Ранней весной 1969 года, возвратившись из полевой партии в Ухту, я сразу же начала просить неоплачиваемый отпуск для поездки в Тернополь. Началась межсезонка (период ликвидации полевых работ и организации камеральных), и получить желанные 10 дней не составило особой сложности.
После заснеженного заполярного Нарьян-Мара и холодной Ухты в Тернополе меня встретила настоящая весна, зелёная трава, цветы на городских клумбах, нежные светло-зелёные листья на деревьях и яркое солнце. Сойдя с поезда, сразу же отправилась в редакцию. Заканчивался рабочий день и Он был в кабинете. В его голосе, несомненно, звучала сердечность и теплота.
- Я очень рад, что ты приехала.
Взгляд Его был добрым и внимательным. Мы вышли из здания, и Он спросил:
- Пойдёшь ко мне или домой?
- Не знаю, - ответила я неуверенно.
- Значит, будешь жить у меня, - без тени колебаний в голосе решил Он.
Он нёс мою небольшую сумку, мы о чём-то разговаривали и всё казалось значительным и многообещающим.
Мы снова сидели у Него на кухне, ужинали. Потом долго беседовали в полумраке комнаты. Я поведала о своём житье на базе партии под Нарьян-Маром, о пребывании в полевых отрядах и работе в зимних условиях. Прослушав мои рассказы, Он отметил:
- Конечно, съездить один раз, посмотреть, написать об увиденном было бы интересно. Но работать в таких условиях постоянно сможет не каждый. Нужно иметь много здоровья и сил. А для девушки подобная ишачка вообще ни к чему. Ты что, собираешься трудиться в поле постоянно? Ведь нужно ещё и семью завести, и детей рожать...
- Женщины в нашей экспедиции в отрядах практически не работают. Приезжая в поле, живут на базе партии, в балках или бараках вблизи посёлков и занимаются приёмкой полевых материалов и первичной обработкой.
После длительной паузы, посмотрев в Его в глаза, я с надеждой добавила:
- Пока Любимый не пригласит замуж, о семье не помышляю...
Видимо, Он прекрасно понял мои слова, потому что сказал надолго запомнившуюся мне фразу:
- Тамара, знаешь, я очень давно хочу сына. Чтобы было огромное поле ромашек. Я много раз видел на Украине такие поля. Огромное поле... ромашки... и больше никого...
- Я бы тоже, наверное, так хотела,... - тихо проговорила я, как бы в продолжение Его слов.
Прервав длительное молчания Он вдруг спросил:
- Ты на Север сбежала... от любви?
Хотелось ответить искренним признанием: «Да, сбежала, боясь своих чувств, боясь того, что Любовь останется неразделённой...» Но вместо этого пролепетала невнятно:
- Нет, романтика позвала...
И это тоже было правдой! Точнее — полуправдой, ведь причин было несколько. И тогда Он с какой-то досадой промолвил:
- Ты сама не знаешь, зачем сейчас приехала!
Хотелось броситься Ему на шею, обнять и рассказать всё, что было на душе, но я сдержала нахлынувшие чувства. Только молча смотрела в его глаза, надеясь, что Он всё же поймёт то, что не высказано.
Это была не гордость, а всего лишь стеснительность и неопытность, неумение использовать момент, боязнь быть непонятой и страх, что он может меня оттолкнуть.
Потом Он стал вдруг говорить о больших деньгах, которые я трачу на поездки с Севера в Тернополь, и о том, что, если бы я училась, к примеру, во Львове, где тоже есть геологоразведочный факультет, то было бы проще приехать, и можно было бы видеться почаще. Он постелил мне в своей комнате на том же диване и, уходя на кухню, нежно обнял и сказал:
- Не всё, Тома, так просто, как нам сейчас с тобой кажется,... - и добавил. - Ничего. Всё будет хорошо...
Утром Он ушёл на работу, а я, позавтракав, отправилась проведать подружек.
Встретилась с Валей, которая приехала на несколько дней из Ленинграда. Мы долго беседовали, обменивались впечатлениями и новостями, планами на ближайшее будущее. Она продолжала жить, работать и учиться в Ленинграде, заканчивала второй курс Горного института. С радостью заметила, что у подруги появилась уверенность в своих возможностях, спокойная и мудрая рассудительность.
Во второй половине дня я зашла в школу инструкторов туризма, где царило оживление: шла подготовка к выезду на областные соревнования по туризму. Наш руководитель Владимир Александрович, радостно меня поприветствовал, спросил, надолго ли я приехала и предложил вместе с нашими ребятами и девчатами отправиться на соревнования в качестве судьи. Предложение было заманчивым и я сказала:
- Хорошо бы. Но нужно подумать. Пока я не могу сказать ничего определённого. Завтра дам ответ.
Вечером я пришла к Нему домой. За ужином рассказала, что получила предложение съездить со своими друзьями туристами на три дня в лес на судейство. Он нисколько не огорчился.
- Я тоже на неделе должен отправиться в командировку... Так что поезжай, отдохни, в лесу сейчас очень красиво. Тебе ещё и дома с родителями нужно побыть...
Я уложила в сумку свои вещи и поделилась планами:
- Так я пойду домой? По пути зайду в кассу, куплю обратный билет на самолёт до Ухты. После соревнований придётся лететь самолётом, на поездку по железной дороге времени уже не остаётся...
Он взял мою сумку, решив проводить, и мы вместе пошли в кассу Аэрофлота. Предъявив свой студенческий, я приобрела дешёвый авиабилет за 50 процентов стоимости (билет обошёлся из Тернополя до Ухты с пересадкой в Москве около 25 рублей, это был мизер, ведь в поле в Нарьян-Маре я получала порядка 200 рублей в месяц). Он немного провёл меня в сторону моего дома и сказал:
- Давай прощаться. Провожать дальше не буду, вечером предстоит ещё много работы. Кое-что срочно нужно дописать к завтрашнему дню...
Он обнял меня и на несколько мгновений прижал к груди.
- Желаю удачи...
Побыв пару дней дома с родителями, я уехала вместе с друзьями туристами в лес вблизи Тернополя. Весенний лес пробудил воспоминания и мечты. В свободное время бродила между деревьями, любовалась весенними цветами, наслаждаясь покоем и тишиной.
На областных соревнованиях я общалась со всеми девчонками и ребятами из секции туризма, с которыми вместе ездили в спелеоэкспедиции и ходили в походы. Многие были уже студентами вузов. Помимо близких подруг, как я уже упоминала: Лены, учившейся в Воронеже; Оли, Ларисы и Вали, обучавшихся в Ленинградском Горном институте, в этом же институте учился Боря Максимов; во Львовском университете на геологоразведочном факультете — Виктор Масливец и Володя Хворостян; в Тернольском политехническом — Алла Андреева и Юзеф Зимельс; в Тернопольском финансово-экономическом — Галя Алданова; в Тернопольском медицинском — Витя Апостолюк. Все они немного повзрослели, но по сути остались теми же — чуть наивными и увлечёнными романтиками. Нужно отметить, что все мои друзья туристы и спелеологи вовсе не были похожи друг на друга: каждый отличался собственным особым характером, увлечениями и склонностями. И, хотя мы были спаяны общим делом, но доверительные отношения возможны были только с близкими по духу, по интересам личностями.
Любопытным человеком показалась Люда Голованчикова, которую я прежде плохо знала. У неё было осмысленное стремление изменить свою жизнь, она мечтала, как и я, уехать в экспедицию на Север, работать, учиться. Когда она попросила дать ей мой адрес, я честно предупредила, что живу в общежитии, где нет никакого комфорта и совсем не уверена, что смогу помочь ей с устройством на работу. Но она настаивала и адрес я ей всё же дала...
