Яркий солнечный луч слепил глаза. Надо мной наклонилось знакомое лицо сеньоры Оттавии. Её разные глаза смотрели на меня с теплом и обожанием. Нежнейшим голосом она произнесла:
- Джиованни! Ты меня слышишь, мальчик? Проснись! Не пугай старую Оттавию. Ты спишь уже вторые сутки. Проснись, дорогой! Здесь все ждут твоего пробуждения с нетерпением. Агнеса наготовила всяких вкусностей. Тебя надо накормить.
Я окончательно проснулся, сел на постели и увидел себя совершенно обнажённым. Краска стыда залила моё лицо. Она заметила моё смущение, весело рассмеялась, стала звать доктора:
- Доктор! Осмотрите Джиованни, всё ли у него в порядке, а мы сейчас накроем на стол, пришла пора его кормить.
Доктор попросил встать с постели, крутил меня в разные стороны, покалывая тело иголочкой. Но я и без этого чувствовал прекрасно свои ноги. Чертовски хотелось есть. Ароматы, доносившиеся из столовой, сводили с ума. Доктор ушёл, я принял бодрящий душ, растёрся насухо полотенцем, оделся в свой лучший костюм и вышел в столовую. При моём появлении с десяток пожилых сеньор захлопали в ладоши, окружив меня плотным кольцом.
Они все были разные, не похожие одна на другую, их объединял примерно один возраст. Стол был накрыт, мы дружно уселись за него. Мне было неловко, но я так хотел есть, что они все вместе едва успевали мне подставлять блюда, сами почти ничего не ели. Сеньора Оттавия сидела во главе стола и подсказывала, что надо подложить в мою тарелку. В дверь заглянул Вито. Увидев присутствующих, пытался улизнуть, но его пригласили к столу и он не отказался. Это был лучший завтрак в моей жизни, хотя он больше был похож на обед. Сеньора Оттавия пригласила меня перейти в гостиную.
- Мои люди пока не нашли Маргаритту, она исчезла вместе со своей матерью. От отца ничего добиться не удалось. Этот, ещё не старый осёл, только и может, что хлопать удивлёнными глазами. Понятно, жена и дочь его не посвящали в свои делишки, но жить рядом и ничего не замечать. Это каким надо быть остолопом! Случайно выпив сок, ты спас моего сына, Джиованни. С зельем в этот раз Маргаритта перестаралась, ей помешала одна из служанок, зашедшая на кухню и увидевшая её за приготовлением сока. Эта белоручка даже воды себе из графина не наливала, а тут взялась проявить заботу о муже. Её найдут, я хочу, чтобы и она, и её мать встали перед судом, получили по заслугам. В тюрьме их научат жизни, они будут рады даже смерти. Убить сразу было бы легко. Но зачем? Как дальше теперь жить Умберто? Даже если он и встанет с инвалидной коляски.
Я сидел, смотрел на эту седоволосую женщину и моё сердце сжималось от тоски по дому, по глазам моей матери, всегда смотревшей на меня с теплотой и обожанием.
Я думал о той новости, которую расскажу ей про своего отца Марио, про тётушку Витторию. Не смогу пока открыться о маленьком Джиованни, потому что это не только моя тайна. Но вот Джулия и её маленький сын Умберто? Почему о них все молчат?
Я взял руку сеньоры Оттавии, поцеловал с большим почтением и стал говорить:
- У меня для вас, сеньора, есть очень важная новость. Я надеюсь, что открыв вам чужую тайну, не причиню никому вреда. Вы мудрая женщина, выслушайте меня. Вы помните девушку Джулию, что служила в вашем доме, внучку сеньоры Агнесы?
- Конечно помню Джулию, ещё совсем девочка. Они уехали всей семьёй в штаты. А почему ты меня о ней спрашиваешь? С ней что-то случилось? Такая славная девочка - серебристый колокольчик. Говори, не томи моё сердце, Джиованни!
- Обещайте сеньора Оттавия, что Джулия не пострадает в любой ситуации, как не пострадает и её семья, - уточнил я вновь.
- Джиованни! Перестань меня мучить! Я клянусь тебе жизнью моего Умберто, что с головы девочки не упадёт ни один волосок. Никто и никогда не посмеет причинить вред всей этой семье. Весьма благовоспитанное семейство, скажу тебе! Вряд ли ты найдёшь на нашем острове более порядочных людей. Чтобы не натворила эта девочка, ей всё можно простить, - изрекла своим хриплым голосом сеньора Оттавия, встала и плотно прикрыв двери, добавила. - Говори, мальчик! Старая Оттавия разберётся по справедливости.
- Джулия родила внебрачного мальчика от вашего сына, сеньора Отавия, назвав его Умберто. Только и всего, - ответил я тихим голосом.
Пару минут моя собеседница смотрела на меня остановившемся взором. Её голова поворачивалась ко мне по-вороньи то одним, то другим глазом. Потом она вдруг кинулась ко мне на грудь и громко разрыдалась. В комнату заглянула сеньора Агнеса с испуганным лицом, спросив не стало ли мне хуже. Сеньора Оттавия махнула ей призывно рукой, предлагая войти в комнату, утерев слёзы красивым батистовым платочком, подошла к сеньоре Агнесе со словами:
- Мой сын, Агнеса, не мог обидеть девочку! Видит бог, мы все очень хорошо относились к Джулии. Когда твой сын собрался в штаты и она ушла от нас, я и думать не могла, что причина в нас. Умберто! У меня есть внук Умберто! - громко выкрикнула она.
