ГЛАВА 7
ЛЕДИ БЛЕЙТ
Экипаж медленно «плыл» вдоль Темзы, по центральной улице Лондона. Его роскошный вид притягивал взоры всех, без исключения; и богатых праздных гуляк и нищих, перемещающихся по набережной, короткими, «нервными» перебежками. Необычность и вычурность экипажа, для грязных и мокрых улиц Лондона, была «наглой» и вызывающей.
Посудите сами…
И сам экипаж и лошади, были кипельно белого цвета. И это лондонской осенью? Когда дождь и слякоть, становятся неотъемлемой частью городской жизни.
А тут……
В экипаж была впряжена четверка белоснежных русских рысаков. Они трясли гривами и покусывали друг друга за загривки. Их сытые и «довольные» мускулистые тела, «дышали» здоровьем, а глаза и ноздри, нетерпением. Они громко ржали, умоляя хозяйку отпустить их на волю; вскачь, галопом, рысью, как угодно, лишь бы, не стоять на месте и не плестись по мостовой, подобно полумертвым першеронам.
Сам экипаж, со всех сторон, был отделан золотом; золотые ступеньки, окна, дверь, в центре коей, красовался золотой вензель лорда Дадли Блейта. Из окна, плотно занавешенного ярко красной бархатной шторой, виднелась женская ручка, с тонким запястьем и диковинной работы, перстнем, на безымянном пальчике. Ее, как бы «небреж ность» в движениях, была специально выставлена на показ изумленной публике. Пальчик с перстнем и нежно розовым «коготком», капризно стучал по подоконнику, отвлекая внимание прохожих от статных рысаков. Все: и экипаж, и рысаки, и сам кучер, в ярко красном плаще с капюшоном, были настолько экзотичными и яркими, для бледных и «плаксивых» улиц Лондона, что не заметить и не обратить внимания на сию праздничную, конную процессию и нельзя было, вовсе. Если, только, вы не слепец и не абсолютно, безнадежно глухи, дабы первый, уж если бы не увидел, то обязательно услышал бы.
Толпа, собравшихся на улице, зевак, гудела, шипела и «булькала». Она, подобно дрожжевому тесту, «поднималась», «набухала» и бродила, не в состоянии устоять на месте. Люди останавливались и собирались в группы, обсуждая увиденное. Шепот плавно перерастал в крик и хохот, оханье и ругательства. Каждый стремился высказать свое мнение, об очередной выходке леди Юди Блейт, - личности, несомненно, вызывающей, шокирующей и слишком дерзкой, для консервативного и степенного, вечно холодного и сырого Лондона.
- Сэр, вы слышали? Лорд ее выгнал на улицу в одном плаще, босиком и ночью.
- Нет, сэр Генри, не слышал. Однако, не мудрено, сию «лошадку» обуздать не каждому по силам.
Мужчины, разодетые по последнему крику моду, говорили громко, не стесняясь и не ограничивая себя в привольных выражениях. Они были не молоды, и уж никак, не напоминали юных богатеньких бездельников. По всей видимости, их положение и достаток, позволяли им, так говорить о женщине, коею, они вовсе и не знали.
- Она самая от него сбежала, сэр, прихватив с собой его редкие алмазы. Откуда, тогда скажите, вся эта роскошь? - Вмешалась, в их разговор, стоящая поодаль, упитанная миссис Лэм.
Миссис, была хозяйкой кондитерской лавки, с капризным и «зазывающим» названием, - «Королевские сладости». Ее молодость и привлекательность, были, далеко не английской породы, скорее ирландской. Светлая, белесая, чистая кожа, русые, волнистые волосы, бесцветные ресницы и дерзкий, упрямый подбородок. Ее пышные формы «дышали» всей грудью и вкусно пахли ванилью. Они на несколько минут отвлекли внимание мужчин, но только лишь, на несколько минут.
- Ах, миссис Лэм. Ах, миссис Лэм. Если бы вы видели, сэра Дадли Блейта, то сами бы сбежали. Мой кузен Винни, вы знаете его, тот, который служил, еще при адмирале Нельсоне, рассказывал…..
