глава вторая
Ф У Р Ш Е Т
- Ах, вот ты где? - Зашипела Раиса прямо над ухом руковички с желтым бантом наперевес.- Променял меня на копченую колбасу?
Инокентий. Как ты мог?
И Раиса театрально отвернулась от него, смахивая лапкой слезинку горькой обиды.
Руковичка, маленькая собачка корманной породы, но огромной собачьей души, от неожиданности задрожала. Но узнав в зловещем шипение родное, нежное дыхание Раисы, завиляла хвостиком и бросилась лизать Расу, в вечно недовольную мордашку.
- Милая. Милая. Это не то, что ты подумала. Я не хотел. Он сам меня притащил сюда.
Лгать Кеша не умел.
Он был маленьким, но очень честным псом.Да и усы, пропитанные насквозь жиром колбасы, выдавали его с патрахами.
- Я не отрицаю и даже каюсь, что ел. Но не по собственной воле, милая. Он сам меня кормил. – Подлизывался Кешка.
И добавил.
- Насильно.
При слове «насильно» он закашлялся и виновато затих.
- Даже врать не умеешь. – Не то ласково, не то от разочарования прочавкала Раиса. - Ладно. Верю. И пока я тебя прощаю, обрисуй обстановку.
А обстановочка была, еще та.
Для лучшего обзора парочка мирно устроилась на коленях хозяина руковички, Лемешева Алескея. Мужчины, вида аппетического, крупного, а от того и доброго.
Да, да.
Того самого, лысого в картузе, Хосе.
Напоминаю.
Вы меня не тревожите о сути постановки «Кармен», а просто принимаете ее на веру.Вопрос этот сложный. И для разьяснения его одних боевых (фуршетных) сто грамм, уверяю вас, будет не достаточно.
Скорее, к раскрытию этого вопроса следовало бы подключить хороших и профессиональных психологов и психиатров. Так где ж их взять в, музой забытой, провинции?
Так что, не отвлекаемся.
Продолжаю.
Леша Лемешев, что называется, родился на теаральных подмостках.Вернее, его мама, почетный гражданин города, а ныне почетный его пенсионер, Лемешева Зинаида Павловна, всю свою сознательную жизнь проработавшая кастюмером в этом театре, и поныне работающая кастюмером в этом театре, родила его, в прямом смысле на пороге этого театра сорок с копейками лет назад.
Театр для Леши стал всем. И это не бравада. Театр рождает себе детей, как и цирк порождает себе своих последователей.Они растут на своих клумбах палынью, поливаемые всеми подряд, кто проходит в этот момент мимо. Не пытаясь запомнить, они запоминают. Не пытаюсь желать, они начинают желать. И в конце концов, в начале своего самостоятельного пути по жизни, они осознают одну страшную и неисправимую вещь.Театр, как и цырк, то единственное, без чего их собственная жизнь ничего для них не значит.
Вот и Лешенька Лемешев, стоя на перепутии своих жизних престрастий, сделал для себя «неожиданное» открытие.
Хочу быть великим артистом!
И поступил на актерских факультет местного института культуры. И как вы сами понимаете, не без маминых знакомых.
Было это правда, почти тридцать лет назад. Но вот ведь новость для времени.Уже за сорок, а он все еще Лешенька Лемешев.
Чтобы говорить о талирантности в обществе, не надо далеко ходить и выискивать ее по подворотням. Зайдите в любой театр, даже любительский.
Аллелуя!
Вот она!
Пахнет дорогими духами.
Ходит в дорогой обуви!
Кушает мало, но экологично чисто!
Посищает тренажорки и эксклюзивные салоны красоты!
Обсуждает новости моды и погоды!
Предпочитает Европу, жаркому и варварскому югу!
И на накаченой груди, носит маленьких «карманых» собачек с огромными желтыми бантами напервес. Которых часто, и очень часто, зовут Инокентиями!
Именно!
