Они встретились в театре, в антракте. Виктор был там с деловыми партнерами, она – с подругой. Забавно, в прежние времена подруги Инги были старше ее, теперь – младше. Впрочем, она всегда выглядела на их возраст – и тогда, и сейчас. И в результате – почти не изменилась. Виктор сразу ее узнал.
Сколько прошло лет? Десять? Больше.
Таких по-настоящему светлых воспоминаний в его жизни не так уж много. И вовсе не потому, что сорок лет – лучше пятидесяти с лишним. Тогда уж двадцать – еще замечательнее. Но юность Виктор потратил, чтобы добиться нынешнего уровня жизни. А в сорок уже можно позволить себе просто жить.
Почти у любого человека есть увлечения, и у делового – тоже. Нет, совсем не обязательно – романы, и уж точно не обязательно – с длинноногими моделями.
Иногда это хобби. Филателизм, например. Или паранормальные явления.
В какой-то период своей жизни Виктор всерьез этим интересовался. Сказалась усталость от бизнеса, от многолетней сумасшедшей гонки за достатком и «соответствием», от всё еще дорогой, но давно надоевшей семьи. Даже от с таким трудом выгрызенной у судьбы удачи. Ничего нового уже не ждало… разве что новая женщина. Но чем она будет отличаться от жены – кроме того, что к последней он уже привык. Сросся с ней – фигурально выражаясь. С другой придется начинать всё сначала. А усталость и «быт заел» рано или поздно вернутся даже с Василисой Прекрасной.
Клуб «Нью-Уфо» стал настоящей отдушиной. Клуб – и эти милые, наивные девчонки.
Ни одну из них он не собирался соблазнять - Боже упаси! Не работай там, где гадишь, – и не гадь, где работаешь.
Просто с девчонками общаться легче. С такими вот серьезными умницами. Не отвлекаются на пиво и гормоны. Заняты делом и только делом. А что симпатичные лица рядом – так это дополнительный бонус. И легкая влюбленность одной из них только льстит мужскому самолюбию. Виктор прекрасно понимал, кто станет добиваться своего, а кто не выдаст нежных девичьих чувств ни словом, ни намеком. И его устраивала платоническая любовь не интересной ему девушки.
Это была не Инга – Боже упаси! С ней он оборвал бы всё на взлете – методом жесткого разговора. Потому что иначе и сам мог бы не устоять. А ломать уже сложившуюся жизнь ради неизвестно чего в его планы не входило. Никогда нельзя путать туризм с эмиграцией.
Он был в клубе самым старшим, самым успешным – и ему нравилось чувствовать себя ведущим. Но не жестким директором фирмы. Просто учителем.
Вокруг галдят зрители, возмущенные закрытым буфетом. Предусмотрительные студенты тянутся за «Фантой», минералкой и чипсами.
Подойти к Инге или нет? Просто поздороваться, бросить пару дежурных фраз? Или даже не дежурных – ему ведь действительно интересно, где сейчас его бывшие «подопечные»?
Они нравились ему такими, как есть. Милыми, наивными, добрыми. Виктор привык к ним. С ними было так легко. И он отчаянно не хотел, чтобы эти девочки менялись. Боялся, что жизнь сделает их жестче. А жестких людей вокруг и так навалом.
- Здравствуйте, Виктор Игоревич.
Подошла сама.
Почему бы с ней и не поговорить – просто, ни о чём? Или вспомнить старое?
Красивая женщина. Правда, деловой костюм пошел бы ей больше джинсов. И ради бога – кто в тридцать лет носит длинные распущенные локоны? Даже если выглядит моложе.
Впервые Виктор увидел ее девятнадцатилетней студенткой. Она знала больше всех остальных. Где-то выискивала самые заковыристые факты. И рисовала – всегда. Даже во время занятий клуба что-то черкала на коленях. Наверное, на лекциях – тоже. Виктор еще смеялся над ее увлечением. До живописцев-классиков Инге было как до небес.
- Вы же толком не видели ни одной моей работы, - ухмылялась ничуть не обижавшаяся девчонка. Она была не старше, но взрослее и циничнее других и никогда не боялась с ним спорить. Иногда он предпочел бы, чтобы клуб существовал без Инги. Но именно она привела туда половину народу.
- Зато я знаю тебя. Представь, сколько людей сейчас рисует. Чтобы пробиться – нужен редкий талант. И связи. У тебя нет ни того, ни другого. Я бы на твоем месте бросил эти глупости.
