Красный диск солнца медленно опускался в прохладное море. Его последние лучи бросали косые блики на облака, отчего те становились розоватыми, образуя причудливые формы. Море темнело на глазах. Оно недовольно рокотало, накатывая на песчаный берег уставшие волны, и сердито шипело. Ещё мгновение, и солнечный диск скрылся за горизонтом.
Валентина сидела на открытой террасе, медленно покачиваясь в кресле-качалке. Свет включать не хотелось. В сумерках окружающие предметы приобретали необычные, загадочные формы. Привычный мир знакомых вещей переставал существовать. Валентина любила наблюдать за прибоем, слушать шум моря. После насыщенного трудового дня, после суматохи, напряжения и бешеного ритма она медленно погружалась в свои мысли, отрешаясь от житейских проблем. Море успокаивало и расслабляло. Оно напоминало о величии мира, и все проблемы, неудачи казались ничтожными, мелкими и уходили на задний план. С моря подул лёгкий ветерок. Стало свежо. Валентина укуталась в мягкий пушистый плед. В доме было темно и тихо. Дан улетел на неделю в Лондон на симпозиум. Наташа с детьми приедет только на выходные, и тогда двухэтажный особняк наполнится детским гомоном и смехом. Вспоминая толстушку Масю и шустрого непоседу Ника, Валентина улыбнулась и прикрыла глаза. Нахлынули воспоминания. Сменяя друг друга, перед ней проплывали эпизоды её жизни.
Сразу после окончания школы Валюха приехала из деревни в большой город. Мечтала стать журналистом, работать в престижной газете или на телевидении. Город ошеломил её. Здесь всё было другое. Улицы кипели снующими прохожими, наполнялись шумом машин, визгом тормозов, гулом толпы. Метро ритмично выплёскивало лавину спешащих куда-то людей. Валюхе казалось, что она похожа на затерявшегося в большом муравейнике муравья, который не знает в какую сторону ползти. Никому не было до неё дела. Город был чужим, недружелюбным, даже хищным. Он проглатывал в своё чрево жителей, как огромный молох, перемалывал их судьбы и совсем не интересовался, что внутри у каждого, кто чем дышит и чем живёт. Кто-то выплывал на поверхность, чего-то достигал в жизни, был на гребне волны. Кто-то барахтался в повседневности мелких проблем и забот, стараясь держаться на плаву. А кто-то под ударами судьбы гнулся, вновь выпрямлялся, боролся из последних сил, а когда их не оставалось, погибал и опускался на дно, откуда не было пути наверх. Были единицы, которые, накопив энергию и психологический потенциал, волею судьбы, как взрывной волной, выбрасывались на поверхность. И уж тогда они вгрызались зубами, цеплялись ногтями, сдирая в кровь пальцы, но держались, покоряя сантиметр за сантиметром. Они знали цену жизни, которая закаляла их, как булатную сталь. Таких было немного.
У Валюхи не получилось завоевать город; в институт она не поступила. Ей удалось устроиться на работу в редакцию, но только в качестве уборщицы. Валя снимала маленькую комнатушку у одинокой женщины. Квартира находилась на окраине города, и приходилось вставать очень рано, чтобы не опаздывать на работу. Ближе к центру квартплата за съём была настолько высока, что Вале это было не по карману. Она постепенно привыкла к снующим по коридорам деловым людям с папками, бумагами, газетами в руках. Из общей массы она уже выделяла отдельные лица, знала их должности и даже имена некоторых. Она сменила причёску и вместо двух косичек собирала волосы в один пышный хвост. Экономя на питании, ей удалось собрать некоторую сумму для покупки джинсов, которые теперь ладно сидели на её стройной фигурке. Длинноногие девицы из корректорской в модных прикидах просто не замечали Валюху. Ей так хотелось походить на них; так же уверенно держаться, ходить, чуть покачивая бёдрами, непринуждённо вести беседу и хохотать, слегка запрокинув голову и обнажая ровные зубки.
- Как дела, курносая? - как обычно, пробегая мимо, спросил Костик. Он подмигнул и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью фотолаборатории. Он всегда задавал один и тот же вопрос при встрече, всегда подмигивал и проносился мимо.
Вечерами, рассматривая себя в зеркале, Валя размышляла:
- И вовсе я не курносая. С чего это он взял?
Она всё чаще думала о Костике, оказываясь случайно у двери фотолаборатории в обеденный перерыв. Она тайно ревновала его к длинноногим корректоршам, если он весело болтал с ними в перерыве. Засыпая, Валя всё чаще видела перед собой образ весёлого черноволосого парня с лукавым взглядом.
- Ну, что, курносая? Идём, пиццей угощу, - однажды предложил Костик.
