьер-министра Эшколя,  министр обороны Израиля генерал Моше Даян и начальник генерального штаба генерал-лейте-нант  Ицхак Рабин приняли решение нанести воздушный и наземный удары. Рано утром 5 июня самолёты израильских ВВС, находясь над восточной частью Средиземного моря, резко                повернули на юг и нанесли удары по всем аэродромам Египта, фактически уничтожив египетские ВВС. Позднее были разгромлены ВВС Иордании и Сирии, нанесён значительный ущерб иракским ВВС.
     Подготовка к внезапному израильскому авиа-удару проводилась в полной секретности. В день начала войны, ранним утром агенты израильских спецслужб пробрались на крышу посольства США в Тель-Авиве и вывели из строя установленную там антенну слежения, чтобы не дать  возможности США засечь вылет израильских самолётов. Сами израильские пилоты узнали о предстоящей операции лишь за 5 часов до авиаудара.
     Первоначальный удар по Египту был нанесён в 7:45 утра. Нападению практически одновременно подверглись 11 египетских авиабаз. В боевой операции участвовало 183 израильских самолёта, что составляло 95 % израильской боевой авиации. К 9 часам утра израильской авиацией было уничтожено 197 египетских самолётов, из них 189 машин на земле, 8 в ходе воздушных боёв. Было разрушено или повреждено 8 радарных станций. 6 египетских авиабаз в районе Синая и Суэцкого канала были приведены в полную негодность.
     После возвращения израильских самолётов на свои базы, для их дозаправки и перевооружения, в 10 часов утра по египетским авиабазам был нанесён повторный удар, в котором участвовало 164 самолёта. В ходе этого удара было атаковано 14 авиабаз и уничтожено ещё 107 египетских самолётов.
     В ходе двух этих ударов Израиль потерял 9 самолётов, 6 других были серьёзно повреждены. 6 израильских лётчиков погибло, трое ранено и двое попало в плен. В общей сложности было уничтожено 304 из 419 египетских самолётов. Несмотря на то, что египетские базы ВВС ожидали израильского удара, он оказался внезапным, так как был нанесён не на рассвете, когда обычно проводятся такие операции, а в более позднее время утра. Бдительность на египетских базах была несколько ослаблена, патрульные самолёты были сняты с дежурства, а большинство пилотов находилось в столовой. Первая волна ударов была нанесена по взлётным полосам, что делало практически невозможным взлёт самолётов, а также посадку самолётов, находящихся в небе. Израильские самолёты атаковали авиабазы на египетской территории, проникнув в Египет с запада и севера со стороны Средиземного моря, в то время как египетские радары в основном просматривали территорию к северо-востоку и                востоку, предполагая, что израильские самолёты могут атаковать только со стороны израильской границы. Кроме того израильские самолёты летели на предельно малой высоте, недоступной для египетских радаров, и соблюдали полное  радиомолчание. То, что израильские самолёты атаковали с неожиданного северо-западного направления, позже дало президенту Насеру основание для обвинений ВВС западных стран в помощи Израилю в ходе войны, в частности он заявил, что в нападении участвовали ВВС шестого флота США.
     Израильская атака была очень точно скоординирована. Израильские самолёты (разных типов и вылетевшие с разных израильских баз), атаковали египетские аэродромы, находящиеся в различных частях Египта, практически одновременно.
     В день израильского нападения египетские ПВО получили приказ не стрелять по пролетающим военным самолётам, поскольку существовало опасение, что может быть сбит самолёт с египетским военным командованием, отправившемся в это утро для инспекции позиций на Синае. Этот приказ усилил замешательство египтян во время израильской атаки.
     Примерно в 11 часов дня Израиль стал подвергаться налётам со стороны ВВС Сирии и Иордании. В результате ответного израильского авиаудара по базам ВВС этих стран в 12:45 были уничтожены все ВВС Иордании (28 самолётов) и около половины ВВС Сирии (53 самолёта), а также 10 иракских самолётов. В Ливане в ходе авианалёта был уничтожен пассажирский самолёт DC-7 иорданских авиалиний.
     Всего к концу войны израильтяне уничтожили около 450 самолётов противника, из них 70 в ходе воздушных боёв, а остальные на земле. Сам Израиль потерял 40 самолётов (среди них 6 учебных самолётов, участвовавших в боях на иорданском фронте).
     Разгром ВВС противника в первый же день войны позволил израильским ВВС добиться почти полного господства в воздухе. Практически не встречающие сопротивления, частые бомбардировки арабских колонн, в том числе с применением напалма, были важнейшим фактором деморализации  и коллапса египетской, сирийской и иорданской армий.
     Утром 5 июня, в день начала войны, пресс-служба армии Израиля заявила, что с ранних часов утра израильская армия вступила в бой с египетской армией, которая начала «продвижение в сторону Израиля».

Операции на Синайском фронте
5 июня. Первый день.

     Развёрнутые вдоль фронта по оси север-юг израильские войска  усилены механизированной дивизией полковника Эхуда Решефа, механизированной дивизией генерал-майора Исраэля Та- 
ля, механизированной дивизией генерал-ма-йора  Ариэля  Шарона, бронетанковой   дивизией 
генерал-майора Авраама Йоффе. 
               
6 июня. Второй день.
     Газа сдалась Решефу около 12:00. Ариэль Шарон, захвативший Абу-Агейлу, отправляет часть своих войск очистить Рафах и Эль-Ариш, с остальными войсками он совершает бросок к ущелью Митла. Йоффе после скоротечного боя восточнее Бир Лахфана успешно атаковал основные египетские силы в центре Синая в Джебель-Либни. Египетский главнокомандующий отдаёт приказ об отступлении всех войск с Синая, что усугубило деморализацию, начатую превентивными воздушными атаками.

7 июня. Третий день.
     Основные силы Таля подошли к Бир-Гифгафу, его северные силы двигались на Румани. Передовая бригада Йоффе, дойдя до восточного края ущелья Митла, оставшись без топлива и боеприпасов, остановилась и была окружена отступавшими египетскими частями. Другая часть бригады двинулась на выручку к окружённым. Шарон вышел к Нахлю, другие подразделения очистили Северо-Восточный Синай, а воздушный и водно-сухопутный десанты захватили Шарм-эль-Шейх.


8 июня. Четвёртый день.
     Египетские бронетанковые части пытались прикрыть отступление, но были отброшены Талем, продолжавшим давление на Суэцкий канал между Кантарой и Исмаилией. Дивизия Йоффе, воссоединившись, прорвалась через ущелье Митла и подошла к каналу с противоположной от Порт-Суэца стороны. После ускоренного марша через пустыню, дивизия Шарона взяла Нахль и последовала за Йоффе в ущелье Митла. Несмотря на остававшиеся в изоляции египетские части, Синай полностью был в руках израильтян.

9 июня. Пятый день.                Прекращение огня.
     Совет Безопасности ООН добился прекращения огня. Израиль прекратил огонь немедленно, Египет - через день.

Операции на Иорданском фронте
     Израильская стратегия подразумевала избегать операций против Иордании и Сирии, пока не будет одержана победа на Синайском фронте. В то же время Израиль стремился установить контроль над Иерусалимом. Несмотря на то, что королю  Хуссейну было предложено сохранять ней-            
тралитет в обмен на обещание о ненападении, арабское давление заставляло короля вступить в войну, а недавнее соглашение с Насером делало нейтралитет невозможным. Он надеялся, что его дальнобойная артиллерия, направленная на Тель-Авив, удовлетворит союзников, не спровоцировав Израиль. Однако эти орудия представляли угрозу основной израильской северной авиабазы в Рамат-Давиде. Исходя из этого, после начала обстрела Израилем было принято решение об операциях против Иордании.

Битва за Иерусалим
5 июня. Первый день.
     В 8:30 МИД Израиля передал главе Организации ООН по Наблюдению за Перемирием генера-
лу Буллу письмо для короля Иордании Хуссейну. В письме короля просили воздержаться от вступления в войну и давалось обещание, что в слу-чае неучастия Иордании в войне ей не будет причинено вреда. Письмо было передано королю только в 11:00, но  он  отверг  его, указав, что его
самолёты уже на пути к израильским целям.
     В Иерусалиме спорадические бои начались в 10:15 утра. В 11:45 иорданский арабский легион начал миномётные обстрелы целей в Западном Иерусалиме, а иорданская артиллерия начала наносить удары по целям к востоку от Тель-Авива и по Изреельской долине. Подкрепление, направленное бригадным генералом Узи Наркисом командующему центральными силами, позволило тому начать наступление силами трёх бригад. Главными в операции были парашютисты подразделений полковника Мордехая (Моты) Гура. В тот же день они приблизились к стенам Старого города, где гарнизоном командовал иорданский бригадный генерал Ата Али.

6 июня. Второй день.
     Израильское наступление на Старый город было остановлено сильным и упорным сопротивлением. Тем не менее, окружение города было завершено - части танковой бригады захватили Рамаллу на севере, другая бригада заняла Латрун на юго-западе. Впервые после 1947 го-
да дорога Тель-Авив — Иерусалим была открыта
для израильского движения.

7 июня. Третий день.
     Полковник Гур штурмом взял Старый город. Около полудня был захвачен Вифлеем, чуть позже - Гуш Эцион. Обе стороны принимают предложение СБ ООН о прекращении огня с 20:00.

Дженин-Наблусское сражение.
5 июня. Первый день.
     Израильские Северные силы, возглавляемые генерал-майором Давидом Элазаром, приблизительно составляли две с половиной бригады. К полуночи одна дивизия и усиленная танковая бригада подходили к Дженину.

6 июня. Второй день.               
  В результате тяжелого сражения Дженин взят.    

7 июня. Третий день.
     Израильтяне, продолжая натиск на Наблус, после кровопролитного сражения овладели им. Сильно поредевшие иорданские силы переправились через реку Иордан, где оставались до прекращения огня.

Операции на Сирийском фронте
     Голанские высоты удерживали шесть сирийских бригад (с шестью в резерве) на востоке Кунейтры. Вечером 5 июня ударами израильских ВВС было уничтожено приблизительно две трети всех сирийских ВВС. В течение четырёх дней происходили артиллерийские дуэли, стороны не предпринимали попыток завладеть инициативой. Элазар получил приказ срочно рано утром начать наступление. Он сконцентрировал войска для первоначального броска через район Дан-Баниас севернее Голанского плато, вдоль подножия горы Хермон. К ночи эти силы прорвали сирийскую оборону, и три бригады вышли на плато рано утром следующего дня. Одновременно другие части пробивались через холмы севернее озера Кинерет, и Элазар отдал приказ частям, недав- но сражавшимся в Дженин-Наблусском районе, двигаться на север и ударить по Голанским высотам южнее озера.

10 июня. Шестой день.
     Израильтяне прорвались через сирийскую оборону на севере Голанских высот, затем усилили лобовую атаку через плато, чтобы подойти к Кунейтре  с севера, запада и юго-запада. Одновременно группа войск, передислоцированная с Иорданского фронта, угрожала Кунейтре с юга. К вечеру Кунейтра была окружена, и бронетанковое подразделение вошло в город. Прекращение огня вступило в силу в 19:30.

Война на море.
      В ходе войны не происходило крупных морских сражений. 8 июня 1967 года судно ВМС США  «Либерти», занимавшееся радио-электронной ра- зведкой у берегов Синайского полуострова «без опознавательных знаков» и вошедшее в зону военных действий, во второй половине дня было атаковано израильскими самолётами и торпедными катерами. В результате атаки погибли 34 и было ранено 173 американских моряка.               
     По заявлению израильской стороны, корабль был «ошибочно идентифицирован». По другим предположениям корабль был атакован израильтянами намеренно с целью помешать США собирать информацию о военных действиях в регионе. В частности, не дать им обнаружить передвижение израильских войск в Галилее в преддверии захвата Голанских высот. 6 июня из-раильский  эсминец  «Яфо»  потопил  египетский
ракетный катер близ Порт-Саида.
     Израильские водолазы-диверсанты были посланы в гавани Порт-Саида и Александрии, но не смогли повредить ни одного корабля. 6 израильских  водолазов  были схвачены в Александрии и
попали в плен.

Потери воюющих сторон.
С израильской стороны.
     Израиль потерял в этой войне убитыми 779 человек. Из них 338 погибло на синайском фронте, 300 на иорданском фронте (включая 183 в битве за Иерусалим) и 141 на сирийском фронте.

Со стороны арабских стран, принимавших участие в боевых действиях
      Египет — погибших до 15000, 20000 раненых, 5500 пленных. Иордания — 696 погибших, 421 раненый, 2000 пропавших без вести. Сирия — до 2500 погибших, 5000 раненых. Ирак — 10 погибших, 30 раненых.

Итоги войны
     В этой войне Израиль в считанные дни достиг победы, захватив Синайский полуостров, Сектор Газа, Западный берег реки Иордан, Восточный Иерусалим и Голанские высоты. Зелёная черта 1949 года стала административной границей между Израилем и новыми территориями.
     28 июня 1967 года распоряжением правительства Израиля израильская юрисдикция и муниципальные границы Иерусалима были распространены на иорданский (восточный) сектор Иерусалима и прилегающие к нему части Западного           берега. Однозначная официальная аннексия Восточного Иерусалима Израилем произошла       30 ноября 1980 года, когда был принят Закон об Иерусалиме, объявляющий Восточный Иерусалим суверенной территорией Израиля, а весь город - его «единой и неделимой столицей».
     В общей сложности, Израиль получил контроль над территорией, в 3,5 раза превосходящей его довоенную площадь.   
     Египет и Иордания обвиняют США и Великобританию в боевых действиях на стороне Израиля. 6 июня телефонные переговоры между королём Иордании Хусейном и Насером, перехваченных Израилем, доказали, что Хусейн согласился поддержать Египет и обвинить США и Великобританию в боевых действиях на стороне Израиля. Однако он быстро отказался от этого обвинения, когда 8 июня запись их беседы стала достоянием гласности.

Исход евреев из исламских стран
     В связи с победой Израиля и поражением арабов, еврейское меньшинство, проживавшее в арабских странах, немедленно подверглось преследованиям и изгнанию. Толпы арабов атаковали еврейские кварталы в Египте, Йемене, Ливане, Тунисе, Марокко, сжигая синагоги и нападая на евреев. В результате погрома в Триполи  (Ливия) было убито 18 евреев и 25 были ранены, выжившие были согнаны в места содержания под стражей. Из 4 тысяч евреев Египта, 800 было арестовано, включая главных раввинов Каира и Александрии, а имущество было реквизировано государством. Древние еврейские общины Дамаска и Багдада были помещены под домашний арест, их лидеры были арестованы и подвергнуты штрафам. Многие евреев были изгнаны только с тем, что смогли унести в руках.
* * *
     Так незаметно, в будничных заботах, подошло время окончания школы и военного призыва Иосифа в армию. Допризывная комиссия определяла наклонности и возможности каждого призывника.  Осю, как интересующегося техникой и механизмами, в том числе  математикой, определили в танковые части. По совету школьных друзей-ватиков (давно живущих или родившихся в Израиле), Ося начал усиленно тренироваться в выносливости, бегал по утрам и вечером, после захода солнца час-полтора. Он устроил во дворе турник, и вместе с Яшей тренировались в подтягивании, кто больше раз выполнит это упражнение. Яша освоил это незамысловатое упражнение даже лучше, чем Ося.
     Вот и настал день призыва. На призывной пункт отправилась на машине вся семья, мама, Шимон, Ося и Яша. Там было столпотворение, на каждого призывника приходилось три, а то и больше членов семьи. Вызывали призывников через громкую связь. Даже громкие вызовы очередной фамилии заглушались шумом и гамом огромной толпы. «Киржнер» - услышали все сразу. Начались поцелуи, прощание, слёзы. Ося еле вырвался из крепких объятий дорогой мамочки.
     - Осинька, служи добросовестно, не опозорь нашу семью, мы тебя ждём с нетерпением дома. До свидания и скорой встречи, береги себя, мой родной сынок.
     Иосиф скрылся в толпе призывников, медленно продвигаясь по проходу, огороженному турникетом. Но никто не уходил из провожающих, чего-то ждали, а вдруг на мгновение мелькнёт родное лицо. Одним за другим отходили от главного здания призывного пункта автобусы с молодыми ребятами в военной форме,  различить, кто где не удалось никому, но все махали руками отходящим автобусам. Родителям было известно, что в течение прохождения «тиранута» (курса молодого бойца) солдат не отпускают домой, а после этого срока каждого солдата отпускают домой, в основном, на пятницу и субботу, примерно, один-два раза в месяц, в зависимости от рода войск и занимаемой должности. Какая радость была в семье Киржнеров, когда  Ося  первый  раз явился
домой в отпуск из армии.
     Но перед этим, родных пригласили на принятие присяги после окончания «тиранута». Каким прекрасным был этот праздник. Собралась тогда масса народа, родственники, знакомые, высокое начальство. Всех новобранцев в форме выстроили на огромном плацу, офицер зачитывал текст присяги вслух, молодые солдаты повторяли каждое предложение. После окончания чтения                присяги, каждому, принявшему присягу, вручали красиво изданную книгу молитв на иврите.
     Его первый отпуск домой превратился в большой праздник. Первым делом он долго принимал душ, немного отдохнул и все сели за стол. Выпили по рюмке хорошего вина за мир, за благополучную службу, за здоровье. Долго и подробно Ося отвечал на вопросы, а их было множество: как служится, какой распорядок дня, как кормят, как командиры, трудно ли приходится на жаре и много ещё других. Он только и успевал отвечать. Семейные знали, что Иосифа определили в танковую часть, как молодого человека, интересующегося техникой. Он закончил специальные курсы, сдал экзамены на механика-водителя танка. Самое удивительное оказалось то, что в израильской армии нет строевой подготовки, солдаты, практически, не ходят строем. Сколько сил и энергии приходится тратить на муштровке в Советской Армии, а теперь и в Российской. Как пошло это от немецкой муштры ещё при царствовании Павла Первого, так  и продолжается в
21-м веке.
     - А как же солдаты ходят в столовую? - спросил младший брат.
     - Они ходят сами по себе в столовую. Завтрак или обед длиться один час. Вот, каждый и ходит, когда захочет или сможет. Но круглые сутки работает буфет, где можно покушать бутерброды с разными начинками, фрукты, свежие соки, кофе, чай, - ответил Ося.
     - Прекрасно, вы свободны от муштры, - не унимался Яша.
     - Во-первых, танкисты строем вообще не ходят, да и пехота, в основном, перемещается на транспортных средствах. Нас так муштруют, только держись. Каждое утро зарядка и кросс по два километра в любую погоду, жарко, холодно – по пояс раздеты.
     - Ну, два километра и я смогу пробежать, - похвастался братик.
     - Но раз в неделю кросс на 10 километров с нагрузкой. Разбиваются на пятёрки, четверо несут носилки, а пятый лежит на них. Каждые два километра меняются. А когда раз в два месяца совершаем кросс на 30 или 50 километров с носилками – вот это нагрузка.
     Родная семья узнала ещё много разных новостей про израильскую армию: повседневная военная форма у солдат и командиров одинаковая и из одной и той же ткани, питаются командиры вместе с солдатами из одного котла, как говорится. Во всех боевых учениях командиры-танкисты выполняют приказы и самое главное, командир подаёт команду -  «Делай, как я» и всегда он впереди. Говорят, что так же было во время всех войн, командирский танк взвода, роты, батальона, всегда первый шёл в бой, прикрывая солдат.
     - Ося, дорогой, а почему ты с винтовкой и притащил такой большой баул, в вашей части негде было оставить? – с вопросом обратилась к сыну Рахель.
     - Нет, оставить есть где, но такой приказ - всё своё я забираю с собой на случай очень срочной мобилизации. При очень срочной мобилизации, например, с неожиданным началом войны против Израиля, что случалось неоднократно, я должен в течение не более 12 часов явиться в любую самую близкую воинскую часть с личным оружием и всеми личными вещами. Тут у меня смена формы, трусы, майки, носки, всякие мелочи и личное оружие с патронами, боевыми. Придётся выстирать смену, я надел чистую, собираясь домой в отпуск на два дня.
     - Стирку немедленно сделаю, - ответила Рахель, - ты скажи, кто варит, и как вас кормят?
     - Кормят прекрасно, ресторанная система. Приходишь в столовую и выбираешь, что тебе приглянулось или уже раньше пробовал. А готовят пищу опытные повара, есть шеф-повар. Это не воинская организация, а подрядчик. Он подписывает соглашение с Командованием и работает, малейшее замечание может закончиться разрывом отношений с армией, а это очень выгодно иметь дело с армией, вот они и стараются угодить солдатам и офицерам. Часто они готовят блюда по нашей просьбе и объявляют, что это блюдо приготовлено по просьбе такого-то солдата или офицера, если, конечно, он соглашается, чтобы его имя прозвучало на всю воинскую часть.
     - Ты уже стрелял из танка? - спросил младший брат.
     - Нет. Мы ещё только учимся. Вот окончим эту
учёбу и будем стрелять из танковой пушки, стоя на месте, а потом и схода по движущейся цели.
     - Как интересно! – восхищённо проговорил младший братишка, - а когда я пойду в армию, тоже буду стрелять из танка?
     - И на твой век хватит, - успокоил его Ося.
     Прошло всего несколько месяцев, как Иосифа призвали в армию, а он значительно изменился, стал увереннее, мужественнее, в нём почувствовалась мужская сила и уверенность в своих поступках. Рахель могла часами смотреть на дорогого Осю, не насмотреться.
     - Вот бы Витя наш нарадовался бы своим младшим братом, - сказала Рахель, вспомнив про старшенького.
     К слову, пришло письмо от Виктора из Америки. Он пишет, что в свой отпуск в университете, он приедет в Израиль, чтобы пройти службу в Армии Обороны Израиля, что, мол, уже вновь списался с армейским командованием, что так поступают многие молодые израильтяне, которые работают или учатся за границей. Для Рахели новость, что старший сын приезжает в Израиль, безмерно обрадовала, но то, что он приезжает, чтобы служить в армии, её как-то огорчило.
     - Осинька, это правда, что молодые люди, живущие за границей, должны служить в армии Израиля?
     - Да. По закону Израиля, все люди, имеющие израильское гражданство, обязаны, вне зависимости от пола, должны проходить воинскую службу в Израиле. Есть такие ребята, которые увиливают от армейской службы. Но наш Витя не
такой, - с гордостью ответил Ося.
     Прошло время, и Иосиф стал хорошим танкистом, а вот и подоспела настоящая война, война «Судного дня. Йом кипур». Совсем недавно прошла тяжёлая война, Шестидневная война, как её называли, а тут и новая война, не сиделось «нашим» дорогим соседям. Всё норовили сбросить евреев в Средиземное море.
* * *

