Я прихожу к тебе на рассвете. В полутемном вестибюле незаметно проскальзываю мимо охранника - пожилого француза с седыми усами, что мирно дремлет прямо на столе, опустив голову на руки. Поднимаюсь по каменной лестнице, которой, верно, несколько сотен лет: края ступенек крошатся под моими тонкими, как иголка, каблуками, и осколки со звонким шорохом падают к ее подножию. Торопливо иду по коридору, отсчитывая комнаты. Он такой длинный, что кажется бесконечным. Двадцать третья, четвертая, пятая… Ты живешь в двадцать седьмой. Мой день рождения двадцать седьмого. Это знаки. Они повсюду. Одни я выдумываю, другие сами приходят ко мне, заставляя поверить, что случайностей не бывает.
Деревянная створка радостно поскрипывает от прикосновения моей ладони, приветствуя гостью. Оставляю сумочку в крошечной прихожей, прямо на полу, снимаю туфли и босиком иду в твою комнату. Долго стою у изголовья кровати, разглядывая тебя, словно в первый день знакомства. Ты меня не видишь - ты спишь. Длинные русые волосы разметались по подушке, темные ресницы чуть подрагивают, уголки алых губ слегка приподняты. Руки лежат поверх одеяла, ладони доверчиво раскрыты. В этом весь ты. Идешь по жизни с улыбкой и думаешь, будто мир - это такой огромный подарок в блестящей обертке, которую ты разворачиваешь каждое утро. Ужасная, чудовищная глупость. Тот, другой ты, никогда не был таким. Я любила его. А тебя - ненавижу.
У меня все сложно. Не могу иначе. Во сне всегда прячу руки, неважно, где, - под подушкой, одеялом, матрасом - или что есть силы зажимаю ладони между коленей. Кости до боли врезаются в кожу, оставляя на ней багровые следы. Я обнаруживаю их утром, они исчезают к вечеру, а ночью все повторяется с начала. Мои колени очень худые.
На самом деле мой страх совсем не в ладонях. Просто мне все время кажется, что кто-то может прийти ночью и перерезать вены на запястьях. Поэтому я всегда стараюсь закрыть их рукавами пижамы и не могу заснуть, если руки лежат на постели запястьями вверх. Говорю же, у меня все очень, очень сложно. Я сделала татуировку, чтобы избавиться от этих мыслей. Помню смертную скуку в глазах мастера и учащенный ритм собственного сердца. Я ждала, что игла вот-вот войдет слишком глубоко, заденет вену и я истеку кровью и чернилами. Ничего не случилось. Я даже не почувствовала боли. Я ушла из тату-салона разочарованной, с жирной черной линией на правом запястье.
Ты спишь крепко и сладко, как ребенок. Иногда я завидую тебе, но тут же вспоминаю, что ты, в отличие от меня, еще имеешь право на детство. Год-другой. Ты ведь еще мальчишка. Тебе девятнадцать. Мне - двадцать четыре. Ты учишься на юридическом и мечтаешь изменить мир к лучшему. Я училась на медицинском и теперь, спустя год после окончания, понятия не имею, чего хочу больше - убить этот мир или себя. Спасать мне точно никого не хочется. И да, твой французский гораздо лучше моего, как бы я ни старалась превзойти тебя. Что ж, как любят говорить местные, такова жизнь.
Тишину спальни разрывает пронзительный визг молнии. Короткое черное платье падает к ногам, обнажая бледное тело. Я отрываю взгляд от пола и, щурясь, смотрю в окно. Солнце уже высоко. Жаркие лучи пронизывают меня насквозь, и я чувствую, как по венам бежит живительное тепло. Совсем как другой ты, когда обнимал меня и прижимал к себе, согревая. Теперь ты этого не можешь. Никто не может, кроме солнца и электрических ламп.
Откидываю тонкое одеяло, забираюсь в кровать и устраиваюсь на обнаженной, мерно вздымающейся груди. Спокойное дыхание колышет мои волосы. Они черные и намного короче твоих: если бы не платья и тушь для ресниц, в нашей паре парнем была бы я. Твоя рука обвивает мою талию: ты знаешь, что я здесь. Ты привык, что я появляюсь по утрам и никогда не остаюсь на ночь. Ты уверен, что однажды я просто исчезну. Знаешь, что? Ты прав. Приподнимаюсь и целую тебя в губы. Не хочу уходить по-английски.
Отвечаешь на мой поцелуй. Хватка горячих пальцев становится сильнее. Обнимаю тебя за шею, а другой рукой поглаживаю шелковые волосы, кончики которых щекочут мое тело, распростертое под твоим. Ты довольно мурлычешь. Зарываюсь лицом в изгиб твоей шеи, приглушая рвущийся из груди стон. Ты ведь подумаешь, что это от возбуждения, а я всего лишь пытаюсь скрыть разочарование. Другого тебя я называла своим львом, а ты - всего лишь котенок. Мне невыразимо больно от этой мысли и невыносимо скучно от твоих нежных поцелуев.
После ты идешь на общую кухню варить кофе, а я, прикрывшись белой простыней, выхожу на балкон покурить. Ты терпеть не можешь эту мою привычку, но не говоришь ни слова, только стараешься встать с подветренной стороны. Смешно. Другой ты жить не мог без ментоловых сигарет.
- О чем ты думаешь?
Я думаю о другом тебе, но тебе, тому, кто сейчас стоит рядом со мной на балконе с дымящейся чашкой кофе в руке, знать об это совсем не обязательно. Я думаю о том, у кого твои карие глаза, нос с горбинкой, низкий голос, сильные руки и худое жилистое тело. Вот только у того, другого, светлые волосы. И пахнет от него иначе. И он - не мальчишка. И еще. Того, другого, в моей жизни больше никогда не будет.
- О том, что мне пора, если я не хочу опоздать на самолет.
Я ухожу от тебя на закате. Ты знаешь, я никогда не остаюсь на ночь. Но на этот раз меня не будет и утром. А ты… Ты не грусти. Вспоминай обо мне, только не слишком часто. Это очень больно, правда.
Через год, когда рана в твоем сердце почти затянется, ты встретишь другую меня. У нее будут задумчивые зеленые глаза и светлые волосы. Ты поддашься ностальгии и влюбишься с первого взгляда, совсем как я в тебя.
Вы обязательно встретитесь.
Так что я не прощаюсь.