Пожилая служанка кондитерши, вылезла своей огромной, белоснежной головой на улицу, из-за огромной деревянной двери, потрескавшейся от старости и постоянной сырости. Ее чепчик, был показательно накрахмален и напоминал «подставку для головы», перевернутую к верху дном. Казалось, что не чепец держится на голове, а сама голова была аккуратно уложена внутри него. Эдакое, большое воздушное пирожное, в центре коего, - «начинка сюрприз», из говорящей, человеческой головы, в виде сморщенного, завяленного на солнце, прошлогоднего яблока. По всей видимости, служанка, как всегда подслушивала под дверью, но поддавшись самому невинному женскому, и я настаиваю, что только женскому и самому невинному чувству, - «любопытству», высунулась «головой» на мостовую.
При виде ее, все присутствующие сэры и леди, хотели, было испугаться и уйти прочь, но искушение, вернее, предвкушение услышать то, чего они доселе не знали, остановило всю добропорядочную публику. Заметьте, не любопытство заставило, умудренных жизненным опытом, джентльменов выслушивать «бредни», выжившей из ума старухи, а жажда знаний и стремление к поискам истины. То есть то, чем, собственно, истинные джентльмены, в свободное от службы и семьи время и занимаются.
Удостоверившись, что людские массы, вняли ее словам, «говорящая голова» продолжила.
- Так вот. Мой кузен Винни, доблестно сражавшийся в морской битве, при Трафальгаре, плечом к плечу, с самим адмиралом, упокой его душу, Нельсоном…….. – Она громко икнула и выдохнула на всех, неимоверно отвратительным смрадом, от чего многие присутствующие, поморщил носы и прищурили глаза. - Бравый был моряк, бравый. Говорят, он даже одним глазом видел больше, чем многие двумя…..
- Кто? Винни? – Удивилась хозяйка.
- Винни? Помилуйте, леди Лэм. Мой кузен, хоть и имел два глаза, но не черта не видел. Бог вознаградил его необычной памятью к цифрам, от чего и был в милости адмирала. Бывало, один раз услышит, сколько их в куче и все…………
- Что все? – Спросил один из джентльменов, все плотнее и плотнее, прижимая платок к носу.
- В какой куче? – Поспешил полюбопытствовать, второй джентльмен, пряча свой восприимчивый нос, за спину первого.
- Кого? – Спросил некто третий, за спиной второго.
Любопытствующих и искателей истины, становилось все больше и больше.
- Как же, сэры, такое и не помнить? В куче французов «наполеоновских», да их кораблей с пушками. Их считали, да Нельсону докладывали, прах его телу и покой его душу. А Вини за спиной адмирала стоял, да все запоминал. Где, какие потери противник несет, и сколько еще осталось. Уж больно считать в детстве любил. Вот и досчитался. А самое главное, все сражение, от начала до конца, по «счету» помнил, а опосля, записывал в бумаги. Вот, какой он, мой кузен Вини.
И старуха гордо задрала голову, от чего, громче первого раза, икнула и выругалась, забыв о хозяйке и джентльменах. Хозяйка потянула носом, глубоко вздохнула и от возмущения широко открыла глаза. В воздухе, «повисли» пары бренди, вперемешку с бисквитом.
- Морган, да, как это понимать? – Возмутилась, миссис Лэм. – Я и мой покойный батюшка, доверяли тебе. Как ты могла?
Миссис Морган, не понимая, о чем идет речь, перепугано продолжала.
- Да я, миссис Лэм, уж и не знаю, от чего у него, у моего кузена, такой талант был. Вроде, в роду все нормальные, без всяких там, странностей.
- А я голову чуть не сломала, гадая, куда исчезают бутылки? – Причитала хозяйка, позабыв и о леди Юди Блейт и о собравшейся толпе, жаждущей услышать «правду» о жизни самого загадочного лорда Британию, лорда Дадли Блейта и его странной женушке.
- Вот - вот, миссис Лэм, я так же, по началу, головой страдала. Но все прояснилось, после приезда кузена на рождество.
- Какое рождество? Какая голова? - Взмолилась миссис Лэм.
Она единственная начинала понимать, что старуха несет несусветный бред, находясь под действием алкоголя.
- Так голова кузена. Чья ж, еще! – Спокойно пояснила Морган. – Застрявшая голова в дворцовой ограде. Он, старый леший, захотел увидеть королеву, отправлявшуюся на рождественскую проповедь, в сопровождении всей своей свиты, где и присутствовал сам лорд Дадли Блейт. Если вспомните, миссис Лэм, погода на рождество была сырой и морозной. А он, старый пьяница, возьми и засунь свою лысую голову в дворцовую ограду. Все хотел сосчитать, сколько у королевы придворных. Голова, пролезть то, пролезла, вот только обратно. Ни в какую. Его шея затекла и онемела. Бедняга не мог, даже пошевелить ею. Нашлась бодрая душа и позвала на помощь. Но кому нужен старый и верный солдат британской короны? Все приветствовали Ее величество, не обращая внимания на муки кузена Вини.
