Получив донесение от отца Амвросия, архиепископ потряс его в руках: «Вот тут смерть твоя, самозванец. Не захотел по-хорошему, получай по-плохому. Все-то ты знаешь, а того не уразумел, гордец: с сильным не борись. Так ведь написано в писании? Не родился еще тот человек, кто нарушил бы устои патриархальной церкви».
Спустя две недели, в пятницу, в храм Христа прибыл конный экипаж со стражей. Они приехали взять Симона, который находился в это время в библиотеке. Увидев незнакомых и вооруженных людей, он сначала не понял, зачем они появились. Подошедший к нему один их них, видимо, старший, жестко объявил:
- Симон Байер, вы обвиняетесь в тяжком преступлении и потому подлежите взятию под стражу!
- В каком таком тяжком преступлении меня обвиняют, что я такое незаконное сделал? - Симон был в недоумении. - Здесь какое-то недоразумение!
- Не могу знать! На следствии скажут, в чем вы обвиняетесь. Там разберутся: если это недоразумение, как вы говорите, то вас отпустят, - с холодной вежливостью проговорил старший.
- Позвольте хоть с семьей попрощаться! - попросил Симон.
- В данном случае – нет! Но не беспокойтесь: им сообщат. А теперь позвольте ваши руки!
Симон понял, о чем речь и дал связать свои руки подошедшим к нему стражнику. Эту сцену наблюдали трое человек, его помощники. Симон попросил их не говорить жене, что видели, а сказать, что он уехал на неделю по делам, и чтобы в церкви его заменил брат Пимен. Он думал, что его долго держать не будут.
Симона долго везли и, наконец, они куда-то прибыли. Он не понял, где находится: вокруг было широкий двор, окруженный высоким сплошным забором, в середине которого возвышалось большое мрачного вида здание. Его повели в подвал этого здания, и он оказался, как он понял, в темнице. Там его провели по узкому коридору, по сторонам которого находились двери. У одной из двери его остановили и ввели в маленькое помещение - одиночную камеру. Оставшись один, он принялся молиться, прося Бога помочь ему поскорее выйти отсюда. На душе у него было неспокойно. Ведь он не успел развернуться, как предполагал. Еще недостаточно создал домашних, поместных церквей. А что станет с его детищем, построенном храме для тех людях, которые жаждали знать о Боге, если его не отпустят? Неужели миссия его провалилась?
- Я думаю, Господь, что скоро Ты меня отсюда вызволишь, и я смогу продолжить свою работу. Да будет на то воля Твоя! – закончил он молитву.
Затем сел на топчан и стал думать о доме, о семье. Сообщили им правду о нем или нет? Как они воспримут его арест, когда узнают? «Когда снова увижу вас, родные мои?» - думал он.
Вскоре ему принесли в камеру еду: хлеб, постную кашу и кружку воды. Вдруг камера озарилась, и пред глазами узника предстал Теофил.
- Теофил! - вскочил Симон с топчана и радостно простер к нему руки. - Как я рад тебя видеть! Если ты ко мне явился, значит, принес весть от Отца. Ты явился вызволить меня?
Теофил покачал головой: - То, что ты здесь оказался, была воля Отца нашего. Прими это с кротостью и смирением, ибо подходит конец твоему пребыванию среди людей в этом мире. Итак, слушай, что тебя ждет впереди: по ложному обвинению над тобой совершится суд, и тебя приговорят к смертной казни. Ты это должен принять, как неизбежное, ибо Сам Иисус Христос, будучи безвинно осужден, принял мученическую смерть - такова была воля Отца.
У Симона на миг сжалось сердце от этих слов, но он сумел совладать с собой и с надеждой спросил:
- А как же моя миссия?
- Ты ее выполнил, Адам. - печально улыбнулся ангел.
- Но я не все еще сделал, что хотел.
- Ты сделал достаточно, Адам: создал поместные церкви, посеяв слово там Божье, построил храм, взрастил учеников. Это на некоторое время поможет людям отличать настоящее Христово учение от ложного, отбирать хорошее зерно от плевел. Осталось только пройти последний твой путь, чтобы уйти из этого мира.
- Я готов до конца исполнить волю Господа нашего! - искренне ответил Симон, еще не зная, что ожидает его.
- Мужайся, дорогой, и не забывай, что ты - не просто человек, а посланец Божий, и твои жизнь и смерть отличаются от жизни и смерти простого человека.