Возвратившись с соревнований, я позвонила в редакцию и узнала, что Он уехал в командировку в район. На следующий день мне предстоял длительный перелёт сначала в Москву, а потом в Ухту. Я провела бессонную ночь. В памяти настойчиво всплывали дни, проведённые в Его доме перед выездом на соревнования. Наша очередная встреча с Любимым оставила ощущение недоумения и неясности. На душе было тревожно. Я думала: «Почему Он ведёт себя так странно? За последние два года Он дважды приглашал меня сразу же по приезду, можно сказать — с поезда, жить в своём доме. Оба раза я не проявляла совершенно никакой инициативы, всё решал за меня Он сам, мне оставалось только подчиниться. Я по нескольку дней останавливалась у него, спала в его комнате, на его диване. Я охотно шла к Нему в дом; Он не мог не понимать, как много Он для меня значит: ведь я предпочла быть с Ним вместо встречи со своими родителями. Он познакомил меня со своими родными, это свидетельствовало о серьёзности Его намерений. По моим представлениям, так ведут себя влюблённые мужчины. Неужели Он, взрослый человек, гораздо старше меня, не понимал, что тем самым всё больше привязывает меня к себе?... А потом, после обворожительных, заманчивых слов и жестов, нежных поцелуев, по непонятным причинам настроение Его вдруг менялось, он превращался в трезво мыслящего человека, произносил неопределённые, непонятные слова-полунамёки, оставляя в душе сомнения и разочарования. Он ни разу не сказал ни единого слова о своей любви. И не предпринял попытку близости. Прожив три года на Севере, я уже знала, что это у мужчин принято делать запросто. Да, Он советовал, чтобы я возвратилась с Севера на Украину. Но Он никогда не произнёс даже намёка о том, что, если я приеду, мы будем вместе»... Скажу, что на эти вопросы я не нашла ответы за всю свою долгую жизнь...
В середине апреля в Ухте вдруг выпал снег. Тихо скользящие, влажные, громадные хлопья. Задумчивый и нежный снег... А через месяц разлились реки и на нашу Пионер-гору перестали ездить автобусы, затопило мост через небольшую речушку Чибью. До работы и обратно приходилось ходить пешком через небольшой лес. (Пройдёт 10-15 лет и на месте леса вырастет огромный микрорайон с красивыми многоэтажными домами. За тридцать лет моего пребывания в этом чудесном северном городе площадь его увеличилась почти в три раза, число жителей за этот же период выросло в 1,7 раза).
Однажды по пути с работы меня догнал сильный ливень. Пришла мокрая с ног до головы. Переоделась. Налила кружку крепкого горячего чая. Включила магнитофон и с наслаждением услышала знакомые слова:
Спасибо вам, мои дожди,
Спасибо вам, мои осенние
За всё, что вы во мне посеяли...
Порой я забываю, что за окном весна. Нынешний дождь, он как будто возвратился из далёкой осени. И принёс с собой тоску... Откуда приходит это чувство? — Иной раз оно появляется из воспоминаний о прекрасных мгновениях прошлого, которые не воскресить. Тоску порой называют звериной. Но у зверей нет разума, их тоска инстинктивна. Как у тех газелей из «Планеты людей» Экзюпери. Тоска по неведомому, по несбыточному, по возможности быть самим собой, мчась по бескрайнему простору пустыни. И по свободе, которую, по-видимому, могут ощущать только звери, а в представлении людей она каждому видится совершенно по разному...
В моей памяти вдруг всплывают какие-то фрагменты прошлого. Вспоминаются ребята, которым нравилась я или которые нравились мне. На какой-то миг задержавшиеся в поле зрения, но прошедшие мимо.
Пустая палатка. Собранный в путь рюкзак. Возле рюкзака сидит, ожидая команды, подросшая за лето собачка, любимица Машка. Застенчивый, молчаливый паренёк вдруг осмелел и заговорил:
- Можешь думать, что хочешь. Но я тебя всё равно никому не отдам...
Это Анатолий, временный рабочий, оставшийся потом работать на буровой ...
Берег горного озера. Вокруг него каменные громады, состоящие из нагромождения всевозможных обломков горных пород.
- Разве ты знаешь жизнь? - спрашивает стоящий рядом человек.
- Думаю, что знаю.
- Ничего ты не знаешь! Песни под гитару у костра, стишки, романтика — разве это жизнь?... Всё это надуманная ерунда! Жизнь — это работа, слышишь! Изматывающая, ежедневная... Я работаю с детства и чётко это знаю.
Это рабочий Виктор из Предгорной партии...
Звёздное небо. Жёлтая луна в чёрной бездне озера. Ощущение Вечности и Величия. Восторг и чувство светлого единения с молчащим рядом человеком. Это Юра, студент из Московского геологоразведочного, с которым я так и не решилась соединить свою судьбу...
Прохладный ручей. Хрупкие кустики карликовой берёзки. За ручьём широко раскинулся драгоценный ковёр тундры. Жёлтый, красный, с тёмно-зелёными, светло и тёмно-коричневыми тонами. А вдали — тёмные силуэты гор с белыми снежниками. Запах первого снега. Это Валентин, художник, искатель красочных северных пейзажей и приключений...
Весна. Влажный воздух от тающего снега. Почки на карликовых берёзках... А в доме — тепло и уютно. В печке весело горит огонь. Мягкие шторы, свет крошечного ночника. Добрые, ласковые слова и руки. Это геолог Боря, умный и всё понимающий...
Каждый из них мог бы стать моей Судьбой, но не стал. Потому что в моей душе была Любовь и я оставалась ей верна. И потому, что не было ничего более прекрасного, чем золотой лес, медленно падающие листья, звёздное небо, гладь озера и далёкие ночные огни города. Рука на моём плече. Нежность и тёплый комочек в душе... Это видение из прошлого затмило всё, что было до и после...
На один день приезжала Света из Полярного. Она выглядела испуганной и уставшей. В Москве сотрудниками КГБ был задержан один из диссидентов, который принимал участие в создании «Самиздата», у него конфисковали много самиздатовской литературы. У друга Светланы Эрика тоже проводился обыск, кроме литературы изъяли личные записи и переписку. Через него вышли на Светлану. Она рассказывала, как приехавшие из Салехарда два сотрудники КГБ, провели с ней беседу. Пытались взять у неё письменное обещание, что впредь она не будет читать «запретную литературу» и будет доносить в соответствующие инстанции, если увидит у кого-либо подобные произведения. Света отказалась и аргументировала свой отказ тем, что читать — это не значит думать так же, как автор. Они пересмотрели её библиотечку на предмет обнаружения «такой» литературы... Светлана велела мне уничтожить все самиздатовские материалы, которые я у неё в своё время переписала. В предыдущей главе я упоминала о том, что по совету Инны Павловны закопала эти записи в лесу на Третьем отделении. Сегодня они не представляют никакой тайны, никому не нужны и не интересны, всё можно отыскать в открытом доступе в печати или интернете. Но они до сих пор хранятся у меня, как память о прошлом. Биография Троцкого, письмо Фёдора Раскольникова Сталину, стенограммы судов над Синявским и Даниэлем и прочее. А, учитывая в каких уродливых формах осуществились перемены, за которые ратовали диссиденты, — жаль потраченного на всё это времени...
