В одном из некогда тихих кварталов Старого Города началась стройка. Один из соседних домов пошёл трещинами. Трещины сложились в чудной узор, и на брандмауэре явилось изображение поэта и писателя. Да ладно бы просто писателя – известного смутьяна. Юбилей его давно прошёл, и с чего бы это он вдруг решил явиться – непонятно.
В тот же вечер в кабинете городского головы собралось совещание.
- Смыть!!! Затереть!!! Закрасить!!! Чтоб духу не было!!! – Орала глава районной администрации. Она была так стара, что, по слухам, идущим от газетчиков, когда-то приходилась смутьяну безуспешной любовницей. Глава тут же выделила средства. Её заместители переглянулись: шефиня была скупа, доселе у неё не представлялось возможным даже денег на уборку снега выпросить. А тут – такое…
- Обождите, Марь Иванна, - оборвал её губернатор. – Давайте сначала разберёмся в причинах…
- И в последствиях! – бухнул из угла начальник городской полиции. Председательствующий продолжал:
- Кто что видел? Как оно появилось? Были ли предпосылки какие-то?
Глава района вздохнула:
- Да никаких… Буквально в тот же день была на стройке, в рамках обхода…
- Диверсия, Марь Ванна! Что ни на есть диверсия! – Рубанул воздух широкой ладонью начальник полиции. – Похоже на почерк Давленского! Говорил я всем: распустили мы этих уличных художников. Уж скоро всё измалюют!
Чуть забегая вперёд, скажу, что в тот же день все уличные художники были допрошены. И каждый взял «вину» на себя. Газеты ломились от амбициозных заявлений, и «гении» неплохо попиарились. Инциденту, точнее, его сути, была назначена экспертиза. Которая показала: явление трещин самопроизвольное.
А совещание меж тем продолжалось. Всё спорили: красить или не красить. Одни замечали, что, в общем-то, недурственно. И можно бы оставить. Другой лагерь, более консервативный и, в соответствии с курсом страны, более многочисленный, заявлял, что явление незаконно и ни с кем не согласовано. А сталбыть, красить. Смутьяна же запретить. Здесь были робкие возражения: мол, только запрети, его ж на каждом углу нарисуют. На что сразу несколько пальцев различной толщины синхронно указали на начальника полиции, и ему было дано дополнительное поручение. К полуночи вылившееся в постановление. Особое мнение имел главный настоятель, требовавший запретить чтение стихов (любого автора) и их музыкальное исполнение на расстоянии ста метров от церквей. Однако, ему было резонно замечено, что тут не обойтись без парламента. К тому же, государственный гимн – это музыка, положенная на стихи. Совсем конфуз получится. Настоятель сидел, поджав губы. Потом, в к качестве компенсации, стал просить землю ещё на одну церковку. Губербатюшка, дабы «ходок» отстал, уважил. А что с портретом? К заутрене проголосовали за закрашивание и совещание закончилось.
Под вечер на брандмауэр, уж облепленный газетчиками, нагнали гастарбайтеров, и они вымазали стену в белый цвет. Да только вот беда: трещины не заделали, и они проступили сквозь свежий красочный слой ещё ярче! Акционисты аплодировали. В городе, да и по всему миру, состоялись десятки акций солидарности. Давленский, бежав из политической лечебницы, умудрился намалевать портрет, такой же, как и на брандмауэре, на самом важном городском мосту. «Да лучше б и не брались…» - подумывал губербатюшка, вновь отбывая молиться в одну из тихих обителей. Ему уже давно всё мирское было фиолетово. И сан бы приобрёл, да настоятель сел в своё кресло крепко…
Уволили тех гастарбайтеров, нагнали новых. Сменили цвет краски. И то же самое! И третья попытка была безуспешная. Портрет, как заколдованный, всё проявлялся на стене, как изображение на фотобумаге. Он бел неотвратим. Неотступен. Он преследовал. Марь Ванна билась в истерике. Настоятель заказал спецмолебен против культурной нечисти. Брандмауэр освятили и из брандспойта полили святой водой. Не сработало.
И тут в кабинет губербатюшки прорвался председатель комитета по строительству. Которого на плановое совещание уже в который раз забывали пригласить. Он выдал гениальную идею: надо заделать трещины! Вкупе с извинениями ему был пожалован орден, земля под стройку личной церкви и титул почётного гражданина города вкупе с бесплатной карточкой на трамвай, троллейбус, автобус и метро. Заделка трещин шла четыре дня. Компанию на столь важное стратегическое госзадание выбирали по тендеру, а работяг по кастингу. В итоге идеально ровная стена, на которую из госбюджета ушло семь миллиардов ладно хоть не долларов, окрасилась в нежно-зелёный цвет. Точнее, фисташковый. Марь Ванна умилилась: «Лепота!» Настоятель перекрестился и что-то изрёк о душевном отдохновении. Начальник полиции расчувствовался и предложил купить шпалеры и пустить по стене плющ.
А на соседнем земельном участке рокотали экскаваторы. Стройка шла своим чередом. На ней приступили к очередной забивке свай. Просадки грунта усилились. И вот в одну из ночей на нежно-зелёневенькой стене вдруг проступил портрет, о, хосспыдя, известного политического деятеля прошлого.
Револцонер показывал кулак.