обитель душ глава тридцать первая

Оксана Богачева
Г Л А В А  31
         В гостиной, в мягком кресле, свернувшись калачиком, лежал сюрприз, и тихонько похрапывал. Сюрприз, был невелик, я даже сказала бы, очень невелик.  В руках, у него был конверт, а у ног, на ковре, валялся рюкзак, и шляпа, типа колокольчик. Джинсовый колокольчик. Наше появление в квартире, вызвало некоторое оживление присутствующих. Вернее, только незначительные телодвижения Стаса. Он, встал с соседнего кресла, и приложил указательный палец правой руки, к своим губам. Мол: «Тихо, а то….». И все, в таком роде.
 Мы, на цыпочках, подошли к сюрпризу, и принялись его рассматривать.
    Ну что сказать,- ничего особенного! Бриллиантов, не наблюдалось, судя по «эксклюзивной» одежде,- деньги, знали счет. Чувствую, богатства нам от родственников,- не обломится! Скорее, нам придется подсуетиться самим, в этом плане, и помочь девочке, средствами. Щедро, широко, ненавязчиво.
   Темные волосы, мягкими локонами, водопадом, ниспадали на хрупкие плечики. Черты лица,- до смеха знакомые. Бабушкин овал лица, и мамины губы.
 Она - наша, и генетическая экспертиза, - не понадобится. Денис, внимательно рассматривал, то меня,- то ее. То меня,- то ее.
-  Если будешь, так усердно крутить головой, отвалится! – Шепотом, сказала я.
 Стас зашипел, страстно охраняя сон родственницы. Но……   Она проснулась.
-  Мама. Папа. Это Солея.
  Наконец-таки, нашлось имя, похлестче моего, что сразу, убедило меня в том, что обладательница его, действительно,- наша дальняя родственница.  В нашем роду, как мне кажется, я уже говорила, встречаются женщины, с очень-очень, редкими именами. Это, как бородавки у породистых собак. За деньги, - не купишь! Да, и похожи мы были, что, тоже радовало!
-  Кудлай, Солея Марковна. 1985 года рождения. Родилась в Торонто. Училась  …….
-  Достаточно, деточка. К чему, такие протокольные подробности? Достаточно на тебя посмотреть, и уже можно брататься.
-  Что, делать? Простите, я неплохо говорю на русском языке. Во всяком случае, я так считала, пока не приехала в Россию.
    Девушка, действительно, говорила на достойном, литературном языке, с небольшим акцентом. Что делало ее речь, недоступной, для широкого понимания, современных русских, «новых русских».
  Она, невнятно моргала,  и сама, пыталась внимательнее рассмотреть меня. Судя по выражению лица, я, оправдала ее надежды.
-  Но сейчас, я немного рассеяна! Если возможно, говорите не так быстро, чтобы я могла, правильнее вас понять. – Попросила она.
-  Брататься, – это значит, родниться! Родниться, – это значит..
-  Поняла! Поняла! – Вскричала гостья, не дав мне договорить.
«Наша! Подумали все.  Перебивает, как мама! Эмоциональна, и критически непосредственна».
 Солея, подбежала ко мне, и начала искренне, тепло, и крепко, брататься. После меня, настала папина очередь, после чего, он напрочь забыл, что хотел «засвидетельствовать» Стасу, «свое почтение». К Стасу, она подбегать не стала. Видимо, уже побратались! У молодежи, это происходит, без лишнего фанатизма,
и телодвижений,- по-свойски!      
-  Как, ты нашла нас? – спросил Денис.
-  По Интернету. В нашей стране, много иммигрантов, или  их детей, а сейчас,-
и внуков.  Мои друзья,- завсегдатаи в нем, то есть, в сайте, по розыску родственников за границей.  Они, мне и сказали, что видели, имя моего прадеда,
и имя его брата, оставшегося на Украине, после революции. Я, связалась по Интернету со Стасом.  Мы, переписывались по электронной почте, и вот я, приехала, как туристка. Правда, в ваш город, меня отпустили, на два дня. Завтра вечером, я улетаю в Москву.
-  Так мало? – Удивилась я, действительно сожалея, о ее быстром отъезде.
-  Пять дней - в Москве; три дня - в Париже; и два дня - в Мадриде: Такой, тур по Европе.  Я поехала, только из-за России!  О своей поездке, в ваш город, я договорилась, еще дома. Так что, меня сразу отпустили, еще в аэропорту. Но, на два дня.      
  -  Тогда, не будем тратить время! Мы, все голодны.– Просветлел в лице, папа.
 – Едем в ресторан, там поговорим!  Исторически, наш город, достоин большой, длительной, экскурсии. Но за отсутствием времени, объясню, и покажу, все по дороге.
Вопрос: что готовить на ужин, отпал сам собою. Воистину: Мысли, передвигаются по воздуху. Вот только, из какого отверстия, они испаряются из головы? Вопрос!
 Нам с Солеей, мужчины дали немного времени, привести себя в порядок. Вечернего платья, у Солеи не оказалось. Да, и откуда ему взяться, у девочки – студентки, с рюкзачком за спиною, в джинсах, и теплых кроссовках? Поэтому, выбрали демократичный, но очень чистый, и вкусный, ресторанчик на набережной. Тут и река, – местный колорит, и возможность, вкусно, с аппетитом, покушать. Я, для того, чтобы девочка не чувствовала себя неудобно, тоже, одела джинсы. По дороге, папа, эмоционально рассказывал, о прелестях нашего города. И если бы я не знала его, со всех сторон, то он, показался бы мне,- раем. Я все ждала, когда Денис, перестанет рекламировать, нашу прелестную провинцию, как девятое чудо света, и позволит Солеи, рассказать о ее жизни, и моих предках, о которых, я слушала только сказки, и была уверена, что это, именно сказки, и ничего более. Я, все пыталась подсчитать родовое колено. А именно: кем, она приходится мне, или Стасу? Прапраплемянницей? Или, прапратетей? Да какая, в сущности, разница? Мы нашлись, и,  вполне неплохо выглядим!