Тем не менее, мне довелось тоже иметь разговор с человеком, который представился сотрудником КГБ, правда, удостоверение он мне не предъявлял. Кстати, ухтинские геологи именовали КГБ по названию аббревиатуры организации — Конторой Глубокого Бурения.
Приблизительно через месяц после приезда Светы меня неожиданно вызвал в кабинет начальник экспедиции Николай Сергеевич Габлин. Кроме самого Габлина здесь находился молодой мужчина лет около тридцати.
- Товарищ хочет с вами побеседовать, - сказал начальник. - Можете на часик отлучиться с работы.
Я одела куртку и мы с молодым человеком, которого звали Олег (отчество забылось), медленно пошли по улице. В рабочее время в центре города было практически безлюдно. Помню, что разговор этот не вызвал у меня никакого страха, потому что он носил, как мне показалось, непринуждённый, даже участливый характер. Больше говорил Олег, а я молча слушала и коротко отвечала на его вроде бы малозначащие вопросы. Я вкратце записала тогда содержание этой беседы.
Он говорил о том, что я слишком молода и неопытна и могу легко попасть под влияние людей, кажущихся интересными, умными и обаятельными. Но их представления о нашей действительности искажены и они высказывают взгляды, порочащие наш строй.
- Вы работали в геологоразведочной экспедиции в посёлке Полярный. У вас там остались друзья, с которыми вы до сих пор поддерживаете отношения. Какое у вас сложилось мнение о них? - поинтересовался он.
Я подтвердила, что в Полярном действительно остались мои друзья, интересующиеся литературой, поэзией, имеющие широкий кругозор.
- А их политические взгляды вам нравились?
Я отвечала, что в чём-то считала друзей правыми, а в чём-то нет. Но их политические взгляды не имели для меня определяющего значения. Главным являлось то, что это увлечённые, интересные люди, много читающие, эрудированные. К тому же мои друзья относились ко мне с уважением и пониманием, с готовностью откликнуться и помочь в трудную минуту.
Олег начал говорить о том, что у меня впереди длинная жизнь, что я неглупый человек и в будущем смогу разобраться и понять, где правда, а где вымысел, завуалированный под правду.
- Вы приехали в незнакомый город, где у вас никого нет, - констатировал он. - Поступили в институт, устроились на работу, получили почти бесплатное место в общежитии. Разве вас кто-то в чём-то здесь ущемил или обидел?
Тут он остановился и взглянул прямо мне в глаза. Подумав, я ответила:
- Нет, конечно же...
- Так цените то, что имеете. Учитесь, сдавайте сессии, осваивайте профессию. Станьте ценным специалистом и со временем у вас будет всё, что пожелаете. А всё остальное пока выбросьте из головы. В жизни существует много интересных дел: спорт, путешествия, краеведческие исследования, занятия искусством, а для женщины ещё и различные виды рукоделий. Всем этим можно с увлечением заниматься, всё это доступно. И не стоит засорять мозги всякими надуманными политическими идеями, разобраться в которых вы ещё не можете из-за недостаточности жизненного опыта. Тем более, не стоит распространять какие-то чужие взгляды. Это может просто вам навредить. Вы только начинаете жизнь и глупо сразу же её себе усложнять.
Этот молодой мужчина не вызвал у меня никакого чувства раздражения или неприятия. Он спокойно и по-доброму давал мне простые советы. Я понимала, что в чём-то он прав. Поэтому в конце разговора пообещала, что постараюсь приложить все силы, чтобы хорошо учиться, стать хорошим специалистом и внести свой вклад в геологию.
В одном только я осталась при своём мнении. Я дорожила своей дружбой со Светланой, восхищалась ею и не могла отказаться от общения, это было бы, на мой взгляд, предательством. Но об этом Олегу я, конечно, не сказала...
Прошло 47 лет. Многое в нашей жизни изменилось. Вспомнив этот разговор, я задаюсь вопросом: «Интересно, где теперь этот человек и что он думает о произошедших переменах и каково теперь его мнение о прошлой и настоящей нашей жизни?»...
Хотя Елена Яковлевна вовсе не требовала с меня деньги за купленное в Нарьян-Маре пальто, но мне хотелось поскорее возвратить долг. Поэтому я устроилась на вторую работу, санитаркой в родильное отделение роддома. Днём на рабочем месте трудилась техником-геофизиком, а ночами три раза в неделю посменно санитаркой. Ночные смены были по 12 часов. Отработав ночь в роддоме, утром являлась в экспедицию, где нужно было не просто отсидеть 8 часов, но ещё и работать с материалами. Таким образом, рабочий день длился почти сутки. Вечером, добравшись до общежития, едва перекусив, проваливалась в сон. Так я вкалывала два месяца, пока не заработала сумму, истраченную Еленой Яковлевной на покупку пальто...
В июне в Ухте зацвела черёмуха. Выйдя утром из дома, я была поражена видом роскошных, омытых ночным дождём соцветий и пьянящим запахом. Это чудо я не видела три года, ведь там, где я работала, в Заполярье черёмуха не растёт. Весь город купался в белых гроздьях черёмухи и нежной зелени листвы. Весна показалась мне необыкновенно прекрасной. А черёмуха даже снилась по ночам. Под впечатлением от весеннего чуда пробуждения природы я начала писать сказки. В этих сказках Травинка, Сосна, Берёзка, Ромашка и даже Ветер и Ливень были живыми и разговаривали друг с другом...
Из Тернополя вдруг нагрянула Люда Голованчикова. Поскольку в нашей комнате в общежитии все места были заняты, мне пришлось попросить Инну Павловну приютить её у себя. Вскоре Люда устроилась на работу в полевую электроразведочную партию, база которой располагалась в посёлке Чиньяворык в 75 километрах юго-западнее Ухты и уехала в поле...
Мне полагалось несколько дней отгулов за работу в выходные дни в Нарьян-Маре. Старший геофизик партии Рудик Селянинов и техник Валя Нефёдова тоже заработали отгулы и мы договорились отправиться на берег речушки Чуть, притока реки Ухты и пожить несколько дней в палатке на природе, отдохнуть от общежития и города. С нами попросились двое рабочих-топографов, соседей по общежитию.
Шёл июль. Стояли чудесные тёплые дни, ласково светило солнце. Небо было безупречной голубизны и чистоты. На высоком берегу Чути в сосновом бору мы выбрали обширную, светлую поляну, сплошь усеянную изумительными цветущими фиолетовыми свечками иван-чая и поставили две палатки. Мы с Валей разместились в маленькой двухместной, а Рудик с ребятами — в четырёхместной. Ребята сразу же отправились на рыбалку, а мы с Валей разожгли костёр и приготовили ужин — рисовую кашу с тушёнкой. Ожидая возвращения рыбаков, вели неторопливую беседу.
Валя была удивительным человеком — светлым, искренним, чистым, доброжелательным и очень симпатичным. У неё были роскошные вьющиеся волосы, чуть удлинённое лицо и, глядящие на мир с изумлением, карие глаза. Она очень много читала, знала на память множество стихов и обожала свой родной Ленинград, о котором часами могла рассказывать влюблённо и восторженно. Она работала первый год по распределению после окончания Ленинградского геологоразведочного техникума. Мы жили на Пионер-горе в одной комнате. После возвращения из Нарьян-Мара комендант общежития переселила меня из большой восьмиместной комнаты, где проживали, в основном, временные сезонные рабочие, в комнату поменьше, где помимо Вали жили ещё три выпускницы того же техникума: Наташа, Люда и Галя. Это была дружная, весёлая компания интересных, романтичных девушек. Здесь пели песни, слушали музыку, спорили на литературные темы, обсуждали понравившиеся кинофильмы и очень часто вспоминали студенческую жизнь в Ленинграде...