ЕЩЁ ОДНО  СОВСЕМ НЕ ЛИРИЧЕСКОЕ                ОТСТУПЛЕНИЕ

Четвёртая арабо-израильская война,
«война Судного дня»
     Военный конфликт между коалицией арабских стран с одной стороны и Израилем  с другой; при этом обе стороны понесли значительные потери. Война готовилась арабскими странами долго и тщательно, и начало было с внезапной атаки египетских и сирийских войск во время иудейского праздника Йом-Кипур. Этот день в Израиле особенный –  это не рабочий день, день памяти разрушения Первого и Второго храмов. БОльшая часть мужского населения отправлялась в синагоги на молитву, транспорт по стране не ходил, всё замирало на сутки. И этот день вероломные арабские соседи специально выбрали для внезапного нападения. Египетские и сирийские                войска пересекли линии прекращения огня на Синайском полуострове и Голанских высотах, и начали продвижение вглубь Израиля. Внезапный удар принёс  результат. Первые двое суток успех был на стороне египтян и сирийцев. Во второй фазе войны чаша весов начала склоняться в пользу армии обороны Израиля. Сирийцы были полностью вытеснены с Голанских высот, на Синайском фронте израильтяне ударили в стык двух египетских армий, пересекли Суэцкий канал и отрезали 3-ю египетскую армию от снабжения. Вскоре последовала резолюция ООН о прекращении огня.
     Четвёртая арабо-израильская война имела далеко идущие последствия для многих наций. Так, арабский мир, униженный сокрушительным поражением в Шестидневной войне, несмотря на новое поражение, всё же почувствовал, что его гордость в некоторой мере восстановлена благодаря ряду побед в начале конфликта. Арабские страны-поставщики нефти применили меры экономического и политического воздействия на           союзников Израиля – страны члены ОПЭК ввели                эмбарго на продажу нефти странам Западной Европы, а также повысили цену на сырую нефть втрое, что привело к нефтяному кризису 1973 года. Двадцать восемь стран Африки разорвали дипломатические отношения с Израилем. Четвёртая арабо-израильская война явилась про-                должением арабо-израильского конфликта – многолетней вражды, ставшей причиной многих боёв, сражений и войн, начиная с 1948 года. Во время Шестидневной войны в 1967 году Израиль                захватил  Синай вплоть до Суэцкого канала, ставшего, таким образом, зоной прекращения огня, и примерно половину Голанских высот, ранее целиком принадлежавших Сирии, а также Запад-ный берег Иордана  и Сектор Газа.
     Согласно высказыванию бывшего президента Израиля Хаима Герцога:
     «19 июня правительство национального единства Израиля единогласно проголосовало за возврат Египту Синая, а Сирии Голанских высот в обмен на мирные соглашения. Предполагалось, что Голаны должны были стать демилитаризованной зоной, и должно было быть принято специальное соглашение по вопросы Тиранского пролива. Правительство решило начать переговоры с королём Иордании Хусейном по вопросу определения восточной границы. США должны были убедить арабских соседей Израиля принять это соглашение. Американское руководство было проинформировано об израильском решении, но оно не было передано другой стороне конфликта. По крайней мере, нет никаких свидетельств о том, что правительство Египта и Сирии получили от США это предложение. Однако Израиль считает, что данное предложение было передано американцами Египту и Сирии, но было отвергнуто ими».
     Так или иначе, официальным ответом на предложение израильского правительства стало решение арабов, называемое «тремя НЕТ»: нет миру с Израилем, нет признанию Израиля и нет переговорам с ним, принятое в августе 1967 года на арабском саммите в Хартуме. В октябре 1967 года правительство Израиля отменило своё предложение.
     Как таковая, «Война на истощение» (1967—1970) началась уже 1 июля 1967 года, когда Египет начал обстреливать израильские позиции около Суэцкого канала. 21 октября 1967 года                Египет потопил израильский эсминец «Эйлат», при этом погибло 47 человек. В связи с гибелью израильского миноносца уместно вспомнить блестящую тайную боевую операцию под кодовым названием  Операция «Шербур».
     В 1969 году французы ввели санкции против еврейского  государства на поставку вооружений. И спецназ Израиля под покровом ночи угнал пять построенных и оплаченных ракетных кораблей с верфи в городе Шербуре. Спецоперация морского диверсионного подразделения по угону                пяти боевых кораблей из Франции широкому                читателю почти неизвестна. Итак, о том, как дело было.
     Израиль, обладающий морской границей и побережьем протяженностью 273 километра, в 60-х годах ХХ столетия неоднократно подвергался набегам с моря. И страна заказала на шербурской верфи серию новейших французских ракетно-артиллерийских катеров. В то время Франция вообще обеспечивала до трех четвертей всех   поставок оружия еврейскому государству. Но французы стали восстанавливать традиционно тесные связи с арабским миром, с которым по разным причинам беспрестанно воевал Израиль.   
     Франция отказалась поставлять Израилю наступательное вооружение, а в сентябре 1969 года вообще ввела полное эмбарго на торговлю оружием. И построенные в Шербуре израильские катера так и «зависли». Ракетные катера были остро необходимы Израилю для противодействия точно таким же катерам, появившимся на вооружении арабских стран.               
     Мы писали, что 21 октября 1967 года, два ракетных катера советской постройки, обнаружили, атаковали и потопили израильский эсминец «Эйлат». При этом погибло 47 человек из 197 членов экипажа и 41 раненый. Командование ВМС Израиля осознало свою неготовность к ведению военно-морских операций. В результате премьер-министр Израиля Голда Меир дала указание срочно принимать меры! Израильтяне  заказали 12 катеров с полным вооружением. Некоторые корабли успели забрать до введения эмбарго.  Не успели израильтяне забрать построенные и оплаченные в Шербуре оставшиеся семь катеров. Два катера удалось увести в начале января 1969 года во время испытаний. Но получить от Франции оставшиеся пять никак не удавалось. И в начале октября 1969 года лично Голда Меир дала секретное указание провести спецоперацию «Шербур», направленную, по сути, против Франции. Уже оплаченные Израилем, но «зависшие» ракетные катера выкупила некая фиктивная            панамская компания, созданная, чтобы отвести возможные подозрения.               
   В рамках реализации плана операции «Шербур» во Францию были посланы более 70 офицеров и матросов для обучения управлению и обслуживанию новых военных судов. Но план угона, естественно, держался в глубокой тайне даже от самих участников операции. Им говорилось, что их якобы учат обслуживать те семь катеров, которые Израиль успел получить от Франции ещё до санкций. Израильские моряки раз в неделю под видом учений выходили на катерах в море и возвращались поздно ночью. Никто из руководства верфи в Шербуре и не подозревал, что за этим скрывается тщательно продуманный план. К тому же, в течение трех недель перед проведением операции каждую ночь двигатели катеров запускались на полные обороты, чтобы жители Шербура привыкли к шуму и не обращали на него внимания.               
     Проведение самой операции было назначено в ночь на Рождество 25 декабря 1969 года. Помимо этого был проделан ещё один хитроумный трюк. Израильтянам удалось создать видимость, что Тель-Авив якобы смирился с потерей катеров и хочет вытребовать от Парижа «хорошую» компенсацию.  Кроме того, Израиль якобы «продал» катера норвежской фирме «Стартботт & Вайль» для проведения поисков нефти на Ближнем                Востоке - абсолютно липовой конторе, которой никогда не было в природе.  В ночь на 25 декабря 1969 года на борт пяти катеров поднялись «представители норвежской фирмы», как две капли воды похожие на тех же самых израильских моряков, которые уже больше месяца изучали матчасть. В Сочельник, когда, практически, все местные жители должны были уже сидеть за праздничными столами, в два часа ночи, когда французы поднимали рождественские тосты, все пять ракетных катеров без огней и опознавательных флагов покинули порт Шербура и вышли в бурное штормящее море. Их исчезновение обнаружили только спустя сутки! Вместе с боевыми катерами, естественно, бесследно исчезли и те самые 72 израильских моряка. В  течение целой недели, до прибытия катеров в израильский порт Хайфа 31 декабря, эта операция находилась в центре внимания СМИ всего мира. Все были поражены неслыханной дерзостью израильтян. Скандал был неслыханный…               
     Многие  французские  источники   утверждают,
что  тогдашний министр обороны даже приказал начальнику генерального штаба поднять в воздух самолеты, догнать беглецов и нанести удар по катерам.
     Тот сделать это напрочь отказался, заявив, что скорее уйдет в отставку. В общем, «Операция Шербур», конечно, привела на какое-то время к острому кризису в израильско-французских отношениях. Но, в конце концов, французы решили, что уже поздно махать кулаками, и когда Израиль, в конце концов, в очередной раз лихо разбил доблестные силы арабов, снова помирились с Израилем.
      Продолжим описание событий «Шестидневной войны». Несколько месяцев спустя египетская артиллерия начала обстреливать израильские позиции вдоль Суэцкого канала, а боевые соединения стали устраивать засады израильс-ким военным патрулям.
     После принятия резолюции Совета Безопасности ООН 242 в ноябре 1967 года и в 1970 года международные посредники пытались способствовать установлению мира между враждующими сторонами.
     В мае 1968 года, в результате «челночных переговоров» дипломата Гуннара Ярринга, Египет согласился выполнить резолюцию Совета Безопасности ООН 242 и заключить мир в обмен на предварительное полное отступление Израиля со всех занятых в ходе войны 1967 года территорий. Принимая эту резолюцию, Египет в первый раз безоговорочно признал существование Израиля и его право на существование в будущем. Взамен Египет выигрывал обязательство ООН вернуть Синай. Организация освобождения Палестины (ООП) отклонила резолюцию, поскольку в ней речь шла только о «беженцах», не рассматривая их право на самоопределение. Сирия охарактеризовала план Ярринга как «предательство Арафата и ООП».
     Израиль отклонил миссию Ярринга как «бессмысленную», настаивая, чтобы все переговоры предшествовали любой эвакуации. Он также возражал против поддержки Египтом ООП. Целью ООП было создание арабского государства на всей «освобождённой» территории Палестины. Насер в ответ заявил, что если Израиль отказывается поддержать резолюцию 242, в то время как Египет поддерживает её, то у него нет иного выбора, кроме как «поддержать храбрых борцов сопротивления, которые хотят освободить свою землю».
     В конце июля 1970 года Египет принял решение поддержать мирный план американского государственного секретаря Уильяма Роджерса, предусматривавший немедленное прекращение огня и отступление Израиля с оккупированных территорий согласно резолюции Совета Безопасности 242. Сразу за Египтом Иордания заявила, что принимает «План Роджерса».                ООП план Роджерса отклонила и продолжила боевые  операции против Израиля  на сирийском,
ливанском и иорданском фронтах.
     Израильское правительство во главе с Голдой Меир план не приняло. В рамках противодействия плану впервые было мобилизовано произраильское лобби в США, чтобы оказать давление на администрацию Никсона. Уже после принятия Менахемом Бегином мира с Египтом в 1978 году, Голда Меир заявила на заседании Центра партии Маарах, которой она руководила: «На этих условиях мне предлагали тоже заключить мир, но я отказалась».
      В первые послевоенные годы Израиль построил линии укреплений на Голанских высотах и Синайском полуострове. В 1971 году Израиль потратил 500 миллионов долларов на постройку мощной линии укреплений на Синае, получившей название «линия Бар-Лева» в честь генерала Хаима Бар-Лева, спроектировавшего её.
     Египетский президент Гамаль Абдель Насер    умер в сентябре 1970 года. Его преемником стал Анвар Садат, решивший в 1973 году воевать с Израилем и вернуть земли, утраченные в 1967 году.

Военные действия
     Через полчаса после начала военных действий радио Дамаска и Каира практически одновременно  объявили, что  именно Израиль начал
войну, а действия их армий являются лишь ответными операциями.
     Началась война 6 октября 1973 года с вероломного нападения Египта и Сирии на Израиль и завершилась через 18 дней. Израиль совсем  не ожидал нападения на Израиль Египта и Сирии. После окончания этой войны было  много разных
пересуд об ответственности руководства страной, особенно Моше Даяна.

Синайское сражение.
Египет
     После пересечения Суэцкого канала, египетские войска высадились на Синае, и не двигались

Соотношение сил и средств
Силы и средства Израиль Арабские государства Соотношение
Личный состав, человек 415 000 * 1 162 000 1:2,7
Бригады:
33 63 1:1,9
пехотные 18 25 1:1,4
механизированные 3 15 1:5
бронетанковые 10 20 1:2
воздушно-десантные 2 3 1:1,5
Танки
1700 3550 1:2,1
Орудия и миномёты 2520 5585 1:2,2
ПУ ПТУР
240 932 1:3,9
Боевые самолёты 561 1011 1:1,8
Вертолёты 84 197 1:2,3
ЗРК
20 186 1:9,3
Корабли и катера 38 125 1:3,3
* После всеобщей мобилизации.