  Хорошие новости, стали возвращаться в мой дом, и я, открыла им двери.  Весь вечер, я наблюдала за своим сыном, папой, и родственницей, – Солеей. Она,- миленькая, и умненькая.  Говорит свободно, и непосредственно. За три часа теплого, семейного общения, мы узнали, всю жизнь моего прапрадеда, иммигрирующего в Канаду, осенью восемнадцатого года. Съели, почти пол-осетра, и выпили….  Неважно, что выпили. Разговор складывался, и ничего, его не ломало. Солея, привезла фотографии, и письмо деда, – Кудлай, Семена Остаповича. Она, все время держала его в руке, а в ресторанчике, положила  у самой тарелки. Как раз, тот случай, когда говорят: «Хранит, как зеницу ока!» Выяснилось, что они, не совсем бедные. Вернее,- совсем не бедные. Какие-то фонды, какие-то стипендии. И оказывается, дед Солеи,- ученый. Нет. Эксперт, в области живописи. Не поняла, а переспросить,- язык не повернулся. Побоялась выглядеть, чересчур любопытной.
-  Сколько же, ему лет? – Бестактно, спросила я.
-  Всего, семьдесят пять. Дед, - был поздним ребенком. Он родился, когда его родителям, было за сорок. Семен Остапович, неплохо выглядит. Он, молодец, из «новых». – Весело, ответила Солея.
-  Что значит, из «новых»? – переспросил Денис.
-  В нашей стране слово «новый», сказанное в адрес, того, или иного, человека, вызывают, не совсем приятное впечатление. – Поспешил, со своими разъяснениями, Стас.
 Солея, удивленно захлопала недлинными, но, довольно пушистыми, ресницами. Поняв, что объяснение не помогло, Стас, добавил:
-  Потом, объясню! Поподробнее.
-  А!..  Понятно! Умом, Россию не понять! Аршином общим, не измерить! – Сказала в тему, Солея, что искренне обрадовало, и развеселило, всех присутствующих.
-  Именно! Именно! Не измерить! – Подхватил, папа.
 За столом, все оживились. Солея, оказалась коммуникабельной, и веселой девушкой.  Она,- учится в колледже искусств, и неудивительно, что ее основное направление: «Русское изобразительное искусство, конца девятнадцатого, начала двадцатого века». 
-  Так как, выглядят «новые» канадцы? – Спросила я, заметив, что все уже и забыли, из-за чего смеялись.
-  А! Это просто! Он, правильно живет. – Бойко, ответила Солея
-  Поподробнее. – Попросила я.
-  Не пьет! Не курит!  Кушает много фруктов, овощей, рыбу, и занимается спортом. Бегает по утрам, с собакой. – Вот так, просто, ответила она.
Я, укоризненно посмотрела на своих, неправильно растущих, вернее, живущих, мужчин. Бегать, - не заставишь! Без мяса, - в семье голод, равносильный блокаде. А о спорте,- остается только мечтать!  Вот я! И спортом, и диетой, похвастаться могу! Правда, спортом, занималась полгода назад. А, правильно питалась……    Давно! Чего вспоминать?  Последние события, выбили всю семью из колеи. Надеюсь, Солея, вобьет ее обратно.
-  А родители твои, где? Кто, они? – Спросил Денис.
Вопрос, самый обыкновенный.  Вот, только ответ, не совсем традиционный, даже трагичный. Солея, перестала кушать, и опустила глаза.
-  Они, погибли в автокатастрофе. Год назад. – Тихо, ответила она. – Мы, с дедом, остались одни.
 Она, сразу ответила на все вопросы,  которые мы, могли бы задать.
-  Извини, мы не знали!  -  Деликатно, сказал Стас.
-  Спасибо! Но вы, здесь не причем! Просто я, еще не могу привыкнуть, что их нет. Я, с четырнадцати лет, живу отдельно, в частной школе. А родителей, видела, только на рождество.
Она замолчала, а ее носик, и глазки, набухли от слез, и силы, с которой она пыталась, противиться этому чувству. Она держалась, держалась, и….  Слезы, большими градинами, покатились из ее глаз, а из носа…..
 Стас, достал из кармана носовой платок, и вытер ей сопли. Она добре, смачно, высморкалась, и еще раз, извинилась. Что-то, мне это напоминало! Я поняла. В нашей семье, появился еще один, великовозрастный ребенок, – Солея, и она, - точно наша!
-  А имя, у тебя какое интересное! Восточное? – Спросила я, желая отвлечь ребенка, от скорбных воспоминаний.
-  Да! Это папа, меня так назвал! В честь, царицы Соломеи, которую любил, царь Соломон. Только, сокращенно.
-  Что? Любил, - сокращенно? – Смеясь, переспросил Денис.
-  Нет! Это имя мое, сокращенное от Соломеи. – Улыбаясь, ответила Солея, адекватно отреагировав, на папину шутку. – Папа, увлекался древней историей. А, история любви Соломона и Соломеи, ему, особенно нравилась.
 Девушка, еще раз высморкалась, вытерла кулачком красные глазки, и тихо, трогательно, добавила:
-  Я так обрадовалась, что нашла вас! – Искренне, захлебываясь от чувств, сказала она.
-  Мы тоже, очень рады! Очень! – Пожалел ее, Стас. – Жаль, что живем далеко, и нечасто, сможем видеться.         
При этих словах, Солея, перестала плакать, и загадочно, посмотрела на нас. 
-  Я думаю, что все, не так плохо! Дед, как я уже говорила, передал вам письмо. Вот оно. Он просил, отнестись к его содержанию, серьезно. И, не спешить с ответом. Хорошенько, все обдумать. В него, он вложил еще одно письмо, от вашего Ядя,-  двоюродного прадеда, Остапа Марковича.
-  Кого? – Удивилась, я.
-  Да, да! Именно! От родного брата, вашего прадеда, Иманнуила Марковича. Именно того из братьев, кто иммигрировал в Канаду, моего прапрадеда.  Он, писал вам в Россию, много раз, но письма, не отправлял,- не знал, куда. Да, и боялся вашей власти.  А, когда умирал, то с сына,- моего деда, взял обещание, клятву, что тот, если сумеет вас найти, отдаст вам, его письмо; самое главное, самое основное. Его предсмертное покаяние, исповедь.
