Юмо закончила уборку и придирчиво оглядела квартиру. Пол блестит чистотой, на плите остывает обед, домашние любимицы Ляля и Джу нежатся в сытой дрёме, свернувшись в клубок, напоминающий Инь-Янь. Белоснежная хитрюга Ляля вместе с чёрной как вакса Джу. Обе подобранные с улицы дворняги, но умницы и красавицы. Что порода, важно чтобы человек хороший был, а Ляля и Джу не просто хорошие, они золотые мамины девочки. Только с виду большие и клыкастые, а так добрые, доверчивые и совсем ручные.
Хозяйка погладила Джу, потрепала Лялю за ухом и, устроившись за компьютером, отхлебнула кофе из синей чашки с мордочкой Винни Пуха.
Немного времени для себя. Всего через два часа надо бежать на работу, где старший продавец-консультант Юлия Владимировна будет распевать хвалебные оды чудодейственным кремам и дивным ароматам известных брендов. Женщины приходят в косметический отдел вовсе не за баночкой крема, или блестящим флаконом духов, а за чудом перевоплощения. Юлия знает этот секрет и, притворившись доброй феей-крёстной, щедро раздаёт волшебство. Продажи отдела растут, и начальство её уважает. Ещё у Юлии есть семья, любящий муж и взрослый сын-студент физмата. Для мужа она – Юлька, для сына – мамка. Всегда. Друзья и знакомые называют её коротко Юль. Только Ляля и Джу знают про Юмо, но это страшная тайна хозяйки, которая, разменяв четвёртый десяток, так и не смогла повзрослеть и отказаться от детских фантазий. Пришлось научиться существовать в двух мирах попеременно. В реальности – интеллигентная женщина, хозяйка домашнего очага и отличный работник. В придуманном мире, населённом вымышленными друзьями – чудаковатая девчушка-почемучка Юмо.
Недолго потоптавшись у двери, Юмо переступила порог. Шагнула в мглистые сумерки, зажгла рассвет и несколькими штрихами тёмно-лилового обозначила на горизонте горную гряду – мрачную тайну на фоне подкрашенного багровым сиянием неба. Пока поднималось солнце, изобразила заливные луга в горной долине, стадо коров в сопровождении юного пастуха и деревеньку по сторонам извилистой дороги – опрятные, крытые соломой домики с дымком из труб, резными ставнями и вывешенными рядком на заборах глиняными горшками. Послышались квохтанье кур, собачий лай, крики играющих в лапту детей. Внимательно оглядев картинку, Юмо закрыла глаза, стараясь найти героя. Щуплого смешливого паренька в домотканой рубахе, что день-деньской развлекал красных девок да баб песнями, частушками и виртуозной игрой на баяне. В тёплые дни отец всякое утро выносил Иванушку из дома, усаживал на лавке у забора и забирал, возвращаясь с поля. Вокруг Иванушки всегда собиралась толпа односельчан, любивших звонкую песню. Сердобольные бабы несли музыке гостинцев. Кто пирожков с пылу с жару, кто гречневых лепёшек, а кто и сахарного петушка на палочке. Жалели калеку. Даром, что пел соловьём, ходить парнишка не мог с малолетства.
Нечто тёплое и мягкое на миг прижалось к ногам. Юмо отвлеклась, поглядела вниз, сказала строго:
– Тявка, а ну прекрати!
Катавшаяся в сочной траве одноногая рыжая псина вмиг отрастила недостающие лапы и, подёргивая колечком хвоста, поковыляла в дальний угол, занятый вечно подтекавшим аквариумом с тягучей жидкостью розового цвета.
– Не то, – вздохнула Юмо и кончиком пальца стёрла деревню луга и горы. Немного погодя на их месте выросли кишащие диковинным зверьём влажные бирюзовые джунгли. Запахло горьковатой свежестью. Пространство наполнилось клокотанием, гуканьем, пронзительным писком. Юмо закусила губу, стряхнула с сандалии любопытного краснокрылого мохнача и обозначила в желтоватом небе искорку летательного аппарата.
– Что, опять аварийная посадка на малоизученной планете? – уныло поинтересовался Кракозябра, отбросил в сторону баян, содрал с себя рубаху и, перевоплотившись в большую глазастую кляксу, поглотил реквизит несостоявшегося Иванушки. – Эх, хозяйка. У тебя же фантазия – во!