вперёд слишком далеко. Они боялись выйти из зоны действия ракетных батарей ПВО, оставшихся по ту сторону канала, и чтобы не остаться            беззащитными перед израильскими ВВС. Египтяне помнили, что в Шестидневную войну ВВС Израиля разгромили неприкрытые с воздуха арабские армии, и не хотели повторения того же сценария.
     После 1967 года Египет и Сирия начали массовую установку, приобретённых в СССР, зенитных батарей ПВО на местах, близких к линии прекращения огня. Против этих новейших установок израильские ВВС были бессильны, так как их самолёты не имели никаких средств  борьбы с этим видом ПВО.
     Египетская армия приложила большие усилия для быстрого и эффективного прорыва израильской оборонительной полосы. На своём берегу канала израильтяне построили 18-метровые заграждения, сделанные, в основном, из песка. Изначально для преодоления такого рода препятствий египтяне пользовались взрывчаткой, пока один из молодых египетских офицеров не предложил использовать для этой цели мощные водомёты. Идея понравилась командованию, и в Германии было куплено несколько мощных               водомётов. Египетские войска использовали эти водомёты при пересечении Суэцкого канала, и использовали их очень успешно: водомёты быстро размыли заграждения.
     Чтобы отразить ожидаемую израильскую контратаку, египтяне оснастили первую волну своих наступающих войск беспрецедентным количеством переносных противотанковых, хорошо зарекомендовавших себя, установок в отражении израильских танковых контратак. Каждый третий египетский солдат нёс на себе одно из противотанковых средств.
     Огневые позиции на египетской стороне также были перестроены: их сделали в два раза выше израильских позиций на противоположном берегу канала. Это дало египтянам важное преимущество: с новых позиций было очень удобно вести артиллерийский огонь по позициям израильтян, особенно по заезжающей на позиции бронетехнике. Масштаб и эффективность египетской стратегии размещения противотанковых средств в сочетании с невозможностью силами израильских ВВС осуществлять прикрытие своих войск (из-за множества батарей ПВО), явились причиной тяжёлых потерь, понесённых армией Израиля на Синайском фронте в первые дни войны.
     Израильская контратака силами 252-й бронетанковой дивизии была успешно отбита с большими потерями для израильтян (в дивизии осталось 103 исправных танка из 268). Атака 460-й и 217-й танковых бригад Израиля также не привела к успеху, а десятки израильских танков остались
на поле боя.
     После того, как египетское наступление остановилось, начальник израильского Генштаба Давид Элазар сменил командующего Южным фронтом: вместо Гонена, показавшего свою некомпетентность, он вернул на должность вновь мобилизованного Хаима Бар-Лева, оставил Гонена на южном фронте в должности начальника штаба при Бар-Леве.
     После нескольких дней ожидания Садат, желая улучшить положение сирийцев, отдал приказ своим генералам готовить наступление. Генерал  Саад Эль Шазли писал в своих мемуарах, что он выступал против этого решения и даже говорил Садату, что данное решение является опаснейшей стратегической ошибкой. Отстаивание этой позиции привело к тому, что его практически отстранили от командования.
     Египетское наступление началось 14 октября. Наступление египтян, оказалось совершенно неудачным, это был первый египетский промах с начала войны. Потери египтян за тот день составил, примерно, 250 танков. На следующий день, 15 октября, израильтяне начали контратаку против египтян и пересечение Суэцкого канала. Это наступление выявило полную смену тактики, которую проводили израильтяне, ранее всецело полагавшиеся на поддержку танков и авиации. Теперь израильские  пехотинцы стали  проникать
на позиции  египетских противотанковых батарей
 и батарей ПВО, бессильных против пехоты.
     Дивизия, возглавляемая  генерал-майором Ариэлем Шароном, атаковала египтян севернее Большого Горького озера, вблизи Исмаэлии. Израильтянам удалось найти слабое звено в обороне противника на стыке Второй и Третьей египетских армий. В одном из самых жестоких сражений за всю войну израильским войскам уже  удалось прорвать оборону египтян и выйти на берег Суэца. Небольшой отряд пересёк канал и начал наводку понтонного моста на том берегу. На протяжении 24 часов солдаты переправлялись через канал на надувных лодках без какой-либо дополнительной поддержки боевой техникой. Против египетской танковой угрозы солдаты были оснащены противотанковыми ракетами. К тому же, теперь, когда противовоздушная и противотанковая обороны египтян были нейтрализованы, пехота могла снова рассчитывать на танковую и воздушную поддержку.
     Перед войной, опасаясь того, что израильтяне захотят пересечь канал, страны Запада решили не продавать Израилю современные инженерные средства для наведения переправ и строительства мостов. Поэтому израильтянам пришлось отреставрировать устаревший понтонный мост времён Второй мировой войны, приобретённый на французской свалке старой военной техники. После того, как в ночь на 17 октября понтонный мост через Суэцкий канал был построен, 162-я дивизия Авраама Адана переправилась по нему на египетскую сторону и начала очень быстро продвигаться на юг, чтобы отрезать Третьей египетской армии пути отступления и прервать пути её снабжения. В то же время дивизия выслала вперёд особые подразделения для уничтожения египетских батарей ПВО к востоку от канала. На 19 октября у израильтян было уже четыре наведённых понтонных моста. Под конец войны была  израильская армия уже глубоко в тылу египтян. Попытки отрезать снабжение 2-й и 3-й египетских армий, атаками на Исмаилию и Суэц оказались неудачными. При атаке на Исмаилию был уничтожен израильский 87-й разведбатальон, которому до этого удалось найти брешь между египетскими армиями. Битва за Суэц стала последним крупным сражением на Синайском фронте. Соглашение о разъединении войск на Синайском полуострове было подписано на 101-м километре дороги Каир-Суэц. 
     На Голанских высотах сирийцы атаковали израильские позиции силами 5 дивизий и 188 батарей, против 2 израильских бригад и 11 артиллерийских батарей. К началу войны 180 израильских танков противостояли примерно 1300 сирийским. Таким образом, все израильские танки, находящиеся на плато, попали под первый удар. Кроме того, в самом начале боевых действий  сирийцы вертолётным десантом высадили на                горе Хермон группу коммандос, которая быстро захватила располагавшийся там мощный радар и
систему укреплений.
     Израильское командование  уделяло  особое
внимание боям на сирийском фронте. Боевые действия на Синайском полуострове происходили достаточно далеко и поэтому не представляли такой опасности, какую представляли для Израиля бои на Голанских высотах. Если бы израильская оборона на Голанах была прорвана, то сирийские войска через несколько часов без помех оказались бы в самом центре страны. Призванные резервисты немедленно перебрасывались на сирийский фронт. Из-за тяжести создавшегося положения резервистов «прикрепляли» к танкам и посылали на фронт сразу же после призыва, не тратя время на создание «органичных экипажей» (постоянные экипажи резервистов), установку пулемётов на танках и регулировку танковых прицелов.
     Так же, как и египтяне на Синае, сирийцы старались всё время оставаться под прикрытием своих ракетных батарей ПВО. Сирийцы оснастили войска большим количеством противотанковых установок, применение которых, однако, оказалось не столь успешным из-за неровного, холмистого театра военных действий. Сирийцы ожидали, что переброска израильских резервистов займёт, по меньшей мере, сутки. Между тем, первые резервисты начали прибывать на Голанские высоты уже через 15 часов после начала войны.
     По окончании первого дня войны сирийцы, на то время численно превосходящие израильтян в отношении 9:1, достигли определённого успеха. Сирийская танковая бригада после преодоления израильского противотанкового рва свернула на северо-запад и начала наступать по мало используемой дороге, называемой «нефтяной дорогой» (часть функционировавшего ранее транс-аравийского нефтепровода), диагонально рассекающей Голанские высоты. «Нефтяная дорога» имела важнейшее стратегическое значение: от места сирийского прорыва израильских укреплений она вела к Нафаху, где находилось командование израильской дивизии, но и являлась перекрёстком стратегически важных дорог. На протяжении четырёх дней боёв 7-я израильская танковая бригада под командованием Януша Бен-Галя удерживала за собой цепь холмов на севере Голан. Эти холмы прикрывали с севера штаб дивизии в Нафахе. По некоторым, не установленным причинам, сирийцы, которые были близки к захвату Нафаха, приостановили своё наступление, позволив тем самым израильтянам укрепить свою линию обороны. Наиболее вероятным объяснением этого факта может являться то, что все планы наступления у сирийцев были просчитаны изначально, и те просто не захотели отходить от первоначального плана действий.
     На юге Голан положение израильтян было намного хуже: танковая бригада, занимающая позиции на местности, лишённой естественных прикрытий, несла тяжёлые потери. Командир бригады, полковник Ицхак Бен-Шохам, погиб на второй день боя вместе со своим заместителем и начальником оперативного отдела (каждый — в своём танке в боевом строю), когда сирийцы отчаянно рвались к озеру Кинерет и Нафаху. К этому моменту бригада прекратила функционировать как единое соединение, однако, несмотря на это, уцелевшие экипажи на своих танках продолжали вести бой в одиночку. Ночью с первого на второй день войны лейтенант Цвика Грингольд, только что прибывший на поле битвы и не прикреплённый ни к какому подразделению, сдерживал своим танком продвижение сирийской бригады, пока ему не прислали подкрепление. В донесении, составленном после боя командованием, было сказано: «В течение 20 часов «отряд Цвики», как он назывался по радиосвязи, меняя позиции и маневрируя, воевал с сирийцами — иногда один, иногда в составе более крупного отряда, меняя шесть раз танки, так как они выходили из строя из-за повреждений. Он был ранен и получил ожоги, но оставался в строю и постоянно появлялся в самый критический момент из самых неожиданных направлений». За свои дейст- вия Цвика Грингольд был награждён  высшей воинской наградой Израиля - медалью «За героизм».
     Ситуация на Голанском плато начала коренным образом меняться после того, как начали прибывать резервисты. Прибывающие войска смогли затормозить, а потом, начиная с 8 ок-тября, остановить сирийское наступление.                Небольшие по размеру, Голанские высоты не могли  служить в качестве территориального буфера, как Синайский полуостров на юге, но они показали себя серьёзным стратегическим укреплением, не позволявшим сирийцам подвергнуть бомбардировке израильские населённые пункты, находящиеся ниже. К среде 10 октября последняя сирийская боевая единица была вытеснена за  «Пурпурную линию», то есть  за  предвоенную
линию прекращения огня.
     9 октября израильские ВВС начали наносить удары по главным стратегическим объектам Сирии, в этот же день был разгромлен сирийский генеральный штаб. Жертвами авианалёта стали 26 гражданских и ещё 117 получили ранения, что в итоге привело к ещё большему желанию сирийцев сражаться.
     Теперь израильтянам предстояло решить — продвигаться ли вперёд, то есть, идти в наступление на сирийской территории, или остановиться на границе 1967 года. Весь день 10 октября израильское командование обсуждало этот вопрос. Многие военные стояли за прекращение наступления, так как это, на их взгляд, позволило бы перебросить многие боевые части на Синай (двумя днями ранее произошло поражение Шмуэля Гонена в районе Хизайон). Другие поддерживали наступление на сирийской территории в направлении Дамаска: этот шаг выбивал бы Сирию из войны и укрепил бы статус Израиля как региональной сверхдержавы.               
     Противники наступления возражали, что на сирийской территории есть множество мощных оборонительных укреплений, противотанковых рвов, минных полей и ДОТов. Поэтому, говорили они, в случае, если сирийцы возобновят атаки, будет удобнее обороняться, используя преимущества Голанских высот, чем на равнинной сирийской местности. Точку в споре поставила премьер-министр Голда Меир: «Переброска дивизии на Синай заняла бы четыре дня. Если бы война окончилась в это время, то она окончилась бы территориальными потерями Израиля на Синае и без какого-либо преимущества на севере - то есть, полным поражением. Это решение явилось политической мерой, и её решение было твёрдым - перейти «Пурпурную линию»… Наступление было запланировано на следующий день, четверг, 11 октября.»
     С 11 по 14 октября израильские  войска продвинулись в глубь Сирии, захватив территорию площадью 32 квадратных километра. С новых позиций тяжёлая артиллерия уже могла обстреливать Дамаск, находящийся в 40 км от фронта.
     По мере того, как положение арабов становилось всё хуже, всё большее давление оказывалось на короля Иордании Хусейна с тем, чтобы он вступил в войну. Но он пошёл оригинальным путём, чтобы уступить давлению, не подвергаясь воздушной атаке израильтян. Вместо того, чтобы атаковать израильтян на общей границе, он послал экспедиционный корпус в Сирию. Через                посредников в ООН король также дал понять израильтянам об этих намерениях в надежде, что           Израиль не примет это как повод к войне против Иордании.  Моше Даян не дал никаких заверений, но открывать новый фронт никто не хотел.
     Посланные Ираком войска (эти дивизии оказались неприятным стратегическим сюрпризом для израильтян, которые ожидали, что будут оповещены разведкой о подобных перемещениях с точностью до суток) атаковали выступающий южный фланг израильтян, вынудив последних отступить на несколько километров, чтобы избежать окружения. 12 октября в ходе танкового боя, 50 иракских танков были уничтожены, остальные под прикрытием артиллерии отступили в беспорядке на восток. В этот же день, в сирийском тылу северо-восточнее Дамаска была уничтожена колонна иракской армии.
     Контратаки сирийских, иракских и иорданских войск приостановили продвижение израильской армии, но не смогли выбить израильтян из захваченного района Башан.
     22 октября, после серьёзных потерь от огня сирийских снайперов, бойцы бригады Голани и коммандос Сайерет Маткаль отвоевали радар и укрепления на горе Хермон.
     Битва на море при Латакии сравнительно небольшое, но во многом революционное морское сражение, состоялась 7 октября, на второй день после начала боевых действий. Это было первое в мире сражение между ракетными катерами, оснащёнными противокорабельными ракетами. Результатом битвы явилась победа израильского флота, было уничтожено 5 сирийских ракетных катеров, также была доказана состоятельность такого вида оружия, как небольшие ракетные катера, оснащённые средствами радиоэлектронной защиты. Новейшие эффективные средства РЭБ
свели на нет устаревшие вооружения арабских ВМФ (за время конфликта, вследствие этого ни одна из 54 выпущенных арабами ракет П-15 «Термит» цель не поразила).
     Битва также подчеркнула престиж ВМС Израиля, долгое время считавшихся «тёмной лошадкой» израильской армии, и выделила их значение, как независимой и эффективной силы. Из-за этого и некоторых других сражений сирийский и египетский флоты,  в течение всей войны не покидали своих средиземноморских баз, оставив, таким образом, израильские морские коммуникации открытыми.
     Менее успешными оказались попытки прорыва израильским флотом египетской блокады Красного моря. Израиль не обладал на Красном море необходимым для прорыва количеством ракетных катеров. Впоследствии армейское руководство сожалело о своей тогдашней непредусмотрительности. Ещё несколько раз за время войны израильский флот предпринимал небольшие рейды по египетским портам, в этих операциях участвовали коммандос 13-й флотилии. Целью рейдов было уничтожение лодок, используемых египтянами для переброски собственных коммандос в тыл Израиля. В целом, эти действия имели небольшой эффект и мало отразились на ходе войны.
     Кроме Египта, Сирии и Ирака некоторые другие арабские страны участвовали в войне, предоставляя финансирование и поставляя оружие. Полная сумма, в которую вылилась эта поддержка, до сих пор не установлена.
      Саудовская Аравия и Кувейт предоставили финансовую помощь и послали некоторое количество войск для участия в конфликте. Марокко послало на фронт три бригады, в рядах арабских войск также было много палестинцев. Пакистан послал на фронт шестнадцать пилотов.
     С 1971 по 1973 годы Ливия поставляла Египту истребители «Мираж», а также оказала помощь в размере 1 млрд долларов на подготовку к войне. Алжир послал эскадрильи истребителей и бомбардировщиков, бригады солдат и танки. Тунис послал на войну около 1 000 солдат, которые воевали вместе с египтянами в дельте Нила, Судан послал 3 500 солдат. Ирак послал на Голаны свои экспедиционные силы в составе 30 000 солдат, 500 танков и 700 бронетранспортёров.
     С 10 октября 1973 года СССР начал поставки Египту по воздуху, перебросив более 15000 тонн вооружения и боеприпасов. В свою очередь, США направило в Израиль воздушным путём более 22000 тонн.
     СССР уже 7 октября 1973 года начал доставлять оружие и снаряжение в Египет и Сирию              морем. Для обеспечения безопасности советских транспортов был сформирован отряд советских боевых кораблей, которые конвоировали транспорты. В Средиземное море также были направлены советские подлодки.
     Затем к берегам Египта была направлена группа советских военных кораблей с десантом на борту. Его предполагалось высадить в Порт-Саиде, организовать оборону этого города и не допустить его захвата израильскими войсками до прибытия воздушно-десантной дивизии из СССР. Однако при входе эскадры в Порт-Саид поступил приказ об отмене операции.
     Кроме того в Египет была направлена группа советских лётчиков, которые на «МиГ-25» проводили аэро-фото-разведку. Куба также послала в Сирию приблизительно 3000 солдат, включая экипажи танков.

Прекращение огня и окончание конфликта
     В Москву прибыл госсекретарь США  Г. Киссинджер. С 20 по 22 октября он вёл переговоры с советской стороной, в результате чего был выработан проект резолюции Совета Безопасности ООН, принятой 22 октября за номером 338. Резолюция предусматривала немедленное прекращение огня и всех военных действий с остановкой войск на занимаемых ими 22 октября позициях. Воюющим государствам предлагалось «начать немедленно после прекращения огня практическое выполнение резолюции 242 Совета Безопасности от 22 ноября 1967 года во всех её           частях». Согласно одним источникам, Египет и Израиль 22 октября приняли условия Резолюции, Сирия, Ирак, и, практически, Иордания - нет. Согласно другим - Египет принял резолюцию, Израиль продолжил боевые действия.
     24 октября советское руководство сообщило 
Израилю «о самых тяжёлых последствиях» в случае его «агрессивных действий против Египта и Сирии». Одновременно Брежнев послал Никсону срочную телеграмму, в которой заверил американскую сторону, что в случае её пассивности по урегулированию кризиса, СССР столкнётся с необходимостью «срочно рассмотреть вопрос о том, чтобы предпринять необходимые односторонние шаги». Была объявлена повышенная боеготовность 7 дивизий советских воздушно-десан-тных войск. В ответ в США была объявлена тревога в ядерных силах.
     После этого израильские войска прекратили наступление, и 25 октября состояние повышенной боевой готовности в советских дивизиях и американских ядерных силах было отменено.

Итог войны
     На момент окончания конфликта израильские боевые подразделения находились в 100 км от Каира, 3-я египетская армия была окружена. Дамаск мог обстреливаться израильской артиллерией с линии фронта, находившейся в 40 км.
    Согласно ряду источников, война закончилась
военной победой Израиля. Некоторые источники при этом отмечают, что ни египетская, ни сирийская армия не были полностью разгромлены.

Потери сторон
     Потери Израиля в технике: 120 самолётов и вертолётов, 1240 танков и бронемашин. За войну Судного дня Израиль потерял 3020 убитыми, 12000 раненными, 530 человек попало в плен. По соглашению об обмене пленными Израилю удалось вернуть пленных, многие вышли оттуда инвалидами.
     Армии арабской стороны потеряли в технике 447 самолётов и вертолётов, 3 505 танков и бронемашин. Потери в людях составили 18500 погибших, 19850 раненых и 9370 пленных.

