1
Существует старая-престарая аолинская поговорка. Никто не знает, откуда она пошла, но заложен в ней примерно следующий смысл: спроси у человека, кем он видит Императора, и он покажет тебе на солнце. Спроси человека, кем он видит Тусклого, и он вновь покажет тебе на солнце. Спроси человека, кем его видит Император. Он покажет тебе на пыль под ногами. И снова покажет на нее на вопрос, кем считает человека Тусклый.
Но, так как поговорка эта была старой, с течением времени смысл, заложенный в ней, перестал иметь значение для населяющих Империю Аолин людей. Ну а нелюдям плевать было на Императора, они признавали только Тусклых. Последние же вместе с Императором не поменяли своих взглядов на пыль у своих ног.
Но и эти последние не были равны между собой. Император Кемозири считал себя превыше всех, включая Тусклых, Тусклым же и считать было не надо, они и так знали, что именно им подчиняются в этом мире все и вся. Даже пески Аолина. Это скрытое соперничество длилось столетиями, с самого момента основания Аолинской Империи – Тусклые стали пожинать плоды своего детища, ведь Империя была одним из первых государств, созданных Тусклыми после окончания войн с мраком. Первый Император, имя которого уже стерлось из летописей, был убежден, что его путь – вести людей и нелюдей к Свету, что он – сын самого солнца, тогда как был просто выбран первыми Тусклыми из тысяч темнокожих отщепенцев Испепеленной Земли – того, что осталось от некогда величественных городов Тьмы. Последующие правители Аолина только укрепились в этой вере, вере в то, что Аолин – единственная цивилизованная земля, не признавая Вайден, В’аалп, Скейл, Сангвис и другие «ложные» государства. Да, в столице Империи, великом Аглосе, тоже был свой храм Тусклых, но его затмевали пирамиды-усыпальницы, где отошедшие к Свету члены императорской семьи почивали в золотых саркофагах. Тусклые в этих краях были не удел. Да, их боялись, их уважали, но Свет, отраженный от Храма Граней, не доставал своими лучами так далеко. Свет же, отраженный от императорского пшента , заставлял подданных смотреть в землю, под ноги, не поднимая головы. Да что там говорить, если даже смерть Тусклого в Вайдене ничего не изменила в сердцах и умах аолинцев. Совпадением то было или нет, но после того, как данная новость облетела Империю, в Аглосе должно было состояться торжественное открытие монумента Императору Кемозири. Это была издевка над Тусклыми, коих в Империи оплакивать не собирались. В храм Света пришли лишь немногие, истинно стремившиеся к просветлению, для всех же остальных это был просто еще один насыщенный солнцем день, когда ты должен горбатиться за четверых, чтобы твой труд был мало-мальски оплачен. На звон луциев тут надеялись меньше половины населения, остальные же брали то, что давали: еду, тряпки, крышу над головой. Но не всех устраивало подобное положение дел. Во все времена в мире находился кто-нибудь, у кого хватало ума (или, наоборот, не хватало) бросить негласный вызов установившемуся порядку. У таких людей существовали свой собственный набор жизненных ценностей и взгляд на окружающий мир. Или, по крайней мере, возможность его осязания.
2
- Руани!
Девушка вытерла пот со лба.
- Чего?
- Твоя очередь. Если что, то…
- Да знаю я!..
- Знает она… Ладно, двигай, я закончу с этим.
Девушка, бросив взгляд на говорившего, вприсядку добралась до края парапета, выглянула.
- Лучников все еще нет.
- Тише. Следи. Смену Солнечных должны были хорошенько напоить сегодня. Если не попадется среди них непьющих уродов, все пройдет как надо…
- Да слежу я! – прошипела кошкой Руни. – Занимайся делом, Кан. Ты что, лучше нас? Кто только назначил тебя главным!
Последнее она уже прошептала себе под нос, прекрасно зная, кто. Кантис все равно услышал и так же шепотом подтвердил ее знание.