 Я, взяла в руки конверт. Сердце щемило, и выскакивало из груди, от волнения. Комок, подкатывал к горлу. Что, после услышанного, можно сказать, или сделать? Сидеть, и жевать десерт, когда в руках,- целая жизнь, переполненная, человеческим горем. Горем, разлуки с родными.  Прожить всю жизнь, в надежде, и вере, что род воссоединится.  Нам,- живущим в современном мире, понять, сию муку души, достаточно тяжело, практически, - невозможно.  Проживая в своих домах, квартирах, элитных норах, мы, не только не жаждем, встречи с родственниками,- мы, реально прячемся  от них, а если случайно найдут нас, самые нетерпеливые, то мы, быстро меняем адреса, явки, квартиры.  Нам, не нужны лишние рты, проблемы, и перемены в жизни.  Общество, стремится к глобальному одиночеству, и упрощению в отношениях, в чувствах, в быту. Машины, решают за нас кучу домашних проблем, а компьютеры,- заменяют друзей, родных, и простое, человеческое общение. Кто, мы? И что, из себя представляем, без всех этих заменителей живого? Ничего! Биологические объекты.    
   Только сейчас, держа в руках письмо, я начала понимать бабушкины слова: «Перед смертью, хочу побывать на родной земле». Помню, как мама, повезла ее старенькую, на Украину, в родовое поместье,- бывшее поместье, и какой одухотворенной, она оттуда вернулась. Счастливой, умиротворенной.  Вскоре, моя Сонечка умерла: тихо, спокойно, с улыбкой на губах. Не понять мне тогда было, молодой, и глупой, что не смерть, для нее была самой страшной, а лишение ее, родовых корней, и веры. Неся всю жизнь, в сердце эту боль, пройдя, через все испытания, которые, обрушила на нее наша страна, она, не озлобилась, не очерствела. Я, ни разу не слышала упреков, слов ненависти, и повышенного тона. Всегда выдержанная, спокойная, и очень, очень добрая. Но, как она, любила свою землю! У нас так, - никогда не получится!  А, что касается наших детей, то,
 и мечтать не стоит! Умерло. Стерлось.
  Будучи маленькой девочкой, она в последний раз, видела своего дядю, уехавшего за границу. Будучи маленькой девочкой, она сумела, сохранить в памяти, тепло отчего дома, из которого, в дальнейшем, после смерти отца, ее, и мать, выгнали в одних ночных сорочках, на дорогу, сорвав кресты, сбросив на землю образа, и забрав все. Ничего, она в прожитой жизни, не жалела! Ничего, кроме….  «Оставьте, семейный альбом! Пожалуйста! Детям, оставьте.  Внукам.» – просила ее, мать, которую гнали по дороге, в чужой город, толкая в спину отцовскими, реквизированными сапогами. Гнали те, которые не знали своих корней, и хотели, обезличить и их корни. Альбом, по просьбе матери, вынесли, но сожгли тут же, у ее ног. Он горел, а она запретила, Сонечке плакать. Он горел, а она, молилась за души тиранов. И после всего этого, хотеть увидеть свою Родину? Нам, детям, воспитанным теми, кто жег семейные альбомы, и толкал сапогами в спины,- никогда уже так не полюбить ее, землю свою. Нас, учили любить необъятную страну, и гордиться ею. Любить всю, целиком; забывая пояснять, что все значительное, большое, состоит из скромного, не всегда богатого, малого. Если, не научился с детства беречь, и ценить, хотя бы то, что имеешь, посметь объять, своими убогими мозгами необъятное,- невозможно! Утопия! Разорвешься, и при этом,- никакого патриотизма. Сплошной, гемморой! А Сонечка моя, без своей малой Родины, тосковала. Похоронку с войны, на мужа, получила, в день Победы. Сгорел дед в танке, в Австрии, в деревне Унтерлаа, высотка двести метров, пятого апреля, сорок пятого года. А похоронка пришла, - девятого мая. А Сонечка, продолжала жить. Нас с Мотей, баловать.  Я, за всю жизнь, не видела, чтобы она плакала, и на судьбу сетовала. Гордо, красиво, тихо, всегда ходила по комнате, и в спину, меня крестила, когда я в школу убегала, опаздывала. Думала, я – заядлая пионерка, комсомолка, не знала об этом. Я, сейчас думаю, что если Сонечка, - мои корни, то она, - и есть моя Родина. Только, не мужеподобная, с перекачанными мышцами, и оружием в руках. Моя Родина, – маленькая, на вид хрупкая, тихая, добрая, уютная, и очень, очень стойкая. 
   Жаль, но мы все, выросли приспособленцами. Мы живем там, где сытнее, теплее, комфортнее. Мы сами так живем, и детям своим, такого желаем. Я, не считаю, что это плохо. Нет! Просто, мы другие, без корней что ли. Родовая кастрация. Вот что, со многими произошло. Сейчас, модно говорить, что весь мир, – наш общий дом. Знаем! Проходили!  Напоминает, другое изречение: «Общее,- значит ничье!».
  Вот и я, жила себе, жила. Думала, как все. Любила, как могла. Воспитывала, как чувствовала. А сейчас, держу в руке конверт из прошлой жизни, и сказать своим предкам, нечего. Человека, уже давно нет, а его боль, жива, и ладонь, огнем печет. Боль, размером в целую жизнь. И не могу я, вот так, за столом, взять, и сразу прочитать, письмо.  Хочется, уважить души предков, и уделить, их прожитой жизни, максимум, своего родственного внимания. Вдруг, они смотрят на меня «оттуда», откуда, все души смотрят, и радуются, нашему воссоединению. А вдруг? Кто, знает? Хочется, соответствовать моменту.
-  А я знаю, почему вас, Ядей зовут! – Прервала мои душевные терзания, Солея. – Мне, дедушка рассказывал, легенду про прапрапрабабушку, которую, тоже звали – Ядей. И, вы….
-  Судя, по последним событиям, я уже неуверенна, что это, были легенды. – Деликатно, прервала ее я, не желая в очередной раз, вспоминать жизнь, моей прославленной своими проделками, тезки, наполненной приключениями, путешествиями, любовными похождениями, и сплошными интригами.   