- Сейчас, я только халат сниму, - засуетилась Валюха.
- Скорей, а то опоздаешь, - усмехнулся он.
Валя догнала его на лестнице.
- Тебя как зовут-то?
- Валентина, - смущённо ответила Валюха.
- Хорошее имя. А я Костя.
- Я знаю, - тихо сказала Валя.
- Молодец, наблюдательная, - похвалил Костя.
В этот вечер Валентина долго не могла уснуть. Она вспоминала пиццу, которую ела впервые, а главное, его, Костю. Она смеялась над его шутками, слушала его рассказы, раскрыв рот. Он даже купил ей мороженое в вафельном стаканчике.
Прошло две недели, а Костя как будто забыл про Валюху. Она терзалась сомнениями, ревностью. Её девичье сердце страдало от неразделённой любви, и горькие слёзы не раз смачивали подушку длинными ночами.
- А, Валетта, идём, чего покажу, - как-то бросил на ходу Костя и скрылся за дверью лаборатории.
- Я Валентина, - тихо поправила его Валюха и последовала за ним.
- Гляди, какой снимок! Класс! Это захват террористов нашим спецназом.
Валентина огляделась. В комнате было темно. В красном свете фонаря поблёскивали мокрые фотографии, висевшие на прищепках, стол с разными ванночками и кюветами. Углы комнаты скрывались в кромешной тьме. Всё было таким необычным, даже сам Костя в красноватом освещении. Валя сосредоточенно рассматривала фото.
- А ты ничего, курносая, - обнял её за талию Костя. Валюха замерла на месте. Она чувствовала его горячее дыхание на шее. Всё было так необычно, как в волшебной сказке. Она не могла пошевелиться, боялась спугнуть это чудесное мгновение. Он развернул её за плечи и притянул к себе. Она почувствовала острый, жгучий поцелуй на своих губах, терпкий и солёный, как незрелые яблоки. Валя слабо попыталась освободиться от его объятий, но крепкие руки и жаркие поцелуи парализовали её волю.
Под любовным гипнозом Валюха находилась целых три месяца. Костя был идеалом, принцем из сказочной страны. Он водил её в кино, угощал сладостями, рассказывал о своих командировках в горячие точки. Их уединения в тёмной фотолаборатории с красноватыми бликами фонаря казались Валюхе волшебным сном. Она сияла от счастья, не задумываясь о будущем, слепо верила его обещаниям и клятвам. Но вскоре Костя стал не таким внимательным, ссылаясь на срочную работу, избегал встреч, а после работы с шумной компанией уезжал на машине. Валя напрасно ждала его, надеялась, что он, как всегда, проводит её домой. Как-то случайно она услышала, как Костя рассказывал свои героические опусы новенькой длинноногой девушке. Он так был увлечён ею, что даже не заметил Валюху.
Валя страдала и плакала ночами, строила планы мщения. Постепенно пелена с её глаз спала, и она увидела настоящего Костю - легкомысленного покорителя девичьих сердец, простого лаборанта, который не высовывал своего носа дальше лаборатории. Это прозрение тяжело далось девушке. Она не могла больше видеть его, постоянно встречать в коридорах с другими, ощущать своё одиночество брошенного и забытого существа. Валюха написала заявление об уходе.
В тот день она брела по улицам, не зная, что делать дальше, куда идти. Домой идти не хотелось: её квартирная хозяйка частенько напивалась, приставала к Вале с жалобами на свою одинокую судьбу, а затем отключалась и храпела до утра. Валя стояла на автобусной остановке и от нечего делать читала объявления. На курсы крановщиц и монтажниц набирались девушки, им выплачивалась стипендия, а иногородние обеспечивались общежитием. И Валя решила поступить на курсы.
С девочками в общежитии Валюха быстро подружилась. У них было много общего, они понимали друг друга. О Косте она никому не рассказывала, но где-то глубоко всё ещё ныло сердце от боли пережитых чувств. Рана, нанесённая им, тяжело заживала. Девочки звали её на танцы и вечеринки, но Валя отказывалась. Она оставалась одна в комнате, включала настольную лампу, доставала маленькую фотокарточку Кости и грустила в одиночестве. Она даже писала ему письма, но потом рвала их на мелкие кусочки. Чувствовала она себя неважно: кружилась голова, совсем не хотелось есть. Валя думала, что её состояние связано с душевными переживаниями, но скоро поняла, что беременна. Это известие ошеломило и напугало её. Она не знала, что делать. Девочкам сказать боялась: начнутся расспросы, а ей так не хотелось ворошить старое, вновь бередить рану. Шло время, и живот начал округляться. Валя стала носить свободные блузки и рубахи. Девчонки подтрунивали над её полнотой, не догадываясь об истинной причине. Наступил момент, когда скрывать своё положение стало невозможно, и Валя рассказала обо всём подругам, которые уже с подозрением косились на её увеличивающийся живот.
