Кот-Баюн сидел на гладко обтесанном дубовом столбе посреди чистого поля. Грудь кота украшала золотая цепь сложного двойного плетения, на которой висел простой железный ключ. Столб со всех сторон был покрыт следами крепких острых баюновых когтей. Кот отчаянно скучал и тихо про себя проклинал чистое поле, дубовый столб, золотую цепь и железный ключик.
И дело было не в дурном характере или ленности кота. Дело было в проклятом двадцать первом веке. До того, как наступило это самое третье тысячелетие, все шло своим чередом. Добрые молодцы встречались со старичками-боровичками, низко им кланялись в ноги, те, в свою очередь, плененные вежливостью молодцов, отдавали заветный клубочек, а клубочек приводил иванов-царевичей да финистов ясных-соколов прямиком к коту-Баюну.
Тут кот испытывал добрых молодцев хитроумными загадками, да давал им различные поручения, из которых наилюбимейшими у него были достать пузырек с живой и пузырек с мертвой водой или привести к нему девицу, которая бы не была ни одетой, ни голой. Добрые молодцы, как правило, выполняли порученное, и тогда кот-Баюн заявлял им, что взять-то ключ они могут, да вот в руки он дается только чистой душе. И когда трепещущие мужские руки неуверенных в своей чистоте молодцев брались за стальной стержень, золотая цепь размыкалась, и ключ от ларца, в котором таилась кощеева смерть доставался, наконец, доброму молодцу. А там все шло, как по писанному, Кощей издыхал, и Марья Моревна или Василиса прекрасная бросалась на шею своему избавителю.
Потом, конечно, ключ возвращался на свое место, хитрый Кощей воскресал, зарекался на некоторое время от любовных приключений, но потом не выдерживал и опять похищал какую-нибудь девицу Синеглазку. И все повторялось сначала.
Но вот однажды, на исходе второго тысячелетия Иван-царевич не явился. Василиса погоревала-погоревала, пообзывала Кощея плешивым чертом, да и уступила. Нарожала ему кощенят, ткет ему волшебные ковры и печет волшебные хлебы, и, кажется, счастлива. Кощей, ставший от семейного счастья еще подозрительней, спрятал ларец со своей смертью в совсем уже неприступное место, а простой замок, на всякий случай, заменил сейфовым.
И вот теперь кот с его дубовым столбом, златой цепью и стальным ключиком, совсем никому не нужен и абсолютно бесполезен. Жалованье ему, правда, продолжают выплачивать аккуратно, двадцатого и десятого каждого месяца. Но не в деньгах счастье! А счастье в том, чтобы честно делать свое дело.
Кот-Баюн слез со столба и рванул цепь на груди, цепочка звякнула и на удивление расступилась. Кот содрал ключ, закопал его в чистом поле, подошел к столбу и средним когтем левой передней лапы (кот был левшой) написал:
Тут и сказке конец.
А кто слушал...
Почесал задней лапой за ухом, ухмыльнулся и добавил:
Ну, вы сами знаете.
Ну, то есть вы, легковерные мои читатели, так и поверили, что сказке конец. А на самом деле не конец. А на самом деле вовсе даже, может быть, начало.
Кот-Баюн споро бежал к самой границе тридесятого царства и его роскошная шерсть, в которой каждая шерстинка была или шелковой или серебряной, переливалась в лучах заходящего солнца. Вот и граница, которую издревле охраняют тридцать три богатыря.
- Здорово ребята! - поприветствовал их толстолапый кот, - как службу несете?
- Рады стараться! - гаркнули богатыри, так что осыпалась стоявшая неподалеку березка.
- А я вот отслужил свое, - мурлыкнул в усы кот-Баюн и в три прыжка преодолел контрольно-следовую полосу. И только он приземлился на территории, принадлежавшей уже сопредельному государству, как тотчас преобразился. Стал он раз в семь меньше, похудел, почернел, глаза его приобрели недобрый изумрудный оттенок, шерсть на загривке встала дыбом, а хвост загнулся препротивным крючком. Кот с удивлением разглядывал свое отражение в близлежащей луже, как вдруг из соседнего кустарника вышла длинноносая сгорбленная старуха и радостно закричала:
- Так вот ты где, Клаус, сокровище мое! - После чего схватила нерасторопного кота за шкирку и сунула к себе за пазуху. Сморщенная старушечья грудь - не самое приятное соседство, и Баюн собрался было сигануть вон, но тут произошло странное. Ведьма пробормотала какую-то чепуху на старинном языке латыни, который коту, конечно, ничего не стоило бы понять, если бы он не был искажен ужасным произношением и пришепетыванием беззубого рта, задрала юбку, вынула из потайного кармана склянку и присвистнула. Из того же кустарника, вышла, прискакивая боком, лохматая потасканная метла с кривым дубовым древком. Старуха капнула несколько капель вонючего зелья на древко и, сопровождая свои действия все той же скверной латынью, принялась растирать жидкость по древку. Потом зачем-то понюхала и даже лизнула метлу, еще раз присвистнула, оседлала древко и взвилась в темнеющее небо, на котором постепенно проступали серебряные частые звезды.
