В небольшой палате №7 терапевтического отделения городской больницы нас лежит шестеро. Три кровати от входа слева, три справа. И несмотря на то, что отделение терапевтическое, три койки справа, а, соответственно, и больные, лежащие на них, принадлежат почему-то неврологическому отделению и к этим больным приходит врач-невропатолог. Но это так - общая справка. Начать рассказ, конечно, нужно с самих больных.
Солнце и душа нашей палаты №7 - Василий Кузьмич Бибин - тощий старикан с лохматыми бровями, загорелой лысиной и невыбритым кадыком, на котором произрастают небольшие пучки седых волос, торчащие в разные стороны. Василию Кузьмичу 73 года. Он лежит в больнице третью неделю после случившегося у него дома инфаркта. В плачевном состоянии мы Василия Кузьмича не видели, потому что попали в больницу позднее. А за первые две недели Кузьмича «откапали» и сейчас он духом воспрянул, ещё как воспрянул!
Бибина знает вся больница - от главврача до гардеробщицы. За свою долгую жизнь Василь Кузьмич в этой больнице лежит десятый раз (как он говорит «юбилейный»). Не знаю, как ему удалось это подсчитать, но мы ему верим. Популярность Бибина в больнице огромная. По характеру Василь Кузьмич - «коктейль» из Василия Тёркина, деда Щукаря и Ходжи Насреддина. Его живость, шутки и приколы, постоянное подначивание любому человеку, с которым он разговаривает, его внешний вид, татуировки, по праву, сделали Василь Кузьмича самым колоритным больным.
Весёлое утро, после того, как мы умоемся, оденемся, слегка заправим кровати, позавтракаем и приготовимся ждать прихода врача, обычно начинается с появления нянечки-технички Галины Ивановны, которая со шваброй и ведром является в нашу палату, чтобы немножко подтереть пол. Между ней и Бибиным происходит примерно такой диалог.
Кузьмич: «Галька! (С Галиной Ивановной он живёт на одной улице и знает её давно). Вот нас тут шесть мужиков, а ты всё внаклонку да внаклонку! Мы ведь возбуждаемся!»
Нянечка, выпрямляясь, опирается руками на швабру и насмешливо смотрит на Бибина. Мыть пол ей не очень-то хочется, а позубоскалить с Кузьмичом - почему бы и нет.
-А как я вашу грязь без «наклонки-то» уберу! - ввязывается она в перепалку с Кузьмичом. – Вон сколько насвинячили! Кто вчера семечки грыз? Возбуждаемся? Чему у тебя, Кузьмич, возбуждаться-то? Как сухой хлястик у арбуза отпал уж небось?
Слова про «хлястик и арбуз» ей нравятся самой и она заливается долгим радостным смехом. Кузьмич как бы немножко обижается:
«Ничего у меня не отпало! (На глаза ему попадаются бананы, лежащие на тумбочке у Анзора-грузина). У меня знаешь какой? Как вон тот банан! Нянечка переводит взгляд на тумбочку Анзора : «Банан? Кожура от банана, да и то высохшая!» Тут уж вместе с ней смеёмся и мы.
Кузьмич открывает рот, чтобы возразить, но в это время в палату входит врач-терапевт Валентина Михайловна. Нянечка Галина быстро и ловко подхватывает швабру и ведёрко и удаляется из палаты, так до конца её и не вымыв. Валентина Михайловна присаживается на стул возле кровати Бибина, разворачивает аппарат для измерения давления.
- Ну, как, Василь Кузьмич, дела?
Лицо Кузьмича растягивается в улыбке, он качает головой, и после великолепной актёрской паузы, подхалимски говорит:
-Вот смотрю я на вас, Валентина Михайловна, какая вы всё-таки красивая! А!
-Что нравлюсь? - чуть улыбаясь одними губами, спрашивает Валентина Михайловна, натягивая Бибину манжету на руку, чтобы померить давление.
-Не то слово! - причмокивает губами Бибин. - Ну, всё при вас: и ум, и положение, и фигура! Фигурка-то у вас - кругом двадцать пять!
-Погоди, Василь Кузьмич, помолчи!
Кузьмич замирает.
-Ну, ладно!- Валентина Михайловна не говорит Бибину его давление. - Есть улучшения, есть! Так чего вы там говорили, Василий Кузьмич?
-Да, вот говорю, мне бы годиков бы 30 сбросить, ох и приударил бы я за вами, Валентина Михайловна!
-Да, возможно, - благодушно соглашается врач. - Вы, небось, в молодости шалуном были?
