Мой отец, Яков Миронович, любил университет, любил свою работу, любил читать лекции, и очень любил студентов. И эта любовь, как, наверное, каждая по-настоящему глубокая любовь, была взаимной.
На его лекциях раздавались бурные аплодисменты несдержавшихся восторженных студентов, приводивших на эти занятия по истории и философии родителей и возлюбленных. Обычно, после таких лекций лектору преподносились букеты цветов. Понимаю, трудно поверить, но я это видела своими глазами и не один раз.… «Наш Карлуша», - любовно называли его студенты, имея в виду удивительное внешнее сходство Якова Мироновича с Карлом Марксом.
Сестра навсегда запомнила такой, казало бы совсем маленький, но очень характерный эпизод нашей жизни:
-У отца была редкая замечательная память. Он мог часами рассказывать о каких-то исторических событиях, цитировать «великих», «травить» анекдоты, и, уж конечно - читать лекции... К отцу часто приходили на лекции – различные комиссии, представители других институтов и кафедр и т.д. Как правило, он читал первую лекцию, открывавшую учебный год, в Большом Актовом Зале университета, куда также приходили представители Обкома, Горкома и т.д. Зал обычно был переполнен. И вот, накануне одной из таких очень ответственных лекций, папа всю ночь работал за своим письменным столом, горела настольная лампа, мы все тоже волновались. А утром отец пошел в университет. Когда он ушел, я зачем-то подошла к его столу, на котором, как всегда было много газет, рукописей, книг, и вдруг с ужасом увидела в центре стола папины очки. Очки, необходимые ему для чтения…
-Забыл, и такая лекция. Как он будет читать? То, что готовил всю ночь! - мелькнуло в голове. Через секунду, как была, в чем-то домашнем – (это было, когда на улице было довольно тепло – то ли конец учебного года, то ли его самое начало - 1 сентября) я выскочила из дома с очками в руке, и бегом побежала в университет, мы жили недалеко – на Тираспольской.
Я успела влететь в университет за несколько минут до начала лекции, подбежала к папе с очками в руке. А он, на ходу, уже заходя в переполненный Актовый Зал, поцеловал меня, похвалил и сказал, что очки он не забыл, а оставил дома. Специально. Они не нужны ему на лекции:
-Я не читаю по бумажкам, – сказал мне отец.
Все, что было написано этой, да и не только этой, ночью, он помнил.
«Мы заслушивались лекциями профессора Я.М.Штернштейна…. – вспоминает годы учебы в университете доктор геолого-минералогических наук, профессор В.Н. Дублянский [28, 22].
…Нас часто спрашивают:
- Неужели все всегда было так хорошо – никогда не возникало никаких трений, и все, без всякого исключения, студенты любили Якова Мироновича и его лекции?
- Нет, так не бывает…
И в каждой бочке меда, к сожалению, неизменно есть, когда маленькая, а когда и большая, своя ложка дегтя, видимо, так уж устроена эта жизнь.… Но все же, конечно, главное, чтобы была эта самая бочка меда … А она, безусловно, была…
И хотя у Якова Мироновича получить неудовлетворительную, даже просто низкую, оценку было чертовски трудно, это все же иногда случалось.… В этих редчайших случаях он очень переживал и не любил, когда не мог поступить иначе. Так шла жизнь…
Но вот что произошло однажды.… Был канун Нового Года, как всегда много праздничных новогодних поздравительных открыток. Я прихожу домой, на площадке возле нашей двери стоит обычная почтовая посылочная фанерная коробка с нашим адресом, адресована моему папе. Обратный адрес – одна наша очень хорошая знакомая. Я заношу коробку домой и, думая, что это новогоднее поздравление, не дожидаясь прихода папы, открываю.… В коробке - сверху красивая новогодняя открытка с поздравлениями и пожеланиями замечательных новогодних чудес от этой нашей прекрасной знакомой, а под открыткой – прозрачный целлофановый пакет с …фекалиями.… Пришел домой отец. Увидел, побагровел…
- Поехали. Поговорим, узнаем, в чем дело… - Едем к этой нашей чудесной знакомой. Она, конечно, ничего не понимает… просто поздравила нас с Новым годом.… И случайно именно ее открытка в нашем почтовом ящике подвернулась этим … негодяям под руку.
Это было начало. … Как-то приходим домой, ключи в замок не вставляются. Оказывается, вся замочная скважина заполнена затолканными в нее, поломанными спичками.… А еще через какое-то время – на обшивке нашей входной двери ножом, крупными «печатными» буквами, вырезано это банальное, заурядное и общеизвестное ругательство из 3-х букв…. Я переживала – ко мне приходили друзья, удивленно смотрели на дверь, на это слово… Отец обратился в милицию. Сказали «это» слово не убирать, дверь не ремонтировать. Пока.… До выяснения.… Потом я все-таки взяла и заклеила эту обезображенную обшивку нашей двери.
Странно, но у нас даже не было идей, кто бы это все мог делать…
А еще через несколько дней – приходит Яков Миронович в университет, идет его коридорами. Чувствует - что-то не так.… На него все как-то совершенно странно смотрят, застывают, норовя потом скорей «проскользнуть» мимо, оглядываясь.… Таким образом, доходит папа до конца коридора, где доска объявлений.… Упирается прямо в большое новое объявление… о собственной смерти – указана дата смерти, число и время похорон.… И вот уже бежит раскрасневшаяся секретарь из деканата снять это, мягко говоря, нелепое, объявление.… Вот уж действительно, «слухи о моей смерти несколько преувеличены…»
Стало ясно, что это все делает «кто-то» из университета… Позднее выяснилось, что «это» - два студента физического факультета, назовем их, скажем, Скалков и Скаварский. Оказалось, они были недовольны своей, достаточно низкой, по их мнению, оценкой по папиному предмету, решили отомстить….
Потом были комсомольские собрания факультета и курса с разбирательством «недопустимого поведения двух студентов», стоял вопрос об исключении их из комсомола и отчислении из университета, были плачущие родители, умоляющие отца вмешаться и помочь им, и, в завершение, «Ходатайство о прощении студентов Скалкова и Скаварского»… самого Якова Мироновича.
Эти двое благополучно окончили университет, и даже, как мне говорили, потом устроились на хорошую работу.
Опубликовано в книге "Набережная Рассветов", 2013.