Из роддома её забирали девчонки. Они встретили её с огромным букетом цветов. На стоянке ожидало такси. Валя бережно прижимала к груди маленький, тёплый комочек, который мирно посапывал и ворочался во сне. Девчонки, отталкивая друг дружку, пытались заглянуть под вышитый уголок простынки. Валентина с гордой улыбкой показала маленькое личико спящего сына, которого назвала Святославом, как в сказке. Пусть будет таким же сильным и смелым.
Славка рос крепеньким, спокойным малышом. Девчонки любили его, он был их общим сыночком. Они уже работали крановщицами и с каждой получки откладывали деньги в общий котёл на питание, а малышу покупали игрушки, смеси и всё необходимое. Девочки дружно прятали малыша от всяких комиссий, ведь при его обнаружении Вале грозило выселение. Добрая комендантша тётя Поля догадывалась об их тайне, но закрывала на это глаза. Однако долго продолжаться такое нелегальное существование не могло. Валентине пришлось снять комнату и устроиться на работу. Славке шёл девятый месяц. Девчонки по очереди приходили нянчиться с ним, пока Валя работала. Денег на няню не было, а в ясельки большая очередь.
Шло время. Девчонки заглядывали всё реже. У каждой были свои проблемы: одна готовилась к свадьбе, другая собиралась поступать в институт, у третей заболела в деревне мать. Валюхе приходилось крутиться одной. Она была благодарна подругам, что они так самоотверженно выручали её. Сердобольная участковая врач выписала ей больничный на две недели. Это всё, чем она могла помочь. Дни пролетели незаметно, и Валентина решилась взять Славку с собой на работу. Главное, чтобы его не увидел прораб Иван Петрович. Она обмотала малыша тёплым шерстяным платком, крепко привязала к груди и полезла на кран. Бутылочку с кашей она предусмотрительно засунула в карман комбинезона.
- Только бы он не расплакался, - с тревогой думала она.
Малыш мирно посапывал в углу кабины на старом ватном одеяльце, пока Валентина работала на кране, поднимая грузы, разгружая вагоны. Две недели она брала сына с собой на работу, затем вновь отсиживалась на больничном. Добрые люди всегда есть и встречаются на пути в самые критические минуты, когда, отчаявшись, не видишь выхода из тупиковой ситуации. Эти люди, как будто ниспосланы свыше, помогают, поддерживают. Они-то и помогли устроить Славку в ясельки-круглосутку. Уставшая после смены Валя спешила к сыну с каким-нибудь гостинцем в кармане. Иногда она приходила слишком поздно, и малыш уже спал. Она сидела у его кроватки и долго смотрела на черные длинные реснички, на безмятежно раскинувшиеся ручонки, на его пухлые, причмокивающие во сне губки. Ей так не хотелось уходить, расставаться со своим малышом, но веки слипались от усталости, и голова клонилась на грудь. Сердобольная тётя Клава трогала её за плечо:
- Иди, иди домой. Завтра придёшь и заберёшь его. Иди, ты с ног валишься.
Валентина послушно вставала, тихонько целовала сына, оставляла на тумбочке гостинец и уходила. Завтра короткий день, и она заберёт его домой. Они обязательно пойдут в парк. Она будет катать его на каруселях, купит мороженое, сладости. Это будет самый счастливый их день.
Незаметно пролетело время. Слава пошёл в первый класс. Он рос серьёзным, послушным мальчиком. Как мог, помогал маме по дому. Валя заботилась о сыне, покупала ему хорошие вещи, дорогие игрушки «чтоб не хуже, чем у других». Себя всегда оставляла на втором плане, не замечая, что ходит в одной и той же юбке третий год и что туфли совсем стоптались. Слава учился хорошо, был лидером в классе, выступал на утренниках. Мать не могла нарадоваться на сына. Валентина тоже пошла учиться в плановый техникум, крутилась как белка в колесе. Уверенная в том, что её Славка не подведёт, что он лучший, она не заметила, как подросток, привыкший быть первым, стал стесняться её, сторониться. Часто настойчиво требовал деньги на карманные расходы. Валентине некогда было вникать и контролировать его. Он умел убедить в необходимости того, что просил, и Валя соглашалась с сыном, шла у него на поводу.