- Я этого никогда не забывал, только сердце мое болит за семью. Увижу ли я своих родных перед уходом из этого мира, чтобы проститься? - с тоской и тревогой произнес Симон.
- Утешу тебя: ты еще увидишь свою жену и детей. А теперь, Адам, да благословит тебя Господь выдержать все испытания. Помни про Иисуса, как он страдал на кресте, будь бодр и пребывай в молитвах! - Теофил исчез так же неожиданно, как и появился.
В камере снова померкло. Симон, не раздеваясь, лег на топчан, покрытый рогожной циновкой, и с молитвами уснул.
Прошла неделя утомительного пребывания в тюрьме, и наконец Симона привели на допрос. Камера для допроса была немного больше той, в которой он сидел. В ней находились стол и два стула.
Стражники поставили его у стенки и стали ждать. Минут через десять в камеру вошли двое в монашеском одеянии. Один из них, иеромонах, сел за стол лицом к осужденному, а другой, просто монах, сел сбоку стола и, достав из-под своего облачения листы бумаги, перо, чернила и мешочек с песком, приготовился писать. Один из стражников принес кружку с водой и поставил ее на стол. Иеромонах приступил к допросу. Для первого ознакомления с подсудимым стал расспрашивать его, кто его мать, кто отец, о сестре, о брате, о семейном положении. Наконец, он заявил:
- Cимон Байер, вы обвиняетесь в колдовстве и чародействе, а также в причастности к алхимии. Это тяжкое обвинение, и вам грозит смертная казнь. Кроме того, вы обвиняетесь в ереси и богохульстве на Бога, для чего использовали сан священника, вводя честных прихожан в заблуждение еретичным толкованием слова Божьего. Это еще более усугубляет вашу вину. Этих обвинений достаточно для вынесения смертного приговора. Что можете сказать в свое оправдание, хотя это вряд ли поможет вам избежать казни?
Симон горестно усмехнулся: он знал свою участь, что все уже предрешено свыше, и в душе приготовил себя к печальному концу. Но решил все же выступить в свою защиту перед блюстителем Божьего Закона:
- Побойтесь Бога, ваше преподобие, да кто же вам такое наговорил про меня? Я - Божий человек и никогда не брал такого греха на душу. Как бы я мог благовествовать о Боге и заниматься тем, что Закон Божий запрещает, то есть, колдовством и чародейством? Это ложь и клевета!
- Это вы так считаете, а у нас на этот счет мнение другое, подтверждаемое свидетельскими показаниями, - иеромонах начал нервно постукивать пальцами по столу, искоса глядя на подсудимого.
- Что касается ереси, - продолжил Симон, - то я не понимаю, о чем идет речь? В моем богослужении я всегда говорю только истину о Боге-Отце и Иисусе Христе.
- Вот-вот! Откуда вы взяли, что всегда говорите истину о Боге, а другие священнослужители, выходит, истину не говорят? Не много ли вы о себе мните?
- Я за других служителей не в ответе. Мы все когда-нибудь дадим отчет перед Богом за свои дела. Кому много дано, с того больше спросится!
Иеромонах на миг призадумался, сложив руки на груди, и спросил:
- Значит, вам много дано? Согласен: у вас все имелось для нормальной, спокойной жизни: богатство, уважение, семейное счастье. Захотели вложить свое богатство в строительство Божьего храма? Спасибо вам большое! Но кто назначал вас быть священником в данном храме?
- Сам Господь Бог!
- Думаете, в это можно поверить?
- Я говорю правду!
- Так, оставим пока это. Ответьте: занятие алхимией тоже неправда?
- Что касается моей причастности к алхимии, то признаюсь, что имел дело с мастером своего дела, настоящим ученым. Он помог мне найти рецепт изготовления фарфора и глазури для фарфоровых изделий. С разрешения властей мы освоили изготовление качественной фарфоровой посуды. Наши изделия пользуются широким спросом у населения.
Выслушав его ответы, иеромонах смутился: получается, что этого человека и обвинить не в чем. Но тут он вспомнил, для чего сюда пришел, предварительно получив прямое указание найти вину Симона во что бы то ни стало. Он кашлянул в кулак и продолжил допрос:
- Хм, вас послушать, так вы просто - агнец Божий! У вас на служении творятся так называемые чудеса, всякие исцеления - что это, если не колдовство и чародейство? Почему этого нигде не происходит, ни в какой другой церкви, а именно у вас, на ваших служениях? Можете не отвечать: я вам сам скажу, почему. Вы через исцеление людей продаете их души дьяволу!
