Лауреаты Клуба Слава Фонда
КАРИН ГУР - http://www.proza.ru/avtor/karin - ПЯТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ВЕСЕННИЙ КАЛЕЙДОСКОП" КЛУБА СЛАВА ФОНДА
В основу положена действительная история. Имена героев изменены.
Я считаю себя везунчиком. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Я выжил в эвакуации, когда два моих старших брата умерли от голода. Я стал маме настоящей опорой, когда после войны забрали папу, офицера МГБ*.
Нам с мамой повезло, папа освободился через десять лет. В систему работать не вернулся, здоровье его было подорвано, но он прожил до преклонных лет, пережив маму.
В Лизочку я влюбился ещё в школе, как только поступил в первый класс. Она было старше меня на год, училась во втором классе и дружила со своим соседом Толиком Конюховым. Казалось, шансов у меня нет, но я - везунчик и терпеливо ждал. Лишь издалека любовался её толстой тёмной косой и стройными ножками в белых носочках.
Окончив школу, ушёл служить в армию. Попал я на Дальний восток, в отпуск не съездил ни разу. Писал письма домой, но стеснялся спросить у мамы, как дела у Лизочки.
Демобилизовался весной в конце мая. Цвела сирень, её запах кружил голову, обещал, что всё будет прекрасно.
Мама прекрасно понимала, что со мной происходит и тут же сообщила, что Толик Конюхов женился на девушке из Киева, с которой вместе учился в Политехническом институте.
- А Лизочка-то как похорошела. Невеста просто, присмотрись, - и мама ласково погладила меня по руке.
В первую же субботу я нагладил брюки и рубашку, причесал свои кудрявые чёрные волосы и отправился в клуб на танцы. Сначала я Лизу не заметил, она пришла позже с подругой, и я уже не отходил от неё ни на шаг. Косу она венком уложила вокруг головы, на ней было светлое тонкое платье и пиджачок в талию. Мы танцевали все танцы подряд, я любовался девушкой, она стала ещё красивей.
Потом мы долго гуляли, я наломал ей большую охапку сирени. Сейчас твердят, что не нужно рвать цветы, но, поверьте, нет более печального зрелища, чем кусты отцветшей сирени, поменявшие свой волшебный бледно сиреневый на унылый коричневый цвет поздней осени. Сирень цветёт для того, чтобы её обламывали и дарили любимым.
Проводив Лизочку домой, я осмелился и поцеловал её в щёчку. Девушка меня не оттолкнула, я расхрабрился и мы долго целовались у её калитки.
Под новый год мы поженились, через девять месяцев родился наш старший сын. Через четыре года родилась дочь. Работать я стал в нашей районной типографии линотипистом**.
Работа не из лёгких, нужны острота зрения, подвижность и хорошая координация движений, усидчивость и аккуратность. Я был молод, думал лишь о том, как заработать, содержать семью и не задумывался о побочных действиях моей профессии: отравление свинцом, варикозное расширение вен. Разве в молодые годы кого-то волнует, что ожидает его в старости, которая кажется такой далёкой.
Старшему сыну уже исполнилось восемнадцать лет, когда нас ожидал сюрприз. Я вернулся домой и застал Лизочку взволнованной, с покрасневшими от слёз глазами. Сердце моё вздрогнуло, я испугался, что она заболела.
- Ах, Ираклий, - голос её дрожал, - ты не представляешь, что случилось. Я беременна.
Ну почему, я даже очень себе представлял, и догадывался, кто отец нашего будущего ребёнка. Лизочка настаивала на аборте, твердила, что ей стыдно перед взрослыми детьми и соседями и несла прочую такую чушь. Я обнял её, успокоил, целовал и гладил пышные кудрявые волосы, локонами рассыпавшие по плечам. Лиза к этому времени уже остригла косу, но в сорок два года у неё не было ни единой сединки.
- Посмотри, - говорил я ей, - какая ты красивая и молодая, - никто и не поверит, что ты рожаешь третьего ребёнка.
Весной, когда цвела сирень, родился наш младший сын Георгий, Гера.
В 1990 году мы уехали в Израиль. Поселились в приморском городе Нетании вместе с младшим сыном. Гере исполнилось тринадцать лет. Старшие дети уже к этому времени имели свои семьи и жили отдельно. У нас родились две внучки.
Мне опять повезло. Требовался линотипист в редакцию газеты «Наша страна». Это была первая израильская газета на русском языке. В начале 1980-х годов газета издавалась еженедельно, но после наплыва большой эмиграции в 1990 году стала выходить ежедневно. Ездил на работу в Тель-Авив и проработал до 2002 года, когда газета закрылась. Я ушёл на пенсию, Лиза тоже не работала. У неё обнаружили диабет, болели ноги.