Она была в шоке, когда впервые узнала, что её любимый мальчик, её надежда и гордость употребляет наркотики. Ведь ему только недавно исполнилось пятнадцать. Ни уговоры, ни запреты не помогали. Валентина поняла, что теряет сына. Найти подходящую работу экономиста ей не удавалось. Со стройки она давно ушла. Славке нужно серьёзное лечение. Она не спала ночами, ломая голову, где взять деньги на лечение сына. Случай подвернулся сам: её приятельница не могла родить, но очень хотела своего ребёнка. Они с мужем давно искали суррогатную мать. Валентина, не задумываясь, предложила свои услуги. Славу отправили на лечение. Валя родила девочку. Вот только одного она не учла, что Наташенька, так назвали малышку, станет ей родной, и она не сможет от неё отказаться. И не важно, чьи клетки заложены в зародыше. Она выносила её в себе, напитала своей кровью, родила её, и не может этот ребёнок быть чужим. Она её девочка, только её!
Когда родители, забрав Наташу, исчезли, Валентина не находила себе места. Она пыталась разыскать их, но безрезультатно. Засыпая в слезах, она прижимала к сердцу распашонку малютки.
Шло время, рана в сердце медленно затягивалась. Вернулся Слава. Он осудил поступок матери, держался подчёркнуто независимо, замкнуто. На вопросы отвечал односложно, закрывался в своей комнате и включал на всю громкость музыку. Валентина чувствовала своё одиночество, тоска сдавливала грудь.
Однажды домой прибежали мальчишки с соседнего двора и наперебой закричали:
- Там ваш Славка! На стройке висит! На арматуре висит!
У Вали бешено заколотилось сердце. Она мчалась за мальчишками сломя голову.
- Повесился? Как? Зачем? Почему? Может ещё живой?
Она увидела сына лежащим на бетонной плите. Из его тела торчала железная арматура, сочилась кровь. Он слабо стонал. Валентина подбежала к мальчику, приподняла голову.
- Сыночек, родной мой! Как же ты так? Потерпи немножко.
- Он с крыши сорвался, со второго этажа стройки, и прямо на железку упал, - взволнованно говорил вихрастый мальчишка.
Скорая подоспела вовремя. Возле Славы суетились врачи. Валю отстранили, её успокаивала какая-то женщина, но она ничего не слышала. Она смотрела на сына, молилась в душе за его спасение и не замечала слёз, что лились по щекам.
Шесть часов в операционной врачи боролись за жизнь Славки. Арматура прошла в пяти сантиметрах от печени. Мальчик потерял много крови. Валентина каменным изваянием сидела в коридоре, ожидая окончания операции. Губы пересохли от волнения, взгляд остановился на белой двери, за которой шла борьба за жизнь её сына.
- Не стоит отчаиваться. Держитесь. Мы сделали всё возможное. Организм молодой, должен справиться. Сейчас ставить какие-либо прогнозы рано. Не буду вас напрасно обнадёживать. Ему понадобится кровь для вливания. Он много её потерял, - сообщил хирург, устало снял маску и вытер лицо. Валя собрала все свои силы в комок.
- Нельзя расслабляться. Нужно найти кровь, доноров. Мой Славочка должен жить.
На беду Валентины откликнулись друзья и просто незнакомые люди. Утром лаборатория была заполнена желающими сдать кровь для Славы. Валя не отходила от сына. Она смотрела на его бледное лицо, бескровные губы, массу трубочек капельниц, по которым вливали в его организм необходимые для жизни лекарства. На третий день после операции Слава открыл глаза.
- Пить…, - тихо прошептал он.
Валентина бросилась к сыну, смочила губы приготовленным раствором, позвала врача. Слава медленно шёл на поправку. Молодой организм побеждал недуг. Валя навещала сына в больнице, варила ему бульоны, доставала через знакомых редкие лекарства, бегала на работу. Ей легче было находиться среди людей. Она боялась оставаться наедине с собой, когда в голову лезли тревожные мысли. Валя гнала их прочь, стараясь думать только о хорошем.
- Славка выберется. Он у меня такой. Столько людей о нём заботятся, за него переживают. Не может он подвести, не оправдать надежды. И доктора хорошие. Он выйдет из больницы, - обнадёживала и успокаивала себя Валентина. Она просила у Бога лишь одного - здоровья для сына. То ли сила её веры в исцеление, то ли сам Господь, услышав её мольбы, помог, но Славка пошёл на поправку. Она кормила и поила его с ложечки, на лету ловила каждое его желание, улавливала перемены в настроении. Он был прежним, её сынок. Слабое пожатие его руки, чуть заметная улыбка на лице и тихое, но нежное слово «мамочка». Она бы всё отдала только за это. Наблюдая за спящим сыном, Валя мечтала, что он выйдет из больницы, поправится, и они заживут душа в душу. Не будет больше слёз и скандалов, отчуждения и холодности в их отношениях.