- Морган! – Не удержалась, леди Лэм. - Немедленно в дом!
- Да. Да. Уже досказываю, миссис Лэм. Буду краткой. Так вот, бывают чудеса на свете. Королевская процессия проследовала в Вестминстерское аббатство, а лорд Дадли Блейт, вопреки протоколам, остановил свой экипаж и, «проковыляв» сквозь изумленную толпу, высвободил кузена.
- Как? - Дрожа от нетерпения, вскричала толпа.
- Вот в этом то, и вся ирония случая. – Филосовски запричитала, Морган. - Даже не прикоснулся к его голове руками. Приказал смотреть на, какую то, золотую монету на шнурке и внимательно его слушать. Кузен смотрел и слушал, смотрел и слушал...... Затем, сам вытащил свою голову из решетки. Толпа обрадовалась чудесному спасению, а лорда и след простыл.
- Морган. – Уже кричала во весь голос, миссис Лэм. – Прочь в дом!
- Так вот и я говорю; странный, страшный и загадочный этот лорд. Вот его жена и сбежала. Винни рассказывал, что как только увидел лорда, память его покинула. Моего Винни?
«Говорящая голова» продолжала свое коронное выступление, не обращая внимания на разъяренную, пышногрудую хозяйку.
- Демон! Вот, что сказал мой Винни. А ему можно верить. Многое в жизни поведал. Лорду ведомо то, в чем простому смертному отказано.
После этой фразы, «говорящая голова» замолкла и исчезла за дверью.
Толпа, вмиг замолчала. Потянуло прохладой и нежным, сладким, еле уловимым, цветочным ароматом. Аромат был настолько приятным и желанным, что вся толпа поддалась искушению и повернула свои носы в сторону, в поисках источника.
- Леди! Я не осмелилась тревожить вас, ибо вы были слишком увлечены собой и вашей служанкой. Не скрою, рассказ этой старой леди был столь забавным, что доставил удовольствие и мне.
Аромат исходил, от леди Юди Блейт. Все это время, она стояла за спинами любопытствующих зевак. Она улыбалась и с интересом рассматривала выражение лица каждого, из присутствующих в толпе.
Как она оказалась так близко? Никто ответить не мог. «Говорящая голова» отвлекла на себя, все людское внимание, а оно, как вы сами понимаете, бесконечно………..
Воистину, пред всеми предстал сам, ангел воплоти. Бледная, прозрачная кожа, огненно рыжие волосы и. подобно глубокому, бездонному омуту, глаза. Один взмах ресниц и леди Юди, стояла пред хозяйкой кондитерской лавки. Ее движения, были настолько легки, а улыбка настолько «небесна» и застенчива, что заподозрить сие «божественное» женское создание в злых умыслах и коварстве, было нелепо и смешно. Об уродстве и странностях лорда, давно слагались легенды, расползаясь по Лондону и его окраинах, черными змеями злословия и зависти. Злословия, - к его несметным богатствам, коим завидовала сама королева. Зависти, - к его уму и тому что, по словам кузена Винни, не дано было простым смертным.
- Леди Юди Блейт, позвольте, я провожу вас в лавку, а на глупую пьяную старуху не стоит обращать внимания, плетет, что попало.
Толпа расступилась и Юди Блейт «прошелестела» своим роскошным нарядом в кондитерскую. Только после того, как дверь захлопнулась перед носом двух любознательных джентльменов, собравшийся люд, выдохнул.
- Да……….. – Многозначительно сказал первый.
- Вы правы………….. – Поддержал его, второй.
У одной из присутствующих леди, из рук вырвалась маленькая мальтийская болонка, ярко красного цвета. Громко тявкая, «дребезжа» от злости и нетерпения, она, нахально виляя хвостиком, запрыгнула в открытую золотую дверцу белого экипажа. Леди бросилась за ней, но высунувшаяся из кареты, огромная, лохматая белая морда пса – «медведя», резко остановила ее. Люди, от испуга, отпрянули назад и в стороны.