Алексей, он же Лешенька, никогда не был женат. От чего нисколько не страдал. За него страдала его мама. Но все это в прошлом. Приняв талирантные правила жизни сына, мама смирилась с обстоятельствами и даже нашла в этом
некие положительные моменты. В отличие от прочих женщин, она была любима настоящим мужчиной. Вы не ослышались. Более преданного и внимательного сына сей провинцыальный городок не видовал. Она была единственной женщиной в его жизни.Дорогие подарки, включая лекарства. Путешесвия, пусть и по золотому кольцу, но в сопровождение и круглосуточной принадлежности..
Сложившиеся обстоятельства обнажили тему друзей и врагов семьи, что в свою очередь очистило жизненое пространство и улучшило его качество. Остались самые преданые, самые искренние, самые настоящие. Одним словом, зачастую мы сами пугаем себя тем, чего сами же и не знаем.
И это я еще ничего не сказала о балетной трупе Большого драмотического театра маленького городка.Это я к тому, что Леша в своих престрастиях в жизни был далеко не одинок.
Провинцыальная талиранность продукт постоянной бродящий, как молодое вино. К ней надо привыкнуть. Именно, привыкнуть. Не она к вам, а вы к ней. Открытость человеческой натуры в провинции, как восхищает, так и обескураживает своей природной сущностью и откровенностью. Как говориться «в лоб» такое можно про себя услышать, что до селе и знал вовсе.
Это я к тому, что Алеексей Лемешев был натурой морально и эмоцыонально закаленной в боях с человеческим мировозрением об общественном мироустройстве. Как должно быть он знал, просто жил, как хотел. И поверьте мне, провинциалке от кончиков волос до порепаных пят, далось это ему, мягко сказать, трудно.
Свое уважение, как и место под солнцем он застолбил не только талантом актера драгикомедии, но мышцами в тренажерке. А мышцы, с конца лихих 90-х, у нас в городке, пока еще в цене и не малой.
Приготовтесь к тому, что описание фуршета, не будет состоять из перечисления блюд и напитков. Этим сейчас удивить, как и поразить не возможно, да и глупо.Нет того, чего бы наши меценаты не ели и чем бы не угощали. Большая наивность полагать, что гурманство присуще столичным мира сего. Большая наивность.
Что не сделаешь, и сколько не заплатишь, чтобы перещеголять, перепрыгнуть, переплатить, но….
Но прослыть круче!
Так что тема продуктов, думаю будет затронута бочком и вскользь.
Великое не терпит суеты, как и жизнь не хлебом единым.
Своебразность театральной постановки, на тугом кожаном ремешке тянула за собой разношерстность фуршетной публики.
Зоопарк в человеческих лицах и как не странно, в одной, общей клетке.
В наше время такое случается редко. Соцыальные группы и их подгруппы предпочитают держаться вместе и не пересекать границы прайдов.Но мы с вами в театре. А это означет, лишь одно, что ничего не означает и уж темболее, не гарантирует.
Столы были накрыты в буфете для зрителей. Белые накрахмаленые скатерти нисподали мягкими волнами на пол. Тропические фрукты обжигали своими яркими красками и глаза, и стены. Изрядно подпитую толпу, как на весах правосудия, уравновешивали трезвые афицианты. Их было так много, что рябило в глазах. Так что основной принцып обслуживания, оставаться незаметным, не работал. На их подносах так быстро заканчивался алкоголь, что приходилось не просто ходить, а практически бегать, уворочаваясь от подпитой эмоциональной творческой интелегенции.Не тайна, что актеры любят фуршеты после премьеры и особенно бесплатные. Не тайна, что коньяк в артестической богеме не зеленый змей, а лекарство для души. Не тайна, что большая тетральная семья – труппа, от того и большая, что настоящая семья. Кто с кем не понятно. Все между собой бывшие, а значит в скором времаени и будущие.
Интриги – основа жизни театра. И где, как не за кулисами они рождаются? Так то, что мы видим на сцене, частенько не тянет даже на 10 баллов из 100 их собственных страстей.