Вечером ребята принесли рыбу и мы с Валей пожарили её на костре с луком. Всё было очень здорово, но мерзавцы комары под вечер не давали покоя, приходилось постоянно пользоваться жидкостью, отпугивающей кровососов. До ночи сидели у костра. Правда, ночь в этих широтах, как и в Заполярье — понятие условное, её практически нет и она напоминает предрассветные сумерки на юге. Вспоминали прошедший полевой сезон, всякие курьёзные эпизодики из него, празднование 8 марта в поле. Валя, как и я, побывала зимой в полевых отрядах и рассказывала, как Иван Новиков принёс ей в палатку утром в женский праздник букет из веточек пихты с шишками. Я вспомнила про тетрадку стихов, сочинённых Иваном Новиковым, Валя тоже знала про тетрадку со стихами.
- Он записывает их на ходу, как попало, не всегда соблюдает размерность и ритм, но пишет интересно, искренне, от души. Отшлифовав эти стихи, можно было бы попытаться послать их в литературные журналы, но у него нет на это ни желания, ни времени.
Заговорили о планах на летние отпуска. Валя, конечно, рвалась в свой родной Ленинград, по которому скучала. Рудик рассказал, что собирается провести отпуск в полевой партии у Шмелёва на реке Печора.
- Там чудесные места, рыбалка, охота...
- А почему бы тебе, Рудик, не взять путёвку в экспедиции и не поехать за границу в Чехословакию или Болгарию? - поинтересовалась я.
- А что там делать? Загорать? - Я и тут загорю. Пиво попить? - Это можно и здесь... А с рюкзаком побродить на природе там не получится. Костёр развести нельзя... Скучища...
- А посмотреть как люди живут разве не интересно?
- А они, Томка, везде одинаково живут. У кого как получается, тот так и живёт...
Так прошло несколько прекрасных дней в сосновом лесу, наполненных солнцем, синевой неба, яркими цветами, травой, журчанием реки. С вечерними беседами у костра, песнями, стихами, философскими размышлениями о жизни. Мы с Валей ночи напролёт увлечённо беседовали. Она была восторженной оптимисткой, воспринимающей окружающий мир с радостным восхищением и, казалось, не замечала в нём никаких изъянов. Я её потихонечку отрезвляла, пытаясь доказать, что реальная жизнь вовсе не так безупречна и безоблачна. Тем не менее, я искренне к ней привязалась. Наши жаркие споры возобновлялись ежедневно и однажды мы договорились, что продолжим их, набравшись жизненного опыта, ровно через 10 лет. Что где бы мы ни находились, встретимся в Ленинграде на площади Искусств у памятника Пушкину в 18 часов вечера 20 июля 1979 года. Мы записали каждая в свой блокнотик это торжественное обещание...
Забегая вперёд скажу, что мы действительно встретились с Валей в Ленинграде, но не через 10, а через 20 лет, в июле 1989 года. Встретились в совершенно иное время, накануне перемен в нашей стране. Валя была активисткой демократического движения и участвовала в предвыборной кампании за избрание депутатом Юрия Болдырева. Она осталась добрым, чистым и светлым человеком, несмотря на неудачно сложившуюся личную судьбу...
А потом был наш последний вечер и, сидя у догорающего костра, мы пели чудесные бардовские песни...
Институт организовал для студентов геологического факультета посещение шахты в посёлке Ярега, в 20 километрах от Ухты. Вместе со студентами очного отделения на экскурсии побывали также несколько человек из нашей группы, тех кто находился в это время в городе. На Яреге шахтным способом разрабатывают месторождение тяжёлой нефти. Это единственная в СССР шахта, в которой чёрное золото добывают таким методом. Ярегское месторождения уникально по запасам, составу нефти и строению. Нефть высоковязкая, смолистая, малопарафинистая, в тысячи раз превышающая вязкость обычных нефтей. Из неё получают высококачественные смазочные материалы, дизельное топливо, в том числе — незамерзающие, а также битум и асфальт. В мощном пласте кварцевых песчаников верхняя часть - нефтенасыщенная, а нижняя — рудная, содержащая огромные запасы титановой руды.
Первая ярегская нефть была получена в шахте № 1 в 1939-ом году. Потом в годы войны были запущены ещё две шахты.
Нашей группе выдали рабочую одежду, обувь и каски. Спустившись на лифте на глубину порядка 200 метров, мы попали в лабиринт с чёрными от вкраплений нефти стенами. Рабочая галерея проходила в продуктивном пласте, в нём бурились наклонные скважины, по которым нефть самотёком поступала в установленные с небольшим уклоном желоба. По желобам она попадала в трубы, а затем подавалась в нефтехранилище. В дальнейшем методы разработки Ярегского месторождения усовершенствовались, применялись тепловые, паротепловые и прочие способы.
Сопровождавшая нашу группу женщина-геолог была немолода, но, как и все увлечённые люди, очень красива. Она рассказывала о том, как в 1930-ые годы в системе Ухтпечлага начиналась разработка месторождения. Как закладывалась первая шахта, в которой нефть извлекалась по несовершенной методике — шахтная выработка, где бурились скважины, проходила выше продуктивного пласта и транспортировать её было непросто. В первые годы под землёй работали женщины и лошади. Женщины лопатами гнали чёрную массу нефти по желобкам к нефтесборникам, где её грузили в вагонетки. Лошади тащили эти вагонетки к подъёмнику. Со временем почти все лошади слепли... С каждым годом усовершенствовалась методика разработки и эксплуатировались всё более глубоко залегающие пласты. Женщина-геолог говорила об уникальных свойствах ярегской нефти и о том, что на дизельном топливе, произведённом из неё, работают суда северного и арктического флотов...
Из разговоров в камералке я узнала, что на месте нынешнего города Ухта в устье реки Чибью летом 1929-го года экспедицией ОГПУ, состоящей из вольнонаёмных, ссыльных, заключённых и охранников, был заложен посёлок, носивший название Чибью и основан лагерный пункт, именовавшийся базой ухтинской экспедиции ОГПУ. Осенью этого же года в Ухту прибыл известный геолог Н.Н. Тихонович и в экспедиции началось бурение скважин. В 1930 году пробуренная скважина дала промышленный приток нефти, было открыто Чибьюское месторождение. В 20 километрах от посёлка было открыто месторождение радиоактивных вод, из которых получали радий (Водный Промысел). В 1933 году был создан Ухтпечлаг. В 1930 годы в посёлке Чибью были построены школа, горный техникум, театр, универмаг, гостиница, стадион. В 1939 году рабочий посёлок получил название Ухта, а в 1943-ем — статус города. Об открытии уникального Ярегского месторождения тяжёлой нефти я упоминала выше. В 90 километрах от Ухты было открыто также Седьёльское газовое месторождение и в 1941 году началась добыча газа. В 1942-ом году возник первый крупный газовый промысел и на его основе запущены заводы по производству сажи.
Многие видные геологи, фамилии которых были известны в Ухте и Республике Коми были привезены на Север под конвоем ( например, корифей геологии А.Я.Кремс)...
Обработку полевых материалов я успешно освоила. Это была скучная техническая работа, требующая однако кропотливости и внимательности. Старшие специалисты очень быстро заметили, что я хорошо выполняю чертёжные работы, владею разными шрифтами, могу делать надписи на картах, корректировать тексты. Я рвалась в поле, где работа была более живая и разнообразная. Но начальник партии Василий Степанович осадил мой пыл:
- Здесь ты, Тамара, принесёшь больше пользы. Оформительская работа получается у тебя хорошо. Такие, как ты очень нужны на завершающем этапе работ.
