Я родился 7 мая 1973 года в посёлке Старь Дятьковского района Брянской области. Мои родители работали на Чернятинском стекольном заводе (сейчас «Старьстекло»). Рос я вместе с братом Сашей, старшим меня на год. По характеру он был более активным и заводным, чем я. Когда мама учила нас ходить, продев нам под мышки полотенце, то он сразу нетерпеливо рвался вперёд чуть ли не бегом, а я после нескольких шагов плюхался на задницу и сидел. Жили мы сначала в старом доме, уже начавшем понемногу разрушаться, потом построили новый. Из старого я помню лишь дощатый пол с дырками, лежанки из поперечных досок, которые мы с братом часто разбирали и прятались внутри, большую русскую печку и расклеенные на потолке журнальные картинки, среди которых выделялась полуобнажённая женщина, получившая в нашей семье название «бесстыдница». В новом же доме у нас было гораздо больше места – зал, две спальни, кухня и прихожая, а к русской печке добавилась голландка. Водопровод появился гораздо позже, поэтому воду приносили из уличного колодца. У нас был огород и сад с пятью яблонями, а на улице росли две липы – большая, посаженная ещё покойным дедом, и маленькая отцовская. За нашим огородом тянулись луга, где мы летом собирали щавель, а в далёком конце улицы начинался лес, куда мы ходили за ягодами, грибами и орехами. Ну а через пару переулков от нас было озеро, на которое мы ходили купаться.
В детстве я часто болел, начиная с самого рождения. Роды были трудными, и при появлении на свет я был весь почти чёрного цвета и еле дышал. Врачи долго пытались меня спасти, а потом сказали маме, что я не выживу. И она ходила по больнице, держа меня на руках, плакала и громко просила Бога не забирать меня у неё. Она тогда не была ещё христианкой, просто с детства слышала о Боге от родителей, в основном от веровавшей по-евангельски матери. В итоге всё закончилось благополучно и я остался в живых. Но всё же здоровье у меня было слабое, и в дошкольное время я восемь раз перенёс воспаление лёгких (из них три раза – двустороннее). Поэтому я часто лежал в больницах, где меня пичкали лекарствами, ставили банки и горчичники и кололи многочисленными уколами. У меня осталось смутное воспоминание: я лежу на спине в комнате с тусклым светом, ко мне приближаются люди в халатах, и я понимаю, что сейчас мне снова будет очень больно, и заранее начинаю плакать и кричать, а меня удерживают за руки и ноги, пытаются успокоить, а потом моё тело пронзает боль, которая потом долго уходит вместе с моими слезами. А ещё нередко случалось, что я «закатывался» от плача, теряя сознание, так что врачи старались по возможности ничем меня не раздражать и потакали моим капризам. Мама позже рассказывала, как я командовал медсестре: «Горшок!» – и та скорее несла мне горшок; «Держи!» – и держала его на весу; «Не так!!!» – «А как? Покажи», – «Как дома! Вот так!» – и та держала «как дома». А в столовой мне всегда оставляли порцию еды, если я просыпал обед: я потом вскакивал, хватал свою кружку и бежал туда, не обращая внимания на оклики несведущего персонала: «Куда ты, все уже поели». Видимо, из-за всех этих болезней и страданий характер у меня был неровный, вспыльчивый, я легко мог распсиховаться и впасть в ярость. Однако к школе я уже достаточно окреп и заболевал лишь изредка.
С нами жила бабушка – мать отца, но я её почти не помню. Мама говорила, что бабушке не нравилось имя, выбранное мне родителями; она им заявляла: «Егором буду звать!», а сама потом ластилась ко мне: «Игорёчек, Игорёчек!» А я часто отталкивал её и кричал: «Уйди! От тебя пахнет!», хотя, скорее всего, ничем плохим от неё не пахло. Мне немножко больно думать, что я был с нею таким грубым. Наверно, правду говорят, что все маленькие дети – эгоисты. Потом она умерла, и я лишь смутно помню, как в последний раз видел её в окошке больницы, когда она махала мне рукой и улыбалась. Мама говорит, что перед смертью она покаялась и примирилась с Богом, поэтому мы с нею, наверно, ещё увидимся в раю.