– Крако прав, – встрепенулась Совушка, нацепила на клюв пенсне и принялась клацать по клавиатуре компьютера, вглядываясь в тускло светившийся экран. – Вот. Двадцать семь тысяч упоминаний в современной фантастике. Другие идеи есть?
– Есть одна, – побледнела Юмо, дёрнула себя за косичку и, взмахом руки уничтожив джунгли, стала разрисовывать всё вокруг арками ярких радуг. – Только сюжет не клеится, и героя найти не могу. С сыном у меня неладное что-то творится. Неделю мрачнее тучи ходит. Валерка скрытный, от моих вопросов отшучивается, но я вижу, что ему плохо. Сердце не на месте. Вот и…
Она хмыкнула, махнула рукой и вдруг разревелась, усевшись на оставшийся от инопланетного дерева пенёк.
– Ну вот, дописались, – принялся успокаивать хозяйку Кракозябра, он летал вокруг и из кляксовой черноты то и дело возникали умильные рожицы. – Сын у тебя парень хороший, сильный. Он справится. Молчит потому, что не хочет тебя огорчать. Чувствительная ты у нас. Ну, хватит, хватит. А хочешь, я снова буду капитаном звёздного лайнера, хоть целого флота, хочешь?
– Я писала про капитанов уже четыре раза, – отмахнулась от него Юмо.
– Хоть двадцать, если хорошо выходит.
– Какое там хорошо. Я… н-новое придумать хочу. Ищу, ищу… и-и… не находится ничегошеньки, – размазывая слёзы по щекам, всхлипывала Юмо.
– Совсем дитя, – Кракозябра всплеснул руками, отпочковавшимися от шарообразного тела. – Скажи, а что ты искала, когда была маленькой?
Юмо пожала плечами, потёрла припухший нос, ответила:
– Людей искала, наверно.
– И как, нашла?
– Ну да, много кого. Тебя вот тоже.
– Кракозябра не людь, – вставила учёный клюв Совушка.
– Кракозябра людее любой люди, – возразила ей Юмо.
– Правда? – Крако покраснел, приобрёл форму сердца и начал ритмично пульсировать, безотрывно глядя на хозяйку преданными синими глазами.
Юмо была тронута до глубины души, но не успела набрать полную грудь воздуха, чтобы сказать подходящие моменту слова, как сверху обрушился недремлющий Штамп и раскляксовал сердечную Кракозябру в дорожной пыли.
– Бом! – сказали громоздкие напольные часы с полустёртым циферблатом. Из них выскочила Мышь, чихнула двенадцать раз, вытерла мордочку клетчатым платочком и пожаловалась на насморк. Совушка вручила ей кусочек сыра, посоветовала постельный режим и постаралась незаметно перевести стрелки часов назад.
– Даже не пытайся, – погрозила ей пальцем Юмо.
– Безобразие! Расчихались тут, с мысли сбивают, – возмутился граф О'ман так неожиданно громко, что даже у Юмо подогнулись коленки. Вызванный его голосом злой вихрь прошелся над головами друзей и перемешал цвета в радужных арках. Тем временем граф медленно обернулся, чтобы не уронить своё высокое достоинство вместе с великоватым цилиндром, расправил крахмальную манишку и, придав постному лицу презрительное выражение, пронзил Мышь острым, как шило взглядом.
– Простите, мы больше не будем, – заслонив бедняжку, картинно расшаркался Кракозябра.
– С вас станется, – буркнул граф, но заметив Юмо, поспешил изобразить благожелательную улыбку. – Моё почтение, хозяйка.
– Здравствуйте, – кивнула Юмо. – Не сердитесь, граф. Мышь простудилась, вот и чихает.
– Простудилась она. Хотите знать, почему? – Граф выдержал долгую паузу, снял с руки белоснежную перчатку и небрежно бросил на стол. – Эта безмозглая серость вечно сидит у двери в ожидании вас, а из реальности, между прочим, сквозит.
Сдавленно пискнув, Мышь скрылась в часах.