-Шалун не шалун, а бабёнки ко мне, как спелые груши, к ногам сыпались, - бахвалится старик. - Я ведь со флота-то пришёл - грудь колесом!
-А где сейчас колесо-то, Василь Кузьмич, куда укатилось, - насмешливо спрашивает Валентина Михайловна, собираясь прослушать Бибина. - Снимите майку!
-Колесо? Сломалось колесо! Подшипники износились! - Кузьмич смеётся своей шутке вместе с доктором.
-Так, тихо, Василь Кузьмич! Дышите! Так, так, так! Ну-ка, спинку! Так! Хорошо! Так, что вы там, Василь Кузьмич, говорили?
Чувствуется, что Валентине Михайловне самой хочется пошутить со стариком.
-Да, вот антиресно, почему у вас всегда такой хороший цветущий вид, а у нас нет? - интересуется Бибин.
-Я ведь, Василь Кузьмич, за собой слежу, да вино не пью! А вы, наверное, любитель?
-Ну, не откажусь, - соглашается Бибин. - И вино, и водочку, и пиво! К примеру, ежели пенсию принесут или праздник какой!
-Да, а праздники у вас каждый день, - подводит итог разговора Валентина Михайловна, переходя к кровати Анзора-грузина.
-Так, как у вас дела?
-Я для начал, Валэнтын Мэхайловн, хачу прасит вас клызму Быбыну праписат, а то утомыл он здэс всэх!
-А я что, - Бибин ложится головой на подушку и мечтательно закрывает глаза. - Если Леночка придёт мне клизму ставить, я с большим удовольствием! (Леночка - симпатичная процедурная медсестра с пышной грудью, которая не раз становилась объектом обсуждения в нашей палате.)
Валентина Михайловна поворачивает голову к Бибину.
-Нравится Леночка-то, Василь Кузьмич?
-Ох, спела девка, хороша! - Бибин причмокивает губами.
-Ну, вот, а только что мне чуть не в любви объяснялся! - смеётся Валентина Михайловна, меряя давление Анзору-грузину. Мы знаем, что Анзор здоров как бык. В больницу он попал после обильного винопития с друзьями. Как он говорит: «Ой, пакушали вынца много-много!» Валентина Михайловна сообщает Анзору, что выпишет его в пятницу. Анзор доволен. Есть больничную пайку ему надоело.
Последний, третий больной Валентины Михайловны в нашей палате - Гена-диабетик, так мы его за глаза зовём. Валентина Михайловна обращается к нему по имени-отчеству.
-Ну, как, Геннадий Павлович, дела?
Гена-диабетик - очень мнительный человек, он ничему не верит, к лечению тоже настроен скептически, но всё скрупулёзно узнаёт - какие таблетки ему прописали, какое у них побочное действие, сколько нужно лежать после капельницы и т.д. и т.п. «Генка! Чего ты всё выспрашиваешь? Что дают, то и жри! - как-то не выдержал Бибин, но Гена-диабетик только презрительно посмотрел в его сторону.
Любимые слова, с которых Гена-диабетик начинает свою речь - «я вслушиваюсь, всматриваюсь, возмущаюсь, вникаю, вмешиваюсь» и т.д.
Вот и сейчас.
-Знаете, Валентина Михайловна, вот я вчера после капельницы вслушался в работу сердца, потом замерил пульс, что-то сердце тарабанит сильно!
-Ну, будет хуже, если оно тарабанить не будет, - усмехается Валентина Михайловна, приготавливаясь прослушать волосатую Генину грудь.
-Конечно, должно биться, но не так же! - с надрывом в голосе не соглашается Гена. Валентина Михайловна делает ему знак, чтобы он помолчал. Гена демонстративно прикусывает губу, показывая, какой он послушный больной.
-Ну, сердце у вас работает нормально! - поднимается со стула Валентина Михайловна.
-А ещё я хотел спросить, Валентина Михайловна! - не унимается дотошный Гена. - От таблеток может быть диарея?
-Понос что ли? - спрашивает за Валентину Михайловну вездесущий Бибин. - Так молока-то кислого поменьше лопать надо, а ты вчера литровую банку за один присест спорол!
Валентина Михайловна с трудом сдерживается, чтобы не расхохотаться, наклонив голову, она быстро выходит из палаты.
-Слушай, Кузьмич, чё ты везде лезешь, где не надо, - не выдерживает Гена-диабетик. - Я не суюсь с разговорами, когда тебя осматривают!
-А чего я такого сказал! Голимую правду! Нам что…, - и тут Кузьмич произносит свою любимую поговорку, которую он не один раз скажет за день. - Нам бы щи покислей да её потесней!