Политический кризис
     Через четыре месяца после окончания войны в Израиле начались антиправительственные акции протеста. Возглавил протест Моти Ашкенази, командир укреплённого пункта «Будапешт» - единственного укрепления на Синае, которое не было захвачено египтянами в начале войны. Недовольство правительством (особенно, Моше Даяном) внутри страны было велико. Шимон Агранат, председатель верховного суда, был назначен главой комиссии по расследованию причин военных неудач в начале войны и неготовности к ней. Первые выводы комиссии были опубликованы 2 апреля 1974 года. Шесть человек были признаны ответственными за неудачи:
     Начальник Генерального штаба Армии оборо-
ны Израиля Давид Элазар.  Рекомендовано отстранить от должности, после того как комиссия признала его «несущим личную ответственность за оценку ситуации и готовность армии к войне»;
     Начальник военной разведки «Аман» в звпнии               
генерала, Эли Зейра и его заместитель генерал Арье Шалев. Рекомендовано отстранить от должности; Подполковник  Бандман, начальник египетского отдела военной разведки, и подполковник Гедалья, начальник разведки Южного округа. Рекомендовано убрать с должностей, связанных с разведкой; Шмуэль Гонен, бывший командующий Южным фронтом. Рекомендовано отправить в запас. Позднее, после полной публикации отчёта комиссии Аграната, которая последовала 30 января 1975 года, генералу пришлось оставить армию, так как комиссия признала, что он «оказался неспособным адекватно выполнять свои служебные обязанности, и во многом ответственен за опасную ситуацию, в которую попали наши войска».
     Вместо того чтобы унять народное недовольство, отчёт только усилил его. Несмотря на то, что имена Голды Меир и Моше Даяна в отчёте не упоминались, и они были очищены от обвинений, в народе всё громче раздавались требования отставки премьера, и особенно Моше Даяна.
     В конце концов, Голда Меир ушла в отставку. За ней последовал весь кабинет, включая Моше Даяна, который в прошлом дважды просил об         отставке и дважды получал отказ от Голды Меир. Новым главой правительства, сформированного в июне того же года, стал Ицхак Рабин, бывший во время войны неофициальным советником при Элазаре.
* * *
     Однажды, в разговоре с Рахелью, Шимон сказал, что у него побаливает в верхней части живота. Рахель с укоризной отчитала мужа, что надо было сразу ей сказать, когда только начало побаливать.
     - Понимаешь, дорогая, у меня такое же бывало и раньше, во время войны, когда я был в концлагерях. Временами так крутило, аж деться было некуда, видно от голода, попью немного водицы - проходило. Потом я забыл про эти боли, а теперь, вроде и не концлагерь, а боли те же. Всё время думаю, почему это так.
     - А думать про боли не нужно, это очень плохо, - ответила Рахель, -  мой незабвенный тятенька, зихроно ле-враха, часто повторял одну древнюю притчу: идёт путник по пустыне, а мы допытывались у тятеньки, что такое пустыня. Он отвечал, что сам не видел пустыню, но это такая большая местность, где сплошной песок, очень жарко и нет вокруг людей. Да, так вот, идёт по пустыне человек, а вокруг никого и вдруг видит одинокое дерево, а в тени этого дерева сидит старик. Подошёл путник к старику, поздоровался и спросил, не нужна ли какая помощь. В ответ старик сказал, что видно ты хороший человек, дарю тебе монетку. Не покупай на неё ничего, и не дари её никому - она волшебная. Что замыслишь - она и исполнит. Поблагодарил путник старика и двинулся в путь. Прошёл несколько шагов и обернулся, чтобы попрощаться с милым стариком, а ни дерева, ни старика не было, как сквозь землю провалились. Улыбнулся путник и пошёл дальше. К вечеру он остановился и подумал, что не мешало бы поесть. И вдруг перед ним расстелилась скатерть-самобранка и на ней многие яства. Поел путник и подумал, что не мешало бы и попить. И перед ним появился кувшин с прекрасной вкусной прохладной водой. И подумал путник, что рассказывать и показывать эту монету никому не будет, а то убьют его из-за неё и тут же путник был убит невидимой силой. Мораль сей притчи - никогда не думайте о плохом, а то оно обязательно сбудется рано или поздно. Шимон, никогда не думай о плохом, думай, как справиться с этим наваждением.               
     Рахель пристала к Шимону с вопросами: не тошнит ли, где болит, когда болит, как болит - колит, режет, ноет?
     - Знаешь, дорогая Рахель, ты как тот доктор, всё выспрашиваешь, что да как, - ответил на вопросы Шимон.
     - А что, так мы и были сами себе и доктор и больной. Вокруг на тыщи вёрст ни души. Жизнь заставила, знали как, что и чем лечить. Займёмся тобой сегодня же, не откладывая в долгий ящик, как говорят люди.
     И пошло: строжайшая диета, тёплое молоко, всякие отвары в положенные часы.
     - И не сиди часами за машинкой согнувшись, поработал час, походи, разомнись немного, а потом и снова берись за работу и не весь светлый день, всю работу не переделаешь, оставь и на следующий день, поговаривал незабвенный Мишинька, зихроно ле-враха.
     И, действительно, Шимону стало намного легче, боли почти прекратились, настроение у него улучшилось. К диете он привык, уже не обращал внимания на то, что со стола исчезли: жареная картошечка и котлеты, горчица, перец, чеснок, соль, сахар, всякие булочки-смулочки, как любил он повторять. Их заменили каши, вегетарианские супы, кисели и компоты, тёртые яблоки, тушёные на пару котлеты и овощи. Рахель полностью переключилась на заботы, связанные с Шимоном. Она реже посещала синагогу, на базар за покупками посылала Осю, убирал квартиру, в основном, самый младший – Яков. Но это помогало Шимону не долго, со временем его состояние ухудшилось, и решили поместить его в городскую больницу. Обстановка и обслуживание в больнице было очень приличное, хороший уход,  квалифицированные врачи. Довольно быстро у него диагностировали рак поджелудочной железы. Он об этом случайно узнал от санитарки и поделился  этой «новостью» с Рахелью. Она была в шоке от этого, ей хотелось задушить эту болтливую санитарку, но уже ничего нельзя было поделать. Операции на поджелудочной железе не делали и врачи занимались общими процедурами, кололи обезболивающими, когда ему становилось невмоготу от болей. Врачи не могли сказать, сколько ему отмеряно времени мучиться.
     Рахель приходила к нему каждый божий день,
ухаживала, приносила вкусные вещи, ему всё можно было кушать без ограничений, вплоть до водки. Водка его несколько успокаивала, снимала на короткое время сильную боль. Рядом с Шимоном на кровати лежал очень тяжёлый больной, узник гетто. Рахель определила, что к нему никто не приходит и по своему  душевному отношению к людям, начала и за ним понемногу ухаживать. Она интересовалась у врачей, чем он болен, может ли она приносить ему еду. Как сказали врачи, он истощён, у него дистрофия в последней стадии, он плохо воспринимает пищу, особых острых отклонений от нормы у него не обнаружено. Рахель приносила ему ежедневно свежий куриный бульон, который он пил с большим удовольствием. И, как ни странно, ему становилось всё лучше и лучше. Он уже смог разговаривать. Она узнала, что он был в концлагере и, когда концлагерь освободили Советские войска, он был практически мертвецом, но его вернули к жизни.         
     Несколько лет его лечили в госпиталях Советского Союза, а потом отправили в Израиль по  просьбе еврейских организаций, как не имеющего родных в Советском Союзе, все погибли в оккупации от рук фашистов, кто в концлагере, кто по месту жительства на оккупированной территории. По просьбе Рахели он неохотно и очень кратко рассказывал о себе, что, мол, это его угнетает и вспоминать об этом он не может и не хочет. Говорил он на каком-то смешенном языке, не-то на русском, не-то на идиш, сразу не понять. И сам его говор был нечётким, размазанным, сбивчивым. Как только заходил разговор о его семье, то ли врачи пытались разузнать подробности о его жизни до войны, до концлагеря, то ли соседи по палате о его родных и близких, может кто-нибудь остался в живых, чтобы с ними связаться, он начинал плакать, заливаясь слезами. Это выглядело так ужасно, что немедленно прекращали этот разговор. Так проходили дни, недели.
     В доме был праздник – завтра прилетает Виктор из Америки. Вся семья принялась проводить генеральную уборку, хотя в доме и на участке возле дома была идеальная чистота. Вместе с тем, мыли, убирали, заметали. На следующий день все уселись в мамину машину и поехали в аэропорт, встречать любимого Витеньку. Конечно, приехали в аэропорт на три часа раньше, мама всех торопила с самого утра. Но зато, хватило времени детально осмотреть аэропорт с его многочисленными залами, туалетами, лестницами на второй этаж. Всё же аэропорт был единственными воротами в Израиле с остальным миром. Наконец объявили, что самолёт из Нью-Йорка приземлился. В зале прилёта скопилось много народа, встречающего прилетающих.
     - Смотрите  все  внимательно,  чтобы  мы  не пропустили нашего Витю, - обратилась взволнованная мама к детям.
     - Мама, как же мы можем пропустить родного братика, - не унимались Ося  и Яша. - Это же наш  самый родной брат, которого мы не видели всего
ничего. Вместе с тем, все внимательно следили за пассажирами, выходящими из дверей зала прилёта, но Витя всё не появлялся. Следили за каждым молодым человеком, но его всё не было.
     - Бывает же такое, что он не успел к своему самолёту, - удручённо сказала Рахель.
     В этот же миг, высокий, стройный красивый молодой человек тронул Рахель за плечо и радостно произнёс:               
     - Мамочка родная, а я уже здесь.
     Рахель повернулась к молодому человеку, тронувшего её за плеча, подняла голову, при её-то большом росте, и обомлела, рядом стоял её родной старшенький сынок – Виктор.
     - Витенька, дорогой, как же это мы не узнали тебя, так внимательно следили за каждым пассажиром. Боже мой, что же это такое, родной, мы тебя не узнали. Как ты вырос, какой ты большой и мужественный.
     Оба младших брата повисли на шее у Вити, целуя его в обе щеки. Мама стояла в оцепенении и заплакала от счастья. Оба брата, Ося и Яша, ухватили большой тяжёлый чемодан и потащили в сторону автостоянки.
     - Ребята, автобус вот тут, здесь,- отозвался к
братьям Виктор.
     - А мы на автостоянку, там наша машина. Мы, как приличные люди – на собственной машине.
     - Вот это да-а-а! А я и не знал, что вы теперь миллионеры.      
     - А то-то! Знай наших, -  почти хором ответили
братья. Все уселись в машину, мамочка за рулём, и покатили домой. Через 40 минут они были уже возле дома. Дороги были почти свободные, машин в стране было мало, не каждая семья могла позволить себе купить и содержать автомашину. Разговоры длились почти всю ночь. Вопросы сыпались один за другим: что кушаешь, в первую очередь спросила мама, а потом и про жизнь, про учёбу, про свободное время, которого у Вити практически не было. Днём учёба, вечером работа, часть ночи подготовка к следующему дню занятий.
     - Дорогие мои, может быть, продолжим, когда я буду на выходные дома, мне завтра утром рано необходимо прибыть в свою воинскую часть, а она находится не близко отсюда.
     - Я тебя отвезу, - тоном, не допускающим отказ, ответила мама.
     - Мамочка, не нужно, я доберусь сам, не волнуйся. Это не близкий путь. Туда идёт автобус, я узнавал все подробности. В 6.00 мне необходимо быть на автовокзале. Всё. Спокойной ночи всем, дорогие мои. Я так рад с вами встретиться, вы даже не можете себе представить. Я долгие ночи всё думал, как я встречусь с моими родными, мне так было приятно, что это случиться скоро, как только я списался с армией Израиля, выяснил все подробности моей службы в армии. Получил годичный отпуск в университете. У меня на руках было официальное письмо командования израильской армии, о том, что я призываюсь на один год, а потом только через три года должен буду пройти военные сборы в течение трёх месяцев, и так каждые три года. В  этом мне пошли навстречу. На этих основаниях я договорился с начальством в университете. Всё. Спокойной ночи, дорогие.               
     Все пошли спать, только мама ворочалась всю ночь, так и не могла уснуть. В половине шестого утра мама с большим трудом подняла Виктора, который спал мертвецким сном, на столе стоял завтрак, а на стуле висела постиранная и поглаженная рубашка и брюки. Виктор быстро позавтракал, оделся, и мама  отвезла его на автостанцию, которая была от их дома не очень близко.               
     Попрощались, мама всплакнула и Виктор уехал. Первый отпуск на два дня он получил только после прохождения «Тиранута» - курса молодого бойца и принятия присяги. Самое приятное было - получить тёмно-зелёный берет – символ пограничных частей, боевых частей, охранявших границы государства. Правда, он относительно часто звонил маме по телефону, разрешил командир  части, принимая  во внимание,
что он прибыл из Америки.
     - Витя, расскажи, как ты учишься, где, в каком университете? - интересовались братья.
     - Так случайно получилось, что я познакомился в аэропорту, ещё в Польше, с одним парнем, он тоже летел в Америку учиться. Зовут его Збышек. Мы с ним и поступили в один университет, он уже бывал в Америке и разбирался в этих, в университетах. Потом, оказалось, что это один из самых известных университетов Америки. Я поступал на биологический факультет, а он – на математический. Он очень любил математику, завоёвывал несколько раз премии на математических олимпиадах в Польше.               
     - Тяжело учиться? – заинтересовался Ося.
     - Учиться не тяжело, было бы свободного времени больше.
     - А куда девается время твоё?
     - Подрабатывал. В первый год тяжеловато приходилось. Вначале устроился я на работу в кафетерий. Там надо было обслуживать посетителей, ну, вроде официанта, а потом убирать, стирать скатерти и салфетки, мыть полы. Не выдержал и нашёл другое место, в ресторане. Работал три дня в неделю, а четыре – свободен. Платили лучше.
     - А ты писал, что у тебя всё нормально, - с горечью в голосе вставила Рахель.
     - Действительно, мамочка, всё было нормально. А работать необходимо: платить за учёбу, за книги, за питание,  за место в кампусе – это как пансионат при университете. Только на месте со временем начинаешь разбираться во многих вещах. Оказалось, что можно вдвое дешевле снять частную квартиру на трёх-четырёх студентов. Так я и сделал с польским товарищем и ещё двумя студентами с нашего курса. Узнаёшь сам, через друзей и товарищей по учёбе, много различных секретов познаёшь. Теперь стало значительно легче. В конце второго курса после успешной сдачи экзамена по биологии, меня пригласили принять участие на добровольных началах в работе по исследованию там… ну, разных белков. Вам может быть это не интересно.
     - Почему же, - хором ответили все домочадцы, в том числе и мама, - даже очень интересно. Белки, жиры и углеводы…, - вставил с большим удовольствием Ося, проявив знания в биологии.
     - Да. Так вот. Работал тогда я в ресторане, и свободных было четыре дня в неделю. Днём я занимался, ходил на лекции, в библиотеку, а вечерами, а иногда и ночами, работал в лаборатории. Мне дали задание, разобраться в тонкостях некоторых белковых молекулах. Так получилось, что я, может быть, случайно, нашёл там интересную штуку. Поделился этим с заведующим лабораторией, солидным человеком, учёным. Он схватился за голову, заставил меня немедленно написать про эту работу. Он добавил много ещё чего и нашу работу опубликовали. За это университет получил огромный грант, это деньги, на продолжение этой работы. Меня приняли на                работу в эту лабораторию с хорошим окладом,                добавили ещё двух лаборантов и одного аспиранта, меня же назначили руководителем группы, будучи всего-навсего студентом третьего курса. Вот так, мои дорогие. Я не мог всего описать вам.
     - Мы всегда знали, что ты у нас гений. Молодец, - завопили младшие братья.
     - А как же с твоей работой, когда ты приехал в
Израиль? – спросила мама.
     - Мамочка, я им оставил задание на год и уехал, мне разрешило начальство. Год пройдёт, я вернусь и продолжу работу. Я уже им написал про мои дела. Мне обещали предоставить в кампусе место на правах аспиранта, выдадут карточку, по которой я смогу питаться в университетской столовой за очень малые деньги, как сотрудник университета. Дела налаживаются.               
     - Вот. Теперь у нас будет проторенная дорожка. У нас есть свой американец, он нам поможет, - заговорили братья, перебивая друг друга.
     - Никто вам не поможет, ни я, ни кто-то другой. Учитесь, изучайте досконально американский английский.
     - Как это американский английский, – недоумённо спросил Ося, - а мы что учим в школе?
     - В школе вы учите классический английский. Даже в Англии на этом языке уже не говорят. Может он остался только в литературе и то, в классический, а не в современной. Ищите знакомых, друзей, знакомых ваших знакомых, говорящих на американском английском, кто жил, учился или работал много лет в Америке. Это вам поможет в будущем. Мне пришлось нелегко, переучивался и многое постигал заново. На это ушло много времени и сил. Лучше всего этому научиться в Израиле, пока вы молоды и полны сил и ваши мозги не заняты другими вещами.
     - А у Оси с английским, хоть классическим, хоть и не классическим, очень плохо получается,-
- комментировала Рахель.
     Рахель задумалась, покачивая головой, как в молитве. За два с лишним года её мальчик стал совсем другим человеком, вдумчивым, серьёзным, деловым, совсем не похожим на того мальчика, которого они провожали в Америку.
     Напряжение в доме усилилось в связи с приездом Виктора и его службы в армии. Обстановка в стране создалась неспокойная. Частые теракты, провокации на границе с Ливаном.
     - Что-то давно не было звонка Виктора, - пожаловалась на старшего сына Рахель, заканчивая ужин. За столом сидели мама и братья.
     - Мама, ты тоже, может они на ответственном задании и он не может позвонить, нечего панику разводить, - упрекнул маму Яша.
     - Панику я не развожу, но тревожно на душе, позвонил бы, легче стало бы, - ответила грустно Рахель.
     - Узнать бы, где Витя служит? Он пограничник, значит он на границе, а граница в Израиле вон, какая огромная. Он говорил, что ему очень далеко ехать. Я посмотрел карту Израиля, далеко и на север – это может быть либо Голанские высоты, либо граница с Ливаном. По радио сегодня утром сообщали, что на ливанской границе был какой-то инцидент. Не сообщали подробности, - уточнил Ося.
     На следующий день, утром в дом  Киржнеров явились двое, молодая девушка и пожилой мужчина, оба в армейской форме. Рахель не сразу разобрала звания, она замерла на пороге дома, предчувствуя самое страшное. Материнское сердце замерло, просто остановилось на мгновение.
     - Он жив? – только и могла она выговорить.
     - Жив, не волнуйтесь. Ваш сын легко ранен, он в госпитале, с ним всё в порядке.
     - Прошу вас, умоляю, скажите правду, я всё равно узнаю, лучше сразу.
     - Вы, дорогая мамаша, просто не знаете порядка в израильской армии. Если, не дай Б-г, солдат погибает, то в семью приходит командир части, командир подразделения и военный психолог. Если солдат тяжело ранен, то приходит, как правило, командир подразделения и психолог, а когда солдат легко ранен, действительно  легко ранен, тогда приходят такие, как  мы – армейский  психолог в лице этой молодой девушки, окончившей колледж по специальности «психология» и я – офицер в отставке, работающий на добровольных началах в армии с таким очень важным поручением, как сообщение родным или близким о случившемся.
     - Как это произошло? – спросила Рахель.      
     - Вчера, во второй половине дня, ближе к вечеру, их патрульную машину, контролирующую границу, обстреляли со стороны ливанской территории. Двое ранены легко, ваш сын и ещё один солдат. Мы вдвоём, - показывая на молодую девушку, - сегодня ранним утром были у кровати вашего сына, он после операции, которую ему провели врачи вчера поздно вечером. Чувствует он себя вполне нормально после общего наркоза.
     - Я немедленно еду к нему в госпиталь. А где он находится? - спохватилась Рахель.
     - Ваш сын находится в госпитале  Нагарии, это почти на самой границе с Ливаном. Рекомендуем вам поехать завтра или лучше послезавтра, сегодня вас всё равно к нему не пустят, он отходит после наркоза. Туда идут прямые автобусы из Тель-Авива.
     - Спасибо, но у нас есть машина.
     - Мама, я поеду с тобой, - категорически, не терпя никаких возражений, заявил Яша.
     - А школа?
     - В школе поймут!
     - И я поеду, - заявил не менее категорически, Ося
     - А работа твоя, как с ней?
     - Я договорюсь сегодня, меня заменят.
     Военные попрощались, пожелали скорейшего выздоровления их сыну и брату, благополучия семье и удалились. На следующее утро машина с семьёй Киржнеров, отправилась на север. Дорога не близкая, считай, километров 250, половина Израиля. Взяли с собой еду, воду, Рахель, как само собой разумеется, везла в стеклянной банке с крышкой свежий куриный бульон – еврейский пенициллин. Собирались захватить с собой и запасной бензин, но Рахель узнала, что по дороге в Хайфу, которую им не объехать, есть заправочная станция. Ехали незнакомой дорогой не очень быстро. В районе Натании сделали привал, поели, немного отдохнули и двинулись дальше. Только к вечеру они добрались до Нагарии, нашли госпиталь. Медицинский персонал принял их хорошо, предложили поужинать, узнав, что они ехали целый день от самого Ришон ле-Циона. Но у Киржнеров было единственное желание немедленно встретиться с сыном и братом. Их проводили в палату, где лежал Виктор. В большой палате на четверых на кровати лежал крепкий загорелый молодой человек, улыбаясь, встретил родных. Он  порывался встать, но медсестра и мама уложили его на подушку, приговаривая:               
     - Лежи, не вставай, мы к тебе в гости.
     И посыпались вопросы, как себя чувствуешь, болит ли нога, нет ли температуры, как кормят? Мама тут же открыла банку с еврейским пенициллином.
     - Мама я уже сытно поужинал, не могу же я кушать после этого бульон.
     - А его кушать не надо, его нужно только выпить, ничего не лопнешь. Бульон, правда, остыл в дороге.
     - Я сейчас вызову медсестру, она подогреет.
     - Неудобно, как-то, тревожить медперсонал. Может так выпьешь?
     - Мама, ну почему ты такая настырная. Всё будет нормально.
     Пришла по вызову медсестра, взяла банку и удалилась. Через несколько минут она вернулась с тарелкой  тёплого бульона. Виктор с большим удовольствием съел весь бульон под любовные взгляды семьи.
     - Вот рядом со мной лежит мой дружок, Цви, он тоже ранен, как и я, но в плечо, а я в ногу, - приоткрыв одеяло, Виктор показал на перебинтованное бедро.
     - Ой, вей! Как же это получилось, я не догадалась принести бульон и твоему другу, - запричитала мама. – Дорогой наш Цви, извини, не догадалась я принести и тебе бульона немного домашнего, - по-матерински, повернувшись  в сторону соседа, сказала лежавшему на койке такому же загорелому молодому парню.               
     - Мама, он по-русски не понимает, он и иврит знает плохо. Он сам из Румынии, приехал в Израиль совсем  недавно, днём у него была вся семья, принесли массу разных вкусных вещей и меня угощали.
     - А мне нечем его угостить, вот дела, - и обратилась к соседу и другу Виктора на румынском, вернее, на молдавском языке, - дорогой мальчик, желаю тебе быстрого выздоровления.
     - Спасибо, дорогая мамочка моего друга, Вити, - ответил он, улыбаясь, поняв то, что сказала ему
Витина мама на знакомом языке.
     Рахель ещё много чего хотела сказать молодому солдату, но слов больше не могла вспомнить.
     - Мамочка, ты румынский знаешь?               
     - Нет, сыночек, это не румынский, а молдавский. Он очень похож на румынский. Старший братик, на фронте подружился с молдаванином-снайпером и выучил несколько молдавских слов. Я их знала со слов брата, но потом, наверное, забыла, а вот теперь и вспомнила.
     Долго и о разном говорили Киржнеры. За те годы, что Виктор не виделся с семьёй, много чего произошло, всё интересовало Виктора, а Рахель и братья выспрашивали Виктора об Америке, как он устроился с жильём, как проходит учёба, чем он занимается в Университете, где он работает, устаёт ли при такой нагрузке, это скорее интересовало маму.
     Заходила уже дважды медсестра и просила гостей освободить раненых, уже ночь и раненым пора уже давно спать. Действительно, взглянули на часы, а было уже почти двенадцать часов ночи.
     - Мы приедем к тебе через пару дней, - завершила посещение раненого Рахель.               
     - Дорогие мои, не нужно в такую даль ехать, я через неделю-другую приеду к вам, мне, наверное, дадут небольшой отпуск, потом я дослужу свой срок и поеду в Америку учиться.
     Попрощались, расцеловались и пошли Рахель
и братья к машине. Мама даже немного всплакнула.
     - Мамочка, не надо плакать, ты же сама всё видела, ранение не сложное, он скоро выздоровеет и приедет в отпуск домой.      
     - Мне так хотелось ещё многое узнать у Витеньки, поговорить с ним, мы так долго не видели
лего, - не унималась мама.
     В темноте еле-еле нашли машину, которая стояла в огромном госпитальном дворе далеко от самого здания. Сели в машину, мама завела мотор, и собирались двинуться в путь, но тут Ося сказал:
     - Мамочка, может быть, переждём немного в машине, а как рассветёт – поедем домой, чего ехать по незнакомых местам в такую тёмную ночь?   
     - Ты прав, сынок, так и сделаем, подремаем в машине, у нас ещё осталось кое-что из еды, перекусим и тогда – в путь.
     Дорога домой показалась короче, быстрее приехали, Рахель впервые вела машину на такое большое расстояние, считай, половину Израиля проехали в один конец.
     Через две недели Виктор позвонил и сообщил, что его выписывают из госпиталя в следующее воскресенье. Рахель ответила, чтобы он ждал её, она приедет за ним в воскресенье днём. Так и получилось, Рахель с Яшей поехали в Нагарию, а Ося остался дома, у него начинались вступительные экзамены в колледж. В Университет он не смог пытаться поступать, не было денег,                чтобы уплатить первый взнос за первый курс. В случае, если абитуриент не сдаст экзамены, то деньги вернут, удержав какое-то количество за экзамены или ещё за что-то.
     Приехали значительно раньше, чем в первый раз. Рахель вела машину уверенно. Удивительно, считалось, что женщины слабо ориентируются в пространстве за рулём автомобиля, и вообще, если попадают в незнакомое место. Рахель - приятное исключение. Она воспитана была в совершенно других условиях, на заимке в глухой северной сибирской тайге, далеко от людей. Она с малых лет, наученная тятенькой, ходила в тайгу со старшим братом, отличным стрелком, училась у него оставлять отметины в лесу или на больших прогалинах: делали зарубки на деревьях, оставляли ветку, закопанную в землю, вешали на кустах гроздь черники, или кусочек тряпочки. Надо было запомнить не  только сами отметины, но  и их последовательность.
     Виктор уже ожидал их в приёмном отделении, у самого входа. На нём была военная форма, рюкзак и палочка. Он передвигался, опираясь на палочку, которую ему подарили в госпитале. На прощание хирург, который делал Виктору операцию, в назидание дал ему некоторые советы на ближайшие два-три месяца: не бегать, не приседать, не нагружать раненную ногу, ежедневно два-три раза в день делать лёгкую зарядку для ноги в положении лёжа иди сидя, ограничить себя в еде, чтобы не поправиться из-за своей малой подвижности. Посещать регулярно поликлинику для военных. Документы по ранению, военные и финансовые отношения с Министерством обороны получите в ближайшие дни по почте. Попрощались с медперсоналом в приёмном отделении, пожелали друг другу всего самого наилучшего, Виктору быстрого выздоровления и поехал домой. Рахель и Яша пытались разузнать у Виктора о его ранении, самочувствии, но он категорически отклонил все попытки разговаривать во время движения автомобиля. Возле Хайфы заехали на знакомую бензозаправочную станцию, залили полный бак бензина, зашли в кафе, заказали каждому кафе и большой сендвич. Перекусили и поехали, не останавливаясь, до самого дома.
     За ужином, когда все сидели за столом на веранде, Виктор спросил про Шимона, узнав, что тот лежит в больнице с плохим диагнозом, у него  рак поджелудочной железы и состояние у него очень плохое.
     - Мамочка, что с тобой, - обратился Виктор к Рахели, - ты залилась краской, все щёки красные, переживаешь за Шимона. Или вспомнила нашего родного и любимого папочку?
     - Папочку я не вспоминаю, я помню его каждый день, каждую минуту. Я вспомнила, что не была давно в больнице. Плохо. Шимон, наверное, волнуется и там ещё один мой подопечный, рядом лежит. Очень больной, тоже узник гетто.
     - А как его зовут, – спросил Виктор, - сколько ему лет?
     - Зовут его Моисей Розенбах, лет ему, трудно сказать, наверное, лет 40. Он очень истощён. Родных у него никого не осталось на свете, все погибли в оккупации и он сам прошёл все семь кругов ада, но остался живой.
     - Что же ты собираешься делать?
     - Во-первых, завтра пойду в больницу и извинюсь перед Шимоном, что несколько дней не была у него. Во-вторых, понесу им, Шимону и его соседу, еврейского пенициллина.
     - Что ещё за пенициллин, да ещё и еврейский? – удивлённо спросил Виктор.
     - Дорогой мой сынок, это обыкновенный еврейский куриный бульон.
     - Почему же он называется пенициллином? – не выдержал Виктор.
     - Потому, что он лечит не хуже самого пенициллина, а значительно лучше.
     Так и случилось. Утром, как обычно, Рахель послала Осю в магазин за куриными крылышками, зеленью, морковкой и «сахарной» фасолью, как она называла, небольшую, беленькую фасоль, наварила огромную кастрюлю бульона для всей семьи и для больницы. Получился сугубо еврейский обед: закуска – отброшенная на дуршлаг фасоль, толчёная весте с мелко нарезанным луком с подсолнечным маслом и солью по вкусу, бульон с засыпкой (маленькие тесточки, мука с яйцом, варёные в кипящем подсолнечном масле – мондалех на идиш), на второе куриные крылышки с отварным картофелем в сливочном масле, посыпанные укропом и на десерт запеченные яблоки.
     В больнице, практически, ничего не изменилось: Шимон лежал в полусонном состоянии, видимо, ему вкололи очередную порцию обезболивающего лекарства, сосед лежал неподвижно, его бледное худое лицо ничего не выражало, глядя в потолок. Рахель поздоровалась, Шимон не реагировал, а сосед, так называла она его про себя, слегка повернув в её сторону голову, почти незаметно, кивнул. Рахель налила ещё теплого бульона в кружку и поднесла соседу. Он взял кружку, с большим удовольствием выпил залпом бульон, поблагодарив кивком головы. Рахель села на кровать к Шимону, взяла его руку в свою, долго гладила её, кивая головой в такт поглаживания. Создавалось впечатление, что она молится. Может она просто вспоминала свою жизнь, полную светлых и тёмных полос.
     - Извини, дорогая, я тут немного заснул, - произнёс Шимон, открыв глаза и увидев рядом самого родного и близкого человека на свете.
     - Ничего, дорогой. Это я должна просить у тебя прощение, что несколько дней не могла прийти к тебе. Так случилось, что моего дорогого Витеньку ранило в ногу на границе, не очень сильно, и мы ехали к нему в Нагарию, в госпиталь, чтобы его забрать домой.
     - Слава Б-гу, что живой и здоровый, - с огромным волнением произнёс Шимон. Он любил всех детей Рахели, как родных.
     Так проходили дни, Рахель сократила до минимума швейные работы, ежедневно посещала больницу, занималась хозяйством, по привычке, заготавливала на зиму овощи и фрукты, солила, мариновала, варила варенье и повидло. Материально денег хватало, на счёт Шимона приходило его денежное пособие, как узника концентрационных лагерей. В эти дни пришли документы на Виктора. Ему следовало через месяц явиться на военно-медицинскую комиссию в Црифин на военную базу, а на его счёт поступило приличное количество денег.
     - Сынок, я так волнуюсь, что они там скажут на этой комиссии, что с тобой будет?
     - Самое худшее уже свершилось, комиссия только подтвердит, что я могу закончить свою службу в армии. Поеду в Америку продолжать своё обучение. Вот и всё. А ты волнуешься.
     В Црифин поехали вместе Виктор и Рахель на машине. Вообще, Црифин оказался совсем близко от Ришон ле-Циона. Ждать пришлось в машине долго. Рахель никак не могла понять, почему так долго его там держат. Она думала, что он пойдёт, там его посмотрят, и он вернётся с результатом, желательно, положительным. Рахель не представляла, что такое - положительный результат, но думала, что он будет положительным. Приехали они в Црифин утром, а наступил уже обеденный перерыв, а его всё нет и нет. Она проголодалась, недалеко, когда они сюда ехали, она заметила кафе, но отъехать не хотела, а вдруг Витенька выйдет, а машины нет. И сидела в машине, ожидая сына.
     Только к вечеру появился Виктор со скорбной миной на лице. Рахель забеспокоилась, сто случилось, почему он такой расстроенный.
     - Витенька, что случилось?
     - Меня временно демобилизовали, на пять лет, потом я должен буду пройти медкомиссию, и они определят, что со мной делать. А через пять лет уже кончится срок призыва по возрасту. Получается, что я больше не буду служить в израильской армии?- понурив голову, сказал Виктор.
     - Ты уже отдал нашей армии долг, хватит, пролил кровь, слава Всевышнему, не много и остался в живых, обороняя наши границы, - вздохнув, ответила Рахель.
     - Мне нужно попасть в госпиталь на перевязку, - в разговоре мельком сказал Виктор.
     - Лучше пойти в наш купат-холим, ну, в поликлинику, там те6е сделают перевязку, - посоветовала Рахель сыну.
     - Мама, я узнавал, меня в поликлинике не примут, я не имею израильского гражданства, -ответил Виктор.
     - Получить израильское гражданство – раз плюнуть. Ты имеешь на это все права.
     - Я тоже об этом подумал, но пришёл к выводу, что не нужно, во всяком случае, сегодня. Меня в армии принимают, как самого лучшего и знаменитого гостя. Да, между прочим, у меня есть американское гражданство. Первые годы у меня была студенческая виза, разрешение на учёбу и работу. Потом дали американское гражданство. Если я буду иметь ещё израильское гражданство, то буду обязан регулярно приезжать в Израиль и служить в армии. Мне это будет трудно  сделать из-за работы. А так, я  приезжаю
по воле сердца.
     - Хорошо, я поговорю с медсестрой, она не откажет принять тебя. Принесу ей подарок, она очень приятная женщина.
     Повторная военно-медицинская комиссия подтвердила первоначальное решение. Виктор начал собираться в дорогу,  в Америку. Но перед отъездом он решил наведать однополчан и попрощаться с ними. Рахель вызвалась поехать с ним, нечего ему болтаться по автобусам, дорога не близкая, но Виктор категорически отказался, он уверял мать, что их машину не пустят дальше контрольно-пропускного пункта, а там  ещё дорога длинная. Мать согласилась подвести его до ближайшего автобуса.
     Прощание с однополчанами прошло трогательно и дружески. Ему желали быстрого выздоровления, успехов в жизни и работе. Он в ответ заверил, что в случае крайней необходимости он немедленно, первым же самолётом прибудет в свою часть, только сообщите семье. Прощание в аэропорту было, как и при встрече, а может быть и более трогательным со слезами и объятиями.
     Состояние здоровья Шимона резко ухудшилось, мало помогали сильные обезболивающие лекарства. Трудно было смотреть на его мучения. Но его муки скоро прекратились, он умер. Похоронили его на городском кладбище по всем правилам еврейской традиции, людей было не так уж много, мало кто знал самого Шимона, скорее провожающие его в последний путь были все знакомые Рахели по синагоге и соседи. Отсидели шиву, семь дней в доме был траур. Младший Яков не пошёл в школу первые два дня, он «хотел» сидеть дома все семь дней, но Рахель этого не допустила. Ося отпросился на работе на три дня. Работа – есть работа. Как раз к концу семи дней траура прибыло письмо от Виктора. Мать читала и перечитывала это письмо несколько раз, она знала его уже наизусть, но всё же прочитала детям вслух: «Дорогая мамочка, дорогие мои братья! Надеюсь, что у вас всё в порядке. У меня жизнь складывается прекрасно. Я и не ожидал такого внимания от начальства. Мне предоставили отдельную комнату в кампусе университета на правах аспиранта, хотя я только сдал все положенные экзамены, у нас они называются «курсы», за полные два года обучения. Я теперь считаюсь студентом третьего года обучения. Так построена система обучения, что можно сдать все «24 курса» за любое короткое или длинное время. У нас есть студенты, которые ухитряются сдать все «курсы» за два-три года. Это невероятно, как тяжело. А есть студенты, которые «обучаются» в университете по десять и больше лет. А самое интересное, что на лекции ходят вполне уже  солидные, я бы даже сказал, пожилые люди. У нас среди студентов ходят слухи, что регулярно на лекции ходит пожилая женщина в возрасте восьмидесяти лет, что она, якобы, более пятидесяти лет тому назад закончила два года обучения, а теперь, когда все семейные дела уладила, похоронила мужа и устроила благополучие семьям своих детей, решила получить полное образование. При этом, говорят, что она очень богатая. Зачем ей это образование, никто не может объяснить. Да, так вот, я отклонился от основной темы. Платить за проживание в этой комнате со всеми удобствами я не должен – это подарок от начальства. Как я вам рассказывал, мне вручили обещанную карточку на право пользоваться университетской столовой. Там прекрасно кормят, ресторанная система, большой выбор блюд за очень приемлемые деньги. И ещё, что интересно, мне наш профессор предложил новую тему для разработки. Я просил, чтобы меня оставили на моей прежней работе, но он сказал, что там  работа идёт нормально, а мне предлагается совсем новая тема, даже не тема, а направление в биологии, с какими-то стволовыми клетками. Что это такое мало кто знает. Вот и следует разобраться в этом. Я согласился. Мне повысили оклад, и теперь я прилично зарабатываю, даже могу вам помогать, дорогие мои. Между прочим, я узнал, что такое, как со мной, случилось впервые в нашем университете за последние десять лет. Приятно. Всего вам хорошего, целую много-много раз, пишите, как у вас жизнь? Ваш сын и брат, Виктор, хотя меня все называют на американский манер, Вики Кирш. Так и подписана моя работа в журнале, которая наделала столько шума, Вики Кирш, научный сотрудник, а не студент».
     Виктор долго думал, писать ли родным про ту
работу, которую ему поручили. Потом решил, что рано писать про новое задание, он и сам не очень понимает, что с ним делать. Всё же новое направление в биологии. Первым делом он спросил у профессора, с чего ему начинать. Профессор похвалил Виктора с тем, что тот начал с правильного хода, выяснить, с чего начинать.
     - Во-первых, ваша работа будет связана со стволовыми клетками. Завтра, - ответил профессор, - я вам принесу список  книг, которые вам следует внимательно проработать, составить реферат по каждой книге и  доложить на заседании кафедры, уделив особое внимание стволовым клеткам. Докладами на кафедре у нас занимаются, в основном, только аспиранты, а вы, как внеплановый, но очень способный человек, хотя только студент третьего курса, думаю, справитесь с этой работой. Потом решим, что дальше делать со стволовыми клетками, там много работы.
     - Сколько времени у меня будет на доклад на кафедре и сколько времени, чтобы одолеть ваш список книг?
     - Доклад – не более 20 минут. И вы даже не видели этот список?
     - Но представляю, что он будет не маленький, - шутя, ответил Виктор. 
     Действительно, на следующий день профессор  передал Виктору список книг. Книг оказалось не так уж много, всего  пять штук. Но когда  в библиотеке университета  он получил заказанные книги, то обомлел, каждая из них была не менее 400 страниц. Пролистал Виктор книги и понял, что в них последнее слово в биологии про клетки и только в двух из них небольшие разделы про стволовые клетки.
     И засел за книги, читал их внимательно, выписывая некоторые места в тетрадь, где собирал материал для доклада на кафедре. Виктор решил, что домой об этом он не будет писать, рано.   
     Рахель читала очередное письмо от Виктора и плакала от счастья, от волнения, от всего пережитого. Самое печальное, что любимый Мишенька не увидел их первенца в таком прекрасном положении, дай Б-г ему здоровья и сил, чтобы и дальше он мог жить и работать. А братья ликовали, что у них такой замечательный старший брат. Они строили свои планы на будущее, видя и себя в таком же прекрасном положении.
     - Ты Ося, строишь планы, а Витенька закончил гимназию с «Золотым дипломом». А у тебя - далеко до «золота» и ты совсем забросил английский язык. Тебе Витенька прислал учебник американского английского, ты даже не открывал его. Про Яшу, - указывая на второй этаж, - я не говорю, он сутками сидит за шахматной доской. Прокормит ли она его в будущем, не знаю.
     - Мама, он у нас самый лучший шахматист в городе среди юниоров. Со временем – будет чемпионом Израиля.
     - Алевай, - вздохнув, тихо промолвила Рахель.
     Прошло всего несколько дней, и Рахель вновь
отправилась в госпиталь к новому подопечному, Моисею, Моше, как она называла его. Он по-прежнему лежал одинокий, никто его не навещал. Не удивительно, ни в Израиле, ни во всём мире у него не было ни родных, ни знакомых. Рахель задумалась, что же делать с такими, как он, а их в Израиле было много, сотни, может быть и тысячи. Она поделилась этой мыслью с ребецей и предложила поговорить с женщинами, приходящими в синагогу, может быть, кто-нибудь их них согласиться навещать одиноких больных в госпиталях и «бейт авотах» (пансионаты для престарелых, большей частью, одиноких – прим. Автора).
     Такое «собрание», если можно так выразиться, в отношении дружеской беседы за столом в одной из просторных комнат синагоги нескольких женщин «солидного возраста», состоялось. Собравшиеся мило беседовали за чашкой чая с прекрасным малиновым вареньем, которое принесла с собой одна из постоянных посетительниц синагоги. Рахель, обращаясь к собеседницам, обратила внимание на положение, создавшееся в Израиле в связи с прошедшей войной, что в госпиталях и многочисленных малых и больших «бейт авотах» находятся одинокие, в большинстве своём мужчины среднего и старшего возраста, совершенно одинокие. К этим людям никто не приходит, они одинокие на всём белом свете. Это угнетает их. Рахель привела пример со своим знакомым, с которым познакомилась в польском госпитале, где рядом с её мужем лежал такой одинокий человек-еврей. После смерти мужа, она часто приходила к этому человек в госпиталь. Со временем это привело к тому, что она взяла его к себе в дом, у неё в семье трое сыновей. Так сложилось, что их переезд в Израиль привёл к оформлению брака и репатриировались вместе с ним в Израиль. К великому сожалению, через несколько лет он умер, «зихроно ле-враха». Теперь положение повторяется. Она познакомилась с таким же больным одиноким человеком-евреем и часто навещает его. Рахель призывает женщин принять на себя небольшую обязанность, добровольно, без всяких принуждений и наставлений посещать одного-двух одиноких больных в госпиталях, приносить им небольшие подарки, домашнее печенье, куриный бульон. Вот она, например, приносит своему подопечному каждый раз немного тёплого куриного домашнего бульона – «еврейский пенициллин». Это одушевляет одинокого больного человека, что есть на свете душа, которой он не безразличен. Собравшиеся с большим вниманием слушали пламенное обращение к присутствующим.
     Когда Рахель замолкла, слово взяла ребеца. Она подтвердила, что еврейские мудрецы-пророки призывали открыть свои сердца страждущим и одиноким, что это великое богоугодное дело. За столом все зашевелились, каждая из женщин, и все вместе, стремились высказать благодарность ребеце и Рахели за такое вот                прекрасное дело, что они, по возможности, примут участие в этом благородном деле.
     - Скажите, пожалуйста, - обратилась одна из собеседниц, - вот приду я в госпиталь и скажу, что я хочу наведываться к какому-то одинокому человеку, как они на это отреагируют – мол, кто вы, откуда и почему вы хотите наведываться к одинокому человеку, у вас, что, нет дома дел?      
     - Правильно поставленный вопрос, - откликнулась ребеца, - мы назовём наше добровольное «Общество помощи одиноким». В Израиле, например, очень успешно работает добровольное религиозное общество «Яд Сара», созданное известным религиозным деятелем Яковом Луполянским, названное так в честь его жены, погибшей в Катастрофе. Вы, наверное, знаете о таком обществе. Оно помогает тысячам больных в обеспечении костылями, всякими приспособлениями для ухода за больными в домашних условиях. Предлагаю назвать наше добровольное общество «Открытое сердце» или «Добрая душа». Может быть, у кого-нибудь будут другие предложения?
     Посыпались и другие названия, но остановились на «Добрая душа», а то «Открытое сердце» уж очень пафосно звучит. Предложили назначить Рахель руководителем этого общества, разработать Устав и значок этого обществ. Решили обратиться с добрым начинанием ко всем женщинам Израиля через газету. Поручили Рахели написать заметку в газету, одновременно предложить ей написать проект Устава и эскиз значка. Как говориться, что предложишь, то и будешь делать сама. Рахель рьяно взялась за это дело с присущей ей ответственностью. Она раздобыла в библиотеках Уставы действующих в Израиле добровольных обществ, зарисовала некоторые значки этих обществ, засела за работу, и через несколько дней у неё был готов проект Устава добровольного общества «Добрая душа». К тому же она написала небольшую, но очень пламенную заметку, а ребеца постаралась с помощью мужа-ребе, опубликовать её в одной из крупных израильских газет. В один из ближайших дней собрались в синагоге женщины, между прочим, их собралось значительно больше, чем в первый раз, обсудили и приняли единогласно с небольшими изменениями и дополнениями Устав и значок. По Израилю прокатилась в газетах серия заметок в поддержку инициативы женщин из Ришон ле-Циона, многие предложили создать это добровольное общество в государственном масштабе. В адрес Рахели посыпались предложения созвать съезд добровольцев. Ребеца поддержала это предложение. В газете появилось объявление, что по просьбе многих женщин Израиля, в городе Ришон ле-Ционе созывается организационный съезд Добровольного общества «Добрая душа», указан адрес и время начала съезда. Такое же сообщение появилось и на израильском радио. Муж нашей замечательной ребеце организовал в городе, практически бесплатно, зал,  выделил некоторые средства синагоги на покупку легкого угощения.
     Съезд прошёл прекрасно, собралось много женщин, практически, со всего Израиля и не только религиозные, но светские женщины выразили поддержку правильному и своевременному решению. Ребеце рекомендовала Рахели заранее написать на листике бумаги порядок работы съезда: 1. Краткое вступительное слово Рахели; 2. Выступление желающих; 3. Утверждение проекта Устава и названия Общества; 4. Выборы Совета Общества.  Съезд открыла и вела Рахель. За столом кроме ведущей, самой Рахели, расселись несколько женщин из их синагоги - организационный Комитет. Со стороны казалось, что Рахель проводит уже не первый в своей жизни съезд. Волновалась она неимоверно, ей казалось, что она провалит всё дело, начатое ей самой, без подсказки, без наставлений.
     - Дорогая ребеце, - обратилась Рахель к знакомой ей доброй, грамотной и отзывчивой женщине, - я волнуюсь, как никогда в жизни, у меня трясутся ноги. Что мне делать?
     - Ты не волнуйся, вообрази, что это мы сидим за столом в нашей синагоге и разговариваем с женщинами, как и раньше, обсуждая наши дела.
     Эти слова возымели действие. Рядом с Рахелью сидела ребеце и наставляла её. – Начинай, - тихонько сказала ребеце, подтолкнув её в бок. И начался съезд. Рахель встала в свой приличный рост, зал замолк. Её краткое выступление было встречено бурными аплодисментами, многие выступали в поддержку хорошего начинания.                Рахель зачитала проект Устава, замечаний и изменений, практически, не было, приняли Устав               единогласно. Выборы в Совет Общества прошёл довольно бурно, но всё кончилось благополучно, выбрали девять женщин в Совет, избрав Рахель председателем Общества, как многие называли её – Президентом, наметили план работы на ближайшие три месяца. Было принято решение собирать съезд Общества один раз в два года, а Совет собирать один раз в три месяца. Со временем Рахели подсказали знающие люди, что можно попытаться оформить Добровольное Общество «Добрая душа» как некоммерческая амута, которая сможет получать от Государства небольшую денежную дотацию. И это дело благополучно завершилось. Дело завертелось. Как и любое большое хорошее дело, и это не обошлось без неприятных моментов.
   Как-то позвонила Рахели домой одна женщина, назвавшись председателем отделения добровольного общества «Добрая душа» в районе Хайфы. Она с радостью сообщила, что у них в отделении уже зарегистрировано более тридцати женщин, вызвавшихся принимать участие в работе, что намечены места и договорено с начальством, куда будут приходить к больным их добровольцы. В их отделении составлен график выхода к больным и указаны фамилии, адреса и номера телефонов, у кого они есть дома.
     - Прекрасно, дорогая. Вы молодцы, - ответила Рахель, - но зачем составлять график выхода к больным, это лишнее. Добровольцы могут приходить, когда у них будет возможность. Не нужно их принуждать выполнять какие-то требования, составленные кем-то. Это лишнее.
     - Мы у себя решили, что любое дело требует чёткого распределения обязанностей, - продолжала позвонившая, - нечего отпускать работу на самотёк. У нас намечены несколько женщин, которые будут контролировать соблюдение графика прихода к больным. У нас даже был случай, что одна их женщин, фамилии не буду разглашать, не явилась в назначенное время к больному. Мы решили нашим руководством наказать эту женщину. Вызвали её на товарищеский суд, такой у нас тоже выбран из трёх человек и дали ей взбучку. Её предупредили, что если такое повториться, то её исключат их общества и опозорят перед всем миром.
     - Знаете, дорогая, ваша работа мне кое-что напоминает. Откуда вы сами приехали в Израиль и когда?
     - Я приехала в Израиль в начале 70-х годов из Советского Союза, а работала я начальником отдела кадров в Облпотребсоюзе, - с гордостью в голосе ответила собеседница.    
     - Уважаемая, если вы немедленно не прекратите эти замашки в стиле советского руководства, то мы приедем к вам в Хайфу и переизберём ваш «руководящий» состав. Это вам не Облпотребсоюз, а совершенно добровольное общество без всякого убеждения, контроля, тем более насилия и обсуждения на совершенно не нужном товарищеском суде. Понятно?
     - В таком случае, я отказываюсь от работы. Разгильдяйство и самовольство не способствует нормальной работе.   
     - Прекрасно, что отказываетесь. Очень хорошо. Не мешайте людям заниматься настоящей добровольной работой.
     После этого неприятного разговора Рахель была сама не своя, она не думала, что такое может случиться в свободной стране, где добровольное участие в благородных делах может принять такую страшную форму. Она поделилась своими мыслями с ребецей. Они пришли к одинаковому решению, в ближайшее время поехать в Хайфу и разобраться на месте.
     Невзирая на огромную занятость, Рахель, практически, регулярно посещала своего подопечного Моисея Розенбаха, как было записано в его лечебном деле в госпитале. Точно никто не мог сказать ни в госпитале, ни он сам, как его имя и фамилия, откуда он, есть ли у него родные или близкие люди, знавшие его до войны, живы ли кто-нибудь из них. В его деле значилось, что он с Украины, предположительно из района Запорожья. Как и прежде, как только пытались заговорить с предполагаемым Моисеем о его имени, фамилии или месте рождения и жизни до войны, он начинал нервничать, дёргаться, плакать. И все попытки заканчивались неудачно и его оставляли в покое, продолжая называть его Моисеем Розенбахом. Общее состояние его здоровья не менялось, оно продолжало быть стабильным и очень  тяжёлым многие месяцы, даже годы.
     Рахель решила, что она его, как в своё время она поступила с Шимоном, взять к себе домой, может быть в домашних условиях ему станет легче, и он пойдёт на поправку. Первым делом она посоветовалась с детьми, уже взрослым Иосифом и быстро подрастающим Яковом. Дети единогласно поддержали маму. В госпитале с большим удовольствием приняли просьбу забрать больного домой. Начальство выделило машину, и Моисея перевезли в дом Рахели. Она приготовила постель, домашнюю одежду и выделила для Моисея отдельную посуду и, понятное дело, персональный подсов. Она понимала, что придётся регулярно выносить за больным его естественные надобности. Это не смущало добрую и отзывчивую Рахель, она была готова к этому. Она надеялась, что со временем ему станет лучше, он сможет сам добираться до туалета.    
     Рахель обратила внимание, что «Моше», как она мысленно называла своего подопечного, во сне или даже в бодрствующем состоянии, говорил на мало понятном ей языке. Вначале она, прислушиваясь к его тихому бормотанию, считала, что он бормочет на идиш, улавливая некоторые знакомые слова. Но даже еврейские слова, как ей казалось, которые он произносил, были несколько исковерканы. Она советовалась с ребеце, что может быть близким к идиш и узнала, что идиш – это смесь иврита с немецким языком. Сама ребеце из Германии и зовут её Лея. Она с мужем и детьми бежали из Германии в 1935 году от гитлеровской политики преследования евреев. Потом это преследование перешло к арестам, отправке в концентрационные лагеря и расстрелам многих и многих евреев. В первую очередь это касалось профессуры, учёных, врачей, учителей и, конечно, религиозных деятелей. Рахель не хотела втягивать Лию в её домашнюю жизнь, тогда она записала некоторые повторяющиеся слова, которые она улавливала, прислушиваясь к бормотанию «Моше». Лея подтвердила, что это немецкие слова.
     В один из дней, Рахель села на стул, придвинув его рядом с кроватью «Моше», собираясь его кормить обедом. Рядом на табуретке стояла тарелка с протёртым супом, приготовленным специально для больного. Она всё питание для него готовила в протёртом виде, понимая, что жевать он не может. Ей казалось, что у него вообще нет зубов, он, практически, не открывал рот широко. Рахель давно собиралась как-то добраться до его рта, чтобы почистить зубы, изо рта неприятно пахло. Заставить его почистить зубы или, на худой конец, прополоскать рот, ей не удавалось.
     - Найн, их вил нихт цу эссен (нет, я не хочу кушать), -  пробормотал невнятно на немецком языке, -  поняла Рахель, хотя выговорил очень тихо,  и совсем не чётко, «Моше». Некоторые слова были очень похожи на идиш.
     - Вы из немцев? – спросила на идиш тревожным голосом Рахель.
     - Их…, их…,Я, -  (Я… , Я…, Да) вяло и очень тихо пробормотал он и расплакался. Рахель заволновалась, извинилась и больше не спрашивала его ни о чём.
     - Не хотите кушать, тогда я вас поверну на живот, и буду делать массах и протирание, чтобы не было пролежней. Понятно? – жестами Рахель пыталась обяснить  «Моше», что она от него хочет.
     - Я,  их селбст кан сих ауф ден баух ролен (да, я могу сам повернуться на живот), - ответил еле -еле слышно «Моше», произнося слова, превозмогая какие-то внутренние противоречивые силы,  к великому удивлению Рахели.
     - И давно вы можете сами всё делать, а я тружусь над вами?
     - Найн, нихт со ланге хер. Их конте вирклих нихтс тун, сих селбст, нох ди арме пох бейн. Энсайде крафт вор курзем ентстанден, конте ейн паар таге, нихт мер (Нет, не так давно. Я действительно не мог ничего делать сам, ни руками ни ногами. Силы появились совсем недавно, может пару дней, не больше, - запинаясь и захлёбываясь собственными словами, пробормотал он.
     Такую большую тираду Рахель, конечно, не всю поняла, но поняла, что не так давно он               почувствовал некоторое облегчение. Несомненно, это следствие домашнего ухода за таким тяжело больным. На душе Рахели стало светлее, она всё же помогла немного прийти в себя своему подопечному. Теперь он сможет назвать свои настоящие имя и фамилию, откуда он, есть ли у него родные или близкие люди. «Моше» повернулся на живот с некоторыми трудностями, Рахель немного ему помогла, и начала делать массаж и растирание. У неё были для этого собственные мази и притирания. Это помогало больному обходиться, практически, без пролежней, хотя на спине и пояснице были в некоторых местах покраснения. Это ничего, думала Рахель, со временем пройдёт с её волшебными руками и мазями. Она решила, что пока больше не будет беспокоить больного с вопросами. Впереди ещё много времени, он пойдёт быстро на поправку, сможет сидеть на кровати, а в хорошие солнечные дни будет сидеть во дворе в тени.
     Вот, что значит домашний уход, с гордостью думала Рахель, столько лет больной был на грани жизни и смерти, а в домашних условиях при надлежащем уходе и питании, пришел в себя через относительно небольшой промежуток времени. Рахель задумалась. Если он из немцев, то вряд ли он мог родиться и жить на Украине, в городе Запорожье. Она не знала, из каких источников в госпиталях Советского Союза и Израиля, где лежал «Моше», было записано, что он из Украины. Скорее всего, подумала Рахель, он мог быть из немцев Поволжья, которых насильно, всех до единого, от мала до глубоких старцев, от простых тружеников до самых высоких партийных и хозяйственных работников республики немцев Поволжья, в самом начале Отечественной войны из Поволжья насильно переселили в северный Казахстан. Но как он мог очутиться в концлагере у немцев, о чём свидетельствует лагерный номер на руке. Непонятно и запутано.
     Время проходит неумолимо, даже не столько проходит, сколько летит бешенными темпами. Заканчивалась воинская служба Иосифа. Он с честью почти полностью прошёл воинскую службу, неоднократно получал благодарности и грамоты за умелое вождение танка в сложных дорожных условиях  на полигоне и, особенно, на открытой местности. Он успешно прошёл курс командиров танка и должен был демобилизоваться в чине старшего сержанта (по советским званиям). Но тут началась война «Судного дня», и в корне изменила положение страны и её армии. Срочно были призваны, практически, все «милуимники» (из запаса). Естественно,  демобилизация временно прекратилась. Иосиф оказался на Северном фронте. Как потом оказалось, на самом трудном участке всей войны, которая длилась 18 дней. Выше было написано много про эту войну.
     Рахель и Яков не знали, где воюет Иосиф, и следили за  всеми фронтами, ловили каждое слово о потерях, о новостях с полей боевых                действий. Оставалось только ждать и волноваться о судьбе сына и брата. На фронт в Израиль рвался и Виктор из Америки. Он писал многократно командованию израильской армии с требованием призвать его на воинскую службу. Ответ был каждый раз один и тот же – вы были ранены и срок вашего призыва в армию ещё не настал по заявлениям военно-медицинской комиссии. Виктор даже собирался самостоятельно прилететь в Израиль. Но передумал, понимая, что его не примут в войска, особенно, в пограничные, где проходил свою воинскую службу до ранения.
     К большой радости всего израильского народа,  в том числе и Рахели с Яшей, война быстро закончилось. Домашние получили весточку, что скоро Иосиф возвратиться домой, он жив и здоров, прошёл боевые действия, практически, без ранений, не считая лёгкого ожога левой руки. Остался шрам – боевой шрам одного из танковых боёв. Иосифу дали отпуск на месяц. Он воспользовался этим отпуском и поехал в Америку к старшему брату. Рахель со слезами на глазах провожала сына в Америку, её предчувствие не подвело. Ося часто повторял, что поедет к брату и постарается потупить в университет на компьютерное отделение, очень он заразился этим новым и быстро развивающимся разделом науки и практики.
     Так это и свершилось. Вскоре родненький сы-
ночек, Ося, поехал в отпуск к старшему  брату в
Америку. Рахель получила очередное письмо, в котором Ося писал: «Дорогая мамочка и братик Яша, не сердитесь и не грустите. Я скоро приеду. Вот только сдам хорошо вступительные экзамены в университет, приеду к вам в Израиль. У нас с братиком Витей, всё нормально. Я ночую у него в комнате, там есть большой диван, и я там сплю. Целыми днями сижу в библиотеке и штудирую некоторые места из предметов, считающихся на приёмных экзаменам основными. Какими-то неведомыми мне путями, Витя добился и мне дали разрешение питаться в той же столовой, где и сам Витя. Там прекрасно питают и совсем не дорого.  Может быть, помогло этому то, что меня приняли на работу посудомойщиком в эту же самую столовую на полставки. По ходу дела я предложил начальству столовой соорудить вдоль одной стены столовой такую движущуюся ленту, на которую посетители будут складывать посуду и конвейер принесёт её в посудомоечную (Ося не уточнял, что такую движущуюся ленту он видел в столовой кибуца, куда они ездили втроём – Витя, Ося и Яша – уточнил Яша). Раньше посудомойщикам приходилось переносить «грязную» посуду из окна, куда сдавали посуду, к мойкам, что занимало массу времени. Теперь начальство даже уволило двух посудомойщиков, а мне повысили оклад в два раза. Мне так понравилось делать «дельные» улучшения по работе столовой, что я предложил ещё несколько мелких, но очень нужных вещей. Например: предложил разделить чистку посуды от излишков еды прямо в контейнеры, а мытьё очищенной от остатков еды посуды проводить в мойке. Кончилось тем, что меня заменили на мойке другим молодым человеком, а меня сделали служащим по улучшению работы столовой. Мне теперь и не надо регулярно и ежедневно приходить в столовую, но,  чтобы я приносил новые идеи по улучшению работы столовой. Мне достаточно раз-два пройтись по аналогичным столовым, чтобы узнать новое и перенести в нашу столовую. С наилучшими пожеланиями от меня и Вити. Целуем, Витя и Ося». Рахель плакала, перечитывая письмо от сына, а Яша смеялся  до слёз.
     - Ну и Ося - молодец, ухитрился стать изобретателем всяких штучек, - не унимался Яша.
     Рахель была вся в делах, она завела себе «ежедневный» блокнот, куда записывала дела на сегодня, на завтра, на ближайшее время. По мере выполнения того или иного дела, она его вычёркивала, или делала заметку, перенося отложенное дело на другой «свободный» день. Это дало ей возможность не держать всё в голове, но «время» - дату календаря, она крепко держала в памяти.
     Она обратила внимание на то, что в последнее время её подопечный, так называемый, «Моше», она в этом уж очень сильно сомневалась, стал нервным, неспокойным, по ночам постанывал, ворочаясь в кровати, многие ночи напролёт просто не спал. Её просьбы, мольбы, ни к чему не приводили, он молчал и, вообще ничего не говорил, только время от времени при кормлении или других моментах ухода, кивал головой в знак благодарности. Рахель стала исподтишка наблюдать за ним и обнаружила, что он часто тёр, массируя, спину справа. При очередной смене нижнего белья она ничего подозрительного на спине не обнаружила, но, прикоснувшись к предполагаемому месту, услышала громкий крик боли. Она поняла, что со спиной плохо. Расспросы ни к чему не привели, он молчал, постанывая, придерживая руку на спине. Рахель не знала, что предпринять. Посоветовавшись с Яшей, они решили, что больного следует отвести в поликлинику на рентген спины. Рахель договорилась в поликлинике, наняла амбуланс и общими усилиями отвезли его в поликлинику, хотя он сильно сопротивлялся, но очевидно, боль в спине всё же переборола его нежелание.
     Результаты рентгена были неутешительны, на позвоночнике, в районе поясницы чётко выделялась опухоль, ещё не устрашающих размеров, но солидная, чтобы вызывать такие нестерпимые боли. Врачи колебались, проводить ли операцию по удалению опухоли, или лечить консервативным путём. Состояние больного тревожило врачей, и они считали, что он не выдержит сложной многочасовой операции.
     «Моше», ещё до возникновения болей в спине, когда он начал себя чувствовать немного лучше, долгими часами днём и ночью мучительно думал, что ему делать, рассказать женщине, выходившей его, вернувшей его к жизни, о своей жизни, раскрыться, кто он на самом деле. Всё не решался, всё думал, к чему это может привести. Но с появлением болей в спине, желание рассказать о себе несколько притупилось, а потом и вовсе замолкло. Врачи выписали больному болеутоляющие лекарства. Первое время это приносило облегчение, но проходило некоторое время и лекарство не помогало, перешли на более тяжёлые обезболивающие. Дошло до наркотиков. А что делать? Другого пути не было. С выпиской лечебных наркотиков были сложности, но Рахель их преодолевала с присущей ей настойчивостью. Помогало то, что больной числился узником концлагеря.
     Время в семье Киржнеров летело неудержимо, так же, как и вообще у людей. Рахель уверенно держала руль  в своих руках, хотя утлую лодчонку жизни бросало по морям и океанам, редко забрасывало на незнакомый берег. Что ожидало их на твёрдой земле, как встретят их аборигены, туземцы? Бывало разное, но жизнь брала своё.
     Вот и наступило время призыва в армию младшенького в семье – Якова. Допризывная медицинская комиссия обнаружила у юноши плоскостопие. Казалось бы – болезнь, не болезнь, но приносит неприятности при больших нагрузках на ноги. Только с таким диагнозом Рахель и Яша вспомнили, что он избегал бегать с детьми в        разные подвижные игры, уклонялся от игры в футбол, чаще стоял в воротах, как голкипер. Принимая во внимание, что молодой здоровый парень с таким диагнозом не может служить в боевых частях Армии Обороны Израиля, его определили в интендантскую роту, куда направляли многих способных ребят с ограничениями, при том, что Яков уже был чемпионом Израиля по шахматам среди юниоров.
     Яша опечалился не на шутку, он мечтал о десантных войсках, а его определили в интендантскую роту, хотя и с возможностями заниматься любимыми шахматами. Лучше бы его совсем освободили от армии, жаловался он маме.

