Она плакала в рукав. Шаль сползла на ворот, была видна золотистая коса.
- Глаша, не плачь, - девичья головка дергалась, всхлипывая. Ему хотелось подойти, но боялся напугать. – Послушай меня. Надо человека послать к твоим.
Она посмотрела на него. Впервые она вспомнила о доме, о своих.
- Надо послать человека с запиской, что с тобой все хорошо.
Глаша снова отвернулась.
- Артемьевы, твои братья, мы. Тут такая сеча будет. Кровью кончится.
- А что ты до этого думал? – она снова разрыдалась.
Вскоре от Махлаковых был послан человек с запиской с аккуратно выведенными буквами Глаши: «Со мной все хорошо. Выхожу за Григория.
Тетку Марию, которая давно спала будить не стали. Поели сами то, что нашли.Глаша сидела поодаль, на краю длинного обеденного стола. Ужинать отказалась.Григорий вышел. Братья поглядывали, ели молча. Дома, наверное, получили ее записку, что и думать не знали.
- Хоть все обошлось, - сказал Федор.
Вернулся Григорий, не садясь, налил воды, выпил.
- Глаша, пойдем, - он кивнул на лестницу, ведущую наверх в светелку.
Она не сдвинулась с места. Все молчали. Где-то далеко залаяли собаки.Что теперь с ней делать? Еще братья со своими усмешками.
- Глаша, - повторил он.
Она не глядя ни на кого, поднялась и пошла наверх.
- Григорий, - окликнул его Иван. Он подождал немного.
- … Твое дело. В этом советов нет. Всешь-таки. Силой не бери. Выжди.Горячая она, не сделала б чего.
Григорий посмотрел на него зло и ушел.
- Ты видел, как он на меня? – усмехнулся Иван. – Вырос щенок. Порвет девку.
- Избаловали, - Федор подошел к печи. – Я согреться не могу. И пить больше нельзя.
- Нельзя. Встанем рано. До бати надо съехать. Пусть он охолынет на Гришке.
Они замолчали. Каждый вспомнил свое жениховство. Сватовство. Пьяную драку. Вообщем канитель.
- Ты видел, какая она рыжая. Рыжая, а не конопатая.
- Красивая, - кивнул Иван.
- Чуть не задохлась!
Они улыбнулись.
Григорий привел ее в большую комнату с тремя окнами на одной и другой стене. В темноте угадывалась большая кровать.
- Эта наша с тобой, - он запнулся. – Ты сегодня здесь спать будешь.
Глаша ушла в самый дальний угол от кровати. Он пошел к ней.
- Не подходи, - сказала так, что он испугался за нее.
- Я не.… Там на окне подсвечник.
Он, стараясь обойти ее, она забилась к стене, зажег свечу и ушел к скамейке. Она села на табурет в углу.
- Что ты так боишься меня, Глаша.
Свеча изредка выхватывала своим светом ее лицо.
- Ложись спать. Я здесь на лавке. Уйти я не могу.
Выслушивать насмешки старших он привык, плевать хотел. Но тут уж никак.
Они сидели в разных углах, почти не видя друг друга.
- Не бойся, я не трону.
Постепенно в темной тишине проявлялись звуки ночи. Лошадь где-то в конюшне. Треск половицы.
Глаша проснулась от того, что замерзла на табурете. Свеча давно погасла. Месяц заглядывал в окно. Она тихонько подошла к спящему на скамейке Грише. Вспомнилось прошлое лето, его синие глаза, и как она нравилась ему. И все лето ей снились эти июньские хороводы.
А в сентябре ее засватал Антон. Сговор был, а весной ждали свадьбу.
Она легла одетая в кровать, укрылась толстым теплым одеялом и заснула.
Утром Григория не оказалось. Зато в тихом вчера доме было много народу. Это она поняла сразу. Кто-то ходил, звенел. Кто-то громко кричал.
Глаша быстро встала, перебрала косу. Внизу из окна не было видать ни вчерашних саней, ни лошади Федора. Мужик с костылем кормил собак, верно, работник.
Страха Глаша не испытывала, куда уже страшней, чем вчера с мешком на голове. Только грусть порывами по своей недавней праздничной невестиной жизни приходила к ней. Грустно было, что теперь не будет она просыпаться с именем Антоша. Даже вспоминать нельзя, сразу так обидно, что сил нет. Она подходила к окну и смотрела на голубое-голубое небо морозного дня.
Где-то кричали в доме, потом затихло. Через некоторое время дверь открылась, и вошел Гриша. Было видно, как увидев ее, лицо его преобразилось. Он пришел что-то сказать, но молча, стоял и улыбался.Глаша отвела глаза.
- Родители приехали, - наконец сказал он. – Зовут знакомиться. Не бойся.
Они спустились.Отец оказался похож на Григория. Братья пошли в мать. Она стояла поодаль отца. Круглолицая, в зеленой кацавее.На приход Глаши у них взлетели брови. Удивление всеобщее Глаша приписывала цвету своих волос. Уж больно редкий золотистый был отлив.
Махлаков старший усмехнулся и оглянулся на жену. Мать улыбалась и качала головой.
- Сколько годов тебе?
- Восемнадцать.
Он пристально наблюдал за ней.
