Косматые огоньки солнца, игравшие в глазах у матерого волка, неспешно начали угасать. Близился вечер, бронзовое солнце клонилось к горизонту, прячась за тенистыми рощами. Лениво протягивая лапы, зверь прилег возле края клетки.
"Каждый день - городской натюрморт, лишенный всяких красок, кроме одной, тусклой. С каждым днем мой нюх становится слабее, зрение хуже, а мускулы теряют прежнюю силу; я тяжело передвигаюсь даже по клетке. Забываю, каков он - бег охотника, преследующего жертву, правда, прежний азарт временами возвращается ко мне, да где ему разыграться? Стены, решетка - все давит, давит. Старик, заключенный непонятно за какие грехи! Вспоминаю, как я, будучи волчонком, кусал за уши своих сестер и братьев, толкалcя лапами в шуточной драке... Рысцой пробегал по забытым тропкам и прокладывал свои, полной грудью вдыхал землистый запах, пряный аромат трав и свежей росы. Так давно. Так смутно... Мне стыдно, что я становлюсь чем-то похожим на комнатную собачку под мышкой, хотя кто знает: волк - он все таки не болонка. Скулить не умеет.
Мне снились табуны сайгаков и степной ковыль, который я подминал легкими лапами, готовясь к прыжку. Там, по поймам рек, раскинулись рослые леса. Где-то поблизости живут такие же, как и я, с пепельной шерстью и янтарными, огненными глазами. Они зовут меня? Да-да, я скоро буду. Я бы смог открыть засов легким движением и убежать восвояси, но пока оно мне не надобно. Да, меня хорошо кормят, мне тепло и уютно, но ведь счастье не в этом! Счастье - в воле, в возможности снова переплыть быструю речку и слушать музыку ветра; снова чувствовать живую почву под ногами, то есть лапами, а не морщиться от липкого асфальта. Может, даже немного грустить, провожая закат, настоящий и красивый. Просто чувствовать без всяких обязательств и радость, и боль, и много чего еще, не всегда приятного. А как же еще? Нет, я знал премудрого пескаря, есть про него занимательная проза. Сто лет прожил - ни одна щука не сожрала. Великое достижение! Толку-то, что солому везде стелил. А у нас по-другому выходит: чего боишься - то тебя быстрее всего и схватит за пятку, и уж тебе решать, что делать дальше..."
Охотник выжидал. Он все так же вглядывался в пустынную местность, освещенную тусклыми фонарями.
Мимо проходили люди. Разные. Большие, маленькие, толстые и тонкие, по сути одинаковые, но все-таки они чем-то отличались: одни покупали мороженое, а другие любили пиццу. Хищник фыркнул и отвернулся. Ей-богу, уж если в газетенках пишут, что их жизнь - сплошное шапито, люди в нем циркачи, то, очевидно, что труппа никуда не годится.
"Вон прошел мужчина с красавицей лайкой. Знаете, сейчас в моде такие ошейники, шипами внутрь - ясен пень, что поводок натянутым не будет. Стоит ей рвануться - закашляется, взвизгнет и больше не вырвется, что хозяину, очевидно, очень удобно. Это ведь она сделала шаг в сторону, а не он, следовательно, вина тут вовсе не хозяина? Он ведь лучше знает, как ей, собаке, поступать. Может, это глупая ошибка природы, что животному была приставлена чужая голова, да и вообще всему живому вокруг? Хотя нет - мужчина с поводком составлял исключение. Вон, уставился на меня - конечно, он считает меня циничным убийцей, да и вообще отпетым негодяем. А судьи кто?"
Наконец, горожане разошлись по домам. Стоял конец мая, в воздухе разливался пьянящий аромат акации и амбры, посаженных вдоль аллеи. Уже давно стемнело, только лунный серп срезал букеты из бордовых роз и шиповника. Тихо. Волк повел ухом и негромко затянул свою волчью песню. О чем пел - неизвестно; может, о далекой родине, вспоминал своих верных товарищей или звал их? Песня была затяжной и долгой, волк выл прямо на черный небесный квадрат.
Кто-то подхватил его мелодию и продолжил дальше. Тонкие пальцы касались гитарных струн, скользили по ним и брали баррэ. Музыкант точно уловил мотив, который передал ему старый волк, и дополнил его своим. Так и рождалась музыка - из продолжения того, что шептали человеку деревья, небо, а может, и иные силы, более древние, чем он сам.
Музыка смолкла, а восторженный слушатель учтиво поклонился незнакомцу.
"Я многое хочу сказать тебе, человек. Кто поспорит: каждое творение - это слепок, самый точный и прекрасный автопортрет своего создателя. Странно, что на этом автопортрете ты закрываешь свои глаза - то ли боишься глядеть в чужие, то ли не хочешь показывать свои, то есть отказываешься от себя. Приходи ко мне завтра. Я должен тебе сказать кое-что еще".
И человек приходил. Каждую ночь, только его тень начинала шагать по длинной аллее, волк поднимал уши и выпрямлял спину, наблюдая за своим новым другом, который казался ему таким давним, таким близким. Человек доставал гитару и пытался сочинить композицию - безбашенную и чертовски грубую. Забавно, что это оказалась очередная несостоявшееся баллада.
Волк грустил.
"Что они с тобой сделали? Что с тобой сделал этот город? Уничтожить не смогли, ты слишком силен для этого. Слишком тверд, слишком горд и пытлив. Что было в их силах - так это заставить ненавидеть себя. Ненавидеть свою чувствительность. Становиться отъявленным циником - ты куришь сигареты и смеешься над пошлыми шутками, боже, да выбрось ты этот бычок!"
Резким движением хищник выбил у человека сигарету. Из раны брызнула кровь; человек, скорчившись от боли, отскочил назад. Я тоже обжегся. Несколько капель окропили его смуглую кожу.
"Надеюсь, что мой друг простит мне этот случай".
Наутро он явился с перевязанной рукой. Что-то в нем изменилось еще; не было той напускной грубости и нелепой циничности.
"Значит, все-таки не в обиде. Ласково гладит меня по голове, что-то сбивчиво говорит на своем непонятном человеческом языке. Его голос звенел, дрожал, чем-то восхищался и снова дрожал, а мне почему-то становилось грустно и тоскливо. Отчего-то кольнуло в груди.
Вечером он снова заглянул ко мне, но мне нездоровилось - я даже не смог встать с пола и резво подбежать к своему товарищу. Только слабо улыбнулся, зная, что скоро меня не станет. Я уже многое видел, но смерть обязательно возьмет свое. Я ждал того часа с каким-то особым смирением и пониманием, оттого каждая секунда, проведенная с человеком, становилась для меня особо дорога. Потрепал меня за ухом. Взял гитару в руки. Пусть она расскажет нам о том, что остается вечным - о том, что всегда останется в сердцах зверя и человека, станет связывать их, несмотря на века. Пусть это останется нашей небольшой тайной и маленьким мирком, где можно прижать уши и просто слушать человеческое сердце. Нам есть, чему друг у друга поучиться..."
...Волк улыбался во сне, то вздрагивая, то дергаясь, точно догоняя очередную добычу. Ему снилась молодость и ранняя зрелость. Но вскоре и это прошло. Кончилась музыка и затихла последняя нота. Волк глубоко выдохнул и выпрямил седые лапы. Это была его последняя охота - охота, кончившаяся перемирием.
До свидания, человек.