Нам выделили социальное жильё, небольшую трёхкомнатную квартиру в городке на юге страны недалеко от Ашдода – города на берегу Средиземного моря. За последние 20 лет он расстроился, похорошел и превратился в один из красивейших городов страны. Там жили наши старшие дети. Мы часто навещали их, гуляли у моря, радуясь тёплым дням и чистому напоённому озоном воздуху.
Пока были у нас силы, мы нашли себе занятие. Стали готовить полуфабрикаты на продажу. Я забыл рассказать о том, что моя жена - знатная повариха. В её исполнении даже обычные гренки сметаются со стола, словно это диковинный деликатес. Мы купили вместительную морозильную камеру, мощную мясорубку. Помните Райкина? «Соня стирает, я выкручиваю. Соня варит, я тяну с базара кошелки - лошади оборачиваются». Так и мы. Я перекручивал мясо, чистил лук, картошку, Лиза ставила тесто, а потом мы вместе лепили вареники, пельмени, несравненные картофельники с мясной начинкой, которые у нас разлетались прямо с кухонного стола.
Шло время. Гера вырос, отслужил армию, поступил в Технологический колледж и вскоре женился. С молодой женой они поселились у родителей невестки, и мы с Лизочкой остались одни.
Тяжёлый труд у печатного станка не прошёл бесследно. К тому же я дымил, как три заводских трубы. Никак не мог заставить себя бросить курить. Болело сердце, эмфизема легких*** не давала дышать. У Лизочки прогрессировал диабет, она ходила только с ходунком. Дети помогали во всём, нам выделили помощницу по хозяйству на два часа в день. Но всё померкло и показалось мелким и несущественным, когда у меня обнаружили рак горла.
Я не собирался просто так сдаваться. Я ведь везунчик и должен побороть болезнь. Но организм был изношен. Сердце и лёгкие не справлялись с нагрузкой. Я потерял голос, не мог нормально кушать и спать, я уже и курить не мог. Операция и проведенный курс послеоперационного лечения оставил на шее незаживающие гниющие раны.
Наступил день, когда у нас дома собрались дети. Они не могли решиться сказать о том, что должны были сказать, но, наконец, старший сын молвил:
- Папа, ты не можешь больше оставаться дома. Мама не в состоянии ухаживать за тобой. Тебе необходим круглосуточный врачебный уход и присмотр. Ты понимаешь?
Говорить я не мог, и лишь кивнул, сдерживая слёзы. Дети правы, но никто не должен видеть мою слабость.
Меня определили в хоспис****.
Потянулись мучительно длинные, однообразные дни, похожие один на другой, в ожидании конца. Маленькой радостью был лишь визит моих родных. Они вынуждены были видеть меня таким больным и беспомощным и это угнетало. А знаете, даже в этом мерзком состоянии угасания и собственной несостоятельности бывают мгновения успокоения, проблески мифического счастья. Когда после укола отступает боль, подсыхают раны или когда меня побреют, помоют, как младенца, и я лежу спокойно, безмятежно, забыв ненадолго о своих бедах.
О чём думает человек на пороге вечности? Пока сохранялась ясность мышления, я вспоминал прошедшую жизнь, так быстро пролетевшую, и думал, что я действительно везунчик и счастливый человек. Вспоминал нашу первую весну, запах цветущей сирени. Я прожил жизнь с любимой женщиной, родил детей, дожил до внуков. Каждый уходит поздно или рано, видно моё везение закончилось, пора покидать мир живых. В предрассветные бессонные часы ко мне стала являться беззубая безглазая старуха, терпеливо усаживалась у ног, ожидая пока сможет забрать меня с собой. Она меня злила, я бы наорал на неё, но, увы… Голос у меня пропал. Я отгонял её взмахом руки, но она упорно не желала уходить…
Прошли два месяца. Наступил январь, даже в Израиле это холодный зимний месяц. Я задремал и неожиданно проснулся от знакомого запаха. В палате пахло сиренью! Вот те раз! На маленьком клочке земли, в последнем пристанище умирающих, как в сказке о «Двенадцати месяцах» наступила весна. Старуха, преданная спутница моих ночных бдений, видно тоже что-то почувствовала, так как стала принюхиваться и недовольно крутить головой.
- Уходи, - прошипел я, - пошла вон, я тебе сказал. Ещё не время, я буду жить, ведь я везунчик. – И показал ей большую фигу.
Медсестра, делающая укол моему соседу, удивлённо оглянулась, не поняв, откуда исходит звук.
- Сестричка, принеси мне сигаретку…
Сообразив, что это я пытаюсь заговорить, девушка ойкнула и побежала за врачом.
С тех пор прошло одиннадцать лет. В прошлом году я отметил своё восьмидесятилетие. У меня родились три правнука и на подходе четвёртый. А если мне мерещиться ночами где-то силуэт беззубой и безглазой старухи, я обнимаю крепко свою жену, прижимаю к себе, и для нас наступает весна и цветёт сирень, как в те далёкие молодые годы.