-  Вы, правы! Ее жизнь, только наполовину легенда. На вторую половину, – правда! – Хитро подмигнула, Солея.
-  На какую, половину? – Спросил, Стас.
-  На ту, которая хранится у деда. – Ответила Солея, продолжая таинственно ухмыляться.
 Дети, мило беседовали, углубляясь, все глубже, и глубже, в историю семьи, не замечая нас, и вообще, всех присутствующих. Солея, оказалась веселой,  и темпераментной девушкой, и пришлась, нам ко двору. Я же, рвалась домой. Хотелось, быстрее прочитать письмо. Денис, заметив мое беспокойство, немного подсуетился.      
-  Друзья мои! Мы с мамой, поедем домой, а вы, продолжайте отдыхать. Солея. Стас, покажет тебе, все прелести ночного города.
 Затем, повернувшись в сторону сына, членораздельно добавил:
-  Надеюсь, мы с мамой, можем спать спокойно?
-  Можете!  - Сказал Стас.
На мой взгляд, не совсем честно, со стороны Стаса. Но я, решила не акцентировать на этом, папино внимание. Зная способности Стаса, улучшать все хорошее, и усугублять, все ………, не совсем хорошее, я бы, на месте папы, вообще, спать не ложилась. Ладно. Большенькие, уже! Разберутся сами! Тем более, что опыт общения с сестрами, у Стаса, уже имеется.
    Грубо! Ой, как грубо! Не мать я сегодня, а настоящая мачеха! Фу!….
« Ну, поехали уже! Поехали! Сил нет, как хочется прочитать письмо!»
Именно такими глазами, я смотрела на папу. Глаза сытой, и преданной собаки.
« Да, поехали уже! Поехали!»
 
    Папа, ушел в свой кабинет, сделать пару звонков, по поводу предстоящей выставки, оставив меня одну в гостиной. Будучи глубоко и нарочито воспитанным, он, не спешил с расспросами, предложениями, и разъяснениями, понимая, всю деликатность, и нестандартность, данной ситуации. Зная, мою нелюбовь и нетерпение в раскрывании, различного рода, конвертов, он, предусмотрительно, положил передо мной, небольшие ножницы для бумаги, принесенные из кабинета. Передвижения по квартире, происходили молча. Каждый из нас, боялся потревожить магию момента. Но любопытство, – сильнейшее чувство, двигатель, всей моей жизни! Оно, всегда было сильнее, самых благих, и порядочных моих начинаний, желаний, и устремлений. Меня, спасало лишь то, что все то, во что я, совала свой любопытный нос, было, настолько незначительно, что, не мешало мне жить и не портило, жизнь другим.
   Я, аккуратно открыла конверт, и достала письма. Глядя на почерк, можно было безошибочно определить, кто автор, какого письма….
   Полумрак теплой, уютной, комнаты, нежным, дорогим, бархатом, жалел, и утешал меня. Душа, где-то внутри, телепалась, как пестик в колоколе, а глаза, пытались уловить, и прочитать, знакомые, простые буквы, с незнакомыми, старинными вензелями. Автор пожелтевшего письма, и обладатель, когда-то, красивого почерка,- был стар. Руки его, тряслись, но он, явно старался! Торжественный, пафосный, стиль приветствия, странно сменялся, на угнетающий, плачущий, беспомощный, страдающий. Вместе со смыслом,- менялся и почерк. Затем, как бы опомнившись, возвращался величественный, смелый, и гордый стиль, а вместе с ним, и вензеля, прошедшей жизни.  Казалось, что человек, писавший его: то - засыпал, то - просыпался. Засыпал, - и просыпался.  Видимо мысли, блуждали в лабиринтах его памяти, и время от времени, наталкивались на тупики.  Всю жизнь, в письме не опишешь. А надежда, что его прочитают потомки, угасала, вместе с ним. Но, читая письмо, я поняла, что уйти из жизни, и не написать его,- он не мог. Он, просил отпущения грехов, у нас, как умирающий, на смертном одре, у попа. Он винил себя, что, как старший брат, не настоял, на отъезде всей семьи, и тут же, выплескивал море тоски по Родине. Вспоминал даже воздух, которым дышал в детстве, и юности, и какую-то, грушу – «дулю», под кроной которой, впервые поцеловался. Я, знаю про эту загадочную грушу – «дулю». Про нее, мне рассказывала бабушка,- бабушка Соня. Только, не целовалась она под ней, а лазила на неё, прячась от отца, и от уроков французского.
Кто я такая, чтобы отпускать, или, не отпускать грехи? Не по адресу, сия просьба!  Не по адресу! Да и все, как-то, спорно! Тяжелую жизнь, прожила моя Сонечка, истрепала душеньку, изранила. И радоваться то, вроде нечему было: нищета, да голод; и счастья женского: всего, – ничего! А ушла,- с улыбкой на губах! Там, за кордоном, не голодали, пытались жить достойно, вот только, душа,- сама домой вернулась. Впору, не корить автора, а жалеть, надобно.
  Я, прочитала письмо, и отложила в сторону, до конца не поверив, прочитанным последним строкам. Чтобы убедиться, что мне не показалось, я позвала Дениса.
-  Прочти. – Тихо сказала я, неожиданно охрипнув.
-  Хорошо.
Денис, аккуратно взял в руки письмо, и ……
-  Это, была шутка? – Серьезно, спросил он.
-  Какие, могут быть шутки? – Обиделась, я.
-  Я, не знаю этого языка. – Пояснил, он.
-  Что? Какого, языка?
-  Украинского. Старого украинского. – Спокойно, сказал, Денис.
  И, правда! Я даже не заметила, что письмо, написано на украинском языке. Это просто чудо, что я его не забыла! Я, не читала на нем, уже больше двадцати лет. Это, – моя Сонечка, учила меня украинской грамоте дома, по «Кобзарю». Мне, нравились занятия с бабушкой, тем более, что они, всегда заканчивались очень вкусно. Но, двадцать лет назад!....  Как, я могла не заметить? Я, взяла письмо в руки, и внимательно просмотрела текст. Не столько, не веря мужу, сколько, поражаясь своей ненаблюдательности. Так и есть!