Была у меня и старшая сестра Галя – дочь мамы от первого мужа. Но она жила у своей бабушки, поэтому мы очень редко виделись с ней. А в посёлке Сеща Дубровского района жила старшая сестра мамы тётя Настя, у которой были две маленькие внучки – Наташа и Оксана. Мы иногда ездили друг к другу в гости. Помню, однажды тётя Настя гостила у нас и лежала на печке, и когда я зашёл на кухню, она позвала меня к себе, а я принял её за маму – они были очень похожи на лицо и по голосу. И я начал к ней подниматься по табуретке и печуркам, а потом вдруг увидел, что это не мама, – и скорее попятился от неё назад и убежал. Мама потом часто смеялась, вспоминая и рассказывая другим эту историю.
Жили мы небогато, но нужды ни в чём не знали. Родители часто покупали нам лакомства – конфеты, шоколад, халву, сгущёнку, на праздники торты и в любые дни мороженое; из плодов – мандарины, апельсины, персики, сливы, груши, виноград и конечно же арбузы; из напитков как правило покупали лимонад, а также томатный сок и квас. В саду у нас росли яблоки, малина, клубника, чёрная смородина, крыжовник, на огороде у забора рос ореховый куст, на улице – черёмуха, а землянику и чернику мы приносили из леса. Позднее у нас появлялись винные ягоды, черноплодная рябина, жёлтые и чёрные сливы, красная смородина, а также диковинный для нас физалис – простой и земляничный.
Игрушек у нас с братом также было в достатке: и машинки, и всякие пистолеты-автоматы, и солдатики, и зверушки, и мячики – всё что нужно для детских игр. На улице мы обычно играли в «войнушку», а дома любили расставлять солдатиков на стульях и сбивать их мамиными бигудями. Или другой вариант: один из нас прятал солдатиков в комнате, а другой их искал, ориентируясь на подсказки в виде звуков выстрелов. А когда шуметь было нельзя, мы устраивали ролевые игры со зверями, придумывая о них на ходу бесконечные истории.
С четырёх лет я ходил в детский сад – сначала в далёкий новый, а потом в более близкий старый. Мне нравилось там качаться на качелях и спрыгивать с них на ходу. Любил я и играть в футбол, а вот гонять мячик клюшкой я попробовал лишь один раз в игре двое на двое. Хоть я и выиграл тогда вбрасывание, добежал до ворот и забил гол, но при этом был как в угаре, видел всё расплывчато и не соображал, что я делаю. Поэтому я предпочёл стоять на воротах и уступил место на площадке моему партнёру, которому игра давалась легко. А ещё мама говорила, что на каком-то детсадовском празднике я ловко плясал на сцене в паре с девочкой, но сам я не помню этого выступления.
С возрастом у меня появлялись новые увлечения интеллектуального плана. У нас дома была большая карта мира, и мы с братом часто расстилали её на полу и искали на ней города со смешными или длинными названиями: Антананариву, Бандар-Сери-Бегаван, Тируванантапурам, Сринагар и другие. Так что мы достаточно хорошо знали разные страны, их столицы и играли с отцом в города. Ещё у нас имелось географическое лото, из которого мы много узнали о знаменитых путешественниках, морях и островах, горах и вулканах, реках и озёрах, топографии и астрономии, природе и животных. Было у нас и зоологическое лото с названиями животных на разных языках. Отец знал немецкий, и с его помощью я выучил все немецкие названия и однажды принёс это лото в школу и продемонстрировал все карточки, назвав всех животных по-немецки, что произвело на одноклассников большое впечатление. Также я любил собирать разные поделки из металлического конструктора, разгадывать головоломки, ребусы, играть в логические и словесные игры. Отец научил нас играть в шашки и другие игры с ними – «волк и охотники», «уголки», однако чаще всего мы резались в «Чапаева». Играли мы с отцом и в карты, и в домино, решали вместе кроссворды. Однажды мы сами составили чайнворд из названий животных и частенько забавлялись, читая в нём строки и столбики наоборот, в результате чего получались смешные словечки типа «ичнакшут». Из настольных игр у нас были хоккей и позднее футбол, а также игра «Сражение», требовавшая немало внимания и сообразительности.