И чтобы хотя бы попытаться понять кто кого и за что ему все это, надо просто тихо сесть в уголок и наблюдать.
Что и сделали Раиса с Инокентием….
Начнем с того, что большая часть актеров была еще в кастюмах. А это строго воспрещалось Но по желанию автора и для остроты ощущений его почитателей, дирекция театра пошла на уступки и разрешила желающим остаться при параде. На что Зинаида Павловна, пожизненый кастюмер театра, возражала всеми артрозными суставами, как на ногах, так и на руках. Она громко, не взирая на пикантные обстоятельства, чертыхалась, вспоминала прежнее времена молитвами и народным фальклером нынешнее правление богемы. Она дрожала, как кощей над златом, над каждой пуговичкой и блесткой. От того ее трезвое недовольство было и видимо, и слышимо со всех сторон, хоть саму ее и не было видно. Будучи женщиной маленькой и темпераментной, она, как Шепокляк из Чебурашки, зудела над ушами тех, кто поленился пернеодеться «в чистое» и действовал ей, тем самым, на нервы. А следовательно и всем остальным.
Надо отдать должное ее напористости. Публика постепенно возвращалась в реальную жизнь и колличеством выпитого и внешним видом.
Как не крути, но в театрах, главный не тот, кто директор, а тот, кто главный!
Кто вкладывает в процесс не только душу и деньги. А еще свой труд. И зачастую ненормированный.
Надо сказать на полном серьезе, что Зинаиду Павловну побаивался даже сам Вельмонт и неугомоный главреж Житько.
Точно.
Точно.
К ней приезжали советоваться из других театров, козачих хоров и танцевальных коллективов.Ей не было равных в вопросе истории народного кастюма и театрального платья вообще.Старые книги по истории кастюма, как в библиотеке стояли на полках в ее мастерской. И дотрагиваться до них могли лишь приближенные к ее душе люди. А таких, практически, не было. Даже сыну она запрещала это делать.
Фанатик своего дела.
Словом, ее уважали за это и слушались.
Вельмонт разрешил.
Зимнаида Павловна запретила.
И все переоделись.
Так кто директор?
Театр………..
- Голубушка моя, матушка, вы бы сняли платье. Уж вам то не гоже
щеголять средь пьяниц в тетральном. сами не заметите, как заляпаете. – По матрински, прильнув к самому уху Элионоры, чтобы никто не услышал, шептала Зинаида Павловна.
На матушка, конечно, Элионора не тянула. Ни по возрасту, ни по виду. Просто между ними, так сложилось изначально.Всегда на «вы» и нарочито уважительно. Со стороны казалось, что им обеим нравится эта игра в отношениях. Зинаида Павловна скучала по старым традициям, и «другим» несовременным людям. А Элионора всегда скучала по театру, как в отношениях серьезных, так и по мелочам.
- Милая Зинаида Павловна. Прошу прощение. Я сию же минуту переоденусь, дабы труд ваших золотых пальчиков не был омрачен моей безтактостью и неуважением к нему.
Они обе приятно улыбнулись друг друг и не успев прийти, Элионора вновь покинула сей бал страстей, оставив Вильмонта на сьедение беснующегося авторско - актерского коллектива.
О. какого коллектива!
Поэзия и вся проза отдыхали, вкушая всю глубину и самобытность
сей богемы.
Запланированый классический фуршет стоя, быстро перерос в сидячую, пьяно-сытую забастовку. Стулья, табуретки, кресла из гримерных и оркестровой ямы заняли свои места согласно купленым билетам. Ближе к автору располагались главреж, Вельмонт и, естествено, Белла со своими подругами – фрейлинами. Фрейлин разбавляли в шахматном порядке истиные ценители поэта, а с ним и охоты на дикого кабана, местная элита, включая самого мэра города.
Куда ж без него.