СОВСЕ НЕ ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ,    ЛИВАНСКАЯ ВОЙНА 1982 года.
(короткая справка)
     Дорогой читатель! Эти несколько страниц для интересующихся историей своей страны, её войнами, причиной их начала и завершения. Можно их пропустить без ущерба потерять что-нибудь из повествования.
     Обострение арабо-израильского конфликта после Шестидневной войны 1967 года, изгнание Организации Освобождения Палестины из Иордании в 1970 году, слабость ливанского правительства в условиях острого межобщинного конфликта, периодически перерастающего в гражданскую войну, позволила ООП при активном содействии ряда арабских стран, в первую очередь Сирии, превратить Южный Ливан в опорный пункт против Израиля. Создать на этой территории оперативную и учебную базу для боевиков и организаций из других стран, признанных в мире террористическими. Эта территория, прилегающая к северной границе Израиля, полностью контролировалась ООП.  Представитель Правительства Ливана на заседании ГенАссамблеи ООН в 1976 году сказал, что «ООП разрушает его страну, узурпировала власть, принадлежащую ливанскому правительству». К 1982 году ООП с советской помощью обзавелась значительным вооружением, включая дальнобойную артиллерию, ракетные установки и зенитные орудия.
   ООП постоянно обстреливало населённые пункты вблизи северной границы Израиля ракетами «Катюша», бузуками и стрелковым оружием, в основном, действуя против гражданского населения. Крупнейшим из ответных израильских операций ограниченного масштаба на территории Ливана стала операция «Литани». Поводом для её проведения стал захват 11 марта 1978 года террористами двух автобус с заложниками на шоссе Хайфа – Тель-Авив. При этом погибли 36 и были ранены 70 израильских граждан. 15 марта 1978 года силы ЦАХАЛа вошли в Южный Ливан и вытеснили ООП с этой территории вплоть до реки Литани. 13 июня 1978 года ЦАХАЛ покинул Ливан, передав контроль над пограничной полосой христианской милиции. В апреле 1979 года группа террористов проникла в город Нагарию с                целью захвата заложников. Погибло 4 гражданина Израиля, в том числе двое малолеток. Израиль отказался от тактики ответных ударов, и израильская авиация начала наносить удары по базам ООП в любом месте и в любое время. Действия Израиля заставили ООП перейти к обороне. Одновременно ООП превращала свои силы в полноценную армию, оснащая тяжёлым оружием, включая танки и дальнобойную артиллерию. Действия израильской авиации над Ливаном вели к стычкам с Сирией, чей воинский контингент находился на территории Ливана.
     В июле 1981 года боевики ООП обстреляли из 130-мм дальнобойных советских орудий и систем залпового огня «Град» 33 израильских города и с\х поселений вдоль северной границы Израиля. Артиллерийская перестрелка длилась 10 дней. ООП выпустила около 2000 ракет «Катюша». Например, жизнь города Кирьят-Шмоне была парализована, многие жители покинули свои дома. Правительство Израиля начала подготовку к изгнанию ООП из Южного Ливана. Под давлением США операция была отложена. Дипломаты Америки добились неформального соглашения о прекращении огня. При этом Израиль настаивал на том, что ввоз ООП тяжёлого оружия в Южный Ливан и теракты против израильтян в самом Израиле и за его пределами будет рассматриваться, как нарушение соглашения.
     Вместе с тем, с момента подписания ООП соглашения о прекращении огня в июле 1981 года за 11 месяцев произвела 270 терактов в Израиле, на Западном берегу реки Иордан, в секторе Газа, а также возле ливанской и иорданской границ. В результате 29 израильтян было убито и более 300 ранено. В июне 1981 года под контролем ООП на юге и западе Ливана находилось 18700 боевиков, а кроме того, в зоне сирийского контроля, где находилось 27000 сирийских военнослужащих, находилось 6000 боевиков ООП.
     5 апреля 1982 года в Париже был убит израильский дипломат Яаков Бар-Симантов. Перед этим лица в масках обстреляли израильскую Торговую миссию, расположенную вблизи израильского посольства. Всего за пределами Израиля с января 1980 по октябрь 1982 годов в терактах были убиты 39 и ранены 375 мирных граждан. Нападениям подвергались, в основном, израильские дипломатические учреждения, синагоги, фирмы и предприятия, принадлежащие евреям. В ряде случаев ООП принимала на себя ответственность за организацию терактов.
     3 июня 1982 года в Лондоне было совершено покушение на Шломо Аргова, израильского посла
в Лондоне. Позже выяснилось, что покушение было совершено террористами ОАН, отколовшееся от ООП, находившееся в крайней оппозиции к Я. Арафату. В ответ на покушение 4 июня Израиль атаковал 11 объектов  ООП в Ливане. Спустя несколько часов после авианалёта ООП ответила массированным артиллерийским обстрелом населённых пунктов Израиля вдоль всей ливано-израильской границы. Террористы выпустили в этот день 270 ракет «Катюша».
     На следующий день, 5 июня 1982 года массированной бомбардировке подверглись 15 городов Ливана, а также лагеря палестинских беженцев. В этот же день правительство Израиля и Кнессет приняли решение о вторжении в Ливан. Операция получила название «Мир Галилее». 6 июня 1982 года в 11.00 две бронеколонны ЦАХАЛа, более 25 тыс. военнослужащих и свыше 100 единиц бронетехники пересекли ливанскую границу. Израильское правительство заявило, что «целью операции является обеспечение демилитаризации района к северу от израильско-ливанской границы, удаление всех враждебных элементов на расстоянии, при котором они не смогут обстреливать израильские города и поселения. В заявлении подчёркивалось, что Израиль воздержится от враждебных действий по отношению к сирийским силам в Ливане, при условии, что Сирия не атакует израильские силы, а также выражено желание подписать мирный договор с суверенным правительством Ливана и заинтересованность в сохранении территориальной целостности страны. Через несколько дней после начала вторжения численность израильских войск увеличилось до 45 тыс.,  потом до 60 тыс., затем до 90 тыс. Израиль задействовал 1240 танков, 1520 бронетранспортёров. Гражданское население юга Ливана приветствовало приход войск  Израиля, избавивший их от террора со стороны ООП, базировавшихся в регионе.
     На второй день войны сирийские истребители МиГ-23 атаковали группу израильских F-16. На третий день войны произошло первое боевое столкновение ЦАХАЛа и сирийской амии. Самолёты израильских ВВС нанесли удар по сирийским войскам. В течение недели ЦАХАЛ установила контроль над всей южной частью Ливана. Значительную роль сыграли израильские беспилотные летательные аппараты БПЛА, они проводили постоянное наблюдение за аэродромами и войсками сирийцев. Была полностью уничтожена система ПВО Сирии в Ливане. ВВС Сирии понесли тяжёлые потери.
     В наземном сражении успехи Израиля были существенно скромнее. В ходе самого крупного танкового сражения израильтяне, потеряв много танков, окружили сирийцев. У сирийцев закончились боеприпасы, и они были вынуждены бросить много своих танков, потеряв 50% своей бронетехники. В конце июня израильская армия начала осаду Западного Бейрута, где находилась штаб-квартира ООП. Осада продолжалась до средины
августа и привела к многочисленным жертвам среди мирного населения. При посредничестве США было подписано соглашение, по которому силы ООП обязались покинуть Ливан, а Израиль обязался не оккупировать Западный Бейрут. Также США дали гарантию, что оставшиеся в                Бейруте палестинские гражданские лица и семьи боевиков ООП будут в безопасности.
     1 сентября около 10000 боевиков ООП под наблюдением сил ООН были эвакуированы из Бейрута морским путём в Тунис и другие страны. С эвакуацией сил ООП операция «Мир Галилеи» формально завершилась.
     14 сентября вновь избранный президент Ливана Б. Жмайэль и ещё 26 человек были убиты взрывом бомбы в его штабе. Христиане обвинили в этом  сирийцев и палестинцев. Немедленно после этого теракта Шарон, в противоречии подписанным им же за месяц до этого договоренностям, дал указание армии оккупировать Западный Бейрут, с целью предотвратить месть христиан мусульманскому населению. После входа в Западный Бейрут израильская армия направила отряд христиан-фалангистов в лагеря Сабра и Шатила для «зачистки террористов». Эти христиане в качестве мести своего лидера устроили резню в этих лагерях. Это вызвало огромный всплеск антиизраильских настроений в мире и антивоенных настроений в Израиле. По результатам расследования комиссии, Шарона сняли с поста министра обороны. В Израиле прошли массовые антивоенные и антиправительственные демонстрации.
     Несмотря на военную победу, Израиль значительно ухудшил свою международную репутацию, главным образом из-за больших жертв среди ливанского населения. Сирийская армия                продолжала оставаться в Ливане и на смену ООП пришла террористическая организация «Хизболла», созданная при поддержке Ирана. В мае 1983 года брат погибшего руководителя Ливана заключил с Израилем мирное соглашение, но в следующем году оно было разорвано под давлением Сирии. Израильские войска постоянно подвергались нападениям и несли потери.
     К концу1985 года был совершён отвод израильских войск из Южного Ливана, после чего под контролем ЦАХАЛа осталось 8% территории Ливана – «зона безопасности». Вооружённые столкновения продолжались вплоть до 2000 года. Израиль во многих случаях наносил ответные авиационные и артиллерийские удары по ливанской территории в ответ на действия боевиков «Хизболлы». Полный вывод израильских войск с ливанской территории состоялся только 24 мая 2000 года. В результате операции, была уничтожена военно-экономическая инфраструктура ООП а Ливане. Израильская армия обнаружила 540 арсеналов ООП, частично - подземных складов. ООП потеряла более 5500 тонн военного снаряжения, в том числе 1320 боевых машин, из них несколько сот танков, 215 дальнобойных орудий, 62 установки «Катюш», более 1,3 тысячи противотанковых ракет и др.