Родители выписывали нам детские журналы – сначала «Мурзилку», потом «Костёр», «Пионер», а себе – «Крокодил», «Крестьянку», а временами ещё «Науку и жизнь» и «Вокруг света». Также я брал много книжек в заводской библиотеке, где перечитал почти всю детскую литературу и порой долго не мог найти что-нибудь новенькое. Журналы давали нам и множество других развлечений. Мы с братом любили перерисовывать с картинок всяких животных и рыб, копировали карикатуры из «Крокодила» и комиксы из «Костра». Там же я как-то увидел интересную игру в кораблики и попытался сделать её, вполне успешно склеив бумажные корабли вместо деревянных, а вместо компаса с вертушкой одно время использовал сделанный из бумаги правильный восьмигранник – октаэдр. В «Науке и жизни» мне понравилась игра в пентамино – 12 фигурок из пяти клеток, из которых складывают разные контуры. Я даже склеил из плотной бумаги объёмные пентамино и придумал, как сложить их в брикет размерами 5х4х3. Привлекла меня и игра «рэндзю», и по типу её мы играли в крестики-нолики на бесконечном поле. Пробовали мы как-то играть и в шестиугольные шахматы, но это показалось нам слишком сложно и не особо интересно. А в одном из номеров была напечатана инструкция по сборке кубика Рубика, и когда нам его в конце концов купили, я быстро научился его собирать и даже обучил некоторых одноклассников. Придумал я и особое задание – разобрать и собрать кубик, используя лишь двойные повороты граней. При этом на каждой грани могут быть только два цвета – свой и противоположный, но всё же над процессом сборки зачастую приходилось подолгу ломать голову. Позже я научился собирать и пирамидку Рубика, и «Брянские кольца», освоил и змейку, из которой придумал много новых интересных фигур, а также складывал многочисленные фигуры из «магического круга» и овалоида.
Во дворе мы с братом любили в солнечные дни забираться в заросли высокой травы, лежать там и ползать, играя в партизан. Также часто лазали по нашим деревьям, заборам и крышам. А однажды захотели попробовать спрыгнуть с крыши сарая, держа вдвоём покрывало в качестве парашюта. Но по счастью мама увидела в окно, как мы карабкаемся с этим покрывалом на конёк, страшно перепугалась и выбежала к нам, не позволив осуществить нашу задумку, которая могла привести к самым трагическим последствиям. А так мы частенько прыгали с меньших высот и особенно любили зимой кувыркаться с забора в сугроб, падая на спину. Из других зимних забав нам нравилось кататься на льду, причём я придумал много разных усложнённых способов – с оборотами, приседанием и подпрыгиванием, на одной ноге, с объездом лежащих предметов (слалом ногами). На коньках я особо не умел кататься, поэтому ходил с ними на озеро лишь изредка. А вот на лыжах ездил с удовольствием и помногу, не раз доходил до самого леса. Ещё мы любили съезжать с ледяной горки у дома напротив и с крутых склонов около речки. Брат однажды доехал на картонке до самого берега и бултыхнулся в воду. А я один раз чуть не упал в колодец – мы часто смотрели в него и иногда плевали или бросали камни, наблюдая за кругами на воде. И как-то я слишком перевесился через его обледенелый край и начал сползать вперёд, а брат увидел это и успел соскочить с лавки и стащить меня за ноги.