Гертруда Мюнц была самой старой ведьмой на Брокене уже несметное число лет. И все это время она весьма успешно воровала младенцев из чрева матерей, портила молоко коровам, заставляла гореть сажу в дымоходах и творила прочие общепризнанные ведьмовские дела. Также каждое полнолуние она исправно летала на Брокен, где встречалась со своими товарками и целовала раздвоенное копыто шикарному кавалеру в шляпе с петушьим пером. На стыке тысячелетий многие из ее подружек-ведьм ожидали глобальных потрясений. Некоторые даже предсказывали пришествие и триумф темного владыки. И глобальные потрясения случились. Правда, темный владыка не явился, а совсем наоборот - началось все с того, что на шабаши перестал являться шикарный кавалер в шляпе с петушьим пером. Потом ведьмы стали жаловаться, что их старые заклинания и зелья больше не действуют. Слова в старинных, проверенных столетиями гремуарах стали абсолютно не читаемыми. Рецепты снадобий выглядели так, будто их придумал полоумный учитель природоведения. Только метлы летали по-прежнему, хотя и норовили иногда в воздухе вытворить какие-то необыкновенные кульбиты, напоминавшие что-то английское: не то крокет, не то футбол, не то конное поло.
И вот теперь чудесная, налаженная жизнь Гертруды была разбита. Одна радость осталась у нее - угольно-черный кот Клаус, который сейчас прижимался к ее груди и своим мурлыканьем успокаивал тревоги. Впрочем, Клаус почему-то не мурлыкал. Наоборот, он как-то неловко ворочался за пазухой и даже порой выпускал когти. Ведьма призадумалась, снизила скорость и опустилась на землю. Там, достав кота она внимательно его осмотрела и обнюхала. И, конечно, сама того не зная, тут же учуяла русский дух.
- Ага! - сказала хитроумная старуха, - А ведь ты не Клаус! Самозванец!
И самозванцу пришлось рассказать свою нехитрую историю.
- Ну, надо же, - подвела итог Гертруда, - выходит не в одном нашем государстве непорядок. И знаешь что я тебе скажу? По-моему, тут не обошлось без англичанишек. В последнее время, что ни происходит дурного, все от британских происков. Слетала бы я туда, разобралась, с кем надо. Да стара уже. А вот ты не согласишься ли прогуляться на острова?
Кот-Баюн потянулся, зевнул и согласился.
В тот же миг метла с разбегу подсунулась под его крепкое тельце, и он едва успел вцепиться когтями в древко, как уже мчался с бешеной скоростью в сторону моря.
Лететь над морем - это, я вам скажу, занятие не из приятных. Кота укачало. У кота кружилась голова. Кот ворчал, шипел и отплевывался. Но кот с честью выдержал все путешествие и даже сдержался и не закричал "Мурра!", когда увидел зеленые берега великого Альбиона.
Тут-то кот и вспомнил, что не получил от Гертруды никаких инструкций, кого искать и с кем говорить, а метла - что метла - метла предмет бессловесный и подчиненный. Поэтому метла ссадила его на какой-то прелестной полянке, вильнула на прощанье хвостом и была такова
Кот-Баюн для начала решил оглядеться. Полянка и вправду была очаровательной. Кусты и деревья чистейшего зеленого цвета окружали ее, на ней росла изумрудная мягкая трава, а среди травы то там, то тут высились прекраснейшие ароматные цветы. Внутри цветов поблескивала бриллиантовая роса, а также кое-где среди лепестков и венчиков мелькали искорки. Кот смело шагнул к искоркам и преобразился. Преображение это радости ему не принесло. Во-первых, он уменьшился и стал размером с мельчайшую мушку. Во-вторых, за спиной у него образовались два прозрачных неугомонных крыла, которые и влекли его с неумолимой силе к тому, что посверкивало внутри цветка. Все ближе, ближе, и вот уже Баюн смог разглядеть, что это. То там, то тут, внутри медуниц и ландышей спали прелестные крылатые существа - феи.
Кот-Баюн, как и подобает любому бодрствующему коту, терпеть не мог, чтобы при нем спали другие. Он подлетел к ближайшей фее и потрогал ее мягкой лапой за пятку. Фея хихикнула и проснулась.
- Ой, - сказала она голосом звонким, как колокольчик, - киса! - и потянулась погладить Баюна.
Кот дал нежной руке почесать ему шейку, даже помурлыкал не без удовольствия, и совсем было решил приступать уже к расспросам коварной англичанишки, как фея воскликнула:
- Ты, наверное, голодный! А у меня как раз есть сливочки. Киса, ты же любишь сливочки? - Вообще-то кот-Баюн предпочитал мясо, желательно, мышиное, но был голоден и от сливочек бы не отказался. Вылакав полный лепесток сливок, он почувствовал, что устал. А хитрая фея уже указывала ему розовым пальчиком под листик фиалки, где лежала крышечка от желудя, наполненная нежнейшим пухом. Баюн уютно устроился и заснул.
