Сущий пустяк.
Ааааа…Кто-то стонал среди тряпья, сваленного в кучу возле мусорных баков. На улице конец сентября, но бабьего лета словно никогда и не было. Деревья стояли продрогшие, дороги взмокли от непрерывных дождей. Во дворах хозяйничала слякоть, отчего коты справляли свою нужду на умытых дождём крышах гаражей. Люди прятали свои носы в тёплые воротники, но для разгулявшейся непогоды это было сущим пустяком. Ей ли щадить преднамеренно или непреднамеренно уставших от жизни людей, обнищавших, обездоленных или падших?! Всю неделю дождь хлестал по выцветшим лицам, оживляя лишь инстинкты и придавая взгляду то особое выражение, которое характерно для охотника или пойманной дичи. Девушка, босая, в разорванной одежде, пьяная и оттого совершенно беспомощная, барахталась в куче тряпья, пытаясь прикрыть продрогшее тело лохмотьями, периодически всхлипывала, причитала, завывала и, едва завидев его, стала усиленно тянуть исхудалую руку вверх, видимо, прося о помощи. Надо признаться, что это уже был не первый случай, когда Иосифу Ильичу приходилось спасать несчастных.
Уже было за полночь, когда он буквально втащил незнакомку в свой более чем скромный уголок. Это была угловая комната в заброшенном на край города общежитии. Холостяцкое жилье инженера с двумя дипломами – химика-технолога и патентоведа, а теперь безработного пенсионера, с одним единственным увлечением – музыкой, не было приспособлено для нужд прелестного пола, но являлось в некотором роде роскошью. Рукомойник, кровать, стол с ноутбуком и баян, - всё это не оставляло никакой возможности для продвижения между упомянутыми предметами роскоши, но ничуть не мешало полёту мысли. А полёт мысли был такой же насущной потребностью, как и еда. Очевидно, поэтому хозяин данных апартаментов не замечал присутствия стен, этих строгих пограничников крошечной родины.
Девушка, которую и в этот раз звали Галей, тоже не увидела стен. Вместо них перед её взором развернулись ряды книг и бесконечных папок. Иосиф Ильич без труда размещался на этой сомнительной площади, а вот Галин рост этому не способствовал: она тут же ударилась головой о косяк двери, задела низко свисающую с потолка лампочку и рухнула без чувств на кровать. Иосифу Ильичу пришлось провести ночь перед ноутбуком, на безжалостно твёрдом табурете и под единственно горячим предметом в этом доме – лампочкой.
На следующее утро Иосиф Ильич решил позаботиться об одежде для юной особы неопределённого возраста («Отмыть бы её и убрать синяки…» - подумалось ему). Жалость вздохнула в его душе тяжко и напористо, и он приоткрыл дверцу стола и достал чёрный дипломат местного производства. Порывшись в нём, он извлёк из него какую-то купюру. «Возьми и купи себе что-нибудь из одежды», сказал он внезапно осипшим голосом.
Галя больше не вернулась, но оставила на память о себе микроинфаркт и желание исповедаться. Иосиф Ильич пишет теперь мемуары, в которых упоминает об удивительном случае: как однажды к нему вместо Гали явился оперуполномоченный и пригрозил посадить Иосифа Ильича по статье за растление несовершеннолетних, если, конечно, он не уплатит определённую мзду, сущий пустяк. Иосифу Ильичу не оставалось ничего другого, как достать из стола знакомый чемоданчик и расплатиться купюрой…
http://www.youtube.com/watch?v=8wu45GsJGRg