Осенью с поля возвратилась Люда Голованчикова. В полевой партии она не прижилась. Причину этого я так и не смогла выяснить. Мы встретились у Инны Павловны. Я пыталась с ней поговорить, расспросить. Но она, не отвечая на вопросы, молча смотрела на меня своими огромными глазами, из которых катились слёзы. В наш разговор вмешалась Инна Павловна:
- Давай, Томуся, приготовим ужин и отметим возвращение Люды, - предложила она.
Вскоре мы сидели за столом, Люда немного успокоилась и даже произнесла тост:
- За тех, кто в пути. За то, чтобы они дошли до огня, и чтобы им хватило еды.
Это был тост героев Джека Лондона. Я подумала, что Люда, в сущности, неплохой человек, что она сама со временем во всём разберётся и решит свои проблемы. И, если при этом она набьёт себе шишки, то непременно сделает выводы.
Люда рассказала, что в деревне Чиньяворык, где базировалась партия, находится исправительная колония. Когда колонну заключённых ведут на работу, а навстречу попадается женщина, зэки приходят в неописуемый восторг. Слышатся восхищённые возгласы: «Палундра!», «Воздух!», «Сеанс, девочки!».
Инна Павловна, в своё время прошедшая лагеря, объяснила:
- Люда, когда они кричат: «Сеанс, девочки!», это означает, что они просят поднять юбочку и показать ножки. Они будут очень довольны и осыпят благодетельницу комплиментами.
Вечер подходил к концу и мы с Людой убрали со стола, вымыли посуду. Инна Павловна вышла на улицу покурить.
- Удивительный человек Инна Павловна, - произнесла Люда. - Я таких, пожалуй, не встречала в своей жизни. Стойкая, мужественная. Не поддающаяся унынию, панике. Оптимистка, жизнелюбка. Характер сильный, волевой. Нам с тобой, Тома, до неё далеко...
Я подумала, что Люда весьма наблюдательна. Это, пожалуй, довольно точная характеристика Инны.
Вскоре Люда засобиралась в отпуск в Тернополь. Я думала, что она не возвратится в Ухту. Но через месяц она опять появилась и, устроившись рабочей в полевую сейсморазведочную партию, снова уехала в поле...
В коллективах камеральных партий встречаются довольно интересные люди. Начальник партии Сергей Владимирович Толстов, выпускник Ленинградского Горного института. Лицо почти всегда с хитроватой ухмылочкой, длинные усы, в зубах — неизменная папироса. Старый холостяк и скептик. Женщин делит на две категории: «просто бабы» и «деловые бабы». Работал несколько лет геофизиком в загранкомандировке во Вьетнаме. Бывает интересно послушать его рассказы.
- Вьетнамцы, хоть и хиловатые, но весьма приспособлены к своим природным условиям. В районе боевых действий живут в норах, сутками отсиживаясь в период бомбардировок. Потом вылезут, нападут на какую-либо американскую часть, постреляют и обратно прячутся в норы, попробуй их достать. Но, конечно, без наших ракет они с америкосами не справились бы...
Сергей Толстов говорил чистейшую правду. Советская военная помощь Вьетнаму выражалась не только в безвозмездных поставках большого количества военной техники: зенитных и ракетно-зенитных комплексов, орудий и миномётов, самолётов и вертолётов, но и в обучении вьетнамцев воевать с этой техникой. Для этого наши советские военные специалисты направлялись во Вьетнам инструкторами. Их присутствие в зоне боевых действий официально не афишировалось, но обросло слухами и легендами, некоторые находили подтверждение в словах очевидцев, военных, побывавших на той войне. К примеру, легенды о том, что тремя советскими ракетами могли «сбить» 4 американских самолёта, вовсе не пустые байки: заметив грозящую опасность, американские пилоты покидали свой неповреждённый самолёт на парашютах.
Следует отметить, что именно в этот период, летом 1969-го года, в силу сложившихся обстоятельств (невозможности изменить ход войны и сломить сопротивление северо-вьетнамцев) и под давлением антивоенных выступлений в собственной стране США начали вывод своих вооружённых сил с территории Вьетнама. Годом ранее военная численность американских солдат во Вьетнаме составляла 540 тысяч человек. Весной 1973 года США успешно завершили вывод своих войск из Южного Вьетнама...
К Сергею Владимировичу приходила иногда симпатичная и смелая женщина, старший геолог из сейсморазведочной экспедиции Нина Усова. У них, видимо, были хорошие дружеские отношения. Иногда велись разговоры на политические темы. Как-то зашёл разговор о «стукачах».
- «Стукачей» в наших коллективах полно, - заключила Нина Владимировна. - Сталина нет, но дело его живёт...
Я была удивлена. Не хотелось думать, что кто-то из работавших рядом милых женщин способен быть доносчиком, осведомителем. Но слухи такие ходили и, видимо, не безосновательно...
Как-то вызвал меня в кабинет наш начальник экспедиции Николай Сергеевич Габлин.
-Тамара Фёдоровна, - обратился он доверительным тоном. - Расскажите мне о себе.
- Что о себе?
- Да всё.
- Вам автобиографию? - и начала деловым тоном перечислять события своей короткой жизни: где родилась, где училась и т. д.
- Нет, не об этом, - перебил он.
- Но мне больше нечего рассказывать.
Я сразу же вспомнила слова Нины Усовой о «стукачах». И подумала о том, что, хотя я не часто, но позволяю высказывания, которые можно принять за антисоветские. И что, возможно, кто-нибудь доложил об этом начальнику. Вспомнив беседу с Олегом из КГБ, решила, что он тоже мог объяснить Николаю Сергеевичу цель предстоящего разговора со мной.
Меж тем, начальник стал рассуждать о преимуществах нашего общественного строя.
- На Западе люди духовно гораздо беднее советских. Они мало чем интересуются помимо бытовых тем и вопросов, касающихся собственной профессии. Не так давно я был в Дании по турпутёвке. Гидом у нас была студентка филологического факультета из Копенгагена. Казалось бы, студенты — народ любознательный, с широким кругозором. В 20-ти километрах от Копенгагена есть древний замок Гамлета. Наши туристы попросили её рассказать об этом замке. Молодая девушка ответила, что в городке, где находится замок, она не бывала и ничего о нём не знает. На Западе молодые люди редко ходят в кино или театры. Искусство стоит дорого и доступно только богатым...
Габлин упомянул и о том, что два года работал в Сирии в геологоразведке. Он даже вытащил из стола несколько фотографий.
- Население там живёт очень бедно. Медицина мало кому доступна. В Сирии у меня вдруг разболелся зуб. Когда я узнал, во сколько обойдётся его лечение, у меня был психологический шок и даже зуб перестал болеть.
(Вспоминая ныне этот разговор, мне хочется провести аналогию: после произошедших в нашей стране реформ, медицинские услуги у нас вздорожали до уровня постколониальных арабских стран. Низкооплачиваемые категории населения и пенсионеры с маленькими пенсиями о качественной медицинской помощи могут только мечтать).
Николай Сергеевич также рассказал о появляющихся в зарубежной прессе сведениях, высказываемых некоторыми американскими социологами и экономистами, что Советский Союз через некоторое время сам откажется от социалистического пути развития (тогда подобное предположение показалось мне бредовым).
Мы проговорили всю первую половину дня. В основном, говорил он, а я предпочитала отмалчиваться. Да и говорить мне, собственно, было нечего. Я поняла, что это умный, непростой и в какой-то мере опасный человек, с которым нужно быть осторожной.
