5.
Время неумолимо подвигалось к школе. Идти, почему то туда не очень хотелось, я никак не мог понять, что там делать, и чему меня обязательно должны учить столько лет. Да и брат Женька, отучившийся в школе уже целый год, рассказывал, что хорошего там мало, нужно целый день сидеть за партой, нельзя даже вставать, а тем более уходить. Кроме того, учительница может поставить в угол, или даже треснуть линейкой по голове. Что бы меня трескали линейкой, не хотелось совершенно, да и сидеть за партой целый день, тоже не хотелось.
С бабушкой Кирой отношения совсем не ладились. Она постоянно придумывала, какие-то глупые правила, одно не понятнее другого. Оказывается, кушать надо не тогда когда хочется, а тогда когда она считает нужным. За столом нужно вести себя прилично, не хватать, например колбасу, а съедать кашу или картошку, и только потом, к чаю, можно взять кусочек колбасы или сыру. Утром и вечером нужно умываться и чистить зубы маленькой жёсткой щёткой и противным порошком. Одежду нужно аккуратно вешать, в шкаф или на стул, а не разбрасывать где попало. После того, как порисовали, или почитали, все книжки, альбомы, карандаши и тетрадки надо убрать в сервант, в специально отведённый для этого ящик. После каждого завтрака, обеда или ужина нужно мыть за собой посуду, вытирать стол и убирать продукты в холодильник. Но самое неприятное было то, что телевизор смотреть можно опять же, только с разрешения бабушки, и только те передачи, которые она выбрала в газете с программой и отметила карандашом. В общем, сплошные запреты, ограничения и всякие неприятные задания.
Гулять нам с братом, тоже разрешалось очень ограниченное время и только во дворе, выходить за территорию строго запрещено. Правда прогулки радости нам не принесли, даже наоборот, первый, да и последующие выходы в свет были не удачны. Знакомство с дворовой ленинградской жизнью доставили одни неприятности.
Двор у нас был красивый, зелёный и ухоженный, с горкой, двумя песочницами, лазалками, качелями и скамейками. Выйдя и оглядевшись, мы отметили, что в песочницах всякая мелюзга, на качелях девчонки, подходить к ним мы конечно не стали. А в дальнем углу двора, под сиренью, публика собралась серьёзная, примерно человек восемь ребят, нашего и немного постарше возраста, играли в ножички. Мы направились туда. Подойдя, я вежливо поздоровался, чем видимо уже сильно удивил местное население и все внимательно уставились на нас. Разглядывая компанию, я тоже удивился, двое мальчиков, лет десяти, были совершенно одинаковые, как лицом, так и одеждой. Один из одинаковых мальчиков встал:
- Вы кто такие?
Я, как умел, представился:
- Мы приехали из деревни, будем жить в Ленинграде, учиться и гулять в этом дворе, дальше выходить нам нельзя.
Моя речь произвела впечатление, сначала одинаковые мальчики, а потом и все остальные сильно развеселились.
- Во, - засмеялся один из одинаковых, - они приехали из деревни.
- Ага, - подскочил второй, - будут здесь жить, и гулять в нашем дворе. Пацаны, дерёвня приехала, дерёвня приехала!
Наступило всеобщее веселье, дети повскакивали, и со словами:
- Дерёвня, дерёвня! – Начали прыгать вокруг нас, хохоча и прямо падая со смеху.
Женька решил прояснить ситуацию и вступил в разговор:
- Это он с деревни, - указал на меня, - а мы раньше жили в посёлке.
Эти слова развеселили местное население до крайности, некоторые попадали на траву, и валялись, схватившись за животы, а одинаковые мальчики заорали:
- Дерёвня и село, дерёвня и село!
Под общее настроение развеселились и мы, хотя и не поняли что тут весёлого, так, на всякий случай тоже начали смеяться. Но тут один из одинаковых стал серьёзным, подошёл ко мне в упор и спросил:
- А ты чего ржёшь, дерёвня? – и, не долго думая, врезал в ухо.
Такого поворота событий я не ожидал, а так как раньше драться мне практически не приходилось - растерялся. Брат мой, получив в это время пинок от второго одинакового, улетел под куст, и под хохот и улюлюкание местного населения мы рванули в свой подъезд. Посидев на ступеньках, и обсудив ситуацию, было решено повторить попытку. Далеко мы не пошли, присели на ближайшую к нашему подъезду скамейку и стали дышать воздухом, что бы если что успеть смыться. Долго сидеть без дела было невыносимо, заметив, что у качелей никого нет, мы решили покачаться, и тут мы были окружены. Местная группировка, в общем смотрела незлобно, за исключением одинаковых мальчиков, те нас невзлюбили почему то сразу. Получив несколько мелких тычков и оплеух, нам были поставлены условия.
"Это их двор, а мы «дерёвня», по этому, нам разрешено выходить, пользоваться горками-качелями, только когда ни кого нет. К местному населению, в лице их компании, нам приближаться запрещено, разговаривать тем более. За все нарушения, или даже просто так, мы будем биты, так как являемся людьми отсталыми, второсортными, неполноценными и не место нам в их светском обществе". После вопроса:
- Вам понятно,- и нашими кивками в знак согласия, нам было выдано по лещу и местное общество удалилось в свой угол, играть в ножички, а мы поплелись домой, гулять дальше нам расхотелось.
Дома настроение наше не улучшилось, не порадовал даже мультик по телевизору. Что делать дальше мы с братом не знали, сидеть целыми днями дома не хотелось, а то, что во дворе нас будут бить, стало уже понятно. Жаловаться бабушке нельзя, она нас просто не станет отпускать гулять. Драться с местными детьми тоже не имело смысла, так как их много и они сильнее. Одинаковые мальчики, мы решили, что это братья, нас заметно старше, в компании главные, другие их наверняка боятся, значит, шансов завести друзей, у нас нет. Обсуждая, с Женькой, все эти не радостные новости мне в голову вдруг пришла замечательная идея, надо бежать. Я и раньше, сразу после приезда в Ленинград, над этим задумывался, но сейчас, когда жизнь стала практически не выносимой, когда во дворе обещают бить, а дома заставляют чистить зубы и мыть посуду, спасти нас мог, только побег из ужасного города.