То, что было затем, не хотелось вспоминать. Прошло столько времени, а сердце лишь при одной мысли о прошлом начинает болеть. Валентина поёжилась, плотнее закутавшись в плед. С моря подул влажный ночной ветерок. Свежо. Воспоминания опять завладели ею. Перед глазами проплывали картины её трагического прошлого. Как бегала она ночью по притонам и подворотням, разыскивала Славку, закрывала его на замок в квартире, как от жалости и сострадания сжималось сердце при виде его наркотической ломки. Вихрем пронеслись мрачные картины: Славка в каком-то подвале, рядом грязные тряпки, шприцы; пронзительный вой скорой помощи, пронизывающий кинжалом её мозг и сердце. Пожилой врач в белом халате, снимающий шапочку с лысой головы. Суета людей в чёрном. Много людей и все в чёрном. Она не осознавала, что происходит, и только, когда попытались накрыть крышкой гроб, рванулась к сыну:
- Не отдам! Не надо! Славочка!
Потом всё стало опять темно. Кромешная тьма, чёрная и густая, липучая, как смола и какой-то звон. Она отчётливо слышала этот непонятный звон.
После потери сына Валентина долго не могла оправиться. Жизнь потеряла всякий смысл. Чтобы заглушить душевную боль, сидя одна в пустой квартире, опрокидывала стаканчик, другой вина. Быстро нашлись утешители-собутыльники, не прочь выпить за чужой счёт. Валя не могла переносить одиночество. Она охотно принимала случайных гостей, которые слушали, сочувствовали, наливая в стакан, а затем, напившись, затягивали песню пьяными охрипшими голосами. Вскоре пришлось уволиться с работы. Валентина понимала, что катится в бездну, но ей уже было всё равно. « Зачем жить? Для кого жить?»
Валентина брела по вечерней пустынной улице. Ветер до костей пронизывал её сквозь старенькое пальтишко. Накрапывал дождь, но ей некуда было торопиться. Никто не ждёт её в пустой квартире. Острая боль сжала сердце. Валентина ухватилась за ветку дерева. Ноги ослабли, подогнулись, и она медленно, опираясь на ствол, опустилась на мокрую землю. К ней подошла незнакомая женщина. Её глаза выражали тревогу, сочувствие, сострадание.
- Что с вами? Давайте я помогу.
У Агафьи, так назвалась незнакомка, нашлась и таблетка нужная, и ласковое слово. Она проводила Валю домой, уложила в постель, напоила чаем. От этой женщины веяло каким-то необъяснимым покоем, уютом, умиротворением.
- Спасибо вам, - не выпуская её руки, тихо сказала Валя.
- Бога благодари, творца нашего, - улыбнулась Агафья.
Она стала частенько навещать Валентину, беседовала с ней о Боге, рассказывала о настоятеле-отце. Называлось их божие братство шушанами.
Как-то Агафья позвала Валю на собрание.Множество мужчин и женщин в жёлтых накидках стояли, склонив голову и скрестив руки на груди. Полумрак, блики от горящих свечей по стенам. От двух небольших боковых ниш слышалось песнопение. Вдруг всё замолкло. Открылась дверь, и вошёл мужчина в чёрном капюшоне с красным подкладом. Его сопровождала свита из трёх человек. Все упали на колени и склонили головы ниц. Валя последовала их примеру. Отец-настоятель долго читал проповедь, и все молились вместе с ним. Его помощники разносили чаши со святым питьём. Валентина сделала несколько глотков. Тело сразу стало лёгким, голова закружилась. Валя ничего не понимала, но ей было хорошо. Ушли все тревоги и тоска. На душе стало безмятежно, спокойно. Ничего не хочется, ничего не надо. После службы Агафья подвела её к настоятелю.
- Что тревожит тебя, раба божья? Хочешь стать сестрой нашей, отрешиться от мира грешного, послужить братству нашему и Богу?
- Хочу, - тихо ответила Валя. В голове всё ещё стоял дурман, не было никакой ясности. Ей не хотелось задумываться над вопросами, которые задавали, не хотелось анализировать. За долгое время душевного одиночества и пустоты она впервые почувствовала заботу, внимание, сочувствие. Ей было всё равно, что будет дальше.
Отдав секте шушан всё имущество, все сбережения, Валентина стала сестрой-послушницей при молебном доме. Она делала всю грязную работу, была в услужении у «старших братьев», свято веря, что всё это идёт на благо, на очищение души.Община шушан размещалась за городом, в заброшенном старом доме. Во дворе находилось множество подсобных построек: какие-то гаражи, склады, сараи. Валентина толком и не знала, что там. Это её не особенно интересовало. Территорию, обнесенную высоким дощатым забором, строго охраняли. Охранники ордена шушан владели различными боевыми искусствами, держались особняком и жили в помещении, похожем на казарму. Каждый член братства знал чётко свои обязанности, своё место. Братья и сёстры особенно не общались между собой, собирались вместе лишь на вечерний молебен. Внимательно слушали проповедь отца-настоятеля, в которой главной мыслью было то, что братство несёт очищающую миссию, карает нечестивцев, и будет знак свыше, когда каждый должен пожертвовать собой ради великой цели очищения человечества от скверны. А сейчас они должны готовить себя к этой миссии.