* * *
     Почти незаметно прошёл у Якова тиранут (курс молодого бойца),  началась обыкновенная воинская служба, караульная служба по охране важных объектов, работа на вещевом складе по приведению в порядок обмундирования и ежедневное свободное время, которое солдаты ждали с нетерпением - телевизор, самодеятельность, письма любимой девушке, библиотека и шахматы, вместе с шашками, домино, нардами. Но самое-самое для Яши - это шахматы: разборка шахматных партий известных в мире шахматистов, решение шахматных задач. Он захватил с собой из дома некоторые издания по шахматам. Так случилось, что со временем многие из сослуживцев узнали, что их товарищ является официальным чемпионом Израиля среди юниоров. И каждый стремился сыграть с ним  партию. В большинстве случаев, желающие проигрывали и не одну партию. Яша предложил ребятам свои услуги, что он может проводить с желающими занятия по теории шахмат и решению шахматных задач. Набралось довольно большое число желающих. Два-три раза в неделю Яша собирал ребят в комнате отдыха, и  целый час рассказывал и показывал на самодельной большой шахматной таблице им про стратегию и тактику в шахматах. Вначале - простые примеры, а потом всё сложнее и сложнее. При этом само начальство было заинтересовано в такой добровольной работе их солдата. В порядке тренировки, Яша проводил сеансы одновременной игры на трёх, пяти, а со временем и на десяти досках одновременно. Результаты были всегда, практически, одинаковые, одна-две – вничью, остальные – выигрыш. Это так заводило солдат, что они требовали проводить сеансы одновременной игры снова и снова, стремясь, хоть раз выиграть у «мастера». Иначе они не называли Яшу.
   В знак благодарности за большую работу среди солдат, начальство отпускало Якова на всевозможные соревнования среди юниоров, и даже среди взрослых. В такие дни Яков часто оставался ночевать дома, за что Рахель была крайне удовлетворена.
     Закончилась воинская служба и у самого младшего из сыновей. Между делом Яша сыграл удачно матч на первенство Израиля по шахматам среди кадетов, заняв второе место и получив право выступать на международных соревнованиях среди кадетов. Получив отпуск и приличную сумму денег, он, конечно, как и его старшие братья, поехал в Америку поступать в университет. 
     Рахель обратила внимание, что в последние дни её подопечный ведёт себя как-то не так, как раньше. Он ночами напролёт вёл себя, можно сказать, буйно. Ворочался в постели, постоянно ведя какой-то,  как казалось со стороны, неприятный разговор. Он произносил, бормоча, целые монологи, делал паузу, потом снова монолог. Она пыталась понять с кем и о чём это он так бурно беседует, но никак не могла разобрать бормотание. Ей очень хотелось ему помочь, расспрашивая о ночных, в основном, беседах, но он молчал, не давая ей никаких намёков. Состояние его становилось всё хуже и хуже. Не говоря уже о той нестерпимой боли, которую он терпел из последних сил, он стал мало кушать. Любая еда вызывала у него тошноту и рвоту. Даже питьё обыкновенной тёплой воды ему  изредка удавалось перенести без последствий. Рахель консультировалась с врачами о его состоянии, они ничем не могли помочь больному. У него быстро распространялись метастазы по всему организму. В один из вечеров, после принятия большой дозы сильных лечебных наркотиков, он заговорил, правда, тихо, но внятно:
     - Я вам сказал или – скажу, чижолы этот русски язык, - довольно разборчиво произнёс «Моше», как называла его Рахель, - давно хотеть сказать про меня, но не ришал это делал.
     Рахель  была в трансе, оказывается её подопечный знает и русский, кто же он на самом деле? Неужели он действительно с Украины из района Запорожья и как его фамилия и имя? «Моше» замолк, но Рахель не беспокоила его, пусть наберётся сил и расскажет всё о себе. проходили томительные минуты, но он молчал.
     - Дорогой мой человек, не нужно нервничать, соберётесь с силами и всё, что хотите мне рассказать, расскажите. Успокойтесь. Постарайтесь уснуть, это придаст вам сил. Спокойной ночи.
     Разговор в очередной раз не состоялся. Она понимала, что он хочет рассказать ей что-то очень важное, но не решался по какой-то причине, неведомой Рахели. Проходили дни, но больной не начинал снова разговор. А «Моше» метался, не решаясь заговорить. Его мучил один единственный вопрос, что сделает с ним его «спасительница», когда узнает всю тайну, глубоко запрятанную в глубине души умирающего человека.               
     Воспоминания чаще всего приводили его в  детство и юность. Обеспеченная семя, большой дом, в котором не утихали детские голоса – три мальчика, а он был самым младшим, самым любимым родителями и старшими братьями. Его баловали, с ним игрались в различные подвижные игры. Особенно он любил серсо, когда пущенное им кольцо попадало на «шпагу» братика, а ещё больше ему нравилось, когда он сам ловил «шпагой» пущенное в его сторону кольцо. Особенно весёлыми бывали дни, когда к ним приезжали в гости друзья и знакомые, такие же генералы, как его отец. Приезжали всей семьёй с детьми, гувернантками, жёнами. Было весело, шумно, никто не делал детям замечание, кроме гувернанток, делающих иногда тихое замечание, когда дети уж слишком расходились. Какие были столы, накрытые в саду, с множеством самых вкусных блюд. Официанты в ливреях, скорее были похожие на знатных особ, чем на обслугу, разносившие бокалы с вином, тортолетки с различными начинками. Особенно, сладкий стол, когда можно было накушаться до отвала различными пирожными, тортами и мороженым.
     А юношеские годы  с походами, ночёвками  в
лесу в палатках, «военные баталии» с «отрядом противника», победы и шумные застолья, иногда с вином, но чаще с морсом. Эх, молодость, молодость! Куда она делась, куда пропала? Одни воспоминания. Но тут же всплывал и другой вопрос, на который он никак не мог найти ответ, где он мог повредить спину, которая с годами привела его в такое страшное состояние.
  Генрих Дикенбаух (большой живот – перевод с немецкого. Полное имя – Генрих Эльзе фон Дикенбаух-Краузе), содрогнувшись, вспоминая своё настоящее имя, всё думал ночами, почему последнее время у меня сильно разболелась поясница. Я никак не мог понять, почему она так болит. И раньше я временами ощущал эту боль, но не такую сильную. Часто я её, эту боль, заглушал коньяком, доступными женщинами, шумными гулянками с друзьями по партии, развлечениями в не передающем ощущение наблюдений сильнее, чем наркотики – как умирают люди под пытками в газовых камерах. При сильных болях, которые появились  с годами всё чащи и чаще, я вспомнил, что когда-то в молодости, вернее в юности, я упал с турника в спортзале моей родной команды в «Гитлерюгент». По молодости лет я не очень обратил на это внимание и продолжал наравне со всеми проходить полный курс немецкой молодёжной подготовки в рядах национал-социалис-тической партии под руководством нашего родного и любимого фюрера, Адольфа Гитлера. Как я жалел, что родители меня назвали при рождении Генрихом, а не Адольфом.
     Как только отец, заслуженный генерал кайзеровской армии и сын, молодой офицер войск СС, оставались наедине, начинались споры, доходившие, чуть ли не до драки. Интеллигентность и выдержанность обоих удерживали от рукоприкладства.   
     - Ни одна страна после Первой Мировой Войны не была в столь жалком положении, как Германия, - утверждал Генрих.   
     – Что ты знаешь, мой дорого сынок, Германия входила в XX век как одна из двух мировых лидеров, наряду с Англией. После Версальского мирного трактата Германия была унижена и оскорблена, -  парировал отец.               
     – Это вы, доблестные генералы кайзеровской Германии, -  не унимался Генрих  - втянули Германию в Мировую войну, и теперь расхлёбываем результаты вашего жгучего желания владеть миром. Весь мир клеймил позором немецкую военно-политическую машину и приветствовал полный её разгром и тяжелейшие условия договора 1919 года. По суровым условиям Версальского договора… - прервал тираду сына, возмущённый отец.
     - Будешь перечислять наш позор? – с горечью в голосе отец бросил в лицо сыну.               
   - Да, буду перечислять все унижения, которые выпали на нашу долю. Наша Родина оказалась в полной изоляции. За наш счет обогатились все союзники. Мой дорогой отец, ты думаешь, что можно вот так взирать на то, что творится в мире и положение нашей страны. Франция вернула себе Эльзас и Лотарингию. Бельгия прихватила себе наши земли. А ничтожная Польша, которая была буквально соткана из бывших восточногерманских и части русских земель, вообще ликовала, сама этого не ожидая. Германия потеряла некоторые пограничные земли в результате плебисцитов: к Дании отошел Шлезвиг, к Польше — часть Верхней Силезии. – Генрих завёлся не на шутку. Он всё больше и больше распалялся, из уст сыпались унижения Германии, как будто это его отец лично устроил. - Саарская область на 15 лет переходила под контроль Лиги Наций, после чего её судьбу должен был решить плебисцит. 50 км пограничной зоны между Францией и Германией подлежали демилитаризации. Ещё одним важным и унизительным фактом стала потеря Германией всех колоний и их передел державами-победительницами. Ты, дорогой мой отец, думаешь, что это они сами придумали. Нет. Это мы, вернее Вы, да Вы – генералитет и иже с вами сильные мира сего, позволили им дойти до такой жизни. Именно в результате этого пункта в Версальском договоре Того и Камерун перешли к Франции и Англии. Однако на этом союзники не остановились. Отныне германские вооруженные силы должны были быть ограничены 100-тысячной армией только с полицейскими обязанностями. Подавляющая часть военно-морского флота передавалась победителям; вводился запрет на использование новейшего оружия массового поражения. Огромным ударом по экономике Германии стали непомерные репарации странам-победителям.
     Отец молчал. Ему нечего было сказать. Чем он мог ответить сыну. Но он сам, служа верой и правдой Новому режиму, в душе ненавидел политику фюрера, его стремление любой ценой вытащить Германию из того болота, в котором она застряла в 20-е годы  ХХ столетия. Заслуженного генерала раздражала политика национал-социалистов во главе с Гитлером, выскочкой-ефрейтором, помыкающим опытными генералами, прошедшими не одно победоносное сражение.
Короткая справка