Дверь открывается, и в палату вплывает невропатолог Роза Моисеевна. Она пришла делать обход своих больных. Роза Моисеевна откуда-то приехала и работает в нашей больнице недавно. Губы Роза Моисеевна делает трубочкой, выражение её лица всегда брезгливое. Она всегда всем недовольна. Первый раз, когда она зашла в нашу палату и удалилась, Бибин спросил всех:
-Мужики! Воздух что ли кто испортил? Чего она губы-то поджала?
По сравнению с Валентиной Михайловной Роза Моисеевна ведёт свой обход в три раза быстрее. Первый на её пути Колька Кочкин - весёлый малый двадцати трёх лет. Три года назад в армии обкуренный дембель сломал табуретку об Колькину голову. Кольку комиссовали и, после долгих хождений по мукам его родителей, ему дали 3 группу инвалидности , которую он был должен подтверждать каждый год.
-Как дела, Кочкин? - брезгливо спрашивает Роза Моисеевна Кольку. Колька широко улыбается. Он доволен, что оказался в центре всеобщего внимания.
-Дела хорошо! - радостно сообщает он.
-Да, у тебя всегда хорошо! - ворчливо не соглашается Роза Моисеевна. –Улыбка у него до ушей - «всё хорошо!»
-Колька! А ты говори, что всё плохо! - неожиданно подает голос Бибин. Роза Моисеевна , как ужаленная , вскакивает с Колькиной постели и пристально смотрит на лежащего Бибина. Кузьмич закрывает глаза и подтягивает одеяло к подбородку.
-Вы врач, больной? Я вас спрашиваю - вы врач? - визгливо добивается правды Роза Моисеевна.
-Виноват, исправлюсь! - не открывая глаз, извиняется Бибин.
-«Исправлюсь!» - передразнивает Бибина Роза Моисеевна, снова садясь на Колькину постель. Настроение её явно испорчено, и даже мерить давление Кольке она раздумала.
-После капельницы голова не кружится? - спрашивает она для очистки совести Кольку.
-Не-а! - радостно улыбаясь, отвечает Кочкин. Ни слова не говоря, Роза Моисеевна переходит к следующему своему больному - Ивану Потапычу Румянцеву, 69-летнему полному старичку. У Ивана Потапыча был микроинсульт.
- Как дела? - более мягко спрашивает Роза Моисеевна у Румянцева. Изо всех больных здесь она уделяет ему самое большое внимание.
-Да, вроде ничего! - Потапыч пожимает плечами. Роза Моисеевна долго меряет ему давление, по нескольку раз накачивая через грушу манжет, потом долго прослушивает, затем встает и, посмотрев на меня (а я лежу с вегетативно-сосудистой дистонией), машет рукой, что означает - продолжать лечение в том же духе, и медленно, с большой важностью выходит за дверь.
-Эх, Колька, от Луны до попы сколько? - весело спрашивает Кузьмич Кочкина, нарушая тягостное молчание, навеянное посещением Розы Моисеевны.
-Спроси у Верки, - она знает все мерки! - радостно рапортует Кочкин. Этой полуматерной глупости научил его Бибин, и мы её слышим за день много раз.
Дверь в палату снова открывается, и процедурная медсестра Леночка заносит в палату две капельницы.
-Сегодня капельницы Румянцеву и Бибину, - на ходу сообщает она. Леночка ставит капельницы напротив их обладателей, уходит и через пару минут возвращается с небольшим подносом, на котором у неё разложены шприцы.
-Так, Василь Кузьмич, на живот ложись, тебе ещё укол! Кого колоть-то будем - кота или мышь?
Когда-то в бурной весёлой молодости Кузьмичу, по его просьбе, ради хохмы на заднице сделали татуировки кота и мыши. На одной ягодице была мышка, которая постоянно при ходьбе убегала от кровожадной кошки, находившейся на другой ягодице. Весь медицинский персонал больницы знал об этой весёлой причуде на заднице Кузьмича. И, конечно, мышка и кошка являлись предметом шуток всех медсестёр, делающих уколы Бибину. Кузьмича за долгую жизнь шутки по поводу кошки и мышки давно утомили и весёлый грех весёлой, озорной молодости теперь его совсем не радовал. Вот и сейчас он мужественно перенёс укол после равнодушных слов - «Да, коли, куда хошь!» и дисциплинированно перевернулся на спину. Леночка склонилась над ним, чтобы поставить капельницу. Кузьмич плутовато скосил глазёнки в разрез её халата.