В тот же день после обеда начальник вызвал ещё четырёх девушек, с которыми я жила в общежитии или общалась в поле, а на следующий день побеседовал ещё с тремя. Все, с кем он разговаривал, рассказали мне о содержании этих бесед. Спрашивал в том числе и обо мне. Вопросы были однотипные: «Какого мнения вы о Тамаре Горовой? Чем она интересуется? О чём она с вами разговаривает? Показывает ли она какие-нибудь свои записи?»
Мне сложно было понять причины такого интереса к своей личности. Неужели начальник серьёзно думает, что я представляю какую-либо опасность и могу влиять на окружающих? Или просто, на всякий случай, решил прозондировать ситуацию вокруг меня? Лучше всех на его вопросы отвечала Валя Нефёдова, которая потом со смехом поделилась со мной своими ответами:
- Тамара интересный человек. Много читает, увлекается поэзией, интересуется новинками художественной литературы, музыкой. Весёлая, компанейская. Любит походы, песни у костра. Недавно купила проигрыватель и пластинки, теперь у нас постоянно звучит музыка. Нет, никаких разговоров о политике я от неё не слышала. Не видела также никаких записей, кроме конспектов институтских лекций...
С наступлением осени, с первыми чуть пожелтевшими листьями белые ночи на Севере становятся серыми и стремительно сокращаются. В лесах появляется море грибов и ягод. В грибные годы можно набрести на поляны, сплошь усеянные моховиками, маслятами, волнушками и даже белыми грибами. Опушки радуют глаз синевой черники и голубики, словно красными бусинками украшены кустики брусники. Приезжая к Инне Павловне на Третье отделение осенью по выходным, я частенько бродила в окрестных лесах, собирала грибы, ягоды и великолепные букеты из осенних цветов и листьев. Ходить в тайге в одиночестве никогда не боялась. Могла уйти в лес на весь день, часами любоваться разнообразными раскрасками листьев, ярко-красной кистью рябины, фиолетовыми полями иван-чая, провожать взором стаи журавлей, летящих на юг. Вечерами становилось прохладно, я разжигала костёр, грелась возле него и, подкрепившись чаем и бутербродами, отправлялась в обратный путь.
Однажды я забрела слишком далеко и ночь подстерегла меня далеко от посёлка. Опустившаяся темень была как-то по-особому густа и мрачна. Стало совсем темно и я ускорила шаг. Вскоре вышла на большую лужайку и увидев огоньки посёлка, поняла, что до него топать ещё несколько километров. Решила пойти напрямик, но, свернув с тропинки, через 10-20 минут угодила в трясину. Почти ничего не видя, медленно продвигалась вперёд, не разбирая дороги, натыкаясь на редкие заросли кустарника. Сапоги давно наполнились водой, полы куртки стали мокрыми и липкими, в воздухе стоял запах гнили и болотной вони. Ведро с собранными грибами вовсе не радовало, а лишь мешало двигаться. Я знала от Инны, что в этих лесах нет топких мест, поэтому страха не было, а только чувство досады. В очередной раз с усилием вытаскивая провалившуюся в трясину ногу, чертыхалась, всматривалась в сгустившийся мрак и вопрошала: «Когда же наконец закончится эта болотина?»
В какой-то момент остановилась, подняла голову вверх и застыла в изумлении. Слева от меня в небе пылал костёр, это горел газовый факел возле Ухты. Верховой ветер дул со стороны огня и огромные, красные и чёрные тучи с бешеной скоростью неслись низко над землёй мимо меня. Казалось, что это огонь порождает фантастические, мрачные, живые скопления невиданных чудовищ и со страшной силой расшвыривает их по небу. Это было какое-то внеземное, мистическое зрелище. И я ощутила себя мизерной и никчёмной в этом вонючем, вязком болоте, в бездушном мире холода и подожжённых туч. Какие же они страшные, рвущиеся в никуда, в загадочную бесконечность! А я только временная, маленькая букашка, которая через какую-то секунду (в жизни Вселенной отпущенный мне срок — всего лишь миг!) будет сметена беспощадным временем.
Мне тогда показалось, что это предзнаменование, посланное свыше... На всю жизнь сохранились в памяти эти страшные минуты...
Наконец-то Елена Яковлевна добилась для меня места в полу-благоустроенном общежитии в центре города. Всех моих девочек ленинградок тоже переселили в это же общежитие, но, к сожалению, всех в разные комнаты. Меня поселили с двумя девушками — Таней и Верой. Первая работала инженером-геофизиком в гравиразведочной партии, вторая — музыкальным работником в ведомственном детском саду. Обе девочки мне понравились: простые, общительные и весёлые, обе довольно эрудированные, с ними можно о многом поговорить.
Теперь институт и работа располагались в 15 минутах ходьбы от места проживания. Это было весьма удобно: не стало зависимости от транспорта, появилась возможность чаще бывать в библиотеках и читальных залах. Заполучив в институте задания и методички для выполнения учебного плана 2-го курса, взялась за учёбу...
У одной из моих соседок Тани был в это время любовный роман с главным геологом экспедиции, она надолго пропадала из общежития и мы с Верой оставались вдвоём. Роман этот закончился печально: партком обязал ловеласа возвратиться к законной жене, а девушка вынуждена была уехать в Ленинград.
С Верой мы прожили в одной комнате два года и очень сдружились. Она меня очаровала своей внешностью и манерой поведения, умением держать себя просто и достойно. Одежду носила недорогую, но красивую. У неё была стихийная, неподвластная натура, изменчивая, словно северная погода. Она могла быть привлекательной, милой, улыбчивой, а через час-другой становилась суровой и холодной. Её нельзя назвать красавицей. Острое, с резкими чертами лицо, тёмные, всегда красиво уложенные волосы. Тёмные, блестящие глаза, удивительно изменчивы и притягательны. Засмеётся — и в них появляются искорки. Голос властный и очень красивый, грудной. Всегда подтянутая, стройная, стремительная.
Вера живёт с каким-то страстным любованием жизнью. И саму её невозможно не любить — эмоциональную, искреннюю, то радостную, то гневную, всегда неожиданную. Когда надоедали скучные будни, она брала неоплачиваемый отпуск, садилась в поезд и катила в неизвестность, на поиски новых встреч и родственных душ.
Мне хочется привести некоторые её рассказы о своей семье, отце, матери, сестрах. О её большой Любви, о которой она совсем мало рассказывала. И совсем не важно, кто был тот человек и какими были подробности их взаимоотношений. Значимо её особое, трепетное восприятие своего чувства.
Рассказы Веры Истоминой.
- Мой дед по отцовской линии — коми. Он родился и вырос в тайге. Всю свою жизнь был охотником и ни разу не был в городе. В 60 лет он ещё ходил на медведя. Однажды косолапый здорово его помял, оставив на щеке огромный шрам. Родители моей матери из Ленинграда, оба большевики-ленинцы, вступившие в партию на заре советской власти. Перед войной они были репрессированы и сосланы в Республику Коми. Отец матери погиб на войне в штрафном батальоне, мать умерла от тифа. Маленькую девочку приютила и воспитала семья коми.
Мой отец был известный в республике партийный руководитель, он редко бывал дома, пропадая сутками на работе или в бесконечных командировках. Его приезд был радостным праздником, который вся семья с нетерпением ждала. У отца был резкий, вспыльчивый характер. А мама — тихая, ласковая, всегда умела найти нужные, душевные слова, сдержать и успокоить отца. Она одна занималась нашим воспитанием и создавала в доме атмосферу уюта и спокойствия. Нас было пятеро сестёр и два брата. Жили очень дружно, в доме всегда царило веселье, у всех были интересные увлечения.