В подобных праздниках, уже и не важно, что было в начале сюжета. Зато всегда не покидает чувство, глядя на все это торжество, что публика собралась не ради великого творения, чтобы оплакать муки его рождения, а исклчительно ради того, чтобы крепко поздравить друг лруг с его кончиной.
Между всеми, то здесь, то там, шныряли и зажымались балетные.
И кто их разберет в суе, какого пола они были.А если вспомнить сам спектакль, то и различий в кастюмах практически не было.
Хоровые, сняв кастюмы, оставили на головах испанские украшения. Ввиде красных цветов в головах раскрипощеных женщин и картузов на вспотевших затылках мужчин. Что вызывало у присутствующих гомерический смех, когда они в едином патриотическом порыве начинали всем хором петь и танцева козачьи забавы. Хорошо подвыпившие гости, меценаты и спонсоры, без устали перебивая друг друга, брынцали своим «оружием» и трофеями. «Оружием» в фигуральном смысле.
Рыбаки поймут.
Это когда ограниченные возможностями рук и абсолютно безграничная фантазия описывают в воздухе фантастические фигуры прошлогодней охоты. И не где нибудь. А в самой Африке. А чучело трафейного слона они не привезли домой исключительно из-за того, что потолки низкие.
И это в театре….
В храме чистой души, пусть и лицидейной….
- Что то и есть не хочется. – Мяукнула Раиса. – Даже заташнило.
И она всем своим лохматым тельцем прижалась с Инокентию.
- Только бы танцевать не пошел. – Причитал он. – Только бы не пошел танцевать.
- А то что? – Полюбопытствовала Раиса.
- Они нас убьют. А из шкур чучела сделают. – Почти застонал песик. - Кто нас спасет?
- И Элионора, как назло ушла…. – Прошептала Раиса.
- А ты видела сегодня Коку? – Поинтересовался Инокентий. – Я, что-то его сегодня не слышу.Его ведь когда не выдно, то слышно отлично.
Раиса вытянула шею. Округлила глаза. и уставилась в дальний угол над барной стойкой.
Клетка была пуста.
И лишь одно желтое попугайское перышко жалобно балталось на пустых качелях…
- Инокентий, даже и не знаю, как тебе это сказать, но……
Раиса вскочила на все четыре лапы и заорала, что полоумная.
- Убили))))))…….
Услышав такое, Инокентий жалобно заскулил и полез на шею хозяина. Алексей, до этого момента, никому не мешавший, тихо потягивающий через соломинку махито, отпрыгнул в сторону, от чего Раиса упала на пол и заорала еще громче.
- Убивают)))))
- Убивают)))))
- Убивают))))
Она орала не перставая, заглушая собой и Рики Мартина, и ошалевшую праздником толпу, танцующих под него канкан.
- Кеша, что с тобой? – Шептал Алексей песику на ухо, пытаясь успокоить. - Раиса ползи сюда, затопчут.
Инокентий от страха, из-за всех сил пытался залезть под воротник его свитера. Но цепляясь бантом за пуговицы, безнадежно повисал в воздухе, барахтая лапками. Раиса металась под столами, ногами, платьями и руками, пытающимися ее поймать.
- Нет, не дамся. Не дамся живой! – Вопила она. – Инокентий беги))))…
Инокентий пытался, но бант надежно бержал его крепенькое тельце на хлипкой пуговице.
- Кока. – Скулил он. – Бедный Кока….
И как всегда бывает. В момент, когда разворачивается драмма, а драмма в этот момент разворачивалась на полу, ее никто не замечал. Кроме Раисы, Кеши и Алексея.
Народ веселился. А я бы сказала, уже бесновался.
Не замечая, в одночасие, одичавшей персидской кошки, метавшейся под ногами в истерике. И визжавшего песика на груди великана-красавца Алексея. Народ плавно переходил с канкана на патриотическую кадриль.Разбившись на пары и под руководством местного хориогрофа, Рубана Ильи Станиславовича (кстати, заслуженого артиста), на свет рождалось такое, что лучше бы не рождалось вовсе.
