Возвращение в белизну

Роу Наталия
Ты умерла седьмого января в пять двадцать вечера. Я посажу на твоей могиле пушистую елку и украшу ее красной мишурой. Ты так любила запах хвои и зимние праздники. С Рождеством, малышка. Я буду скучать.

Промерзшая земля жалобно постанывает, когда в нее по очереди вгрызаются то блестящее лезвие лопаты, то ржавое острие топора. Холодно. Синоптики обещали минус пять. Как всегда обманули. Пальцы без перчаток, сжимающие твое давно окоченевшее тело, скрючены, как у покойника, и я не в силах разжать их. Или это уловка, чтобы не отпускать тебя? Ты была со мной слишком долго. Я была с тобой слишком мало. Прости.

Ты умирала у меня на руках три долгих праздничных дня. Три дня ты билась в конвульсиях, закатив тускло-грустные, но все такие же добрые, наивные, безгрешные карие глаза. Я не перестаю спрашивать себя, почему ты и почему так. Так долго и так мучительно. Все бы отдала, лишь бы оказаться на твоем месте. Я держала тебя за руку и обещала спасти. Ты смотрела на меня до самой последней минуты и обещала не умирать. Мы обе нарушили свои обещания. Мы в расчете, но мне никогда не избавиться от чувства вины. Но уж лучше так. Уж лучше я, чем ты. Я осталась одна, а у тебя там будет неплохая, веселая компания. Впервые в жизни мне захотелось поверить, что небеса существуют. Может, еще встретимся, в следующей жизни. Узнать бы только друг друга, не пройти бы мимо.

Слезы, едва успев скатиться по покрасневшим щекам, моментально замерзают, льдинками падают на землю и разбиваются о камень на твоей могиле. Воздух звенит от мороза. Обессиленная, я сажусь на землю, прямо в снег, и горько плачу. На милю вокруг нет никого, ни единой живой души — к чему сдерживаться?

Ты лежала на моей кровати и громко дышала. Мне до сих пор мерещатся эти тяжелые, хриплые вздохи, когда я остаюсь одна в нашей комнате. Хочу просыпаться каждые полчаса, прижимать тебя к себе и слушать, слушать, слушать. Задерживать дыхание, чтобы уловить твое, слабое и прерывистое, и с облегчением выдыхать, понимая, что это еще не конец, что ты еще жива. Больная, сломленная, измученная, ты была рядом, ты была со мной. Порой мне кажется, что ты куда-то уехала и вот-вот вернешься. Много дней прошло, а я до сих пор не могу поверить, что тебя больше нет и никогда не будет. Как нет? Это же ты, малышка. Тебя не может не быть.

Небо такое же белое, как снег, укутавший землю пушистым одеялом. Слишком много белого вокруг. Цвет смерти. Я сворачиваюсь клубочком, положив голову на рукоять лежащей рядом лопаты, и закрываю глаза. Хочу забрать тебя из этой белизны. Хочу вернуться в белизну вместе с тобой.

Когда все закончилось, я вышла из комнаты и тихо сказала:
 — Все.
И все вдруг засуетились, забегали, заплакали. А я молча стояла в дверях и смотрела в твои остекленевшие глаза. Никогда не забуду момент, когда стало понятно, что мы проиграли, когда жизнь превратилась в ожидание смерти.

Ты умерла седьмого января в пять двадцать вечера. На твоей могиле растет маленькая пушистая елка, и я каждый год украшаю ее красной мишурой. Я больше не люблю запах хвои и зимние праздники. С Рождеством, малышка. Я скучаю.