По наивности думал, что постройка летних кинотеатров — дело рук самаркандских мастеров. Сопоставляя античные амфитеатры с другими зрелищными площадками, понял, это мировая практика всех времен и народов. Видел такой кинотеатр даже в Томске, в городском парке. Часто приходилось сравнивать жизнь в Сибири, и в Узбекистане. Огромная разница не только в национальном колорите, но и в подходе, допустим, к употреблению алкоголя.
Томск — один из первых городов, вошедших в пятерку экспериментальных в антиалкогольной политике Горбачева. Огромные неуправляемые очереди перед винными магазинами, которых, оставили всего пять на весь город. Штурм и взятие «Зимнего» проходили каждое утро. Независимо от наличия спиртного в подсобках и заявлений продавцов, всякий раз с потерями среди мирного населения.
Не видел в Узбекистане ни разу такого скопления доведенных до ручки людей. В любую, самую дикую пору в Самарканде можно было купить как минимум два-три вида вина в любом магазине. Может, с водкой и были напряги, но винный завод имени М. А. Ховренко, протянувший загребущие ручонки Бахуса к школе № 37, работал как часы (Интересно провести исследования о влиянии паров алкоголя завода на школьную успеваемость).
Войдя в маленький магазинчик при винзаводе, сделал для себя два открытия. Во-первых, Баян-Ширей — это сорт винограда, во-вторых, в отделе отсутствовала «Чашма», хотя на алюминиевой крышке «Родника» красовалось: «Винзавод им. Ховренко». По легенде, если выпить в среду утром из родника и поведать ангелу-покровителю сего Чоршанбе о своих желаниях, он унесет их в священную воду, исполнив по возможности. Тут главное не переборщить и не спиться...
Выпили мы в тот день немного. Собрались прогуляться по центру, может, посидеть в пивнушке рядом с Домом офицеров. Иногда вечером из него доносились музыка и песни приехавших на гастроли ансамблей. С афиш на город, загадочно смотрела группа «Интеграл» с тогда еще никому не известным Барри Алибасовым. Рядом наклеили портрет Юрия Лозы и еще кого-то.
Взяли по кружке пива, плеснули туда водочки, купили три длинных кулечка соленых косточек и наслаждались живой музыкой. Причем на рекламном плакате написали именно «группа», а не ВИА, как обычно. Повеяло заграницей. Как пахло за бугром, никто из нас не знал, новое чувство назвали заграничным предположительно.
Месяцем раньше приезжала «Ялла». Народу на их выступлениях собиралось больше. Периодический показ ансамбля по первому каналу говорил о пике его популярности. Сосед со второго этажа день и ночь крутил «Кизбола ва кизбола», и вроде трезвый, на первый взгляд. Я ему — «Шезгарес». Он мне — юрай-хиповскую «Леди в черном» на узбекском — «Ер ми сан, ха ер ми сан». Я — «Увезу тебя я в тундру». Так и крутили свои «шарманки», пока армяне справа и слева не зал*пятся и стучать не начнут в стенку...
Посмотрев на часы, начали собираться, так как пришли мы в летний кинотеатр «Ватан», взяв билеты на последний сеанс. Выйдя из пивной, свернули в центральные ворота городского парка, мимо газетного киоска и аппаратов с газированной водой.
Частенько бивали эти аппараты, делая набеги на центр. Дружинники с ментами гнались за нами однажды из центра до парка «Озеро». Я даже сандалию потерял, не остановился. Услышав, как со свистом пролетает возле уха моя сандалия, побежал быстрее. Встретились потом на условленном месте, огляделись: слава Аллаху, обошлись без потерь. Можно было выпить водички бесплатно, не разбивая аппарат, но мы не взяли с собой железную линейку, которая засовывалась в щель для сдачи.
Летний кинотеатр располагался между аппаратами с газированной воды и огромным деревом. Столетняя чинара, словно старый друг подставляла свое плечо не платежеспособному товарищу. Смотрели картину с дерева обычно те, у кого не хватало денег на билет. Единственная проблема возникала со звуком, но после фильма можно было поинтересоваться, о чем там шла речь. Просмотр в «лесном» кинозале безмятежно проходил до тех пор, пока не появлялась милиция. И если в ответственный момент ты зазевался, тебя сбивали, как обезьянку с пальмы.
