Понедельник
7.00
Утром проснулся и без конца смотрел на циферблат будильника. Стрелка ползла удивительно медленно. Может стихи писать? Прислушался, но внутри никаких ритмов. Пустота. Взял в руки Евангелие, немного почитал и, как ни странно, почувствовал слабое облегчение. Решил не впускать в душу озлобления. Озлобления направленного на людей, всех этих чиновников, профсоюзных деятелей и иже с ними. Еще раз прочитал эпиграф к «Анне Карениной». Мне отмщение и аз воздам. Нужно бороться с самим злом – идеями, что порой так популярны в обществе, что заражают людей. Могут ли быть счастливы люди, отягощенные злом? Могут. Воздастся ли им? Не всегда.
8.00
События вдруг потекли стремительно. Школа бастует на рабочем месте. Возле моей раскладушки в лаборантской собралась почти вся школа. Большинство улыбается и все шутят и стараются найти слова поддержки.
10.00
Появилась зам главы администрации, привезла наряд скорой помощи. Измерили давление, послушали сердце. Врачиха смотрела на меня сухо, деловито, отстраненно, как будто выполняла неприятную обязанность. А вдруг стыдно, что учителей они в забастовках никогда не поддерживали? Вряд ли. Диагноз неутешительный, крайнее истощение, сердечная недостаточность, аритмия, рекомендовали лечь в стационар. Я, конечно, отказался. Тогда решили поддержать сердце, сделать укол с витаминами и глюкозой. Я снова отказался. Врачиха сухо: «Подтвердите, что отказываетесь от укола». Я снова подтвердил. Записала что-то в тетрадочку, собрала вещички и молча удалилась. Наверное, ей не впервой осматривать голодовщиков.
12.00
В районе выдали аванс. Все школы взяли, наша - нет, решили требовать полной выплаты. В других школах работают по сокращенному расписанию, но бастовать не будут. О. умоляла не прекращать голодовку: «Я бы умерла, но не сдалась!» Красивые слова, но не вдохновляют. Жена рассказала о визите нашей соседки, тоже учительницы, но из другой школы. Соседка важно утверждала – ей деньги срочно не нужны, может потерпеть, но из солидарности она готова бастовать, что в школе было собрание на большой перемене, но что решили, она не знает, ушла на урок.
Приходила К. Обещала помочь семье продуктами (яйцами, молоком), у нее хозяйство в деревне, каждый день на работу на своей машине ездит. Сомневаюсь в ее помощи. Хотела бы – сразу помогла. А если что привезет, мне будет неприятно. К. все время сравнивает учителей с доярками. Доярки несчастные, работают от зари до зари, зарплаты вообще не получают никогда, живут только подсобным хозяйством. Колхозы все банкроты, но крестьянам дали свободу, они хозяева своей судьбы. Учителя – крепостные, стоят у конвейера десятилетиями, профессию, да и школу не меняют, идут по духовной убывающей, к пенсии полностью выгорают. Получают зарплату от государства, но статуса государственных служащих нет, учителей государство легко оставляет без средств существования. Есть правда новаторы, свободные учителя. Новатор Ильин , правда, чтобы стать свободным потерял нагрузку, оставил 8 часов, отрабатывал методику, потерял семью – какая жена выдержит такую нищету. Писал свои книги в автобусах и метро, примостив сумку спереди, как столик. Освободился, ездит по стране читает лекции, но счастлив ли он? Мы нагрузку рвем из рук, как в анекдоте про часы. По восемь уроков в день!
22.00
Слабость. Полудрема. Снова проплывают воспоминания наших мытарств. Куда мы только не ходили со стачкомом. Даже на завод, наше градообразующее предприятие. Раньше мы только конфликтовали с ними. Двенадцать тысяч тонн вредных выбросов в год жителям на головы по плану! На уроках химии я с энтузиазмом тасовал колоду карт из этих выбросов. И вот мы в кабинете директора, просим помощи. Но сначала долго ждали в приемной, пока закончится совещание. Директор, конечно, говорил о достижениях завода, о новых рынках сбыта продукции за рубежом, о налогах, что все уходят в центр. Обещал помочь. Но что он может сделать? Ничего! У них тоже проблемы, пресловутая борьба за передел собственности. Неизвестные акционеры возбуждают суды за тысячи километров от завода. Тяжбы идут без конца.
Зато частная пресса нас поддерживала всегда. Газета местного предпринимателя рассказывала о конференциях, решениях стачкома, об акциях протеста.
Сердце бьется, кажется, неровно, или внушение после скорой помощи? Вот тебе и лечебное голодание! Брэгг советовал перед длительным голоданием проводить тренировку – день не есть. У меня были сплошные тренировки в последние месяцы. Ели в основном хлеб (сами пекли из муки, что выдавала администрация под будущую зарплату), без масла сливочного, картошку вареную тоже без масла, даже подсолнечного, если доставали бутылку, то растягивали бесконечно. Стали тощими не только мы, но и наш бедный задорный эрдель Тимка.