- Может быть, твои пальцы и ловки в постели, но не здесь, Ру, - руки его были заняты хитросплетением узлов, что соединяли между собой несколько веревок, даже не веревок, а канатов. Узлы на них, словно мышцы какого-то циркового акробата, напряжены до предела, и с ними приходилось изрядно повозиться. Ру и хотела бы сейчас чем-нибудь запустить в засранца, но под руку ничего не подвернулось, голая крыша кругом, да столбы-держатели. Только выдохнула зло. У Кантиса получается лучше, чем до этого у нее – крюком, похожим на стилет, только с загнутым концом, она исцарапала все руки, пытаясь ослабить связку узлов, и теперь старалась скрыть руки под одеждой от вездесущей песчаной пыли. Заразу только подхватить не хватало.
Отвлекшись от темной площади внизу, она подняла голову и столкнулась взглядом с Императором Кемозири. Казалось, от взгляда этого исполина не ускользнет ничего в этом городе, в том числе и то, что они собираются сделать. Каменные глаза его под каменными же бровями напоминали Ру, зачем они делают все это. Взгляд Императора был безжалостным как у статуи, так и у человека, в честь которого ее установили. Поэтому надо было покончить хотя бы с одним из них, иначе людей, таких, как она, Кантис, Уф’фу и многих других с Черных Улиц совсем зажмут в тиски. И, так как к Императору они не подойдут, не будучи истыканы стрелами, то оставался только его двойник-титан.
- О чем он только думал…, - бормотание Кантиса, словно тот угадал, о чем она размышляет. – Этот черный всегда отличался редкостным безумием, но это…
- Может сработать, - она снова глянула вниз. Никого. – Это может что-то изменить.
- Или не изменится ничего, и нас вздернут, или четвертуют, привяжут к колесницам или бросят в хафры , где нас…
- Заткнись, слышишь? Замолчи. Ничего этого не будет. Он дал всем нам слово, что с нами ничего не случится, если будем осторожны. Да, может быть, он и безумен, но так же безумен, как и все мы. Мы прислушиваемся к нему. Мы идем за ним…
- … и даже не знаем, кто он. И почему он…такой.
- Какой?
- Ты знаешь, Ру. Он…
- Тихо! – Руани приложила палец к губам, ползком вновь приблизилась к краю крыши.
Десятка два Солнечных двумя стройными рядами выходили из боковой улицы, ведущей к казармам, направляясь к центру площади – подножию открывающейся завтра статуи Императора Кемозири. На каждом была прочная кожаная броня императорских лучников, идеально облегающая тело, стальные маски в виде половинки солнца запускали свои лучи на голову и соединялись на затылке. Парные обсидиановые кинжалы на поясе блестели в свете факелов. А за спинами каждого то, из-за чего не следовало показываться на глаза Солнечным, если сделал что-то против законов Империи. Ростовые луки-кенурры угрожающе выступали поверх голов Солнечных, колчаны битком набиты стрелами. Быстрой летучей смертью. Но далеко не милосердной.
- Не похоже, чтобы хоть один из них выпил, Кан, - одними губами выдавила девушка. – Пора валить отсюда.
- Почти готово, еще минуту…
- Нет у нас минуты! Они расходятся!
Солнечные и правда растекались по площади к окружающим ее зданиям, чтобы подняться на крыши – именно здесь они несли стражу, следя за всем сверху, в отличие от леггеров , которые патрулировали днем и ночью улицы богатой части города. В трущобы на окраинах леггеры и Солнечные совались редко, но теперь Руани и Кантис не у себя дома. Отсюда до дворца, считай, рукой подать, а то, что стража несколько беспечна, Руани пыталась объяснить тем, что мало какому идиоту придет в голову то, что они задумали. Стража, похоже, думала также.
- Кан! – снова шикнула девушка, но парень уже подкрался к ней.
- Вот теперь все. Уходим.