     Версальский договор стал ударом для Германии. Официально только она становилась ответственной за разжигание войны. А о выработке совместных мирных решений союзники не помышляли: они в ранге триумфаторов решили навязать свои условия, о последующем пересмотре которых не могло быть и речи. Поэтому и неудивительно то разочарование, которым был встречен договор. Как заметил один из французских военных, прочтя договор: «Это не мир. Это перемирие на 20 лет». Его слова стали пророческими. Ровно через 20 лет Германия напала на Польшу.
     Сейчас, спустя почти век, становится очевидным, что положение, в котором оказалась Германия после Первой Мировой Войны и столь унизительного мира, не могло не вызвать рост радикальных настроений в обществе. Не способствовала их искоренению и Веймарская республика, возникшая на развалинах Второго Рейха. Новая форма правления не могла решить старых проблем.
     Несмотря на общую либеральную направленность, в Веймарском государстве не была выработана четкая политическая доктрина, в рамках которой нашлось бы место всем политическим движениям. Поэтому Веймарской республики пришлось все 15 лет своего существования лавировать между кайзеровскими традициями, которые оказались весьма живучими, и новыми радикальными течениями — коммунистами и крайне правыми партиями. Невозможность найти выход из сложившейся политической ситуации привела в итоге к падению Республики.               
     Веймарскому государству пришлось расплачиваться за недальновидную политику кайзера Вильгельма II. Необходимость выплачивать огромные репарации, опустошение казны привели к самому значительному обесцениванию денег в истории и гиперинфляции. К концу 1923 года курс доллара к марке составил более 150 млн (!) марок за один доллар. И хотя правительству удалось — временно — остановить инфляцию, реформы ударили по малообеспеченным слоям населения.
     На несколько лет в Республике наступило затишье. Эти «золотые годы» связаны, прежде всего, с именем блестящего политика Густава Штреземана, который смог добиться постепенного выхода Германии из внешнеполитической изоляции, роста государственных доходов и улучшения климата внутри страны. Однако смерть политика в 1929 году ознаменовала начало заката Веймарской Республики.               
     Основной удар по Республике пришел из США вместе с финансовым кризисом 1929 года, названным впоследствии «Великой депрессией». Хрупкая экономическая стабильность, выстроенная в середине 20-х годов непомерными усилиями правительства, рухнула в одночасье. Несмотря на попытки взять под контроль банковский сектор, позитивных результатов добиться не удалось. За короткое время в Германии сменилось несколько кабинетов министров, но остановить кризис не удавалось. И тогда, на волне тяжелого финансового положения и уязвленной после Первой Мировой Войны национальной гордости, на первый план вышла Национал-социалисти-ческая немецкая рабочая партия во главе с Гитлером.               
     Становление диктатуры в Германии стало возможным не только благодаря бедственному положению населению, но и потому, что все 15 лет своего существования Республика своим главным врагом считала коммунистов.               
     Левые партии достигли внушительных успехов в 20-е годы, но после прихода на пост рейхпрезидента генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга в высших слоях росли антисоциалистические и антикоммунистические настроения. Тем не менее, вплоть до прихода Гитлера к власти коммунисты представляли собой значительную силу, с которой приходилось считаться. Однако на волне антикоммунизма стало возможно выдвижение националистических партий правого толка, которые с учетом тяжелого положения внутри страны находили серьезную поддержку простого народа.               
     Не все знают, но становление диктатуры в Германии происходило демократическим путем. Сам Гитлер неоднократно заявлял, что стремится захватить власть не в результате вооруженного восстания, а конституционным путем. В ходе продолжительных политических игр было решено создать коалиционное правительство во главе с Гитлером.               
     30 января 1933 года. Гинденбург назначил его рейхканцлером. Однако на выборах НСДАП не получила большинства, даже несмотря на официальный запрет коммунистической партии, и с этого момента глава нацистской партии перестал играть в демократические игры. И хотя либеральные принципы конституции Веймарской республики ещё официально действовали, это не мешало новому правителю.               
     Только со смертью Гинденбурга 2 августа 1934
года и объединением функций рейхканцлера и рейхпрезидента в одних руках, можно говорить об окончательном - с юридической точки зрения - падении Веймарского государства и официальном переходе всей полноты власти к Гитлеру.