Довольный произведенным эффектом, граф О'ман обмакнул перо в чернильницу и продолжил выводить на бумаге ровные строчки. Обычно он редко опускался до разговоров с глупыми соседями. Занимался изобретением новейшей философской системы и проводил дни в уединении и раздумьях о вечном. Граф исписал уже девять томов и теперь приканчивал десятый, будучи совершенно уверен, что когда его гениальные мысли дойдут до человечества, несправедливый реальный мир навсегда изменится к лучшему. В тайне он надеялся, что Юмо согласится стать проводником всемирного блага и потому время от времени читал её рассказы, бредовые, по мнению графа. Но если случалось, что он лестно отзывался о том или ином сочинении хозяйки, Юмо переписывала опус заново, или откладывала в сторону до лучших времён.
Увидев, что Крако собрался выпасть на графа в защиту Мыши, Юмо покачала головой:
– Времени осталось с Совушкин нос, не будем тратить его на ссоры, – вслух добавила она. – Значит так, раз сегодня ничего не придумывается, идём редактировать «Кочергу». Её в журнал взять хотят, а у меня ещё кот валялся.
Рядом с хозяйкой появилась пушистая зеленоглазая бестия и стала валяться, усердно выгибая спинку. Тявка выскочила из угла, ощерилась и злобным рычанием погнала трудягу прочь.
– Угу, значит точно, надо заняться «Кочергой», – заулыбалась Юмо.
– Прогоним текст на орфографию? – с готовностью поинтересовалась Совушка.
– Нет, рассказ живой, а ты оцифровать его хочешь? Давай по старинке.
Коротко ухнув, Совушка выудила из ящика стола склянку с надписью «Настойка Розенталя» накапала в ложку, дала выпить хозяйке и, прихватив мешочек знаков препинания, вспорхнула хозяйке на плечо.
– И я с вами, – вызвался Крако.
– Давай, может за работой я выдумаю тебя снова.
Кракозябра быстро утрамбовался в широкий карман передника Юмо, выставив наружу любопытный глаз. Под ноги шагающей хозяйке легла широкая утоптанная тропинка. Позади, оставляя липкие розовые следы, семенила Тявка, Штамп скакал за ней. Вскоре на горизонте показалась изба с железным люком вместо двери и торчащей из крыши кочергой, зажатой в трёхпалой руке зеленокожего зюхра.
– Хозяйка, хозяйка, а кто придумал тебя? – зашевелился в переднике Крако.
– Меня ещё до конца не придумали.
– И когда это будет?
– Когда я умру, – пожала плечами Юмо.
Кракозябра распался на множество чёрных клякс, запятнав хозяйке весь передник. Совушка больно вцепилась в плечо. Все притихли и пока трудились над текстом забавной миниатюры, лишних вопросов хозяйке никто не задавал. Даже недремлющий Штамп забрался под лавку и смирно лежал в объятиях одноногой Тявки.
Часы пробили один раз, Мышь тихонько чихнула и Юмо поспешила вернуться в реальность, пообещав друзьям, что скоро придёт опять. Придумывая замысловатые сюжеты, хозяйка не подозревала, что настоящая беда придёт в её жизнь тихо и буднично. Тем вечером сын не вернётся домой, его телефон начнёт отвечать на звонки чужим девичьим голосом, повторяющим, что абонент недоступен. Перезвоните позже. Вот и всё.
Аппарат через месяц нашли у перекупщиков и вернули родителям, но ни полиция, ни частный детектив, ни даже экстрасенсы вкупе с гадалками всех мастей, к которым, испробовав всё остальное, втайне от мужа обращалась Юлия, так и не смогли дать ответ на вопрос, куда исчез Валера. Она писала на телевидение и размещала фотографии сына с мольбами о помощи в социальных сетях. Обзвонила всех друзей и однокурсников Валеры, обивала пороги, молила о помощи, всякий раз получая в ответ пространные отговорки. Даже выкуп никто не требовал. Ожидание изматывало неопределённостью. День смешался с ночью. Надежда увидеть сына живым медленно таяла. Забыться недолгим сном Юлия могла лишь на кровати Валеры, в обнимку с загрустившими Лялей и Джу, но продолжала упрямо ждать чуда. Год прошел, как кошмар, прежде чем темная тень Юмо вновь переступила порог и смогла поведать друзьям, что случилось.