Двери распахнулись, в комнату впорхнули все согбенные старушки, лечившие меня. На их лицах был неподдельный страх, но не увидев ничего устрашающего, встали как вкопанные, не шевелясь, не издавая даже звука.
Никому ничего не объясняя, сеньора Оттавия пригласила меня и сеньору Агнесу проехать к ней домой, дав указание своим помощницам навести порядок в доме, убрав следы лечебных процедур. Вито подогнал машину, я сел впереди, усадив сеньор на заднее сиденье. Не успел Вито остановиться толком и открыть двери машина, как сеньора Оттавия засеменила по парку к вилле, выкрикивая на ходу:
- Умберто! Мальчик мой! К нам пришла благая весть! Поторопись порадоваться со мной.
Мы с сеньорой Анесой тихим шагом шли следом. Она молчала, лишь вздыхала и покачивала головой в задумчивости.
- Всё будет хорошо, сеньора Анеса! Малыш Джулии всегда будет желанным в доме сеньора Умберто. За то время, что я нахожусь на острове, ни разу не увидел его раздраженным. Он всегда сдержан, - подбадривал я сеньору.
- Джулия искренне влюбилась в сеньора Умберто. Она много рассказывала о нём, о его страданиях, о его доброте и хорошем отношении к слугам, в отличии от его жены. Та постоянно кричала на всех своим писклявым голоском, могла ударить ни за что. Джулия не жалела, она любила его, как может любить девочка в первый раз. Мой сын ни слова не сказал ей в укор. От так и сказал, Джиованни, - нельзя судить за любовь. - ответила она и мы вошли в настежь открытую дверь.
Он ехал к нам навстречу с радостным, открытым лицом. Сеньора Оттавия едва успевала за инвалидной коляской сына. Склонив голову перед сеньорой Агнесой, произнёс с дрожью в голосе:
- Сеньора Агнесса, в минуты моего отчаяния Джулия открыла мне своё сердце. Это было лучом света, от которого не было сил отказаться. Я виноват лишь в том, что не смог отвергнуть её первую любовь. Я готов был уже расторгнуть брак с Маргариттой, с которой мы не стали мужем и женой, лишь запись в церковной книге, но что-то испугало юную Джулию. Тогда я подумал, что причина в моей болезни.
Кому нужен прикованный к коляске инвалид? Теперь понятно всё. Джулия испугалась за ребёнка, которого носила под сердцем. Скажите, бога ради, какой он, мой малыш Умберто? Смогу ли я обнять его когда-нибудь? Я встану с этой проклятой коляски! Обещаю вам!
Сеньора Агнеса открыла маленькую сумочку и вынула из неё фото, на котором был изображён смеющийся малыш с беззубым ещё ротиком и разными глазами. Втроём мы глядели на малыша Умберто, а она стояла рядом со счастливым лицом, по которому стекали слёзы. Сеньор Умберто еще долго повлажневшими глазами рассматривал фото своего сына, сидя за столом в кабинете.
Потом мы вышли на открытую террасу, пили мятный напиток по рецепту сеньоры Оттавии, нам подали мусс из черешни со сливками. Перед нами отрывался чудный вид на остров Капри. Лёгкая дымка стояла над морем, отчего цвет воды казался серо-голубым, а безоблачное небо бело-розовым. Это было не типично для юга Италии. Когда я поделился своим мнением с сеньором Умберто, он подозвал служанку, что-то тихо ей сказал, она ушла, а через несколько минут возвратилась с довольно большой картиной, на которой акварельными красками был запечатлён именно этот вид.
- Эту картину, сеньор Джиованни, нарисовала моя жена Алба. Примите её от меня в подарок, в память о днях, проведённых с нами. Вы высоко оценили её работу по дизайну виллы и сада, не позволив себе и другим нарушить что-либо. Я благодарен вам за вашу твёрдую позицию. Вы много нового внесли в нашу жизнь. Благодаря вам я узнал о своём сыне. Вряд ли кто другой осмелился бы это сделать. Прошу оставить все ваши эскизы и чертежи по строительству новой виллы. Вы завершили большую работу и она должна быть достойно вознаграждена. Не я, а мой сын построит эту виллу, мы вместе придумаем ей самое красивое имя, - сказал он мне, прощаясь.
Через день я покидал остров. Провожать пришло много народу. Меня провожали, как самого близкого человека. Я приглашал к себе в гости, в свой дом в Падуе, по которой очень соскучился. Север очаровал южанина и взял его в полон. Кто-то потянул меня за рукав костюма. Я увидел одну из старушек, лечивших меня. Наклонившись к ней, услышал через гомон толпы:
- Тебе надо знать, Джиованни, это важно. Скоро ты потеряешь ту, которую полюбил своей первой любовью. Крепись! Ты не встретишь женщину, с которой тебе захочется связать себя узами брака. Но в твоей жизни появится та, которая станет для тебя опорой на долгие годы. Она будет светом в твоём доме, напомнив своим образом ушедшую. Пройдёт немного времени, в твой дом постучится человек, который будет такой, как ты сейчас. Дождись этого дня, Джиованни! Он придёт!
Паром стал отходить от пристани. Я стоял у самого края, вглядываясь в лица людей, ставших мне дорогими. Вито, мой добрый Вито, плакал, не скрывая своих слёз. Рядом с ним обнявшись стояли сеньоры Оттавия и Агнеса.
Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2016/05/31/848