-Ты, Василий Кузьмич, вроде не туда глаза свои пялишь? - насмешливо спрашивает Леночка, продолжая делать своё дело. - Ты в потолок смотреть должен!
-Ой, Ленусик! В потолок-то я ещё насмотрюсь! Может, скоро только в потолок смотреть и буду! А тут такая красотень! Нам - старикам - только смотреть и осталось! - спокойно парирует Кузьмич.
-Ты, Василь Кузьмич, не в музее! Ты у своей хозяйки рассматривай! - не поддаётся на аргументы Кузьмича Леночка. - Жена-то есть?
-Есть! Как не быть! Без бабы, как без помойного ведра, никак нельзя! - подтверждает Кузьмич. - Она у меня четвёртая!
-Ага, значит, троих заездил, извёл трёх бабёнок! - язвительно замечает Леночка.
-Ну, заездишь вас! Вы сами кого хошь изведёте, - тихо, как бы про себя, говорит Кузьмич.
-Ну, так нормально! Не больно руку-то? - выпрямляется Леночка.
-Да, вроде нет, - неуверенно отвечает Бибин.
-Ну, вот и лежи с Богом! Да, не ворочайся, как прошлый раз!
-Да, прошлый раз я только чихнул!
-Ну, вот давай чихай потише, - наставляет Леночка Бибина, переходя к Потапычу. В это время дверь в палату открывается и заходит сестра-хозяйка.
-Бибин! В холодильнике твои яйца лежат в пакете? - громовым голосом учиняет она допрос Кузьмичу.
-Да, не, Вера Антоновна! Мои яйца всегда при мне! - не лезет за словом в карман Бибин. Мы все хохочем.
-Бибин! Я с тобой не шутки шутить пришла! - хмурит брови сестра-хозяйка. –У нас после обеда проверка приедет, а у тебя там два яйца треснутых! И щи какие-то старые - всю крышку уже вспучило!
-Щи, Вера Антоновна не мои, - открещивается от шей Бибин, - а яица треснутые, ну, ты сама их выкини!
-Я в твои яицы не полезу, - сестра-хозяйка улыбается тому, что и у неё получилась шутка, - откапаешься - уберёшь всё сам! Понял?
-Понял! - нехотя соглашается Бибин. И когда Вера Антоновна уходит, Кузьмич произносит свою любимую фразу:
-Нам что? Нам бы щи покислей да её потесней! Да, Колька?
Но Колька ничего не ответил, потому что увлечённо ковырял в носу.
После обеда, в тихий час, за неимением женского персонала Кузьмич потихонечку начинает драконить кого-нибудь из нас. Вчера он прицепился ко мне (меня он зовёт «учитель») с вопросом: «Почему у нас так плохо воспитывают детей в школе?» Сегодня настала очередь Потапыча. Потапыч всегда в тихий час читает газету, их у него на тумбочке целая стопа. Читает он всегда про себя, шевеля толстыми фиолетовыми губами, но иногда, когда его что-нибудь задевало в прочитанном, он вслух разговаривал сам с собой. Сегодня Потапыч штудирует «Аргументы и факты», причмокивая губами и качая головой, наконец он начинает осуждать вслух, причём даже с каким-то восхищением:
-Это же надо, как воруют! Ладно бы тысячи или миллионы! Миллиарды рублей воруют! И ничего! А простой человек иди, укради гвоздок, сразу же посадят!
-А кто ворует, Потапыч? - уточняет неугомонный Бибин.
-Кто? Кто? Губернаторы вон что творят! - укладываясь на кровать, говорит Потапыч, с сомнением поглядывая на Бибина, ожидая какого-нибудь неприятного подвоха.
-А вот, если, Потапыч, тебя сделать губернатором, ты что, воровать не будешь? - задаёт каверзный вопрос Бибин. - Ещё как будешь! И всю родню устроишь по блату, и родня твоя воровать будет!
Потапыча такое резкое заключение явно задевает, он садится на кровать, несколько секунд смотрит на Бибина, лицо его багровеет.
-Ты говори да не заговаривайся! - Потапыч в ярости. - Я на судоверфи 40 лет отработал и ни одного гвоздя не украл!
-Ну, так уж и ни одного! - не верит Бибин.
-Ты сам всю жизнь шпаной был и воровал у государства, так по себе о других не суди! - кричит разъярённый Потапыч Бибину.
-Кузьмич, довольный тем, что довёл Потапыча до белого каления, через несколько минут переключается на Анзора-грузина, который имеет замечательное свойство - спать и всё слышать.