Пока говорила, Кракозябра безотрывно глядел на хозяйку преданными синими глазами.
– Он вернётся, он обязательно вернётся! – точно мантру повторяла Совушка.
Тявка застыла без движения в натёкшей из аквариума липкой розовой луже. Молча стояли посреди бездонного космоса громоздкие часы с полустёртым циферблатом. Граф О'ман долго перелистывал страницы увесистых томов, двигал губами и водил пальцем по строчкам, будто что-то искал. Потом вскочил и, не обратив внимание но то, что цилиндр скатился с его головы и, нагло воспользовавшись моментом, обнажил перед глупыми соседями блестящую лысину, граф принялся остервенело рвать свою философию на мелкие кусочки.
– Пустое! Бесполезно! Всё бесполезно! – в отчаянии выкрикивал он.
– Перестаньте, как вам не стыдно, – вступилась за философию Совушка, отобрала у графа книги и пообещала помощь в редакции.
– Нечего редактировать эту пафосную заумь! Мои книги не знают, где искать Валеру, – резко ответил граф.
– Ответ на этот вопрос не знает ни одна книга в мире,– тихо сказала Юмо. – А вы, повинуясь порыву, едва не уничтожили дело всей жизни? Я вот тоже расклеилась. Подумала, глядя на вас, вдруг Валера вернётся, а я – такая... Так что редактируйте, обещаю, я отнесу вашу философию в реальность.
– Благодарю, – залился слезами умиления граф. – Простите мне минутную слабость и приходите к нам чаще. Здесь очень одиноко без вас. И ты меня, серая, прости, – обратился он к Мыши, незаметно забравшейся на стол и утиравшей слёзы графа О'мана, смоченным в аквариуме с тягучей розовой жидкостью клетчатым платочком.
Глядя на этих двоих, Юмо украдкой смахнула слезу. Вздохнула и начала писать про сына, заранее решив, что никому не покажет этот рассказ. Вспоминала, как Валера появился на свет, рос, менялся. С улыбкой перечисляла его детские проказы, синяки и ссадины от падений с велосипеда, мальчишеские драки. Поведала, как он однажды принёс домой щенка с перебитыми лапами, лечил его и прятал от отца, не желавшего заводить вторую собаку. Зря боялся…
Подробно описывала родное лицо, волосы, руки, голос и запах. Всё, чем был для неё Валера. Потом переписала тот самый день. Придумала сыну новую, счастливую жизнь без потерь и исчезновений. Свадьбу, новоселье, рождение внуков… Так увлеклась, что стала опаздывать на работу и забросила домашние дела. На скорую руку готовила мужу обед, кормила собак и убегала к сыну, роль которого исполнял Кракозябра. Юмо боялась дописать до точки. Рассказ обрастал подробностями и растянулся на повесть, затем перерос в роман. Но даже тогда Юмо не могла остановиться. Точнее не смогла бы, но однажды Крако пропал. Совушка сказала – ушёл в реальность искать Валеру.
– Но как он смог переступить порог? – допытывалась Юмо. В ответ друзья лишь переглядывались, указывая на дверь.
Очнувшись перед пустым экраном компьютера, Юлия без сил упала на диван. Крако хороший, сильный, но что может фантазия в жестком реальном мире? Юмо вспоминала, как Крако бежал ей навстречу в облике маленького Валеры. Каким был красавцем на свадьбе. Если и он не вернётся, ей будет пусто в обоих мирах.
Хватит! Она заставила себя подняться, дошла до кухни и стала мыть оставленную с вечера посуду. Стакан за стаканом, тарелку за тарелкой, только бы не думать, не вспоминать. Юлия не слышала, что в дверь позвонили, но Ляля и Джу сорвались с места и с радостным визгом бросились в прихожую. Юмо вытерла мокрые руки и на цыпочках пошла за ними, стараясь унять выпрыгивавшее из груди сердце.
– Кто там? – тихо спросила Юмо.
– Мам, это я, – ответили с той стороны.
Юлия не помнила, как оказалась в объятиях сына. Похудевшего, заросшего, с синяком вокруг запястья, но живого. Прижалась к нему и долго не могла отпустить. Потом, насилу отклеившись, позвонила мужу и бросилась кормить ребёнка.