Но не мне судить.
Рисунок танца был прост и до любопытного понятен всем.
Что требовалось, так это поменятся дамами в центре круга, а потом довольными разойтись по углам. Под ручку, улыбаясь, притоптывая, причмокивая, прижимая…..
Описать то, что называлось кадрилью, можно…
Но с большой натяжкой..
Как бы то ни было…
Смеялись все…
И вот в этот самый момент, когда парочки сгруппировались в центре и начался делешь барышнями, кто-то наступил Раисе на хвост.
Все, что произошло далее, описать трудно.
Но я постараюсь.
- Убивают))))) – Завопила Раиса и сналета вцепилась всеми когтями и зубами меру города в ладышку.
Его нога была ближе всех. А разбираться, кто совершил сие дерзское, наступил на ее хвост, преступление времени не было.
Дикий вопль мера оторвал пуговицу, на которой весел Инокентий, и шваркнул песика об пол. Ошарашеный Алексей бросился спасать
Кешу, но с грохотом упал, потянув за собой офицыанта. Алексея странным, анекдотическим образом, уронил на пол, прыгающей на одной ноге, мер, с озверевшей кошкой на другой. Повалил на пол и сам же на него сверху упал.
Инокентий забился под стул и стал истошно выть. Алексей пополз к нему, но туша мера не давала сдвинуться с места.
Публика оцепинела, но на мгновение…
А потом взорвалась…
Кто хихикал..
Кто просил льда.
Кто требовал виски.
Кто продолжал танцевать, ничего не замечая вокруг.
- Убивают)))) - Заорал Инокентий и слезы безысходности ручьем потекли из его глаз.
Его и его огромный желый бант поднял с пола и на вытянутой руке, как знамя, нес перед собой Брынза – Покусаный.
Его огромная и упитаная ладонь скрывала внутри себя, почти всего Инокентия. Из нее торчали лишь наполовину бант и на четверть сам Кеша.
- Кеша, родной, кусай его! Кусай! – Заорала Раиса. – Я спасу тебя, милый!
И бросив ногу мера, Раиса впилась всем своим сердцем и душой, а вмести с ними и всеми когтями, и зубами в пах охотнику.
Инокентий не умел кусать людей. Но оказалось, что жизнь свою он любил очень и страстно.
Маленькой пираньей, мертвой хваткой, Инкентий впился в большой палец спасителю. И как не стряхивал его Покусаный, все было тщетно.
- ДерВысь крепче, Кефа.- Поддерживала его Раиса. – Я с тоВой!!!
Спаситель, широко раздвинув ноги, рычал, как загнаный в лавушку, кабан. А на голове его гордо, свободолюбивым орлом, восседал волнистый попугайчик Кока!!!
Фенита ля комедия..
Кажется, так надо говорить, когда такое зрелище в жизни привидится?
Освободившись от притезания мера на свободу движений, Алексей схватил измученого песика и крепко прижал к груди. Маленькое сердечно билось так громко и часто, что вот-вот могло выпрыгнуть наружу. Одной рукой прижимая Кешу, он попытался снять с поэта лирика Раису, но не тут то было.
Надо было не знать Раису, чтобы надеяться на простое разрешение пикантной ситуации.
Виновник творческого момента, а так же его зачинщик не дышал, в прямом смысле этого слова.Белла была переполнена тревоги. Творческая интеллигенция и официанты хихикала, а друзья поэта и мера тупо молчали. Себе дороже было выказывать, хоть какие-то эмоции. Кто знает, что их всех ждет завтра.
И только главреж ржал, как топерпевший. Он чуть не подавился от смеха и слез. Видно, накипело у бедняги за все время совместной работы.
И в тот самый момент, когда эмоцыональное напряжение начало зашкаливать по всем показателям, раздался грохот, нет, звон битого стекла.
