СВВАКУ(Самаркандское Высшее Военное Автомобильное Командное Училище).
После окончания школы поступил в Томске в ТИАСУР и, проучившись два семестра, на каникулах приехал в Самарканд. Город встретил меня жарой и запахом горелых листьев. За год моего отсутствия ничего не изменилось. Ильич на площади перед вокзалом все также указывал дорогу к моему дому, нищий у ларька с чебуреками просил милостыню, у аппаратов с газводой не было стаканов.
Добравшись до своего жилища, убедился, что нет холодной воды и, решил не тянуть с праздником. Приняв с соседями на грудь, приятно удивился, что несколько парней и девчонок едут на танцы в СВВАКУ. Отправился с ними.
Как каждый солдат мечтал стать генералом, так и каждая девчонка в Самарканде грезила выйти замуж за курсанта СВВАКУ.
Курсантам, дабы получить нормальное распределение после окончания училища, необходимо было к дембелю жениться. Совмещая приятное с полезным, танцы в последние месяцы перед окончанием училища проходили в особенно жаркой атмосфере.
К сожалению, на танцы не попали, нам и без них было хорошо. Поговорив через прутья высокого забора с дежурным, поняли, толков не будет, и Тимура я сегодня не увижу.
Кровь с «Чашмой» и водкой не давала успокоиться. Пришлось вспомнить молодость и перелезть через высокую ограду в стороне от КПП. Оказавшись на территории военного училища, наугад вышел к казарме, рядом с которой стояли воины.
Трещали цикады, неподалеку журчала вода, тускло горели фонари: училище готовилось к отбою. Поздоровавшись и поняв мою ситуацию, один из бойцов вызвался помочь. Через пять минут появился виновник вторжения. Обнялись. За год с небольшим товарищ поправился и возмужал. Военная жизнь дисциплинирует и старит. После осмотра армейского быта, мы с Тимуром вышли из казармы. На выходе меня ожидал наряд с дежурным по училищу.
Хорошо все-таки, когда порядок: встретили, проводили. Всегда мечтал с эскортом пройтись под восторженными взглядами серьезных парней. К тому времени хмель улетучился, оставив меня один на один со своим братом — перегаром. И вот мы с ним вдвоем, ищем в темной камере, обо что зажечь спичку.
Коробок спичек с сигаретами отобрали, но за воротником рубашки у меня всегда находилась пара спичек, вставленная в разрез шва. Пока шарил в темноте рядом с собой, вспомнил иранца Уктама, с которым познакомились перед институтом. Он пришел с дембеля и на следующий день вечером травил байки про армию. Хотелось проверить рассказы в действии.
Постучал в дверь, чтобы караульный обратил на меня внимание, и крикнул: «Дневальный!». Он попался и ответил: «Чо?». «Тащи станок е*альный»,— с чувством облегчения, что не врал иранец, сказал я. После тирады матных слов и небольшой паузы, видимо, обдумывая импровизацию, боец добавил: «Щас дежурный придет, он тебя без станка вы*бет».
Служил Уктам в Грузии и, впервые услышав песню, исполняемую ВИА «Ореро», хотел ее нам спеть. Взял у меня гитару. Я ее как от сердца оторвал. В то время только я обладал в нашем дворе двенадцатиструнной гитарой. Сделал ее из шестиструнной: клеил, кохал, лелеял, а он хвать ее из рук, как бутылку.
Думаю, ладно, пусть лабает. Взял он ее в руки, перевернул грифом в ноги и как начал х*ячить по деке, как по барабану, в такт мелодии со словами: «Гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения...». У меня сердечный приступ. «Вот сука, думаю»,— предупредил бы, что играть не умеет.
Тем временем, стараясь зажечь в камере спичку, наткнулся на кусок бутылочного стекла и, когда поднес его к глазам, понял, что порезался. Вот тебе и камера. Шнурки не отобрали, стекло валяется, осталось на «жмурика» в темноте наткнуться. Двери «губы» с шумом распахнулись,и взору дежурного открылась нелицеприятная картина. «Что с рукой?» — хмуро спросил капитан.
Что-то я наблатыканное ответил, но ему было не до шуток. Подвели меня караульные под белы рученьки к выходу из училища, а там УАЗик ментовский. Хотел крикнуть напоследок: «Свободу Луису Корвалану!» — увидел ментов заспанных, подумал, в обезьяннике припомнят, и промолчал.
Везли меня на заднем сидении. Оба сержанты: один за рулем, другой со мной сзади. Ехали молча.
Вспомнил такой же УАЗик горных спасателей, на котором из Самарканда вшестером ехали на Фанские горы. Артур и я устроились за задним сидением там, где в ментовском «бобике» располагаются задержанные.
В районе остановки «Мархабо», за рестораном и театром, в квартире на первом этаже четырехэтажного дома находилась контора горных спасателей. Пришли однажды и попросились в горы. Обстановка в однокомнатной квартире, как после пьянки десяти холостяков. Разное снаряжение на полу вповалку, фотки с горными пейзажами по стенам, лодки надувные, ботинки связками, пустые бутылки — всего не упомнишь.
Совершенно незнакомые люди дали нам рюкзаки, ботинки, еды, поинтересовались для порядка, знают ли родители, и через пару дней в дорогу. Заявление от родителей пришлось, правда, написать.
Выехали рано утром по маршруту Самарканд — Пенджикент — Гусар — Шинг, дальше не помню. Горные вершины Чимтарга, Бодхона, Большая Ганза, Малая Ганза, Маргузорские и Алаудинские озера — это лишь малая толика того, что мы не увидели.
Нас бросили где-то в перевалочном палаточном лагере с рюкзаком тушенки и примусом. Был еще сторож, вечно с бодуна, но он не в счет, несъедобный. На второй день закончились сигареты, бычки вдоль дороги собрали уже до нас. На четвертый день, одичавшие, мы рыскали по дороге: семь километров в одну сторону и семь — в другую. Ни одной машины, не то, что кишлака.
Пару раз самостоятельно поднимались в горы, в пределах видимости лагеря. На вопросы: «Когда придет группа?» или «Где север?» — сторож отвечал одинаково: «Х*й его знает». Нашли горное озеро, ну как не искупаться? Тысячи острых иголок пронзили мое тело. Еще пару секунд — и меня бы ломом пришлось разгибать.
На наш крик от соприкосновения с хрустально чистой и ужасно холодной водой через несколько секунд откликнулось какое-то животное далеко в горах. Долго гадали какое, но, оглядев себя, пришли к выводу: скорее всего козел. Причем весь наш восторг, вылетая из воды, не договариваясь, выразили примерно одними и теми же словами.
Золото не нашли, но обнаружили, как нам показалось, мумие. Пробовали его даже курить — не понравилось, птичий помет, он и в Фанских горах помет. Через пять дней приехал УАЗик и довез нас до кишлака, разрушенного селем, сошедшим недавно с гор. Впервые увидел его последствия: широкую дорогу сквозь кишлак, проложенную как будто асфальтоукладочным катком. Оттуда на перекладных добрались до Самарканда...
Оставив за собой в половине третьего ночи СВВАКУ, мы подъехали к «Повороту». Свернули налево по улице Октябрьской к вокзалу. Метров через восемьсот, вот оно, «луч света» — второе отделение. На бетонном полу, застеленном газетами, лежало три тела: два алкаша и мужик в костюме при галстуке. Рядом с клеткой стоял, как всегда, алюминиевый чайник с водой. Потом, уже сравнивая обезьянники других городов, понял, этот — самый гуманный.