В одну из зим мы задумали прорыть туннель в сугробе вдоль дорожки и очень увлеклись этим делом. Обычно мы ложились на спину и долбили снег ногами, а потом выгребали его через вход. Это была нелёгкая работа, но наконец у нас получилась довольно длинная пещера, в которую мы потом часто забирались. Наше сооружение понравилось и маме, она постелила там половики и тоже иногда залезала внутрь. Такие катакомбы мы устраивали и в последующие годы – уже большего размера и с помощью родителей. Они специально наваливали нам сугробы повыше, в которых можно было рыть ходы лопатой. Мама впоследствии нередко рассказывала знакомым об этих наших архитектурных трудах.
Летом мы играли на улице в городки, бадминтон, а также стреляли из лука. Отец однажды ненароком чуть не подстрелил соседскую курицу, которая еле успела убежать от стрелы, падавшей на неё с неба. А мы с братом как-то стреляли на меткость в мишень из круглого деревянного чурбака. Перед одним из выстрелов брата я встал прямо над этим чурбаком, так что он оказался у меня между ног, и внимательно смотрел на срез, чтобы лучше увидеть результат. А брат запулил стрелу мне прямо в коленку, и я очень удивился, увидев её торчащей из моей ноги, и лишь потом ощутил боль, но не особо сильную. Такие вот мы были тогда неразумные и беспечные. Также мы играли в ножички, иногда метали их в цель, бросали вдаль или в высоту, стараясь воткнуть в землю. Делали бумажные самолётики и соревновались на дальность или время полёта, пускали в ручьях кораблики. В малом возрасте мы порой купались в больших лужах или залезали в бочки и баки, стоявшие у нас во дворе. А с другими местными ребятами мы играли в футбол около соседнего дома, где была большая поляна. Каждый погожий день мы бегали там до темноты, и загнать нас домой было весьма непросто. Были у нас и другие массовые игры – в лапту, в чижа, в пекаря и конечно же в прятки, с выручалочкой и без («московские»).
Кататься на велосипеде я научился поздновато, лет в 11. Освоился быстро и любил гонять по улицам, а особенно съезжать с горки около завода. Как-то раз вздумал доехать до Дятькова и пилил 12 км по трассе, а перед самым городом меня остановили гаишники. Они сказали, что мне по возрасту ещё нельзя ездить на велосипеде, и отобрали его, а меня посадили в попутную машину и велели передать родителям, чтобы те пришли за велосипедом в их отделение. Я был в полнейшей растерянности и не мог поверить, что всё это происходит всерьёз, ведь по нашему посёлку свободно раскатывали даже более младшие ребята. Но несмотря на все мои просьбы велосипед мне так и не отдали, и машина увезла меня в Старь. Я со страхом пришёл домой и на вопрос о велосипеде расплакался и сбивчиво рассказал обо всём. А меня ещё и поругали за то, что я так легко уступил и не пытался сопротивляться или удрать. Через пару дней отец поехал в город забирать велосипед, а обратно ему пришлось возвращаться своим ходом, и он изрядно устал крутить педали. После этого случая у меня остался осадок горечи и неприязни по отношению к гаишникам – ведь могли же они найти какой-нибудь другой выход из ситуации, чтобы не травмировать так детскую психику.
Кстати, один из тех патрульных говорил другому: «Чего ты медлишь, задерживай ивотского!», а второй ответил: «Да это старской...» Это было подтверждением странной вражды, которую испытывали жители Стари и Дятькова к обитателям соседнего с нами посёлка Ивот. Я же никогда не понимал и не разделял такой территориальной неприязни. У нас и внутри посёлка существовало разделение на обособленные районы, носившие загадочные для меня названия: Змеёвка, Китай, Любяженка, Балабоновка и т.д. В школе ребята часто писали эти названия на партах и стенах и порой говорили о каких-то столкновениях и драках между различными районами. А мне всё это казалось диким и нереальным как какие-нибудь марсианские войны, и мне в голову не приходило ненавидеть ребят с другой улицы или драться за честь своей. Я вообще был далёк от неформальной поселковой жизни, не водился ни с какими бродячими компаниями, не участвовал в хулиганских выходках и даже никогда не ходил на дискотеки, где как раз и случалось большинство конфликтов. Мне вполне хватало развлечений дома и на своей улице, и я всегда мог найти себе интересное занятие.
