Горыныч и уродливые орхидеи

Бичум
          Человеку, знакомому с нетрадиционно ориентированным миром только по гей-сайтам, может показаться, что все педики телом повторяют мраморного Давида. На самом же деле, как ни странно, гомосексуалисты – тоже мужчины, а красивых мужчин на этом свете – увы! – значительно меньше, чем… обыкновенных, поэтому количество симпатичных геев заметно уступает числу страшных пидоров, особенно в старших возрастных категориях. А ещё недрадиционалы, даже самые чарующие в юности, со временем стареют, седеют и покрываются морщинами, что, несомненно, удручает их больше, чем гетеросексуальных самцов, у которых, к слову сказать, эти процессы протекают подчас даже более стремительно…
          Вышеизложенное позволяло объяснить нестандартное поведение моего приятеля, широко известного в узких (и заметно раздвинутых им) кругах как «Горыныч», своеобразной логикой. 
          Дело в том, что Горыныч был фотографом, востребованным известным фотографом, а по совместительству – активным гомосеком с ооочень большим… пробегом в личном секс-туре под названием «галопом по жопам».  Свой настоящий возраст Горыныч скрывал и каждый раз начинал неуклюже кокетничать, а при непрекращающемся нажиме – заметно нервничать, но вопрос упрямо всплывал на поверхность, как то, что не тонет – например, буёк, за который лучше не заплывать. Впрочем, наш нестареющий эстет действительно рьяно и качественно цеплялся за молодость и упругость, ибо его партнёры (все как на подбор – сладкие пупсики) с блаженным стоном закатывали глаза, наглядно иллюстрируя особенности проведённой ночи. Мало того, пару раз в месяц этот членистоногий змей погружался с головой, с головкой и по самые помидоры  в такое кромешное разгульное ****ство, что завсегдатаев знаменитых римских оргий от зависти корёжило в аду. Ходили слухи, будто у Горыныча «там» –  имплант, позволяющий быть свободным от самоуничижительных мук импотента и избавляющий от регулярных затрат на виагру.
          Среди клиентов Горыныча-фотографа были мужчины, женщины, их дети, их собаки, их коллекционные розы, но… с одним условием. Все эти существа должны были отвечать неким канонам красоты. Иначе говоря, Горыныч никогда не фотографировал стариков, калек, толстых тёток с целлюлитом, облезлых дворняг и пыльный репейник у дороги. Он искренне считал, что столь уродливые создания просто не имеют право на запечатление и отражение в стиле «остановись, мгновенье», ибо захваченный фотокамерой миг в этом случае имеет все шансы превратиться в непрекращающийся кошмар. Вероятно, рассуждал Горыныч, можно разрешить некрасивым людям фоткаться на паспорт или для тюремного архива, но – не более.
          Столь ультимативное талантище было замечено даже европейскими модными глянцами, но изюминкой или, точнее, сочной клубничинкой, творчества Горыныча была ХХХ-съемка, и каждый раз, беря крупным планом эрегированные пестики, он превращал анатомию в высокооплачиваемый желанный китч. На снимках пошлость балансировала с эстетикой, что достигалось не только привередливым кастингом и профессиональным техническим подходом, но и особым художественным чутьём, приватным вкусом, способным сочетать оттенки горячего-кислого-сладкого, не допуская ожога или оскомины. Пресным, бесцветным, обескровленным Горыныч никогда не был, не скрывая, что сам лично вкусил-отведал каждую модель, и, возможно, это вносило в процесс съёмки некий чувственный элемент... Мальчики самозабвенно позировали и хотели нравиться не только из-за денег, а потому что действительно вожделели этого алчного инкуба с длиннофокусным объективом, как будто он творил с ними нечто приворотно-запретное…

     ***
 
          Прошлой осенью Горынычу предложили провести персональную выставку. Обещали зал в центре города, пиар, чёрный пиар и массу разношерстного зрительского люду.
          Сбылось.
          Негласно событие было приурочено ко дню рождения Роберта Мэпплторпа, которому Горыныч поклонялся как богу Приапу, изрёкшему скандально-гениальное: «Мужской член и цветок равноизящны». Выставка длилась неделю, и народу, пришедшему поглазеть, действительно было много, а в прессе, помимо обвинения в извращенной порнографии, появились строки типа: «гомо-эротические сюжеты, до краёв наполненные атлетичностью и форсированной телесностью…». Когда же одна возбуждённая молодая журналистка спросила: «А как же природный эротизм женщины? Губки, лепесточки и те самые дикие орхидеи?», на что виновник торжества, многозначительно выдержав паузу, ответил: «Женщина – это вагина.
И уродливей цветка я не видел».