Профессия лётчика всегда представлялась мне героической и необыкновенной. А потому, когда в электричке напротив меня оказался мужчина в форме лётчика, я невольно задержала на нём взгляд. Дело было поздним вечером, а ехали мы втроём из института. Поздние поездки давно стали привычными: днём работа в подмосковном НИИ, вечером учёба в Москве. В 12 ночи - последний автобус до нашего посёлка, а там рядом общежитие. Не студенческое, а для молодых специалистов, выпускниц техникума, - трехкомнатная квартира на шесть человек в новенькой пятиэтажке. Пешком до посёлка можно было дойти минут за 20, но даже если электричка немного опаздывала, водитель ждал, потому что дорога проходила по безлюдной не освещённой местности, а тут ещё и февраль, температура минус тридцать...
Итак, мы ехали в электричке, я мельком взглянула на мужчину в форме лётчика и углубилась в чтение конспекта. Однако мой интерес не остался незамеченным. Через несколько минут он поинтересовался, кто мы, куда и почему так поздно едем. А потом проехал свою станцию и вышел с нами.
Вера и Люся уже бежали к автобусу, а я тщетно пыталась вырвать из рук лётчика свой тубус с чертежами. Водитель посигналил в последний раз - и автобус тронулся. Потом девочки оправдывались: "Думали, что ты специально осталась, ты же не побежала..." Как будто я могла бросить чертежи, над которыми столько просидела!
И вот представьте себе ситуацию: первый час ночи, тридцатиградусный мороз, тьма-тьмущая и провожатый, от которого попахивает спиртным. Пройдя примерно полпути, он резко остановился и так сжал меня в объятиях, что я не могла двинуться с места. Тут же мне было сделано предложение: утром подать заявление в ЗАГС, а сейчас... ну, в общем, понятно. Попробовала перевести в шутку, но увы. Именно такой он видит свою подругу жизни... Лётчикам некогда заниматься ухаживаниями... И так далее. Не только слова "далее", но и руки, и вырваться силовым способом невозможно, разве что, хитростью. "Зачем, - говорю, - здесь и сейчас, в такой холод, ещё отморозим себе что-нибудь... Вот придём в общежитие, тогда и поговорим..."
Девчонки не спали, ждали меня. Гостю они не обрадовались, а Вера даже высказала опасение, как бы он чего не украл. Ночь мы провели, сидя вдвоём на кухне, за чаем и разговорами, а все пять моих соседок спали одетыми в комнатах с открытыми дверями, чтобы, "в случае чего", прибежать на помощь. Часам к четырём лётчик начал отключаться, я принесла ему матрас и застелила на полу в кухне. Ненадолго и мне удалось прилечь: Люся не спала и вызвалась "подежурить".
Утром гость ушёл, как я подумала, навсегда. Но через несколько дней он появился. В первом часу ночи, опять в форме, опять не совсем трезвый. Потом ещё раз... Он бесцеремонно ломился в дверь и поднимал на лестничной площадке такой шум, что мы вынуждены были открывать. Мне это порядком надоело, но, видимо, надо было не разводить дискуссии, а "послать" его в понятной форме. Этого я не умела, да и выгнать человека ночью считала негуманным. Кроме того, в тот непростой период моей жизни, мне было необходимо доказать себе, изменившему мне другу и всем, всем, всем, что и у меня есть поклонник (уж какой есть...), и что я, при желании, могу получить высокий статус жены лётчика. И кто знает, может, со временем, я бы и сделала такую глупость, но мой лётчик вспоминал о ЗАГСе только ночью, а утром у него уже были другие мысли. О предстоящих полётах, наверно. А поскольку очерёдность событий мы видели по-разному, отношения так и ограничились разговорами, и он исчез.
Прошло около трёх месяцев, я надумала поменять работу и доживала в общежитии последние дни. О лётчике мы давно забыли, поэтому громкий стук в дверь прозвучал громом среди летней ночи и разбудил всех обитателей квартиры. Быстрее всех отреагировала Люся. Уточнив, "кто там", и выяснив, что "не нужен мне этот лётчик", она приняла огонь на себя. Наверно, весь дом трепетно следил за происходившим через закрытую дверь диалогом. Люся повторяла, что я уехала навсегда, а он рвался проверить это лично. Она доказывала, что нечего делать мужчине ночью в женском общежитии, а он кричал, что не может ночевать на улице.
Утром я боялась выйти из квартиры. Вдруг он уснул прямо в подъезде? Но обошлось, не февраль всё-таки, можно и прогуляться до станции.
С тех пор прошло много лет. Совершенно стёрлась из памяти его внешность (да и не было в ней ничего примечательного), помню только форму и своё трепетное отношение к его профессии.
Откуда оно взялось? Может быть, образ сложился из фильмов и популярных песен: "Мы учим летать самолёты, мы учим их страх побеждать...", "Лишь одна у лётчика мечта - высота, высота...", "Первым делом, первым делом - самолёты..." А может, ещё в первом классе произвела впечатление книга Мазурука "Наша авиация", которую мне подарили "за отличную учёбу", а раз подарили - надо было обязательно прочесть. Хотя это вряд ли. В следующем году я столь же добросовестно проштудировала "наградную" книгу "В мире пчёл", но не прониклась симпатией к её героям. Лётчики - совсем другое дело. А тот, "мой", наверно, был какой-то не настоящий.