Вы критикуете и высмеиваете других священников, подвергаете сомнению правомочность их служению Богу! Кто дал вам на это право? Кто вы такой? Вы сами до сих пор остаетесь для нас темной личностью. По показаниям свидетелей, вы сами были когда-то душевно больны, а затем вдруг стали абсолютно здоровы. Как это произошло?... Молчите?... Не хотите отвечать?... Пойдем дальше... - иеромонах отхлебнул из кружки воды и продолжил.
- С вами связана смерть бывшего арендатора вашей мельницы, - он заглянул в свидетельские показания, - господина Халигана и сумасшествие его жены. В результате вы завладели его домом. У вас, на удивление, всегда успешно шли дела, за что бы вы ни брались! Кто вам помогает в делах, если не дьявол?
- Мне помогает Господь Бог. Ему единому я служу и поклоняюсь...
- Это ложь! Вы служите дьяволу, но не Богу! - вскричал иеромонах, ударив ладонью по столу так, что задел чернильницу. Она упала ему на колени и залила чернилами большую часть его облачения.
- Ах, черт вас побери! - он с ужасом разглядывал пострадавшее облачение, - Вы и сейчас колдуете, теперь я стал объектом вашего колдовства? Ну, я вам покажу! Этот факт показывает, что вы и в самом деле колдун!
- Вот, что мне теперь делать с этим? Всего-то в первый раз надел, - тут он увидел усмешку на губах Симона.- Вы еще смеетесь надо мной? Признайтесь лучше, что вы колдун и чародей! - и обратился к писарю: - А ты все пиши, что он здесь вытворяет.
- Неужели ваша обыкновенная неосторожность привела вас к столь глупому выводу? Я такой же колдун, как вы – папа римский!
Иеромонах сел и зло засопел, исподлобья глядя на гордого арестанта. Так оскорбить его, иеромонаха! Это уже слишком! Не видя смысла в продолжении допроса, он, немного поостыв, решил заканчивать.
- Ну, что же, я вижу, вы не хотите добровольно признавать себя виновным, но, попав в камеру пыток, вы признаетесь во всем... Только зачем, не понимаю, подвергать себя ужасным вещам, где будут жечь вас, ломать кости, вытягивать руки и ноги? Сердце ваше может не выдержать. Мой вам совет: признайте себя виновным. В любом случае вас ждет смертная казнь, зато вы избежите мучений.
- Оригинальный способ получения нужных признаний! - усмехнулся Симон.- - Если вас самих подвергнуть жестоким пыткам, разве вы не признаетесь в том, чего никогда не совершали? Например, в колдовстве или убийстве?
Иеромонах хватая ртом воздух и не зная, как ответить этому наглецу, стукнул по столу кулаком так, что писарь испуганно подскочил на месте:
- Вопросы здесь задаю я! Ваше дело - говорить правду!
- Я и говорю правду, только вы не слушаете меня. Какую же правду вы хотите слышать? Клеветать на себя я не буду.
- То, что вы тут нам наговорили в свое оправдание - сплошная ложь, и поэтому вас ждет камера пыток! - брызгая слюной, закричал иеромонах.
- В чем же ваше правосудие, если вы по приказу можете обвинить кого угодно и в чем угодно, а нужного признания добиться пытками? Вы не даете подсудимому шансов на оправдание, - разве это правосудие? Господь велит совершать справедливый и милостивый суд. Вы ведь просите для себя милости у Бога, так почему же сами немилостивы к другим? - Симон все же надеялся на проблески здравого ума у этого блюстителя Божьего закона, - Вы...
- Довольно! Хватит демагогии! - грубо остановил его иеромонах, уязвленный таким обличением. Его начинало трясти от справедливого нарекания подсудимого. Он опять поднял руку, чтобы ударить по столу, но сдержался и более аккуратно опустил ее на стол, стараясь не задеть чернильницу. Посмотрел на стражников, которые, казалось, были глухи и немы.
– Всё, с меня хватит! Не хотите добровольно признаться – пройдете через камеру пыток! - иеромонах с усталым видом поднялся из-за стола, а другой поспешно собрал все предметы со стола и упрятал обратно под облачение, и, приказав страже увести заключенного в камеру, монахи вышли.
продолжение https:
http://proza.ru/2021/04/17/1515