- А я не брошу.
- Почему.
- Потому что мне это нравится.
Из Инги вышел бы хороший бухгалтер – она всегда быстро и точно считала.
Бухгалтер. Или секретарша. Или продавщица – они нужны всегда. Или воспитатель детского сада – до университета Инга закончила педучилище.
Но она училась в ВУЗе на историка-скандинависта. Изучала никому не нужный норвежский язык. Посещала истклуб, фехтовала. И рисовала.
- Здравствуйте, Инга. Я слышал о вашей галерее. Поздравляю.
- Спасибо, - улыбается она всё так же – холодновато, чуть сдержанно. А впечатление – другое. Есть люди с застывшим возрастом. В четырнадцать они ведут себя на чуть за двадцать. И в тридцатник – на чуть за двадцать. - Понравился спектакль?
- Не слишком, - честно признался Виктор. Куда деваться – пришлось идти. Пьеса-то модная. – Не моя тема. Твоя? Ты ведь – скандинавист?
- Да. А этот период – тема моего дисера.
Да и от подростковых словечек пора бы ей уже отучиться. И хотелось бы знать, зачем свободной художнице диссертация?
- Сколько лет прошло…
- Много! – внезапно резко оборвала его Инга. Она кажется почти прежней - на фоне этого завешенного старой гардиной окна. Почти такое же было в клубе. Они занимались в старом здании молодежного театра, закрывшегося в девяностые и тогда еще не перекупленного никем.
- Я рад, что у тебя всё хорошо, - примирительно заметил Виктор. Пожалуй, зря он про годы – кто ж женщинам о возрасте напоминает? Даже бывшим ученицам. – Я часто вспоминал…
На самом деле – редко. Завертелся, некогда стало. Собственно, потому клуб и прекратил свое существование еще девять лет назад.
- Я тоже, - не сменила тон бывшая студентка. Нынешняя модная художница.
- О чём ты?
- Мне много раз хотелось позвонить вам и сказать, как вы ошибались. Когда я закончила универ. Когда стала соискателем. Когда мои работы начали раскупать. Когда обо мне вышла первая статья.
Какая-то заметка ему попадалась еще года четыре назад. Но фамилию Инги он вспомнил, лишь увидев ее фото. Еще подумал, что оно - старое.
- А остальные? Как они? – Прежних девочек уже нет. Где-то живут совсем взрослые женщины. Давно взрослые.
- Вы о ком? – Инга усмехнулась. Нет, не как прежде. Жестче. То, чего он боялся когда-нибудь увидеть в любой из них. Что теперь она принадлежит к его кругу. – О Кате? Которую вы отговорили учиться на дизайнера?
- Инга, дизайнер – абсолютно бесперспективная профессия. Их требуется-то…
- Катя работала уборщицей в библиотеке. Вы говорили, что там рано или поздно вспомнят о ее библиотечном образовании. И предложат ей место. А потом – тоже рано или поздно - она дорастет аж до заведующей. Потому что в любой организации ценят скромность и трудолюбие.
- И?
- Катя и сейчас – уборщица. Но учиться она больше не хочет. Говорит, что в тридцать три поздно что-то менять. Она слишком долго ждала. Но я ее уговариваю. Или вам интересна Марина? Она – мать-одиночка. Вы еще рекомендовали ей бросить универ, чтобы посвятить себя семье? В прошлом году ее муж ушел к «более интересной и образованной женщине, с которой есть о чём поговорить». И уклоняется от алиментов. У Марины – ни профессии, ни опыта работы. Только ребенок на руках. А еще - Иришку помните? Она писала неплохие стихи. А вы еще смеялись, что нормальные люди понимают, что они – не классики, и в графоманы не лезут. Помните, вы уговорили ее выбросить всё, что она написала, и наконец зажить «нормальной жизнью»?
Конечно, помнит. Что-то такое в Иркиных стихах действительно было. Ну, не уровень Пушкина, конечно, но уж Инги-то она была талантливее.
- Иришки больше нет. Честно говоря, мне хотелось найти вас, чтобы плюнуть в лицо. А сейчас - уже нет. Живите.
Он не успел что-то возразить. Да и не нашел еще ответа.
Она ушла. Странно, в ее возрасте пора бы уже перестать обвинять кого-то в собственных неудачах. Точнее – в чужих. Впрочем, ей всегда было плевать на его мнение.