Французский фильм с Луи де Фюнесом в главной роли назывался «Большая прогулка». Оценить мастерство актера и качество постановки после принятого не представлялось возможным. Стараясь не отставать от коллектива, мы наблюдали за реакцией окружающих, и смеялись в тех местах, где и все.
Мне нравился летний кинотеатр тем, что во время сеанса можно было встать и размяться, если засиделся, никому не мешая при этом.
По крайней мере, так мне казалось, потому что никто не возмущался. А кури — сколько хочешь.
Возвращаясь домой путь нам преградила группа велосипедистов. Легкий мандраж заставил нашу группу вести себя более развязано. Давно заметил, как только дело пахло «керосином» пацаны начинали материться и плевать по сторонам каждые пять секунд. Ездоки, видя уверенный шаг плевавшейся ватаги, расчистили внутри своей кодлы тропинку в полтора землекопа.
Вшестером, прикинув х** к носу, не испугались и спокойно подошли. Про себя подумал: «Ни у одного из серьезных хулиганов, из тех, кого я знал, велосипеда не было». Представить себе этих душегубов на «велике» я не мог. Поэтому был спокоен за последствия — максимум синяки. Естественно, спросили закурить. Эдик сказал, не курим — боксеры. Они как-то смякли, и вопросов больше не задавали.
Дошли до дому без происшествий, не считая того, что Бахтияр попросил подождать и зашел в телефонную будку, позвонить домой. Все, конечно же, знали, что телефона у него не было и в помине, отлить пошел, так бы и сказал. Ночь, тепло, и вокруг ни души. Нет, обязательно надо это сделать в телефонной будке! «Конура» начала медленно раскачиваться.
Поначалу, когда устанавливали новые будки, телефонную трубку можно было просто отрезать, но потом провод протянули сквозь железную пружину, и отрезать, а тем более оторвать его было невозможно. Что и доказывал гражданин, находящийся в ней. Успокоившись, он сказал: «Телефон не берут, спят, наверное». Видел как-то у него коллекцию самаркандского джентльмена: телефонные трубки, надписанные куски дерматина с названиями кинотеатров, на одном была надпись «Большой кинотеатр» и дрогнувшей рукой тут же «г. Москва» (вранье), цепочка от унитаза с набалдашником, пивные кружки...
Вспомнил про унитаз, и всплыло в памяти знакомство с Володей и его братом. Сидели в кругу, никого не трогали, я на гитаре играл. Темноту прорезал свет от двух фонарей: один висел над подъездом, другой под глазом у Эдика.
Приблизились двое: плотному – лет тридцать, худому двадцать пять. Попросили закурить, само собой разумеется, подошли для других целей. Слово за слово, мы, типа, из Ургенча. Вот хотели поинтересоваться, не смогли бы вы спеть песню из кинофильма «Первый троллейбус»?
Всегда, если хочешь в экстремальной ситуации вылезти с минимальными потерями, надо придумывать что-то неожиданное. Вот и они придумали. Я повелся, да и все рот открыли. Ребята по «разводу» были опытные, учили потом уму-разуму. С троллейбусом по жизни прикалывал часто, особенно на караоке.
«Чо петь будем?» — с наглой рожей спрашивал у меня бармен. «Песню из кинофильма «Первый троллейбус»,— отвечал я вкрадчиво. Народ, что со мной был, добавлял, чтобы он вел себя нормально: «Чо притих или тебе ноты на е*ле нарисовать?».
Да, про унитаз-то и забыл. Володя хипповал по району в брюках клеш и в рубашке, расстегнутой до пупа. Рассказывал, что у себя в городе на плече носил седло от унитаза. «Это, может, в Америке или в Ургенче хиппи такое прокатит, а здесь не советуем. Попробуй с такой сидушкой у нас по улице пройти, вмиг унитазом станешь»,— добродушно объясняли мы.