Валентину называли здесь сестрой Варварой. Она не представляла, как принесёт себя в жертву, чем пожертвует, но была твёрдо убеждена, что духовный отец всё знает. Он скажет, что делать, укажет путь к истине и свету. Жила сестра Варвара в маленькой комнатушке под лестницей, которая вела на второй этаж. Такая же лестница спускалась вниз в подземелье, но дверь туда всегда была заперта. В комнатушке стояла старая солдатская койка, табурет, небольшой столик, на котором аккуратно лежали молебные листки братства. В свободное время, а его почти не было, сестра Варвара должна была учить их наизусть. На стене висел плакат «Пожертвуем собой ради нашего Господа!» Питалась Варвара скудной пищей на кухне с такими же братьями и сёстрами низшей касты. Они отличались чёрной одеждой с серыми длинными жилетами поверх платья и рубах, занимались черновой работой. Были и другие касты в ордене. Высшая каста отличалась чёрными плащами на красном подкладе или жёлтыми накидками. Но Варвару не интересовало назначение и роль этих членов секты. После тяжёлого трудового дня она спешила на молебен. Выпивая елей из святой чаши, получала заряд умиротворения, покоя и благодати. Думать ни о чём не хотелось. Уставшая от работы и одурманенная напитком, она быстро погружалась в глубокий сон. Но всё же от её внимания не ускользнуло то обстоятельство, что братство навещали посторонние люди. Они приезжали на дорогих машинах чаще вечером или ночью. Охрана сразу пропускала их, не задерживая. Мужчины в чёрных кожаных куртках и плащах беспрепятственно проходили в покои отца-настоятеля, куда был запрещён вход простым смертным.
Однажды Варвара вернулась в свою келью за молитвенником. Она заметила, что дверь в подвал была приоткрыта и оттуда слышался разговор.
- Ты его опять упустил?
- Я не знал, что его ждала машина, - оправдывался чей-то испуганный голос.
- Убью, сволочь, если не найдёшь его.
С трудом Варя узнала голос отца-настоятеля, так изменившийся, с металлическим, жёстким оттенком,.
- Надо его девчонку брать, - послышалось из подвала.
Валю охватил ужас, животный страх перед этими людьми. Она метнулась в свою келью, защёлкнула задвижку и припала к замочной скважине. По лестнице поднялись трое. В одном из них она узнала духовного отца. Двое других были ей не знакомы. Она видела их впервые. «О чём они говорили? Кому угрожал настоятель? О какой девочке шла речь?» Мысли сменяли одна другую, молнией проносились в голове. Валю сильно потрясло перевоплощение настоятеля, испугал этот чужой разговор. Ей не с кем было поделиться своими мыслями, а вечерний елей сделал своё дело. Ей опять стало всё безразлично, и она уснула, забыв о случайно подслушанном разговоре.
Наступила зима. Намело сугробы. Деревья стояли в инее, как невесты перед венцом. Медленно падали снежинки, опускаясь на землю, покрывая её своим пушистым, искрящимся на солнце, покрывалом. Варвара не замечала этой первозданной красоты природы. Она остановилась, чтобы согреть свои иззябшие руки. Верёвка от саней упала на снег. Ей надо было доставить на кухню два больших бака с водой.
- Давай помогу, - послышался мужской голос за её спиной. Валя удивлённо оглянулась. Перед ней стоял коренастый мужчина, лет сорока с ясными серыми глазами и улыбался. Валя давно не видела, как улыбаются люди. Шушаны были молчаливыми, с маской смирения и скорби на лице. У них не принято помогать кому-либо; каждый должен нести свой крест. Не дожидаясь её ответа, мужчина взял лямку санок и повёз воду. Варя молча шла рядом.
- Тебя как зовут? - спросил он.
- Сестра Варвара.
- А в миру как звали?
- Валентиной, - чуть замешкавшись, ответила она.
- Красивое имя, тёплое и уютное. А меня Даниилом зовут, сокращённо Дан. Новым именем ещё не нарекли.
- Ты из мира пришёл? Я тебя раньше не видела, - Валя еле поспевала за ним.
- Теперь увидишь. Я на молебне буду. Ну, вот мы и пришли. Пока, Валюха, увидимся.