Спускаться надо было так же, как они и попали сюда – по стене здания, с противоположной от площади стороны, цепляясь за выступы в камнях и края окон, закрытых ставнями на ночь. Руани пошла первой и когда голова ее уже почти скрылась за краем крыши, она услышала звук –сапоги, перебирающих «ступеньки» деревянной лестницы. Солнечный уже почти здесь. Кантис, безо всякой аккуратности, но стараясь не шуметь, просто сиганул вниз, умудрившись зацепиться рукой за хрупкую балку чуть ниже ног Руани. Девушка и сама с колотящимся сердцем искала руками и ногами точки опоры, двигаясь вниз вслед за напарником, но спуск был слишком медленным, чтобы они успели добраться до земли. Солнечные твари слишком натасканы, чтобы учуять присутствие еще кого-то кроме них самих.
Руани спустилась еще чуть ниже, а потом голоса сверху заставили ее замереть. Солнечных двое, хотя обычно был только один – они долго наблюдали за привычками и передвижениями стражи. Несмотря на душный насыщенный пылью воздух девушку пробил озноб. С Кантисом, похоже, творилось то же.
- Проверь крепления, - донеслись до них слова сверху.
- Да на что их проверять. Проверяем каждый вечер. Ветер не так силен, чтобы ослабить их.
Пауза, в момент которой Ру и Кан начали спускаться дальше.
- Как тебе выпивка?
- В жопу. Не пробрало. Дерьмовое вино из дерьмовых ягод.
- А мне, похоже, хватило.
- Оно и видно… Ты чуть не заблевал, пока мы шли сюда. Лишит нас Аракей всех удовольствий.
- Ну, тогда мы его трахнем.
Хохот, после чего – кашель. Шаги теперь звучали уже тише – парень и девушка почти спустились. Мгновение – и они уже стоят на утоптанном тысячами ног песке улицы.
Когда Руани собралась, было, двинуться вдоль стены, сверху раздался странный звук. Кантис попытался отдернуть девушку с того места, где она стояла, но поздно – сверху на нее обрушился поток рвоты, видно, Солнечный все-таки не удержал в узде собственный желудок. От ярости и бессилия Руани чуть не заорала, но Кан закрыл ей рот, иначе быть им обоим пришпиленными стрелами к земле.
- Крыса!
Услышанный возглас пронзил Руани панической мыслью, что ее заметили, но стрела, просвистевшая с крыши, ударила в мусор с противоположной стороны узкой улицы. Мелкий уличный паразит оказался буквально разорванным стрелой кенурра. Вслед за этим раздалось неодобрительное бормотание. Страже не разрешалось напрасно тратить стрелы, всему велся учет. Солнечный спустится за ней. И спускаться так, как это делали ночные лазутчики, он не станет–спрыгнет вниз и не пикнет от боли. Что в следующий момент Солнечный и продемонстрировал, и ему явно не мешало то, что он пьян.
Носком сапога освободив наконечник стрелы от налипшего мяса, Солнечный не бросил ее в колчан, а наложил на тетиву. Он стоял спиной к Руани и Кантису, неподвижно, чуть наклонив голову, так, что полусолнце смотрело в пыль. Прислушивался или вновь пытался справиться с выпитым в казарме и рвущимся сейчас наружу – додумать Руани не успела. Солнечный развернулся и выпустил в нее стрелу. Практически в упор – расстояние в несколько метров для стрелы ничто. Кантис закричал, девушка тоже, и крик ее был довольно продолжительным, учитывая, что она должна была умереть на месте.
Солнечный, что-то пробурчав, подошел к девушке почти вплотную, наклонился и вновь поднял стрелу. Наконечник ее был погнут и покрыт красноватой глиняной пылью. Стараясь не дышать, Руани закрыла рот, глядя на разрезанное надвое металлическое светило на лице лучника.
- Ну и как стрелять по шадам? Никогда не пробовал, - раздался смех сверху.
- Пошел ты…, - сплюнул Солнечный. Перекинув кенурр через плечо, молниеносно прыгнул на высоту человеческого роста, зацепившись за каменный выступ. Потом еще раз и еще, пока не добрался до крыши.