Но несмотря на моё миролюбие, ко мне иногда приставали нехорошие личности. Ещё в начальной школе под Новый год ко мне подошёл парень из младшего класса и спросил: «Ты меня возьмёшь?» А я даже не понял смысла его вопроса и подумал, что он спрашивает, могу ли я взять для него подарок у раздающих учителей. И я неуверенно ответил: «Не знаю». А тут ещё мои одноклассники стали его подзадоривать – им хотелось узнать, кто из нас сильнее. И он вдруг схватил меня и дёрнул, пытаясь повалить. Я упирался, старался устоять и чувствовал, что мои силы слабее. А потом сзади на меня напал его однокашник – мелкий, но тоже сильный и вёрткий. Он повис на моём ранце и чуть не повалил меня, а когда я хотел от него отбиться, на меня опять накинулся первый. И так они вдвоём таскали меня по коридору, а все вокруг лишь смеялись. И в конце концов я расплакался от обиды – нечестно же двое на одного. Я не понимал, почему никто из наших ребят не вступился за меня, и с горечью убедился, что в нашем классе нет настоящей дружбы и взаимовыручки.
А когда я учился в старших классах, ко мне на центральной улице подошёл какой-то шпингалет и начал что-то грубо кричать – типа «чего ты на меня возникал?» Я чрезвычайно удивился, потому что видел этого шкета впервые в жизни. Он же полез ко мне драться, и я схватил его за руки, пытаясь как-то урезонить. Тут к нам приблизился парень чуть помладше меня и сказал, чтобы я отпустил его. Я отдал ему задержанного и посоветовал следить за своим приятелем, чтобы он не хулиганил. Они отошли, потом тот парень куда-то удалился, а мелкий опять стал цепляться ко мне, мешая идти. Тогда я не выдержал, бросил его на землю и пошёл дальше домой. А через несколько дней я увидел эту компанию на озере, где они смотрели на меня издали с угрожающим видом. Когда же я шёл домой, они нагнали меня, и тот парень спросил, зачем я так поступил. Я ответил, что мне надоели выходки этого маленького хулигана и я его немного проучил. Он неуверенно толкнул меня кулаком в плечо, а я спросил: «И что же означает это прикосновение?» Он заявил, что сейчас подойдёт его старший товарищ и тогда они мне покажут, – и помахал рукой кому-то вдалеке. Я же сказал, что после купания пришла пора заняться бегом, – и без особой спешки побежал домой, не обращая внимания на оскорбительные крики за спиной. Впоследствии я не раз видел этих ребят в школе, но ко мне они почему-то больше не подходили. И я так и не понял, почему тот малец приставал ко мне и что ему было от меня нужно.
Мы часто ходили на озеро, иногда всей семьёй. Плавать я научился поздно, да и то лишь по-собачьи или имитацией брасса. Зато на спине я держался на воде без малейших усилий и мог плавать сколько угодно. Таким образом я запросто переплывал озеро даже в самой широкой его части. Но однажды подул сильный ветер и поднялись небольшие волны, так что я не мог плыть на спине – вода захлёстывала лицо. Пришлось мне возвращаться назад на груди, и я лишь с огромным трудом дотянул до своего берега. А нырять я так и не научился как следует, вода постоянно норовила попасть в мой нос, и я почти всегда зажимал его рукой. Это мой брат любил нырять и плавать под водой, часто с открытыми глазами, отчего они у него краснели. А на берегу озера стояла опора электропередачи, на которую мы нередко залезали и ходили по диагоналям нижнего яруса. Высоко мы не забирались, опасаясь тока, а то один парень как-то долез почти до проводов и от электрического удара сорвался на землю, в результате чего еле выжил и повредился в уме.