-  Прочти, мне сама. Только, попонятнее!– Попросил папа.
-  Хорошо.       
 Я прочитала письмо.
-  Не понял? – Удивился он. -  Еще раз.
Я прочитала письмо.
-  Это, значит…
-  Это значит, что я, наследница каких-то акций, какого-то фонда, если смогу предоставить документы, удостоверяющие, мою родственную связь, с Кудлай Иманнуилом Макаровичем, моим прадедом.
-  И?
-  Легко! – Весело, ответила я, всю жизнь, мечтая не работать, и иметь за это, деньги. – А что такое, фонд? Как, он работает?
-  Хороший вопрос. -  Задумчиво, ответил папа. – А это, что?
И он, показал на второе письмо.
-  Ой! Это, еще одно письмо. Похоже,- от деда Солеи.
  Второе письмо, уже не было, столь изысканным, и вычурным, в написании. Скорее, демократично – родственным. Написано, - на русском языке. Грамотно, но стилистически, коряво. Немного, коряво. Сухие цифры, голые факты, и самую малость, «оглушительного» желания, найти нас, и породниться. Во всем прослеживалась практичность, продуманность, и эмоциональная сдержанность. Только строки, в которых говорилось о Солее, светились счастьем, расточительностью, и неограниченной дедовской любовью. В письме говорилось, не только о фонде, главой которого он был, но и о том, что он выполнял наказ отца, и все основные подробности,- только при встрече, и присутствии семейного адвоката.
-  Ну, и хорошо!  У нас, тоже есть, свой семейный адвокат! – Сказала я, как бы оправдываясь.
-  Кто? – Удивился папа.
-  Мой сын! – Ответила я, гордо.
 После первого душевного письма, этот листок лощеной бумаги, показался, высокомерным документом.  И, что право, хотя бы, надеяться на встречу с его автором, я должна еще заслужить. Ну, что ж? Как говорится: «Придет весна, увидим, кто, где с…л».       
-  И что, собираешься делать? – Спросил папа.
-  Пить чай. Форель, сегодня была вкусной, но соленой. Папулечка, давай свеженького чайку хлебнем! А там, дети придут, вместе и решим, что делать с наследством. И вообще, нужно ли с ним, что-то делать? – Положив голову на папино плечо, мурлыкала я.
-  Чай, так чай! -  Усмехнулся папа. -  Только детей, придется ждать долго! Вытерпишь, до утра?
-  Угу! Завари тот, красный.
И я, пошлепала босыми ногами, по любимому белому ковролину, в направлении столовой. Задев кресло, своими «хрупкими» бедрами, и сдвинув ими его с места, я обнажила место преступления: На моем, белом – белом  ковролине, красовалось чайное пятно.   
-  Пятно. Откуда, оно? – Удивилась я, вопросительно всматриваясь в папины, честные – честные, никогда мне не врущие, глаза.
-  Ты, не поверишь! – Начал свой правдивый рассказ, папа, закончив его словами: – Мистика, честное слово!
Ну, как тут не поверить? И если вспомнить, что минуту назад, я стала наследницей того, чего и сама не знаю. При всем этом, просто, сидя в кресле, и не прилагая к собственному обогащению никаких затрат, поверить, в летающие чашки с чаем, было легко, и даже занятно. Магия слова: «наследство»,  сделала свое губительное дело. Я, задвинула кресло обратно, и забыла о пятне, как о чем-то мелочном, незначительном.
   Как, же!...    Мы, – богатеи, по мелочам не размениваемся! Пятном больше,- пятном меньше.  Все богатеи, так делают….   Я, так думаю!
Я чувствовала, как наследство, начинало меня  развращать, и я сознательно, не противилась этому. Даже, если наследство, – это просто шутка, развращусь, хотя бы, пару часов! Эх! Упиться чаем, что ли?

      В Аэропорту, Солея, хлюпала носом, и держала меня за руку. Дите, искренне радовалось, нашему появлению в ее жизни. А знакомству со Стасом,- особенно! Между ними, явно что-то пробежало. Не кошка, не собака,- а искра. Она, отразилась в их глазах. Их глаза, сейчас излучали то, что когда-то видели друг в друге, мы с папой. Они, не замечали окружающих их людей, в чье число, входили и мы. Их окружал свет, ниспосланный с небес. Неземной свет: чистый, радостный, и как всегда, нежданный. Такой свет, - быстро не исчезает, он меняется, как в музыке тональность, приобретая со временем, все более глубокие оттенки. Солея, держала меня за руку, но не сводила глаз со Стаса. Они, болтали без умолку, и определить тему, и смысл сказанного,- было бесполезно. Им надо было говорить
 о чем попало,- лишь бы не замолчать, выказывая всем, насколько они расстроены.  Мы с папой, делали вид, что ничего не замечаем. В молодости, такие моменты встречаются. И хорошо, что встречаются!
-  Пассажиры, рейса 213, ……. – Москва, приглашаются на посадку.
Голос диспетчера, прозвучал как приговор. Солея замолчала, и Стас, тоже.
-  Прилетишь в столицу, позвони! – Сказала я, абсолютно традиционную фразу, не успев сочинить что-либо умное. 
-  Деду, привет! – Ляпнул Денис, решив подчеркнуть, наши родственные связи.
-  Я позвоню! И деду, передам! – Улыбаясь, сказала Солея, глазом намекая, на подарок от нас, гордо стоящий в подарочном, красочном пакете. 
 Долго гадать, что в нем,- не придется. У русских, на все случаи жизни,- одна философия, и,- одни подарки. А что? Надо ценить, что имеем! Вполне достойно. И история, и планы на будущее, и все в одном ф…..е. Уж не знаю, как у них там, в фонде, но у нас здесь, в российской глубинке, традициям уделяется, огромное значение. И менять их в угоду наследства, я лично, не собираюсь. Аминь.
-  Мам. Вам с папой, пора! – Прошептал на ухо Стас, подталкивая меня в спину.