Все еще не веря и не понимая случившегося, парень и девушка на негнущихся ногах поспешили убраться с улицы, крадучись от тени к тени, от угла к углу. Когда, наконец, смогли отойти на безопасное, как обоим казалось, от площади расстояние, решили перевести дух. Сердце что у Кантиса, что у Ру готово было проломать ребра и выбраться наружу. Похоже, сегодня они пережили самый страшный момент в их пока еще молодых жизнях, но вдвоем не понимали, как им это удалось. Мало того, что стрела нисколько не навредила Ру, так еще и крика ни Солнечный, ни кто другой, не услышали.
- Ру…?
Она подняла глаза на Кана, обнимая себя руками за плечи.
- Смотри, - он показывал на что-то, неопределенно указывая ладонью в ту сторону, откуда они пришли. Она обернулась. Еле различимые в темноте, в воздухе болтались невесомые пылинки.
- Песчаная пыль? Ты ее хотел мне показать, Кан? Да она здесь…
- Нет. Это не песок. Кажется, это нечто, что спасло тебя. Спасло нас. Присмотрись. Они светятся… так блестят луции.
- Много ты луциев видел..., - скептически пробормотала Руани, но и сама заметила золотое свечение. Заметила она и другое – эти золотые пылинки источала ее одежда, кожа и волосы. Прошло несколько секунд и они полностью исчезли.
- Похоже, то, что мы делаем – правильно, - хмыкнул негромко Кантис. – Как еще объяснить подобное.
- Нам надо вернуться. Отчитаться о проделанном.
- Ты думаешь, он будет на месте? Сидеть себе и нас дожидаться? Трахает какую-нибудь девку, если нашел, куда тыкать своим…
- Кан!
Парень вздохнул.
- Мы чуть не умерли сейчас из-за него и его идей.
- Но ведь не умерли.
- Ааа…, - он махнул рукой. – Идем. Завтра мы либо умрем, либо, как ты сказала, что-то изменится. И лучше бы второй вариант. Он мне нравится больше.
Они, теперь уже не таясь, но все равно петляя переулками и улочками, направились домой. На Черные Улицы Аглоса. Они и подумать не могли, что тот, кого они всю дорогу обсуждали, все время наблюдал за ними.
Человек словно возник из ниоткуда, выйдя из тени здания. Черная его кожа, не прикрытая одеждой, сливалась с ночью, и только два бельма сияющих пустотой глаз смотрели на голову императора, возвышающуюся над крышами. Завтра эта статуя подавиться песком на площади, а сейчас... Сейчас отец, которому некогда было даже удостоить его фразой, находясь во дворце, молча наблюдал за ним. Своим сыном.
3
Четверть века назад Империя Аолин достигла предела своего могущества, если можно было назвать могуществом контроль над всем Западом основного материка – по сути, огромной пустыней, что граничила с Испепеленной Землей. Огромному «зверю» требовалось больше места, больше плодородных земель, больше рабов, и меньше – солнца, которого в империи всегда было с избытком. Так Аолин стал засматриваться на восток и север, Уханну и В'аалп. И если в Уханну можно было позариться только на минералы и руду из Каерульских гор, то земли аликвамов предлагали гораздо большее – достаточно было только перейти обмельчавшую Сейену, что близ Риура и взять нахрапом аликвамскую твердыню Куот. Армии у лисов никогда не было, и у военной имперской машины все могло бы получиться, если бы не одно «но». Даже не одно.
Тусклые.
Они продолжали контролировать этот мир, хорошо или плохо, но контролировать, держать в ежовых рукавицах народы и государства, подчиненные Свету. Мир устраивал всех, по крайней-мере все так утверждали. Но Аолин считал иначе. Он всегда считал иначе, словно некие остатки древней Тьмы в душах людей требовали войны. Конечно, люди бы умирали не за Императора, но за лучшую долю, но время шло, а настоящей войны с кем бы то ни было так и не начиналось. Мелкие стычки с каерулами и аликвамами, на которые Тусклые смотрели сквозь пальцы, были не в счет. Постоянно растущая армия аолинцев не волновала Тусклых до того момента, пока бы у них не появилось талантливого полководца. А таковых в Империи не было. Сам Кемозири был жестоким и хитрым, обладал острым умом и коварством, но он не был ни стратегом, ни тактиком, поэтому понимал, что его армию кводы Тусклых разобьют наголову, сколь бы великой она ни была. Не мог он положиться и на своих генералов: продажность, трусость и жадность были их главными чертами харатера, и здесь не могли ничего изменить ни трибуналы, ни тюрьмы.