Когда я была совсем маленькая, мои старшие сёстры посадили в Печоре возле школы, где они учились, молодые сосенки. Сёстры выросли и разъехались, сосенки тоже выросли. Сейчас, когда я приезжаю домой, вижу вместо маленьких сосенок огромные деревья. Я смотрю на них и мне становится грустно и тоскливо, на глаза наворачиваются слёзы. Вспоминаю, как меня, самую маленькую, сёстры заворачивали в шубку и долго катали на самодельных санках зимними вечерами. Я не забыла даже скрип санок и луну над головой. Вспоминаю наши снега, наши лыжные прогулки...
Я думаю, что настоящая Любовь — большая редкость. Если бы это было не так, люди не были бы так чёрствы и мелочны. Любящая душа готова согреть теплом своего чувства весь мир. Любовь — огромное счастье, которое дано не каждому. Настоящая Любовь — безрассудна и беспредельна и не нуждается в ответных чувствах. Её проносят сквозь годы и берегут как святыню. Всё остальное, встречающееся в жизни — всего лишь подделка под любовь. Всё, что бывает без этого чувства — это обыденность и происходит по принципу: так положено. Для меня это чувство означает чистоту и высоту. Я могу сравнить его с первым выпавшим снегом — лёгким и нежным; а также с голубым безоблачным небом, зовущим вдаль; с яркостью и гармонией осенних красок. Могу, но не сравню. Лучше сравнить с подаренной нам жизнью, бесценной и неповторимой. Разнообразной и привлекательной, радостной и горькой, но всегда умопомрачительной...
Вера бессильно откидывается на спинку стула. Глаза её блестят по особенному. Я ощущаю её состояние и понимаю, что это еле сдерживаемые слезинки. А она продолжает.
- Всё можно отдать за то, чтобы Любовь повторилась. Но всё напрасно: повторений не бывает. Иногда надоедает одиночество, неустроенность, материальные проблемы. И я начинаю думать, что хорошо бы выйти замуж, построить семью, сделать счастливым хорошего человека... Но сразу же промелькнёт ужасная мысль: не его, а другого человека...
Через два года Вера уехала в Ленинград поступать в институт культуры. К сожалению, она навсегда ушла из моей жизни...
Поздней осенью, в ноябре неожиданно пришло письмо от Любимого. Он писал крайне редко и, увидев знакомый почерк на конверте, душа устремилась ввысь. Но краткое послание, похожее на записку, содержало лишь одну мысль и было написано в манере, совсем Ему не свойственной. Собственно, это был всего лишь краткий ответ на моё недавнее письмо. Там были такие строчки: «Ты спрашиваешь, как живу. Пытаюсь спастись работой. Но одной работы совсем не достаточно для позитивного ответа на сложные вопросы».
Я бесконечное число раз перечитала коротенькую весточку. Даже ночью подымалась, чтобы перечитать и осмыслить подтекст лаконичной фразы... А на следующий день начала выбивать на работе неоплачиваемый отпуск. Василий Степанович вначале не соглашался. Но, увидев слёзы в моих глазах, всё же поставил условие:
- Если ты окончишь корректуру всех экземпляров отчёта и всей прилагаемой к отчётам графики, я отпущу тебя на недельку домой.
Я отложила все институтские задания и взялась за корректировку. В будни работала без обеденного перерыва и оставалась на работе по окончании рабочего дня. Уходила с камералки поздней ночью, однажды даже перепугав вахтёршу, которая не подозревала, что в здании кто-то находится. Кроме того, работала в выходные. Наконец всё было окончено и отчёты сданы на рецензирование...
Поезд мчал меня на юг, к родным местам... Тернополь показался холодным и неуютным. Ветер швырял по улицам тёмные, полузасохшие листья. Деревья без осеннего убранства показались осиротевшими и беззащитными. Я шла с вокзала по тёмной улице и хотелось поскорее укрыться от холода, оказаться под тёплой крышей. Рабочий день уже закончился. Я позвонила с телефона-автомата в центре города. Он был в кабинете редакции один и снял трубку.
- Тома, неужели ты? Ты где сейчас? - и, услышав ответ, торопливо сказал. - Жду.
Он встретил меня на вахте. Прошли в кабинет. Я видела искреннюю радость в его глазах, Он долго меня обнимал. Мы сидели и смотрели друг на друга. Из репродуктора лилась тихая музыка.
- Я устал, Тамара. Мне нужна тихая, спокойная семейная жизнь. Нужна любящая, верная жена, пусть даже и некрасивая. Но, чтобы любила и уважала. И я тоже буду ей верен. Моя теперешняя жизнь не имеет смысла. Были какие-то временные увлечения, связи, но ничего стоящего. Самое скверное — это чувствовать, что ты ни одному человеку не нужен... Я очень люблю одну девушку. Никак не ожидал, что в таком возрасте смогу полюбить. Она наивна, неопытна и очень молода. И передо мной возникла проблема: имею ли я право отнять у неё юность?
- А она тебя любит?
- Да, очень любит. Правда, в этой любви есть что-то от идолопоклонства. Но очень много — от души...
- В таком случае, ты ничего не отнимаешь, а, наоборот — даёшь...
Пока шёл этот разговор, в моей памяти мелькали разные варианты. Конечно, я плохо представляла Его окружение, особенно после отъезда. Никогда прежде в разговорах Он не упоминал, о своих чувствах к кому-либо. Напротив, всегда подчёркивал, что свободен и независим. Я вспоминала наши встречи последних лет, его нежность, ласки и поцелуи. И это краткое письмо, в котором были слова о попытке спастись работой, их мог написать только человек одинокий... Конечно, я совсем не была уверена, но, не представляла, что Он мог так говорить со мной не обо мне, а о ком-то другом. При этом Он держал ладонь на моей руке и я ощутила магическое сочетание тепла его руки, слов, глаз и подсознательно верила, что Его признание обращено именно ко мне.
- Я никогда, Тамара, тебя не обманывал?
- Наверное, нет.
- Поэтому я не могу тебе сейчас сразу сказать, что люблю тебя. Пойми, мне очень нелегко...
- Ты знаешь, - сказала я, - что я, как и ты, мечтаю о сыне. Хорошо бы от Любимого человека...
Мы вышли из здания и пошли тёмными улицами города.
- Пойдёшь ко мне? - спросил Он.
- Не обижайся, но в этот раз мне дали только одну неделю неоплачиваемого отпуска и в Тернополе я пробуду всего три дня. Нужно идти домой...
- Хорошо, я провожу тебя.
Потом мы стояли в тёмном подъезде моего дома, его тёплые руки нежно гладили моё лицо, а губы целовали...
- Может, зайдём ко мне? - предложила я.
Немного поколебавшись, Он согласился.
Папа был в командировке в Киеве. Мама удивлённо смотрела на нас и не могла понять, почему мы пришли вместе. Не вдаваясь в подробности, я на ходу бросила фразу:
- Привет, мама. Этот молодой человек встречал меня на вокзале.
Он ухмыльнулся, но ничего не сказал. Потом мы сидели за столом, пили чай и вели незамысловатую беседу. Мама вдруг обратилась к Нему с просьбой.
- Вы имеете на мою дочь такое большое влияние. Помогите возвратить её с Севера домой.
- Я постараюсь это сделать, - отвечал Он. - Можно попытаться перевестись из Ухтинского института во Львовский университет. Учится она хорошо, думаю, что это получится...