 Такой «тонкий» намек, чуть не рассмешил меня, в столь грустный для моего сына, момент. Мы, поцеловали новоиспеченную родственницу, и деликатно удалились. Пройдя за стеклянные двери аэропорта, я повернулась, и прильнула лицом к стеклу, пытаясь внимательнее разглядеть, что происходит……
-  Ядя!….   Как, не стыдно! – Послышались за спиной, укоризненные слова Дениса.
-  Это не то, что ты думаешь!…… – Испуганно ответила я, пытаясь на ходу сочинить, более порядочную версию, своего бестактного поступка. -  У меня, к контактной линзе, прилипла ресница, и я, пыталась рассмотреть ее в стекле, в отражении.
-  Вот, молодец! В очередной раз, выкрутилась!  - И Денис, расхохотался.
 В этот момент, открылась дверь, чуть не задев мой нос, и появился Стас. Он, обнял меня за плечи, и мы все дружно, пошли к машине.
-  Что? Мама подглядывала? – Улыбаясь, спросил он отца.
-  Как тебе не стыдно, так думать о маме! – Встал на мою защиту, папа.
-  Действительно! Прошу прощения! Видно, заболел! – Продолжая улыбаться, шутил сын. – Померещилось.
-  Проверь зрение, сынок! – Намекнул отец.
 Мои мужчины, любя, издевались надо мной. Их сарказм, относительно моего хронического любопытства, был нежным и трогательным.  Стас, еще немного поиздевался, поглумился над материнскими чувствами, заглушая, тем самым, свои собственные, и только в машине успокоился, притих, и нахмурился. Он молчал всю дорогу. Дома закрылся в своей комнате, и что-то печатал. Через неделю, должен был состояться суд, а если вы помните, Стас будет выступать на суде свидетелем, по делу своей двоюродной сестры, или, почти двоюродной. (Обратное, ведь не доказано!)
 Вот ведь судьба! Солея тоже ему, как бы, родственница, но радует, что семиюродная, то есть,- очень далекая. Очень.
   Мальчик, в последнее время, много работал, и нам, с отцом, хочется,
чтобы его первое дело, прошло удачно. Я, очень тихо, прошла мимо его двери. После последнего моего провала в аэропорту, я  побоялась незаметно для него,
 его же потревожить. То есть,- подслушать. Но, наши души связаны невидимой нитью, и его тревога, беспокойство, и тоска, передались и мне. Мы уже знали,
что Стас собирался в гости к Солее. Ее дед, оформлял на всех приглашения, но поехать всем сразу,- не удастся. Странно. Ведь я знаю, как его зовут,
но постоянно называю - просто дедом.  Это второе письмо, от него, оставило в моей душе, негативные чувства, хотя, ничего недостойного, и оскорбительного,
в нем не было. Он мне представляется, суровым, неразговорчивым, конкретным,
 и властным. В моей жизни, подобным мужчинам, места не было. Я чувствую его жесткую энергетику, всей своей поверхностью, всей кожей. Странно, но факт! Даже ехать, встречаться с ним, боюсь. Если бы не любопытство, увидеть его живьем, и узнать подробности о наследстве,- с роду бы не поехала! Поэтому, и посылаю на разведку, своего адвоката, Стаса. Но, и сама, надолго не задержусь дома. Увы, надо признать! Я корыстна, и несовершенна! ( Можно подумать, что для меня самой, это новость!)
  Папа, молодец,- спокоен, и, как всегда, рационален. Стержень семьи. Невозмутим, выдержан, и логичен. Даже наследством его не прошибить! Вот и сейчас, он, тихо читал в своей комнате, отложив свою поездку на выставку, в связи с приездом заморской гостьи, на завтра, и посвятил весь вечер, чтению каких-то документов. Наверное, ему их Коробов подбросил, для развлечения. Он, иногда, ему приносил какие-то бумаги, и они вместе их обсуждали. Зачем? А я знаю?  Но так повелось давно. Зачем читать выдуманные детективы, когда можно прочитать про настоящие уголовные дела? Вот и сейчас, Денис, внимательно читал, и, что-то про себя, проговаривал.
   Он был занят. Стас был занят. Одна я, раздутая от собственной значимости, и исключительности, не знала, куда себя деть, в какой красный угол посадить, для самолюбования.  Может почитать? Ну, нет! Итак, квартира напоминает, избу-читальню. Накручивая круги мимо комнат «занятых» людей, я наткнулась на свою спальню. А вот это мысль! Я плюхнулась животом на мягкую кровать, прихватив с собой  слайды, и красивую, большую, лупу «Шерлока Холмса».
  Вот мы с папой, совсем молоденькие, глупые, и от всего этого,  безумно счастливые. Вот Стас, – студенческий ребенок: спит на плече у папы, после веселой, ноябрьской  демонстрации… Шиша..  Моя маленькая, Шишка. На горнолыжном курорте.  На Эльбрусе. В комбинезоне, сшитом на заказ, и розовом ошейнике, с разноцветными камушками. Я помню, как местный кот, Архыз, обидел ее, отняв кусочек мяска, подаренный самой хозяйкой местного кафе. Шишу там все любили, и всегда сожалели, когда мы приезжали кататься без нее…
-  Она была ловкой! – Сказал, подкравшийся Денис.
 Просмотр фотографий, помог мне вернуть себя - в себя, а воспоминания,- помогли вылечиться, от покупного счастья за границей.
Вот оно,- мое счастье! В коробочке. И стоит, куда больше того фонда, думая о котором, я не сплю уже несколько дней.  Я хотела изменить самой себе, но душу не обмануть! Она не мыслит счастливой жизни, без родных ее сердцу, лиц и морд.
-  Да…. – Ответила я папе. – Как она там?
И я посмотрела в потолок.
-  Ведь она ничего не умеет без меня делать! Даже кусок мяса, размером чуть больше своего носа, прогрызть не может. Помнишь? Ты говорил, что она умрет от голода, лежа рядом с большим куском мяса, так как, не сможет его разгрызть?
-  Да. Она была настоящей собакой – убийцей! Зализывала до смерти. У нашей Шишечки, было огромное-огромное сердце, но вот мозги….
-  Зачем ей были нужны мозги, если ее все так любили?