- Останешься? – этот вопрос, Глаша поняла, он задал, чтобы позлить сына.
Григорий взял ее за руку.
- Так и будешь при себе за руку держать? – закричал отец.
Мать подошла к мужу, они тихо поговорили.
- Ладно, язви вас всех, - обдумывая что-то, сказал Махлаков и вышел.
Отец с матерью тут же поехали к ее родителям. Григорий пошел по хозяйству. В доме с ними оставались Василий хромой и тетка Мария. Последняя оказалась шустрой старухой. Она обрадовалась Глаше. « Дите» разом начистила картошки полон казанок.
Один раз заглянул Гриша. Она в теткином переднике вытаскивала чугунную сковороду. Он улыбнулся.
В обед за воротами пошумели. Григорий вышел.
- Нашим рано. Иван ли, Федор заехали?
Глаша тоже выглянула в окно. Что-то мелькало в щели ворот. Она надела валенки и выбежала. Антон Артемьев и Григорий молча били друг друга.
Она еще успела увидеть, как Григорий сделал несколько сильных ударов и они повалились. Здоровый широкий в плечах Антон был сильнее. Глаша закричала.
В Лепино дворы находились с полверсты от соседей. Никакой надежды, что услышат.Снег вокруг быстро стал розовым. Глухие удары тел. Некого позвать.
Антон поднялся, стал бить ногами. Григорий уже только закрывался. Получалось плохо.
- Не надо! – закричала она и встала между ними.
- Уйди, - Антон отбросил ее в сторону. Глаша врезалась правым плечом и щекой в столб ворот. Острая боль. Рука. Она оглянулась. Антон добивал Григория. Глаша снова подошла и повисла у Антона на ноге. В воротах стояли тетка Мария и хромой Василий.
- Собак, - закричала им. Василий сразу развернулся и вошел во двор.
Антон вдруг понял, что бьет, висящую у него на ноге Глашу. Остановился. Со стороны леса появились сани, кто-то из своих. Он посмотрел, щурясь на солнце. У ворот громко молилась какая-то бабка. Глаша плакала обхватив его за ноги. Гришка лежал утопленный в снегу.
Солнце, небо голубое. Морозный март в этом году.
Спрыгнули с саней. Заржала его лошадь. Глаша отпустила его. Кто-то взял за руки и повел.
- Антон, ты что делаешь? Антошка.
Он повернулся и остановился. Глаша сидела на коленях и смотрела на него. Щека красная, разорваная губа. Волосы выбившиеся из-под платка. И глаза. Так и запомнил он ее. Потом, когда где встречал, всегда все переворачивалось внутри. Но вспоминал всегда вот такой. Его Глаша.
Выскочили собаки. Они быстро сели в сани и уехали.
Глаша заплакала. Далеко слышался лай собак, провожавших артемьевские сани.
Гриша зашевелился:
- О ком плачешь?
- Сказал! Сказал что-то, - крикнула Глаша тетке.
- Что Гриша?
- О ком плачешь? О том, что уехал или обо мне.
Вдалеке деревни показался Иван. Где ж вы были все.
Видя что-то неладное,Иван поехал вовсю. Без вопросов, сразу все понял.
- Сколько их было?
- Один.
- Поднимешься?
- Ребра сломаны.
Родители приехали с матерью Глаши, когда все были уже в избе, следом приехал Федор. Григория подняли к себе. Предварительно уложив старую дверь на кровать. Все растроенные спустились вниз, Глаша осталась. Он, слегка повернув голову, смотрел на нее. Прав батя не удержишь. Он протянул руку. Осторожно пожала ладошку.
- С матерью не уедешь? Останешься?
Глаша поправила платок.
- Не уеду.
Он счастливый, закрыл глаза, а когда открыл, увидел ее улыбку.
- Радуешься, - она покачала головой,- Гриша, Гриша.
- Я вот что, - Махлаков говорил размеренно. – Он битый, она битая. Это потому что нельзя девку этак вот, без благословения. Забирай ее Настасья.
Тетка Мария громко ахнула в углу. Настасья молчала.
- Грех на нас, - продолжал он. – Невестой брал, невестой отдаем. А ее с такой красой возьмут.
- Батя.
- Цыц, - перебил старшего сына Махлаков. – Толку не будет. Забирай и нас прости.
Все оглянулись на Глашу, с опущенными глазами прошедшую к кадке. Набрав воды в корец, она подошла к матери.
- Что собирайся домой? – сказала Настасья.
Глаша была повязана платком, глухо, обернув шею. Так повязывали бабы в поле. Одна щека была прикрыта.
- Как мама вы скажете, так и сделаю, - она помолчала. – Дохтора бы. В прошлом году папу скрутило, к Корнею знахарю возили. Можно ли его найти?
- Можно, - ответил Федор.
- И петушка бы поставить, - она взглянула на тетку Марию. - Гриша пить ждет, - в окончании сказала она и ушла.
Все вздрогнули. Хлопнула входная дверь за Федором. Настасье решительность дочери придала смелости.
- Увозом увезли девку, а теперь что? Никуда Матвей Петрович я ее не возьму.
Махлаков сел на лавку, улыбнулся и махнул рукой: « Не сердчай».