У Вали затрепетало сердце. Её давно так не называли. Она даже стала забывать своё имя. Произнесённое вслух, оно вернуло её в прошлое, в её юность, вернуло к той девочке с косичками, которой она была когда-то. Тогда были мечты, надежды, а сейчас - пустота.
- Что со мной стало? Зачем я здесь? Что ждёт меня впереди? - с грустью подумала она.
- Сестра Варвара, где же вода? Что ты там мешкаешь? - позвали её. Валя заторопилась, стараясь не вспоминать прошлое, не размышлять о настоящем и не задумываться о будущем.
На вечерней молитве Дан оказался рядом с Валентиной. Она смотрела прямо на отца-настоятеля, стараясь думать о молитве, но всем своим существом она ощущала присутствие Дана, чувствовала на себе его пытливый взгляд. Валя то и дело сбивалась с молитвы, бормотала что-то бессвязное, пытаясь попасть в унисон с молящимися. Падая на колени, Дан шепнул ей:
- Не пей сегодня елей.
Эта просьба напугала Варю.
- Почему он так говорит? Это грех.
Но всё же она послушала его и лишь смочила губы, не сделав ни одного глотка. Голова была необычайно ясная, мысли роем вертелись, сменяя одна другую.
- Кто этот Дан? Почему послушала его? Что ему надо? - После молебна Валя шла по протоптанной дорожке к сараю. Надо принести дров к камину на второй этаж. Лунный свет освещал внутренний двор с постройками. Голубым сиянием отражался снег, переливаясь мириадами искорок. Берёзка наклонила свои ветви, окутанные белой пушистой шалью. Ёлочки стоят нарядные, все в снегу. Тихо.
- Почему я до сих пор не видела эту красоту? Как хочется упасть в сугроб, на пушистый снег и смотреть на звёздное небо. Вдруг кто-то тронул её за рукав. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась. На неё смотрел и всё так же улыбался Дан.
- Ты не наш брат, ты не послушник. Откуда ты? Кто ты?
- Ты права. Я не ваш брат. Я ищу одну маленькую девочку. Поможешь мне её найти?
- Почему я ? Я не видела никакой девочки. Ты не боишься, что я расскажу о тебе отцу-настоятелю?
- Не боюсь. Ты этого не сделаешь, - сжал её руку Дан.
Варя почувствовала горячую волну, импульс уверенности, идущие от него. Ей стало спокойно, исчезли тревога и страх.
- Я попробую, - тихо сказала она.
- Вот и хорошо. Спасибо тебе Валентина, - и он быстро пошёл дальше, к гаражам. В эту ночь она долго не могла заснуть. Подсознательно она понимала, что снова становится той Валей, которой была раньше. Вместе с именем Варвары она сбросила смирение и покорность, чёрную сутану со своей души, которая так долго спала в кошмарном дурмане.
Внешне Валя оставалась такой же - спокойной, с отрешёнными, безразличными глазами, от её наблюдательного, пытливого взгляда не ускользала ни одна мелочь. Дурманящий елей она больше не пила. Засыпая в своей комнатушке, она анализировала все, что видела днём, сопоставляя мельчайшие детали в одно целое и выстраивая из них целостную картину. В ней было ещё много пробелов, много непонятного, но одно поняла Валентина: не вера в Бога, не чистые помыслы руководят верхушкой ордена. Не тот человек, за которого выдаёт себя преподобный отец. Многое стала замечать Валентина: и грузовые машины со странными ящиками, которые охранялись на складе, и бесследное исчезновение некоторых послушников ордена, и посещение обители странными гостями, которые скрывались здесь по несколько дней, и многое другое. Гости не ходили на молебен, не общались с братьями и сёстрами, старались не показываться на глаза. Валентина обследовала почти все жилые постройки, выказывая рвение и прилежание в уборке помещений. Но одно крыло здания оставалось для неё недоступным. Там убиралась и прислуживала сестра Пелагея - женщина средних лет с потухшими, печальными глазами. Валя не раз пыталась завязать с ней разговор, но послушница отвечала односложно и быстро уходила, и только случай помог Валентине сблизиться с Пелагеей.
Как-то, помогая на кухне, Валя наблюдала за крылом здания, которое так притягивало её любопытство. Пелагея, закончив уборку, в определённое время выносила мусорные вёдра. Но сегодня она явно запаздывала. Валя старалась чем-то заняться, найти новую работу, чтобы продолжить своё наблюдение, но Пелагея так и не показалась. Не было её и на вечерней молитве. Проходя мимо её комнаты, Валя услышала слабый стон. Она тронула дверь, и та со скрипом отворилась. На кровати лежала Пелагея. Её трудно было узнать. На лице красовался кровоподтёк, глаз заплыл.