Я, в очередной раз, поспешила к ней на помощь, а она весело смотрела на меня со слайда, и виляла маленьким хвостиком. Если бы я могла обменять ее жизнь на фонд, то сделала бы это, не задумываясь. Да и еще, Матвей, смотрел на меня.  Не со слайда  горнолыжного курорта, а со старой, пожелтевшей от времени, школьной фотографии.  С кем бы договориться, и поменять наследство, на счастливую Мотину жизнь?
-  Скучаешь? – Спросил папа.
-  Очень! – Ответила я, не совсем поняв, кого папа имел в виду: Шушу или Мотю, и затаила дыхание.
-  Я тоже!
   Можно расслабиться и выдохнуть. 
   Вот теперь,- все понятно! Вот теперь,- все встало на свои места! Эти дни, я носилась с наследством, как курица с яйцом; как кляча с писаной торбой.  Куда его спрятать? Кому похвастаться? Как соответствовать всему и всем?       
   Вот теперь я знаю, куда, кому, чего, сколько, и как.
   Я обняла пожеванную, вонючую Заю, - Шишину игрушку, когда-то спрятанную ею же, под нашу кровать, и уснула.  «Не спит лишь тот, в ком совесть не чиста!» Судя, по моему богатырскому храпу, свою совесть, я отмыла, отодрала, отскоблила,- до блеска. (Может только на время, что, согласитесь, тоже неплохо!)    
   Папа, накрыл меня ласковым пледом, и тихо вышел, захватив с собой коробку со слайдами. За окном, моросил мелкий, тягучий, холодный, плаксивый, осенний дождь, срываясь на снег, и скандал. Бурная, трагичная, необычная осень, прошла, изменив привычный образ жизни, и взбудоражив мое тепличное, изнеженное сознание, новыми восприятиями, ощущениями, и реалистичными снами.  Рада ли я этому? Вряд ли! Я пытаюсь приспособиться к моему новому внутреннему миру. Стараюсь вернуть прежний душевный покой, и выдуманную, собственную гармонию, где  реальность, тесно переплетена с фантазиями, и грань между ними, порою еле заметна, или вовсе стерта. Мое недельное, жизненное отсутствие, лишило меня покоя, и душевной безмятежности. Я не стала более нервной и капризной, нет! Я стала более благодарной, внимательной, ответственной, и еще более любящей. Когда, все то, что я считала незыблемым, вечным, мощным, прописным,- стало хрупким, шатким, болезненным, только любовь и вера, помогли и спасли; укрепили и вытянули, из бездны, поглощающей с космической скоростью, не только мою жизнь, но и все то хорошее, что собирала по крупицам, и оберегала, как цепной пес.  Не покидая свое нажитое добро, ни на секунду, не отходя от него, ни на шаг; замерзая, и голодая умом; плача, и шутя над судьбой; борясь, и пресмыкаясь перед обстоятельствами, я пыталась ползти вперед, сквозь дебри собственных сомнений. И только любовь, и вера, указали мне, тот единственный, светлый путь, по которому, сдирая руки в кровь, ненавидя накладные ногти, артериальное давление, и предменструальный синдром, я  карабкалась к своему, когда-то, простому, неоцененному, «бабскому счастью». Тяжело, не ненавидеть, и не мстить! Хочется! Очень хочется, проучить и наказать! Тем более, что это, намного проще, и легче, чем научиться прощать, и любить. Но не обольщайтесь! С местью, не приходит удовлетворения. Лишь убыстряется процесс саморазрушения. 
     Мне удалось спастись, и кажется, вылечиться, от собственной исключительности. Какое лекарство? Записывайте: Старая, вонючая, обтрепанная игрушка, любимой животины; не менее старая фотография, из прошлой жизни; и память, занимающая большую часть моего, еще пока работающего, мозга.
   Впервые, за последние недели, дни, и часы,- я спала вкусно. Мальчики мои, были дома, а в самом доме,- снова поселилась любовь, понимание, преданность…..   Как я люблю этот несовершенный мир! Этот, не всегда, чистый, и свежий воздух! Этот, исписанный местными балбесами, подъезд! Этих безумных, ошалелых соседей, и их кошку – засранку! Как все это можно любить?...   Не знаю! Но чувствую, что люблю! Помните, как в анекдоте: «Это наша Родина, сынок!», - сказал папа – червяк, своему сыну, выползая из кучи с дерьмом. Все думают, что дело в дерьме, и глупо смеются.  Ошибка! Дело, - в самой жизни, в ее наличии, а не в месте проживания.  Кучу, при желании,- можно поменять, превратившись из гусеницы, - в прекрасную бабочку. А вот жизнь, потерять на время, навсегда, перестать дышать, и провалиться в бездну…
…… 
Кажется, я засыпаю……      
  Как я люблю этот несовершенный мир! Обожаю все недостатки своего мужа, и прорехи в воспитании сына. Люблю слезы, которые очищают душу, и беспричинный смех, пугающий окружающих своей новизной, и несвоевременностью. Люблю весеннюю грязь на огороде, и соленую морскую гальку, на средиземном побережье. Люблю бывать в новых, дорогих, фешенебельных местах, зная, что обязательно вернусь домой, на девятый этаж, простецкого блочного дома, где счастлива, и любима. Люблю, картошку в мундире, вместе со шкуркой, и сыр с плесенью, по триста долларов, за унцию. Люблю, не ездить каждый день на работу и прятать, при этом, мозоли на руках, от лопаты, с которой, каждую весну, ношусь по огороду, как потерпевшая, в поисках крестьянского счастья, в дорогих кроссовках,  с французским маникюром, и шлейфом дорогих духов….
….  Я засыпаю…..
  Как я люблю этот несовершенный мир! Как я люблю мою несовершенную жизнь!

Сплю.
 
 Сидя, в очередной раз, на подоконнике. Болтая ногами, напевая детскую песенку, я подставила солнцу свою мордаху. Оно ласкало меня, нежило, и любило. Вот так: просто и понятно! Людишки, как муравьи, шныряли по улицам, прожигая жизнь по-крупному, по мелочам, по привычке, по написанному. Наблюдать за ними сверху, было смешно, и страшно; сытно, и голодно.  Как я скучала, за ними: такими бестолковыми, и трогательными; нелепыми, и несовершенными существами….  Запах! Вязкий, жидкий, наркотический, обезволивающий, обездвиживающий….   Как я соскучилась по нему! Как соскучилась!