* * * *
     Генерал Дикенбаух мечтал видеть  младшего сына своим продолжением, в военной карьере. Старших два брата не оправдали надежд знаменитого отца. Старший – стал музыкантом, помешался на фортепьяно и выбрал свою дорогу на музыкальном поприще. Стал известным пианистом. Средний брат поступил ещё хуже, пошёл в художники, окунулся в богему с головой, отделился от семьи и жил своей жизнь, вообще не общаясь с семьёй. Проклятый новый век, - с горечью думал отец. Мать была в шоке и не выходила из депресии, пока не умерла в относительно не очень старом возрасте. Вся надежда была на младшего сына в семье, на Генриха. Он пошёл по пути военного, закалился в юности в «гитлерюгенте», окончил отлично кадетский корпус, ему была уготована блестящая карьера, но дальнейшая дорога была не в армию, а в гестапо. Отца это особенно раздражало.
     Часто отец упрекал сына в том, что тот выбрал «скользкий» путь.
     - Что это за организация, - убеждённый  в своей правоте, не то ругал, не то наставлял, отец, - гестапо. Это и не военная служба и совсем не гражданская. Преследование инакомыслящих, не довольных и противников власти Адольфа Гитлера. Вообще эта ваша организация входит почему-то в состав Министерства внутренних дел. Что она там делает в этом Министерстве?
     - Эта организация, как ты утверждаешь, является инструментом проведения карательной политики, тайной государственной полицией в Германии, так и на оккупированной территории Европы и в результате завоеваний во время войны с Россией, -  не понимая недовольство отца, парировал Генрих.
     - Вот именно, карательной политикой, тайной государственной полицией. Этим должны заниматься разведслужбы армии или судебные органы государства, а не отдельная тайная организация, не подчиняющаяся никому, кроме Гиммлера, Гейдриха и Гитлера. И вообще. Эти Нюренбергские законы античеловечны, они изгоняют отовсюду неугодных специалистов по каким-то расовым законам. Изгнали из нашей армии прекрасных генералов и офицеров еврейской национальности, отличавшихся в боях, имевших самые высокие правительственные награды за свои подвиги. Это политика? Гитлер и его окружение, как видно, не знакомы с историей Англии и Испании, которые в своё время полностью изгнали из своих стран евреев. И в результате этого стали второразрядными странами на многие столетия. Так и Германии, потребуется масса времени и усилий, чтобы возродиться снова.
     - Мне кажется, что, дорогой мой отец, преувеличиваешь значение евреев в жизни государства, любого.
     - Проверь развитие Германии в банковском деле, в науке, в искусстве. И ты поймёшь, кто был  у истоков этих направлений в мире и в Германии, в частности. Да. Среди евреев были и есть и мошенники и проходимцы, но где их нет.  Их достаточно и у других народов. Не по ним нужно считать. А нападение на Россию? Ведущие военные специалисты предупреждали Гитлера, что нападение на союзника и помощника в самые тяжёлые годы плохо кончится. Приводили примеры из истории: монголо-татарское иго, шведские войны против России, Наполеон, в конце концов. Это не доводы?
     Сын молча переносил неопровержимые факты. Нечего было ему противопоставить утверждениям отца. Но всё же не выдержал и сказал:
     - Руководители нашего государства руководствовались неопровержимыми фактами и российской действительности: слабая армия, недовольство народа экономической и национальной политикой, уничтожение многих командиров Красной Армии во главе с маршалом Тухачевским, который даже раньше нашего уважаемого Гудериана понял значение танков в современной войне и многое ещё чего. Этого не достаточно?
     -   Этого не достаточно, хотя бы по тому, что мы имеем сейчас, после нескольких месяцев триумфального марша по России: поражение наших
войск под Москвой, Сталинград, Ленинград…               
     Вот так, среди постоянных дискуссий с отцом, среди усиливающихся невыносимых болей последнего времени, дум о том, что согласился на уговоры врача лагеря Аушвиц сделать с собой и, самое главное, как раскрыться, как сказать, что он не еврей из Запорожья, а оберштурмфюрер СС, кто он на самом деле. Проходили дни и ночи, а он всё мучительно думал, как это он смалодушничал, поддавшись на такой соблазн, выдать себя за лагерного заключённого еврея. Его близкий знакомый, можно даже сказать, что друг, Йозеф Клинке, врач Аушвиц (Освенцим), в частых беседах за рюмкой хорошего коньяка, когда война приближалась к завершению, к победе России, США и Англии, предложил ему, офицеру СС, выдать себя за лагерника-еврея. Подобрать соответствующего лагерника по росту и некоторому внешнему сходству, оформить документы на Генриха, перебросить его в лагерь, ближе к западному фронту, где заключённых в лагере «освободят» американцы и после натурализации спокойно будет проживать, и работать много лет на пользу будущей Германии. Генрих поддался этой идее, позволил Йозефу проделать над собой всю процедуру, но чтобы не болело:               
     - Понимаешь, дорогой друг, я очень боюсь боли, - смущённо произнёс Генрих.
     - А кто её не боится? – ответил опытный врач.
     На том и порешили. Тщательно выбирали «двойника», оформили все лагерные документы на Моисея Розенбаха, которого «благополучно» сожгли в печи. Генриху доктор, практически, безболезненно нанёс на левую руку лагерный номер – 1331…, затушевав последние две цифры, чтобы скрыть действительную принадлежность данного «лагерника», вырвав два зуба, которых не было у «живого» Моисея и перебросили в лагерь   Бухенвальд. По расчётам доктора Клинке Бухенвальд самое подходящее место, это не лагерь уничтожения, а лагерь для перемещённых лиц, пленных, в основном, американцев и англичан.
     - Почему именно Бухенвальд? - интересовался Генрих.
     - Понимаешь, русская армия застряла на Зееловских высотах. Там ей не удастся, даже с самыми большими потерями, прорваться в Берлин. Быстрыми темпами продвигаются американцы и мимо Мюнхена им не пройти, хотя они тоже стремятся прорваться в Берлин. А там  и Бухенвальд. Придётся «помучаться» лагерником дней пять-семь, а там и свобода. Придётся питаться только шоколадом, непременно захвати с собой несколько плиток, это поможет. Комендант Бухенвальда предупреждён. Ты пройдёшь, как засылаемый на сторону противника, важный шпион.
     Но, как говориться в известной английской пословице: «Человек предполагает, а Бог располагает». Всё пошло не так, как рассчитывал Клинке. Американцы обошли Мюнхен севернее, и только  к 11 апреля 1945 года, когда американские войска приблизились к Бухенвальду, там вспыхнуло           вооружённое восстание узников. До этого дня Генрих оказался в труднейшем положении, шоколад давно закончился, как не старался он продлить его наличие. Почти три недели он был фактически без еды и почти без питья. Заключённые пили воду из луж после дождя. Когда американцы вступили в сам лагерь, Генрих был почти присмерти от истощения. Его вместе с другими тяжелобольными переправили в один из американских госпиталей, потом, по просьбе американской компании «Джойнт», его переправили, в числе нескольких крайне больных заключённых, в США. В 1975 году, по согласованию с израильским правительством, при активном участии «Джойнта», Генриха переправили в Израиль. Когда он узнал, что его перевозят в Израиль, он взбунтовался, имитировал припадки, бред, трясучку. Это несколько отодвигало его переезд, но со временем его всё же отправили в Израиль.
     Генрих был вне себя, после всего, после неудачной попытки «выйти из воды сухим», оказаться на американской земле и продлить свою жизнь, он оказался в Израиле, среди ненавистных ему евреев. Он готов был несколько раз, и неудачно, покончить жизнь самоубийством. Для этого ему не хватило ни физических, ни моральных сил.  Его жизнь была ему более дорогой, чем жизни тысяч евреев, смерть которых он с великим удовольствием наблюдал часами через смотровое окно в газовых камерах Освенцима. Его утешала мысль, что вот скоро-скоро он умрёт, но смерть не приходила к нему, а наоборот, он попал в «капкан» к, ненавистной всеми фибрами своей души, еврейке, которая не только продлила ему жизнь, но и сделала так, что он пошёл на поправку. Он готов был её убить, задушить, исковеркать ей жизнь своим признанием, кто он на самом деле. Особенно эта мысль окрепла в его мозгу, когда обнаружилась злокачественная опухоль на позвоночнике. Он это понял из разговора врачей у его постели. Понятно было, что жизнь его кончается, и настало время вылить ушат грязи на «свою спасительницу». Генрих боялся, что пропустит тот миг, когда он ещё сможет всё высказать. И такой момент настал. Собрав последние силы, Генрих из последних сил приподнял голову с подушки и прерывающимся голосом проговорил:
     - В мои последние минуты жизни, должен сказать, что я умираю не евреем из Запорожья, а я этнический немец, Генрих фон Дикенбаух, штурмбанфюрер СС. Если вы не знаете, что это такое, то я поясню – это гестапо, которое убивало всех евреев, попадавшихся к нему в лапы, - всю эту зловонную тираду он произнёс, прерываясь на мгновение, на чистом русском языке.
     Рахель сразу не поняла, о чём это он говорит, но прислушиваясь к его прерывающемуся голосу, голосу человека, произносящего эти слова из последних сил, ужаснулась.
     - Моше, успокойтесь, не нервничайте, вам не
следует так нервничать, вы  ещё поживёте, всё
будет хорошо, вот увидите, - пытаясь изо всех сил успокоить больного. Она подумала, что он бредит, а в бреду человек может говорить даже по-английски, совершенно не зная этого языка. Больной заговорил по-русски. Это больше всего её удивило. Но Генри продолжал говорить, не поднимая головы с подушки.
     - Я не в бреду, я в полном сознании.  Давно собирался всё это сказать, но не хватало мужества. Теперь мне всё равно, я умираю, я это чувствую. Я не хочу умирать евреем, чтобы я лежал рядом с этими жидами на кладбище – никогда. Я проклинаю вас за ваше желание вернуть меня к нормальной жизни. Я ненавижу всю эту еврейскую шваль, которую мы так и не смогли уничтожить полностью, до конца. Немцы и не подозревали, насколько живуча ваша паршивая еврейская кровь.
     - Прекратите это богохульство, святотатство. Это грех и вам воздаться, - почему-то Рахель заговорила словами маменьки, в далёкое таёжное время. Всё же зов крови и память родителей тлели в её глубоком подсознании.
     Больной затих. Рахель швырнула полотенце, которым она обычно вытирала рот больному после еды и вышла из комнаты. Она не могла найти себе место. Как это получается, к человеку относишься, как к родному, стараешься помочь, угодить, отдать часть своего сердца, а в ответ получаешь пощёчину, даже хуже, удар ножом в самое
сердце. Как же теперь жить на свете?
     Для себя она твёрдо решила, что не допустит, чтобы этот выродок никогда не попал бы на еврейское кладбище, где лежат дорогие ей люди. И как только может земля носить такое страшное существо. Даже смерть не должна быть поводом, чтобы отпустить все грехи его, сотворённые на земле. Не будет ему прощения, гореть ему в Геенне огненной, гореть и корчиться на костре вместе с душами умерших грешников. Рахель узнала у сведущих людей, что не евреев хоронят отдельно на участках земли, выделенных Государством специально для этой цели. Только одну трудность необходимо было преодолеть, найти «этому», иначе она не называла это существо, прости господи, как назвать его, чтобы не было сомнений, что «он» не еврей. Придумывала имя и фамилию, но потом вспомнила, что «он» обрезанный. Как быть, что предпринять? Оказалось, что у татар тоже есть обряд обрезания у родившихся мальчиков. Рахель взяла чистый листок бумаги и чётко вывела имя и фамилию «умершего», по его собственному признанию перед самой смертью – «Зариф Бакшеев, чтобы похоронили по татарским обычаям. Мать – украинка. Жили они в предвоенные годы в Запорожской области. Причислили его к евреям по обрезанию в концлагере при его беспамятстве». Рахель перестала к нему заходить без дела. Три раза в день она приносила ему порцию лекарств, воду в стакане  и немного еды. Через два дня она обратила внимание, что он вовсе  ничего не ест. К вечеру                третьего дня он умер. Рахель пришла к нему в комнату и принесла ему очередную порцию лекарств, но он был уже мёртв. Стакан с водой был перевёрнут, вода вылилась на одеяло и на пол, он умер. Рахель  позвонила в больницу, где он лежал  последнее время. В регистратуре ей сказали, что свяжут её с моргом при больнице.
     - Паталогоанатом слушает, - раздался в трубке голос.
     Рахель подробно рассказала об умершем, назвала его «действительное» имя и фамилию, откуда он родом и кто он «оказался» по национальности.   В ответ ей сообщили, что в ближайший час приедет за ним машина. Рахель встретила машину, санитары увезли тело. На этом, пожалуй, эпопея закончилась.
     - Соседушка, вам телеграмма, - обратилась к Рахели соседка, - мы думали, что вас нет дома.
     - Завозилась по хозяйству и не слышала, что ко мне звонят, спасибо вам.
     Телеграмма была от Яшеньки: «Дорогая мамуля, я сдал все экзамены, принят в университет и собираюсь домой через пару дней. Привет  и поцелуи от Вити и Оси». Вот так в жизни, плохое чередуется с хорошим. Рахель быстро поехала на телеграф и отправила детям телеграмму: «Ждите меня в гости в ближайшее время тчк справлюсь с делами и приеду на пару недель тчк целую тчк ваша мама».
     На этом не заканчивается сага о Марии-Рахели.   Вся жизнь ещё впереди!