Стояла столбом и смотрела, как сын жадно ест, и не могла сказать ни слова. Стала расспрашивать уже за чаем. Ведь тогда она видела, чувствовала, что с ним происходит нечто плохое.
– Никакого отношения, мам, – ответил Валера. – Тогда я поссорился с Мариной. Точнее она меня бросила.
– Почему?
– Сказала, что не любит.
– Это серьёзная причина, сынок, – вздохнула Юлия. – Странно одно, она не сказала об этом в полиции и мне не призналась тоже.
– Мам, ну ты что. Марина здесь при чём? Она не знала, что я прогулял последние пары.
– Юра говорил, что вы вместе вышли из института.
– Точно, вместе. Только он поехал домой на машине, а я пошёл к метро.
Сын рассказал, что на улице его внезапно оглушили. Он и понять ничего не успел. Очнулся прикованным к койке наручником, в чистом помещении без окон с флуоресцентной лампой на потолке, где высокий человек в маске сделал ему укол. Потом пришёл в себя на вокзале соседнего городка, нащупал в кармане кошелёк, купил билет на электричку и приехал домой. Удивился, услышав от матери, что отсутствовал больше года, но даже под гипнозом не смог вспомнить, что было с ним всё это время. Подозрения следователя о насильственном изъятии органов, к счастью родителей, не оправдались. Кроме небольшого истощения никаких отклонений здоровья у Валеры врачи не обнаружили. Похитителей так и не нашли, но сын был дома.
Спустя месяцы Юлия всё ещё вскакивала среди ночи и бежала в его комнату проверить, не приснилось ли ей его чудесное возвращение. Жизнь потихоньку входила в привычную колею. Вот только Валера сильно изменился. Весельчак и балагур, не пропускавший ни одной студенческой вечеринки, перестал общаться с друзьями и, несмотря на уговоры родителей, что глупо бросать учёбу на последнем курсе, наотрез отказался восстанавливаться в институте. Вместо этого устроился работать курьером в строительной фирме, а свободное время проводил за компьютером, закрывался у себя в комнате и клацал по клавиатуре, иногда засиживаясь до самого утра. О том, что сын начал писать. Юлия узнала, когда Валера показал ей несколько своих рассказов со словами:
– Мам, посмотри. Мне надо знать твоё мнение.
Юлия прочла всё за один вечер. Стиль был лёгким и размашистым, идеи необычными, герои – живыми. Диво! Школьные сочинения Валера писать затруднялся, всё удивлялся, к чему размазывать, когда можно легко уложить информацию в несколько фраз. Как я провёл лето? Спасибо, хорошо. Чтобы не портить сыну аттестат, Юлии приходилось писать за него, зато точные науки шли на ура. Теперь всё будто перевернулось с ног на голову. Недавно в магазине бывший студент физмата не смог посчитать двадцатипроцентную скидку. Отшучивался, заметив, что Юлия покрылась испариной. Покрывалась ещё сотню раз, пока вчитывалась в его тексты. Но поспешила убедить себя, что подобный стресс даром не проходит. Пишет и, слава Богу.
Отшлифовав мелкие корявости, Юлия разослала опусы сына по знакомым редакциям. За завтраком сообщила об этом Валере.
– Спасибо, не ожидал, – заулыбался он. – А почему ты сама больше не пишешь?
Помявшись, Юлия выложила ему правду про фантазийный мир и Юмо. Посетовала, что Кракозябра пропал, а без него...
– Что ж ты, хозяйка, выдумай нового. У тебя же фантазия – во! – вдруг выпалил сын.
Сердце ёкнуло. На Юлию смотрели преданные синие глаза.
– Крако? – едва не задохнувшись, прохрипела Юмо.
– Мам, ты чего? Тебе плохо? – растерялся Валера.
– Нет, нет, всё нормально, – вглядываясь в серо-зелёные глаза сына, медленно проговорила Юлия. Вдохнула, выдохнула, покачала головой и добавила: – Мне, наверное, послышалось. Что ты сейчас сказал?
– Я говорю, есть идея, – мотнул головой Валера. – Может, напишем в соавторстве что-нибудь?
– Конечно, сынок. Расскажи мне, что ты придумал…