- Пора! Там ждут тебя!
 Не испугалась. Не удивилась. Ждала, потому и обрадовалась.  Улыбнулась. Прыгнула….

  Теплый, мокрый, шершавый язычок, цеплялся за мой лоб, волосы, и глаза. Я осторожно открыла один глаз, так как второй,  оказался просто «влизанным» в череп.  На папиной подушке, сидело маленькое, коричневое, лохматое  чудо, с розовым язычком, любознательными глазками, и «вертлявой» попой. С маленьким, капризным, и непослушным хвостиком. Чудо, тихо, но довольно смело, подползло ко мне, и лизнуло в нос, ожидая от меня, того же. Затем, так и не дождавшись ответа, оно попыталось вытащить из-под руки, вонючую, Шишину игругшку, Заю.
-  Папа….    Стас……
Тишина. Дома никого не было.
-  Ты кто?
Чудо оказалось глухим, и, не обращая на меня никакого внимания, продолжало тянуть за рваное ухо, старую игрушку. Я приподнялась. Чудо обрадовано схватила трофей, и, тряся головой во все стороны, стало скакать по кровати.
-  Однако…
Больше сказать, мне было нечего. Не найдя второй шлепок, я, прихрамывая на один каблук, вошла в гостиную…..
-  Однако….
  И снова у меня не нашлось слов, по причине увиденного. Мы,- либо переезжаем,- либо нас обокрали. Либо…. 
На часах был полдень.
Ну, я и спать горазда! Не слышать того, что творилось…..
 Посреди гостиной, на, когда-то, кипельно – белом, ковролине, валялась перевернутая плетенная, подарочная корзина, с прилепленным к ней, огромным красным бантом. Из нее, торчала  пеленка, и мой второй шлепок, но уже без брошки.  Пеленка оказалась именной, с вышитым щенком, в розовых бантиках, и надувным, желтым шариком, на котором красовалось очень редкое, собачье имя, -  Тося. Вокруг «колыбели», валялись старые Шишкины игрушки, и новые, а также, некоторые наши вещи, если можно считать подушки с дивана, кожаный ремень Стаса, и папину серебряную пепельницу для сигар,- некоторыми вещами.
-  Ка-ра-ул!…… - Тихо заскулила я.
-  «Бамс!» ……  -  Эхом ответила мне моя спальня.
На полу, у кровати, лежали осколки хрустальной вазы,- шедевра соцреализма, с трогательным названием: «Копыто». Чудо, с непослушным хвостом, и веселыми глазами, исчезло. Испугалось. Забилось под кровать, и дрожало.
-  Девочка моя, не бойся! Мама тебя пожалеет, а вазу накажет, и выбросит. Ваза - сама виновата. Стоит - не там, где ей положено. - Стала улюлюкать я, вытаскивая щенка из-под кровати, и прижимая к груди, его, трясущееся от страха, тельце.- Давай поцелуемся!
 Тося, быстро, весело, повернулась, и лизнула меня в нос.
«Вот и славно! Вот и хорошо! Это и все, что мне от тебя нужно….»
Щенок стал лизать мои руки, пригрелся, и уснул. Я сидела в кресле. в центре растрепанной, растерзанной «зверем», гостиной. В пижаме, и одном шлепке с брошкой, крепко прижимая Тоську к животу, балдея от живого тепла, и глупо улыбаясь самой себе. С фотографии, стоящей на древнем, семейном комоде, напротив, на нас смотрела Шиша, сидящая на руках Стаса, и тоже улыбалась. Шиша и Тося, были похожи,- как две капли воды! Карликовые, красные пуделя.  Судя, по моим вылизанным рукам, сердце у Тоси - огромное, и доброе. А вот, глядя на комнату…..  А впрочем…. Зачем ей мозги?....  Ее будут так любить, что мозги ей не понадобятся! Ее нельзя не любить…  Она создана для любви, баловства, и радости.  Кто-то же, должен быть, создан лишь для этого? Почему бы не она?
-  Вы познакомились? – Спросил по телефону папа.
Он был уже в столице, на выставке. Я, как настоящая жена, уже и забыла, что должна была его проводить на рассвете. Необутой, выйти на лестничную клетку, и помахать платочком, смахивая со щеки, скупую женскую слезу. Маленькая Тоська, в одночасье, заполнила собой, не только образовавшиеся пустоты в моей жизни, но и умудрилась, создать новые проблемы, которые затмили собой, уже существующие планы.               
-  Да! – Тихо ответила я. - Я проспала.
-  Я рад этому!  Мусорные пакеты - в столе, под духовым шкафом. - Напомнил папа. - А шлепки, я тебе новые подарю!
-  Как ты догадался? – Удивилась я.
-  Она очень похожа на Шишу в детстве. –  Ответил он.         
-  Это правда! Очень похожа!
Я, положила Тоську в кресло, и налила себе кофе. Сидя на полу, среди разбросанных вещей, похлебывая кофеек,  любуясь щенком, и соскучившись по собачьему беспорядку, я наслаждалась мгновением, подаренным мне мужем и сыном, боясь спугнуть его.  У меня есть Тоська! Маленькое чудо, а храпит, как большое!
-  Мам, как тебе наш сюрприз? Мы ее еле нашли.– Позвонил Стас.
-  Спасибо, родной! Такое редкое сокровище, действительно, достать нелегко! -  Шутя, ответила я, медленно осматривая гостиную, и в уме подсчитывая убытки.
-  Она, конечно, не такая балованная, как Шишка, но у тебя получится, сделать из нее, настоящую собаку. -  Смеялся надо мной, сын.
-  Обещаю, что приложу к ее воспитанию, максимум усилий.
И мы оба расхохотались. Тоська, открыла глаза, и в такт нашему смеху, весело завиляла хвостиком. 
-  Спасибо, мальчики! Спасибо!
Душа пела. Тоська храпела. Солнце, залило долгожданным теплом и светом, квартиру…. 
 Кайф!...
 Полный абзац!.....