Время было позднее и Он собрался уходить. Теперь уже я вызвалась Его немного провести. Мы до поздней ночи стояли в подъезде и не могли никак расстаться.
- Ты часто меня вспоминаешь, когда я уезжаю на Север? - спросила я.
- Да, довольно часто, - ответил Он и после паузы спросил. - Что ты собираешься делать дальше?
- Работать и учиться. Начался учебный год, я уже взяла методички для второго курса и приступила к выполнению контрольных и курсового.
Мне казалось, что Он никогда ещё не был со мной таким добрым, нежным и ласковым и я вдруг с ужасом подумала: «Может, это Он так прощается со мной навсегда?»
Когда я возвратилась, мама уже спала. Я тихонько пробралась в свою комнату и долго сидела в темноте и тишине. Перед моим взором возникали вечерние улицы и переулки родного города, где я ощущала щемящую радость от встреч и грусть от расставаний. Аллеи парка, где каждый падающий лист вызывал воспоминания; уютные скамейки, на которых остановившееся время превращалось в усладу; фонари, тускло освещавшие его лицо... Нет на земле ни одного уголочка более очаровательного, чем эти тихие улочки и аллеи, где скользили незабываемые минуты и слышались неповторимые слова.
На следующий день Он позвонил и мы опять встретились, в этот раз ненадолго, у него были срочные дела. Я осмелилась сознаться в своих чувствах.
- Знаешь, я даже не подозревала о том, что чужой человек может стать дороже родных, - говорила я, - дороже отца и матери. Любить — это изумительно.
Он всё знал, всё понимал. Отвечал немногословно.
- Давай, Тома, будем надеяться на лучшее...
Был сильный ветер, очень холодно. Мрачные тучи проносились по небу. Мы договорились о встрече на следующий вечер. Это был последний день, ночью я уезжала...
Мы встретились возле здания редакции. Медленно пошли к его дому. Он говорил о том, что чувствует себя одиноким. И что без семьи человек не может быть счастлив.
- Наше состояние зависит только от нас самих, - убеждала я. - Мужчина в любой момент может изменить свою жизнь. Ведь обычно всё, что происходит с двумя, решает не женщина. Твоё будущее только в собственных руках.
- Я это знаю. Мне нужна любящая, верная жена...
Его мама приветливо нас встретила, накрыла на кухне скромный ужин и оставила нас наедине. Потом Он показал мне свои последние публикации и я даже по заголовкам и первым абзацам поняла, что в Его очерках много интересных мыслей, они содержат занятную фактуру и привлекают внимание. Писал он легко и профессионально. Это был умный, талантливый и одарённый человек. Не желая разглашать его Личность, к сожалению, я лишила себя возможности рассказать подробнее о его творчестве.
Разговор зашёл о литературе и поэзии. Он сказал, что руководитель литературного объединения Борис Демкив ждёт мои новые стихи и рассказы.
- Я не забыла о нашей с ним договорённости, - заметила я. - Кое-какие наброски у меня есть. Но все они требуют доработки, а свободного времени, к сожалению, не остаётся. Работа, учёба отнимают все силы и время.
Потом мы в его комнате слушали на проигрывателе пластинки. Я привезла для Него пластинку Муслима Магомаева с песней «Что случилось», которая очень мне нравилась.
И никто сказать не может
Где радость ждёт, а где беда.
За ложным счастьем идём,
Не сиявшим никогда...
Пластинка доиграла и я тихо произнесла:
- Ты знаешь, что я не из плаксивых. Но, когда впервые слушала эту песню, слёзы брызнули из глаз...
- Томочка, я понимаю почему. Не нужно так, это слишком больно..
Потом Он поставил свою пластинку, песню на слова Бориса Демкова «Квіти ромена»..
Я тобі принесу в запашнім передгроззі
Щонайкращі гілки запашні...
Он снял пластинку и нарушил тишину:
- Не могу в последнее время слушать музыку, нелегко это, - и протянул пластинку. - Для тебя приготовил.
Потом Он дал мне почитать стих Вероники Тушновой «Мой дом — в сердце твоём». Я прочитала и оторопела. Это были слова о нас. Наша с Ним данность. Наша Судьба.
Дом — четыре стены...
Ну, а если у нас их нет?
Если нету у нашего дома
знакомых примет,
ни окон, ни крыльца,
ни печной трубы,
если в доме у нас
телеграфные стонут столбы,
если в доме у нас,
громыхая, летят поезда?..
И вдруг совсем неожиданно:
- Тома, а какие бы условия ты создала своему мужу? Любимому мужу...
- Нормальные, как и любая женщина. Жизнь меня всему научила... Думаю, что и детей смогу рожать...
- Очень прошу тебя, Тамара, будь умницей. Не принимай поспешных решений. Хорошо всё обдумай...
Этот недвусмысленный разговор я буду вспоминать долгие годы, десятилетия. Всё, что было произнесено, так и останется для меня большой загадкой...
Мы стояли в полумраке возле окна. За ним внизу тускло освещалась безлюдная улица. Его рука лежала на моём плече, а моя — на его руке. Он еле слышно произнёс:
- Ты знаешь, я запутался в жизни, наверное, даже больше, чем ты... Прошу, не думай обо мне лучше, чем я этого заслуживаю...
Я торопилась на поезд, нужно было прощаться. Его мама пожелала мне доброго пути и обратилась ко мне с просьбой:
- Тамара, повлияйте на моего взрослого сына. Что-то в последнее время он почти не шутит. И пишите ему почаще. Когда он получает ваши письма, у него улучшается настроение...
Мы вышли на тёмную улицу.
- Тамара, дай мне слово, что будешь ждать. Я тебе говорил о девушке, которую люблю. Я очень за неё боюсь... Будешь писать?
- Я иногда сомневаюсь, нужны ли мои письма.
- А ты не сомневайся. Если бы они были не нужны, разве бы я просил писать? И не обижайся на меня за то, что редко отвечаю...
- Не буду.
- Когда тебя ожидать?
- Весной.
- За зиму подведи первые жизненные итоги. Пересмотри своё отношение ко мне. И подумай, что тебе делать..
Мы стояли на углу улицы, почти у моего дома. Мимо торопились люди, а мы никого не замечали и никак не могли расстаться. Я взглянула на часы. До моего поезда оставалось полтора часа.
- Пора...
- К поезду я, наверное, не приду. Много работы.
- Хорошо..., - и вдруг вспомнила. - Знаешь, у меня весной отпуск за два года, почти три месяца. Я так хочу побывать в Самарканде...
- Как здорово. Я тоже хочу в Самарканд. Вот и поедем туда вместе. Не думай, Тамара, что ты мне не нужна...
Проводить меня на вокзал Он всё же пришёл. Когда поезд медленно тронулся, Он смотрел в мои глаза...
Возвращаясь в сегодняшний день, когда я пишу эти строки, могу лишь сказать, что это была самая яркая и незабываемая наша встреча. Её можно назвать самым великим счастьем в моей жизни. Состояние, которое я испытала той далёкой осенью, можно сравнить только с одним событием, свершившимся через семь лет — рождением сына.
Он так и не сказал мне тогда слова о любви, видимо, как и я, сомневаясь в возможности нашего совместного будущего. Тем не менее, заветные слова Им всё же были произнесены... в телефонном разговоре... мы находились на расстоянии свыше тысячи километров друг от друга... более, чем через сорок лет после описанной встречи. Это было долгожданное, но слишком запоздалое признание: «Люблю тебя... Люблю и всегда любил...»