Из озера вода текла через плотину под дорогу и разливалась на другой стороне в широкий водоём, который у нас называли «бучило», а дальше из него вытекал узкий ручей. Мы с братом порой проходили под дорогой внутрь плотины и смотрели, как сверху красиво падает вода. Брат увлёкся рыбалкой и часто сидел с удочкой на берегу бучила, и я иногда составлял ему компанию. Нам попадались небольшие краснопёрки и окуни, в ручье ловились пескари, в других водоёмах брат ловил карасей. Изредка брату удавалось вытащить и линя, но обычно на них не хватало терпения: они как правило очень долго мусолили червяка, дёргая поплавок, и никак не желали заглотать крючок, а порой вообще полностью обгладывали наживку. Я же не особо любил рыбачить, и мне было жаль пойманных рыбёшек, тяжело было видеть, как они умирают без воды, дёргаются и открывают рот. Хотя в жареном виде я ел их с удовольствием, а также с интересом наблюдал, как наш кот охотится за ними в тазу.
Временами я принимался коллекционировать разные предметы. Сначала собирал спичечные коробки, а когда их стало слишком много, оставлял от них одни этикетки. Впоследствии приходили периоды увлечения значками, монетами, открытками, фантиками, этикетками от бутылок, консервов, мороженого и т.п. Мои коллекции носили стихийный характер, я почти ничего не покупал специально, а в основном собирал то, что находил дома, на улице или получал от знакомых. Лишь марки я начал искать в магазинах (да и то не сразу), покупал в основном марки с растениями, животными и транспортом – самолётами, вертолётами, кораблями и т.п. Помню, на первых порах мы с братом играли в отгадывание марок по оборотной стороне и так выучили их особенности, что ошибались лишь изредка.
Во время одного шахматного турнира «Брянский лес», проводившегося на Белобережской турбазе, мы с братом увлеклись настольным теннисом. С нами тогда был шахматист из Южно-Сахалинска, который очень необычно держал ракетку и почти постоянно побеждал благодаря кручёным ударам. Эта хватка понравилась и мне, и я тоже вполне успешно стал её применять. А после мы устраивали теннисные баталии у нас дома на письменном столе. Нередко мы тренировались и в одиночку: ставили на стол шахматную доску в качестве отражающей стенки и часами молотили по ней шариком, так что родители порой начинали на нас ругаться из-за этого непрестанного грохота.
В кино я ходил редко, в основном во время школьных культпоходов. В цирке же бывал несколько раз во время областных шахматных соревнований вместе со всей командой. А из музеев я посетил разве что выставку хрусталя Дятьковского завода и ещё какой-то краеведческий музей, о котором ничего не запомнил. Основным окном в мир культуры для меня был телевизор с одной программой. Вот по нему я смотрел и кино, и цирк, и разные детские передачи – «АБВГДейка», «Будильник», «Выставка Буратино», «В гостях у сказки», «Хочу всё знать», а из взрослых в основном «В мире животных», «Вокруг смеха», «Утренняя почта» и другие программы развлекательно-познавательного характера, а также спортивные, только футбол не особо любил – было скучновато.
Когда в дятьковском Дворце Культуры появились игровые автоматы, мы с братом стали при случае наведываться туда. Я в основном играл в «Морской бой» и «Перехватчика», порой стрелял по мишеням в «Снайпере», но выбить все не смог ни разу – там у двух был смещён прицел. А вот брату это пару раз удалось. Но больше всего я любил играть в парный «Баскетбол», и мы однажды даже завоевали право на призовую игру, ухитрившись забить друг другу за три минуты как раз по нужному для этого числу мячей, которое было почти нереальным – кажется 30:30. Даже обслуживающий автоматы человек удивился, когда мы спросили его, почему не начинается призовая игра, и включил её нам вручную, увидев на табло наш рекордный счёт. А в скором времени и у нас в Стари устроили комнату игровых автоматов, и мы стали там частыми гостями. Брат особенно пристрастился к «Гонкам» и подолгу водил по экрану машинки, крутя руль и нажимая на педаль газа. А я чаще играл на «Скачках», перепрыгивая своей лошадью через всё быстрее бегущие барьеры. Нередко заведующий автоматами бесплатно включал для нас игру на каком-нибудь из них, так что мы даже по окончании карманных денег не спешили покидать игровой зал.