«Медвежья морда» сладко зевнула, облизала переднюю лапу и легла на нее, прищурив от удовольствия, глаза. Болонка, продолжая нахально вилять хвостиком, взобралась на нее, и как ни в чем, ни бывало, стало вылизывать «морде» ухо.
Хозяйка мальтийской болонки ахнула и закрыла свой ротик ладошкой, спрятанной в бархатную перчатку.
- Ах!........... - Эхом повторила за ней, толпа.
Люди столпились вокруг экипажа на расстоянии десяти футов. Всего десяти футов от лохматой головы зверя, странного смотрителя и охранника леди Юди Блейт. Они молчали и лишь хозяйка непослушной собачки, тихо всхлипывала и потирала свой носик, кружевным платочком. Все ее попытки вернуть себе свою Ники, а именно так звали болонку, не увенчались успехом. «Голова» начинала злобно рычать, при каждом ее приближении, не желая возвращать, столь нежданный, сколь желанный подарок судьбы. Да и сам подарок, не спешил возвращаться к хозяйке. Болонка никого вокруг себя не замечала, полностью отдавшись новому и приятному занятию, напрочь позабыв, свое имя.
Все, с нетерпением ждали возвращения, Леди Блейт, и оно, возвращение, не заставила себя долго ждать. Как только дверь кондитерской лавки открылась и на пороге показалась ее аккуратная ножка, украшенная красными бархатными туфельками, все присутствующие замолчали. Тишина и лондонские улицы, - понятия, абсолютно не совместимые, от чего, возникшая глухонемая пауза, еще более, растревожила воображение собравшихся зевак.
Леди Блейт. как всегда, была увлечена, только самой собой и не замечала всеобщего беспокойства. Давно привыкнув к удивленным и изумленным лицам людей, окружающих ее, она смело направилась к своему экипажу.
Мысли о предстоящей вечере и встрече, с неким высокопоставленным чиновником, при дворе Ее Величества, забавляли и занимали ее воображение, куда больше, чем переживания, по поводу, внезапно онемевшей толпы и луж, в которые она постоянно наступала, не заботясь и не переживая о дорогой обуви. Она, всем своим видом, походкой и взглядом, демонстрировала окружающему миру, воистину, королевское пренебрежение к вещам и людскому мнению, выставляя на показ, свою собственную «несовершенную исключительность». Она, вообще, никогда не смотрела под ноги. Ее голова, просто-напросто, не была приучена смотреть вниз, от чего ее взгляд был всегда устремлен только вперед и только вверх, и ему не было свойственно уныние и печаль.
«Подлетая» к своему экипажу, она «не заметила», как сбила ножкой, стоящую на мостовой, сумку из грубой, но прочной кожи. Сумка упала на бок, разбросав по мостовой куски разорванной, разноцветной бумаги. Подхваченные ветром, они в миг разлетелись во все стороны. Болонка, не раздумывая, бросила лохматую «голову» и пустилась в погоню за одним из них, напугав леди Блейт своим истошным лаем. От испуга руки женщины вздрогнули и все ванильные эклеры упали прямо в лужу. На лице леди Блейт, не вздрогнула ни одна «черточка». Ни сожаления, ни разочарования, ни обиды. Она несколько минут смотрела на лужу с плавающими в ней эклерами, а ее стражник, большим, шершавым языком облизывал ее руку, испачканную сахарной пудрой. Лошади, от визга маленькой собачонки и крика людей, громко заржали и хотели было тронуться с места, но кучер, вовремя остановил их, успев смачно выругаться и поправить на голове, упавший капюшон.
Леди Блейт усмехнулась, глядя на толпу, пытающуюся поймать, истеричную, маленькую болонку Ники, юрку шныряющую между их ног за разноцветным кусочком бумаги, и только собралась уезжать, как краем глаза, заметила у подола своего платья, человеческую руку, тянувшуюся к луже, за одним из эклеров. Ни сам момент, изумил и удивил ее, скорее сама рука, привлекла к себе ее внимание. Изящные длинные пальцы, не знающие тяжелой, физической работы, грязные ногти и маленькая родинка, между большим и указательным пальцем,
больше похожая на аккуратно приклеенную, черную бусинку. Леди Блейт, как завороженная смотрела на нее, а рука, тем временем, извлекла из лужи, пирожное, поднесла к голове и стала жадно заталкивать, промокшее лакомство в рот своего хозяина. И только тогда, когда последняя крошка эклера, была слизана хозяином с грязной ладони, Леди Блейт взглянула на самого человека, рука коего, так привлекла ее внимания. Пред ней стоял высокого роста, юноша.