Не было у Императора и наследников, сыновей, что смогли бы повести его армию в бой За политическими играми и грызней с Тусклыми Император совершенно не уделял внимания своей жене, молодой императрице Йелеке. Как сказали ему придворные лекари, она никогда не сможет иметь детей. Таких людей в Империи обычно отсылали в Храм Арк'рин, что стоял на реке Гарка у самого залива Айсвен. Тамошние Тусклые, по слухам, могли помочь с этим недугом. Прошло полгода, прежде чем Император решил-таки отправить свою жену в Храм. Это была уступка Тусклым, коих он терпеть не мог, но ради жены Кемозири был готов пожертвовать своим тщеславием и гордостью. Год спустя Йелеке вернулась с заверениями храмовников о полном выздоровлении. Целители императора подтвердили, что теперь у Кемозири может появится ребенок, тот необходимый ему наследник, который смог бы пошатнуть чашу весов войны. Но вновь императорским мечтам не дано было сбыться.
Около года спустя у Йелеке родился не один ребенок, а двойня, девочка и мальчик. Император, которому это было совершенно несвойственно, даже освободил на некоторое время своих подданных от ежемесячных податей. Но он рано радовался. Казалось, сам Свет наказывает его: мальчик, которого нарекли Хейрдом, родился болезненным и слабым, в отличии от своей сестры, Аттики, которая взяла все здоровье и силу себе. И не только от брата – Йелеке, несмотря на все попытки лекарей поправить ее здоровье, скончалась через несколько месяцев, оставив Императору никому не нужных наследников. Желание убить их терзало Кемозири ночи и дни, но в конце концов он сохранил им жизнь: в глубине его души мерцал и теплился уголек надежды. Он сам не знал, на что.
От Хейрда он отвернулся сразу, оставив его на попечение придворных, тогда как за воспитанием Аттики следил и всячески подерживал ее просьбы и начинания. Он решил, что если у него не родился нормальный здоровый сын, он воспитает своего полководца из дочери.
Уже в возрасте семи лет девочка умела неплохо обращатся с легким мечом, выкованным для ее возраста, стреляла из лука и ездила на лошади и небольших ручных рагно . В отличие от других девочек она не играла ни с куклами, ни с домашними животными, но постоянно пропадала то в древнем Доме Гибели , то на тренировочны площадках, наблюдая за обучением леггеров и Солнечных. Она подмечала все ошибки чернокожих юнцов, с которых сходило семь потов прежде, чем в их головы наставикам удавалось вбить воинскую мудрость. У девочки были свои учителя по стрельбе, езде верхом и фехтованию, отец не скупился на самых лучших в Империи, и Аттика с воодушевлением постигала каждый новый урок и занятие, и постепенно в ней, еще ребенке, начала просыпаться та же жажда войны, что и у других аолинцев. Личные наставники и командиры тренировочных лагерей, пропреторы и легаты – все любили дочь Императора, все восхищались ею, видели, что из нее вырастет настоящий велдхар . Видел это и Император. Он понял, что не ошибся, не дав умертвить Аттику во младенчестве. К семи годам она добилась отличных результатов. Он с улыбкой размышлял, какой его дочь станет, когда вырастет. О сыне он даже не думал. Для Кемозири он практически «умер» еще тогда, когда родился.
Хейрд тоже рос и воспитывался во дворце все эти семь лет. Семь долгих лет. Его достижением за все эти годы было то, что он ослеп...
(продолжение следует)