А потом в продаже появилась первая электронная игра «Ну, погоди!», в которой волк ловил яйца, скатывающиеся по четырём веткам. Она стоила весьма дорого по тем временам, и мы долго не могли её приобрести. Но наконец родители купили такую игру и нам, только вместо волка там был Микки Маус. И мы дни напролёт играли в неё по очереди, в конце концов наловчившись проходить её полностью, а часто и несколько циклов подряд. А однажды я обнаружил, что при шевелении батарейки происходят сбои, приводящие к необычным результатам – исчезают некоторые элементы картинки или наоборот появляются лишние. И я стал экспериментировать, получая различные застывшие картинки – Микки без головы, с тремя парами рук, висящие в воздухе корзинки разной яркости и т.п. Порой мне удавалось получить бесконечный звук шагов цыплёнка, когда сбой происходил во время его ухода из разбитого яйца. В одном из опытов яйца стали катиться в корзинку лишь с одной ветки, и я даже оставил игру включённой на ночь, чтобы посмотреть на это чудо ещё один день. А однажды вышел ещё более уникальный подобный случай – яйца катились строго через один интервал, так что могло показаться, будто они двигаются в обратном направлении из корзинки к птице. Но мои опыты, видимо, не пошли игре на пользу, и со временем некоторые части картинки стали менее яркими, а порой и почти не видными. Впоследствии я купил и другую игру – «Космический мост», у которой было только две кнопки, перемещающие мостик над тремя реками, через которые прыгали космонавты. Пройти эту игру было, пожалуй, ещё сложнее, и она требовала хорошей сообразительности и быстрой реакции.
Что же касается телесного развития, то оно было у меня не ахти какое. Рос я медленно и в классе был ниже всех ребят, и только в последние два года довольно быстро вытянулся до среднего роста. Специально физическими упражнениями я почти не занимался, в основном это было элементом наших с братом игр. Мы порой прыгали в зале через препятствия, увеличивая их высоту: сиденье стула, табуретка, спинка стула и т.д. Отец прибил нам в дверном проёме спальни перекладину, и мы на ней подтягивались, качались и старались спрыгнуть подальше. Временами на меня нападала охота делать зарядку, и тогда я принимался каждый день выполнять составленный мной комплекс упражнений. Но через несколько месяцев мне это надоедало, и я забрасывал свои занятия. То же самое происходило и с периодами увлечения гантелями и гирями, да и мускулы у меня почему-то не желали заметно увеличиваться. Поэтому я не был физически сильным и выносливым, но не расстраивался по этому поводу, мне было неплохо и так.
Родители воспитывали нас без строгости и редко наказывали – было почти не за что. Не особенно они нас принуждали и к труду: мы помогали им на огороде собирать жуков, поливать грядки, копать картошку, обирать ягоды, лазали на деревья за яблоками. Вместе с отцом мы пилили и кололи дрова, делали заборы. Я наловчился хорошо забивать гвозди – под углом, как видел по телевизору, порой предохраняя их от загибания с помощью плоскогубцев или ударов со смещением. Почему-то более охотно я трудился на всяких общественных работах – школьных субботниках, уборке урожая в совхозах, производственной практике и т.п. Таким в итоге я и вырос – не домовитый хозяин, но и не трутень; когда надо усерден, когда можно беспечен; не много умеющий, но старательный и способный на оригинальные выдумки.