-Слышь, Анзор, я вот тебя спросить хочу, - ехидно начинает издалека Бибин, - что это у вас за нация такая? Работать вы не хотите, а только своими урюками торгуете!
-Э-э! Радной, - спокойно отвечает разомлевший от набежавшего сна Анзор, - ты нэ кыпятись, ты вазмы и ыды уруками таргуй, тэбе кто мешает?
-Так я где их, урюков-то, возьму? - изумлённо спрашивает Бибин.
-А нэ знаишь, гдэ уруки взят, так и памалчы! - заключает Анзор.
-Урюки, - не унимается Кузьмич, - нет бы тебе кувалду в руки, это не урюками торговать!
-Ты сам как кувалда! - задетый за живое, Анзор приподнимается на локте. - Ваабщэ, заткнысь, смарчок плэшивый!
-Ну, ладно, Анзорка, ты не серчай! Чай, урюками тоже кому-то торговать надо! - смягчает обстановку слегка струхнувший Бибин и кричит свой позывной Кольке:
-Колька! От Луны до попы сколько?
-Спроси у Верки. Она знает все мерки! - радостно отзывается Кочкин.
Как только заканчивается тихий час, который так и не стал тихим, в палату вкатывается приземистая старушка в чёрной юбке, длинной синей вязанной кофте с огромными карманами, на ногах у неё валенки с блестящими галошами, на которых плачевно синеют лопнувшие медицинские бахилы. Фигурой бабушка напоминает снеговика. Старушка быстрым шагом подходит к кровати Бибина и садится на её краешек, зорко вглядываясь в лицо Кузьмича. Бибин сразу делается серьёзным, подтягивает одеяло к подбородку, ожидая речи от вошедшей супруги. Но та вдруг начинает …плакать.
-Ты чё это, мать! - спрашивает удивлённый Бибин, приподнимаясь на кровати.
-Ой, ты лежи, Вася, лежи! - укладывает рукой Бибина супруга. - Я вспомнила, какого тебя увозили!
-Ну, мало ли чего было, - раздражённо говорит Бибин, - мы ещё повоюем!
-Чего, Вась? - переспрашивает его спутница жизни.
-Повоюем, говорю! - ещё более раздражаясь, кричит Бибин.
-Чего «вою»? Я не вою! - обижается его супруга.
-Тьфу ты, глухая тетеря! - еле слышно говорит Кузьмич, а потом громко кричит:
- Я говорю - повоюем ещё!
-А! Воюй, Вась, здесь, воюй! - наконец-то понимает его супруга. - Чай, плохо тут кормят! Всё, небось, разворуют! Я вот тут тебе яичек принесла с десяточек, ты их ешь, они не магазинские. Валя-соседка по дешёвке продала! Да, щей я тебе вот тут в банке литровой принесла! Свеженькие щи-то! И капуста свежая!
Бибин хмурит свои густые брови.
-Ты это, мать, давай не выдумывай. Кормят нас хорошо!
-Так я всё домой что ли понесу? - обижается старушка. - День-то долог - всё съешь!
Она выкладывает всё на тумбочку Бибину. Кузьмич с неё не спорит, понимая, видимо, бесполезность этого занятия.
-Ну, ладно, мать, ты давай иди, а то нам уколы сейчас делать придут, - врёт Бибин, подмигивая мне.
-Чего? - не понимает старушка.
-Уколы сейчас делать придут! - орёт Кузьмич.
-Вась! Ты чего орёшь-то? - спокойно отзывается супруга. - Тебе кричать нельзя! А уколы-то, чай, пусть делают, я им не помешаю!
Бибин вздыхает и снова укладывается головой на подушку.
-Вчера пенсию принесли, - сообщает ему последнюю новость супруга.
Бибин довольно кивает головой в знак согласия.
- А вот от старой пенсии я, Вась, чего-то пятисотки не доискалась! Ты, чай, не брал?
-Не-а! - Бибин яростно крутит плешивой головой.
-Вот и я думаю, - продолжала делиться своими сомнениями старушка, - Вася взять не мог, его самого еле живого на «Скорой» увезли. Сама что ли куда засунула?
-Ой, - старушка вдруг привстаёт. - Вась! Я, кажись, плитку не выключила!
И безо всяких прощаний рысцой она выскакивает из палаты. Бибин садится на кровати, вид у него очень довольный. Он достаёт из потрёпанной книжки пятисотку, машет ей в воздухе и, подмигнув мне, поёт:
-Для тебя, моя родная,
Я, как солнышко, горю!