Долго ли, коротко ли довелось поспать коту, того я не знаю, да только разбудили его песни и пляски неугомонных фей. Кот сквозь прищуренные глаза сосчитал волшебниц и обнаружил, что не так-то их и много - всего семь. И голоса их казались не слишком веселыми и танцевали они скорее по привычке, чем от радости.
- Так, - сказал Баюн громким голосом, - рассказывайте, что у вас тут случилось.
И феи рассказали. Оказывается совсем недавно, ну, вот на стыке тысячелетий, разрушилось извечное равновесие, которое поддерживало род фей в здравии: то есть по-прежнему, когда какой-нибудь из детей говорил: "Нет никаких фей!", одна из них умирала. Но вот когда ребенок искренне смеялся и хлопал в ладоши, новые феи больше не появлялись. Поэтому осталось их всего семеро, и они со страхом ждут будущего. А в чем дело - они не знают.
- Наверное, надо наведаться к самому мастеру сверхъестественного. Но мы такие хрупкие и нежные, а он такой могучий и грозный! Мы боимся. - пожаловались коту феи.
- Ну, что ж, мне не привыкать, - вздохнул Баюн. Феи пошептались, собрались вкруг и посыпали кота какой-то золотистой пыльцой.
Кот едва успел зажмуриться, но в нос пыльца все-таки набилась. Кот чихнул, мотнул головой и оказался внезапно своего обычного, баюновского размера. Кроме этого, оказался он в громаднейшей зале, рядом с камином, в котором пылали целые дубовые стволы. "Да что же это такое! Везде эти дубы, не уйти от них никуда!" - подумал кот, а больше подумать он ничего не успел, потому то в ухо ему впились невероятно острые когти и нервный женский голос прошипел откуда-то сверху:
- Если ты, сволочь, позволишь себе еще раз...
- Эге! - шутовски закричал вдруг неизвестно откуда взявшийся субъект в пенсне, - а это кто такой и через какое почему? А ну, брысь отсюда!
И свет померк в глазах Баюна.
Когда кот осмелился наконец раскрыть глаза он обнаружил, что прямо перед ним стоит опрятная девочка лет семи. "Настоящая английская роза," - подумал кот и тут же понял, что он снова в Британии.
- Извините пожалуйста, - очень вежливо сказала девочка, - не подскажете ли, куда мне идти?
- А куда ты хочешь попасть? - осведомился кот, озираясь вокруг. А вокруг стоял неимоверно яркий летний день и росли - ну, конечно! - дубы. Только это были очень странные дубы с листьями в форме трефов.
- Куда-нибудь, - отвечала между тем девочка.
- Ну, так, - рассудительно советовал ей кот, в голове которого рождалось понимание, - иди куда-нибудь. Если идти куда-нибудь, то куда-нибудь и попадешь.
"Что за глупости я говорю?" - подумал кот и тут его осенило. Это ярко-голубое небо, это жаркое солнце, эти странные дубы, эта слишком вежливая и взрослая для семилетней девочка - все это не могло быть правдой. И, конечно, не было.
И тут кот оказался в совершенно прозаическом месте. И хотя он никогда прежде в таком месте не был, он сразу же понял, где находится - в книжном магазине. И совершенно реальная, уже не такая милая, девочка-подросток канючила на весь зал:
- Мама, ну, мама! Ну, давай купим, ведь это же новая, третья книга!
И мама сдалась, взяла книгу с полки и пошла к кассе. Кот, никем не видимый, последовал за ней, и увидел, что почти у каждого взрослого, пришедшего с ребенком, в руке была такая же книга - на обложке, верхом на грифоне сидели мальчик в очках и девочка с растрепанными волосами.
Кот-Баюн все понял. Грустно осознавать себя вымыслом, друзья мои, но еще грустнее осознавать себя ненужным вымыслом. Кот вздохнул, напрягся и... очутился в чистом поле.
Посреди поля стоял все тот же дубовый столб со свежевыцарапанной надписью. Кот поглядел, да и плюнул. И тут случилось чудо: плевок кота попал прямо на то место, где он сам накануне зарыл свой железный ключ. И из этого самого места вдруг потянулись длинные нити и принялись оплетать старый столб. На глазах у изумленного кота вокруг столба соткалась кора, снизу побежали крепкие корни, а сверху рванулись в небо узловатые ветки, на ветках стремительно набухали и лопались почки, и свежая зеленая листва одевала возрожденный дуб.
Кот-Баюн почувствовал, как по шее зазмеилась цепочка, и увеличиваясь на ходу, устремилась к дубу.
- Ну, надо же! - подумал кот, - встряхнулся, запрыгнул на цепь и гордо продекламировал:
- И днем, и ночью!
И тут же подумал, что надо истребовать у Кощея повышение жалованья на 40%. Ведь он теперь не простой кот, а кот ученый.
Послесловие
Нет, я вовсе не имею в виду, что новые сказки вытесняют старые. Наоборот, новые сказки растут из старых, как вырос новый дуб из сухого столба. В этом, собственно, и заключается маленькая мораль моего, в общем-то, вовсе не поучительного повествования.