- Что с вами, сестра Пелагея? - кинулась к ней Валя.
- Упала, - со стоном ответила та.
- На падение это не похоже, - подумала Валя.
- Я заварю вам чай с травами, мёду из кухни принесу.
Валя напоила женщину чаем, обработала многочисленные ссадины и ушибы.
- Как вы так упали? Откуда? - вновь спросила Валентина.
- Упала, - заученно ответила Пелагея.
- Не говори никому, что ты видела.
- Не беспокойтесь, не скажу, - пообещала Валя.
- Вот, возьми ключ. Комната торцевая, на втором этаже, вправо. Там ещё ставни зелёные на окнах. Там девочка голодная. Отнеси ей поесть, - с трудом произнесла Пелагея.
- Хорошо. Я всё сделаю. Не беспокойтесь, - От волнения у Валентины сильнее застучало сердце. «Неужели это та самая девочка, которую разыскивает Дан?» Она быстро направилась к кухне, еле сдерживая шаг, чтобы не привлекать внимание. Положив в тарелку еду и накрыв её полотенцем, она поспешила к девочке. Её никто ни о чём не спрашивал. Здесь никому не было до неё дела. Лишь на втором этаже охранник преградил дорогу.
- Куда?
- Сестра Пелагея послала, - робко ответила Валя.
- А, Пелагея. Ну, проходи.
Валентина быстро прошла по коридору к нужной двери. На старом диване, забившись в угол, сидела девочка лет восьми-девяти. На бледном личике виднелись грязные потёки от слёз. Она уже не плакала, только испуганно посмотрев на Валентину, ещё больше сжалась в комочек и укуталась дырявым пледом. Комнату освещала тусклая лампочка. Ставни плотно закрыты. Валя поставила на стол тарелку.
- Иди, поешь. Ты, наверное, проголодалась.
Девочка шевельнулась, пытаясь встать, но сил у неё не было даже на это.
- Бедная ты моя, что же они с тобой сделали? - Валя присела на край дивана, подала тарелку. Девочка с жадностью набросилась на еду.
- Тебя как звать-то? - спросила Валя, поглаживая её по голове.
- Вета. Полностью Виолетта. Тётенька, я домой хочу, к маме, - девочка шмыгнула носом, и из её глаз полились слёзы.
- Потерпи, Веточка, потерпи немного. Скоро ты будешь дома, - пыталась успокоить её Валентина. - А теперь мне пора. А ты будь умницей, не плачь. Поспи лучше, тогда время быстро пройдёт.
Валя закрывала дверь трясущимися руками. Увиденное так потрясло её, что ей самой хотелось заплакать. Но она понимала, что слёзы здесь не помогут. Одна она тоже ничего не сможет сделать. Надо надеяться только на Дана.
На вечерней молитве Валя сообщила Дану о девочке. Когда стемнело, они вновь встретились у сарая, обдумывая, как помочь маленькой пленнице.
- Думаю, Пелагея за сутки не поправится, и я завтра снова понесу девочке еду.
- Сколько там охранников?
- Один в коридоре.
- Надо найти место, куда можно спрятать девочку. Я свяжусь со своим другом из милиции. Он поможет.
- В сарае с дровами, за поленницей, есть место. Там частенько отсиживался пьяный дед Матвей, но потом он исчез куда-то.
- Валюха, ты проверь, можно ли там девочку до вечера спрятать, - Дан тронул её за плечо. - А ты молодец! Я не ожидал, что так быстро её найдём.
- Да причём здесь я? Случай помог, - смутилась Валя.
- Случай, не случай. А ты не из трусливых. Завтра, когда пойдёшь, дай мне знать.
- А как?
- Ну, придумай что-нибудь.
- Я ставню приоткрою. Чем шире она будет открыта, тем безопасней пройти можно.
- Вот и молодец. Хорошо придумала. А теперь иди, Дан сжал её руку в своих горячих ладонях.
Вале так не хотелось уходить. С ним было спокойно, хорошо. Хотелось прижаться к этому доброму, уверенному человеку. Его нежное прикосновение будоражило её, будило в её, постепенно оттаивающей душе, нежные чувства. Так долго она была покрыта толстой наледью, которая заморозила, застудила душевную боль. Так долго через толщу льда не проникало сочувствие, нежность, житейская радость. Дан смог растопить этот лёд, заставить душу Валентины чувствовать сострадание, нежность, любовь к девочке, к окружающему миру, к нему.
Ночью Валентина долго ворочалась на жёстком матраце. Она думала о несчастной маленькой пленнице, о Дане, о завтрашнем дне. Ей было совсем не страшно. Огромное желание помочь Веточке вернуться домой гасило всякий страх и тревогу. Рядом был Дан, а с ним Валя ничего не боялась.