- БАЦ))))
- Какая она красивая… - Простонал про себя Брынза. – Кто такая? Почему не знаю? Б—ь и когда же эту суку снимут с моей ширинки
В двери стояла Элионора…
Заходя в зал, она нечаяно зацепила локотком вазу, до краев наполненую водой и чайными розами.
Чайными розами просто задыхалось все помещение. Они были везде. На столах, на окнах, на тарелках….
Белла их обожала...
А Элионора обожала бардовые…
Почти черные…
Средь разбросаных по полу чайных роз, она стояла гипсовой статуей в черном атласе. Платье закрывало все, что можно было закрыть от глаз человеческих. Шею, ноги, руки… От чего смотреть на нее хотелось бесконечно. Фигура переливалась всеми цветами радуги. Изгибы казались тоньше. Выпуклости круче. Оттенки ярче.
Театр.
Иллюзия во всем.
И на капли вранья и лжи.
Все правда!!!
Зал замер.
Гибкая и стройная, как пантера, она одним прыжком преодалела пространство и бережно сняла Раису с поэта.
Покусаный не сводил с нее глаз. Впервые в жизни, одетая женщина доставляла его душе столь беспокойное удовольствие.
- Кто вы, моя спасительница - Простонал Брынза.
Элионора опешила. А вместе с ней опешили все.Даже главреж Житько замолк в одночасие.
- Наверное, бестия задела старые волчьи раны – Кто-то тихо констатировал в полпе, указывая жирным пальцем на Раису. – Повело нашего Покусаного в сторону.
Не обращая на толпу внимания, Брынза галантно протянул Элионоре руку.
- Разрешите сопроводить вас к столику.
Откуда в этом доморощеном поэте-живодере оказалось столько
гусарства, никто не знал. Но хлынуло оно из него водопадом комплементов, заливая Элионорины ножки.
А Элионора, надо отдать должное, сказочно ему в этом подыгрывала.И кто тут разберет, что за игра была между ними.
Театр.
А Элионора актриса.
Потеряную в чувствах Беллу быстро успокоили и приютили в хорошие, добрые и надежные руки, сотоварищи и единомышленники главного героя фуршета. И со стороны было заметно, что подобная ракировка чувств ее полностью устраивала.
Продолжая удивляться хитростям Элионоры, Вельмонт сидел поодоль в мягком кресле и ухмылялся в коротко остриженые усики.Потягивая коньяк он с пристрастием рассматривал каждое ее движение. Движение рук и ног, губ, бровей, глаз…
Так появиться в финале спектакля, могла только она. Птица высокого актерского полета.И не важно, какую роль она играет. Публика всегда будет у ее ног. И только у ее ног.
И не будь той драки, что утсроили всеми любимые Раиса и Инокентий, ваза, всеравно бы, разбилась вовремя.
Элионора покидала фуршет в сопровождении Брынзы, но только до такси.В одной руке она держала перевозку и шипящей на всех Раисой. В другой черные розы. Их доставили прямым рейсом из ПарижУ.
В каждой шутке…
Вспоминайте….
Только малая толика шутки…
А найти в провинции черные розы в полночь намного труднее, чем слетать за ними в Париж.
Вслед им смотрел Вильмонт и по прежнему ухмылялся в коротко остриженые усики. На его плече, по орлиному гордо, восседал желтый волнистый попугайчик Кока.
- Все из-за тебя, желтый волосатый червяк. – Буркнула ему на прощание Раиса.
Кока, что-то прочирикал в ответ, но Раиса его уже не слышала.
Кое- кто еще оставался. Кое- кто только начинал, отправляюся в сауну. Кое-кого уже давно не было видно.
Какой длинный был прожит день. Сколько эмоций пришлось перелапатить внутри своего сердца. А сколько новых впечатлений появилось внутри тоже сердца. И как быть, если размеры сердца не изменились.
- Давай спать, девочка.
И Элионора погладила Раису по спинке.
- Завтра расскажешь мне во всех красках, что произошло и за что ты хотела растерзать……. Байрона….
Театр….