Ни грязь и болезненная худоба и бледность, ни нищенское одеяние и не неприятный запах, исходящий от его рук и волос, не могли скрыть от ее взора его просыпающуюся мужскую красоту. Она молча смотрела в его глаза. Ей не надо было его, не о чем спрашивать. Запах, которым он был пропитан с головы до ног, - запах масляных красок и натуральных пастелей.
Она бежала из дворца лорда от этого запаха, в надежде, никогда более, не ощущать его. Ныне, стремясь забыть его и те сладкие, восточные запахи дымящихся палочек, коими был пропитан весь дворец лорда, она насаждала свой собственный дом, современными ароматами лучших Парфюмерных Домов Европы.
И вдруг….
И вдруг, за один миг, за доли секунды, то, проснувшееся ощущение радости и легкости в ее сердце, при вдыхании сего жуткого аромата масляных красок, заставило проснуться и ее, крепко спящую, взбалмошною душу. Заставило проснуться и признать. Она так скучала по нему, по тому времени, проведенному в мастерских лорда. Она так скучала по образам, воплощенных ею на холстах.
- «Ангел в розовом» - Очень тихо сказала она, самой себе, все еще находясь под впечатлением собственных воспоминаний.
Ее глаза и глаза юноши, все еще смотрели друг на друга. Он был так высок. Он был так, необычайно красив. И она, единственная на всем свете, уже знала его тайну.
Он художник!
Он, будет, только ее художником!
Его красота была странной, особенной и возбуждающей. Мужской тяжелый, волевой подбородок с игривой ямочкой посередине. Пухлые, небольшие женские губы. Упрямые густые брови, сросшиеся на восточный манер, на переносице и раскосые, удлиненные глаза, капризно, по девичьи аккуратно, подведенные сурьмой. Широкие скулы, прямой нос и высокий лоб. И самое главное, - взгляд, от которого учащалось дыхание и сердце останавливалось от собственного «колокольного грохота», кружилась голова, и темнело в глазах, ныл живот и хотелось пить, немели стопы и отнимались ноги, ладони становились горячими, а руки тяжелыми и дрожащими. Его красота была не европейской; холодной, строго выверенной и модной. Его красота была жаркой, вызывающей и экзотичной. Она уходила корнями в древний восток, в пески и барханы, в гаремы и сладкий инжир. Она была рождена, солнечным теплом и светом, сладким цветочным запахом, пением «райских» птиц и любовью, горячей и страстной. Волосы, немного волнистые, необычного терракотового цвета, были густыми и на удивление леди Блейт, чистыми. Их длинна была не видна, но короткими они, явно, не были.
Не сводя с него глаз, она вытянула, из-под вывернутого обшлага его оборванного плаща, свернутый лист белой бумаги, мешающий ей своим оборванным краем, любоваться его лицом. Не задумываясь, впрочем, как и всегда, о приличиях и условностях, она развернула его и………..
На помятом обрывке бумаги, штрихами, карандашом, впопыхах, был наброшен портрет молодой женщины с развивающимися волосами и высоко поднятым подбородком, со смеющимися глазами и прелестной улыбкой.
С портрета, на леди Блейт, смотрела сама, леди Блейт…...
Она посмотрела на юношу, затем на портрет. Вновь на юношу, и на портрет……
Молча, не говоря ни слова, она подошла к его сумке, лежащей на боку посреди мостовой и сама, своими чистыми ручками, украшенными сапфирами, сложила в нее мокрые и грязные остатки, разлетевшихся в разные стороны, эскизов.
Что делала толпа? И была ли люди вокруг них? Не вспомнить ныне никому.
Такие моменты бестелесны и безмолвны. Они пронизывают наши жизни тоскою и болью воспоминаний. И какие бы душевные страдания, они, не причинили бы нам в дальнейшем, память, - «несносная, надоедливая стерва», заставляет прожить их, вновь и вновь. И если в молодости, хочется оставить себе, лишь страстные, насыщенные взаимной любовью воспоминания, то ближе к закату жизни, воспоминания о муках неразделенной любви, кажутся куда более значимыми, глубокими, прожитыми……
Белоснежный экипаж, украшенный золотом, лошадьми и «красным» кучером, медленно «тонул» в лондонском тумане, унося прочь от людской толпы, некую тайну; новую тайну непослушной, взбалмошной, блудной и прекрасной леди Юди Блейт.