Постные дни

Центробежная Сила
- Что ты сейчас читаешь?

 - Коран. А ты?

 - Коран…? Я тоже читала Коран. Наверное, это очень глупо… читать Коран, не

 прочтя Библию. А ты Библию читал?

 - Конечно. Но не понял. Чтобы понять, нужно прочитать сотни раз, а у меня

 нет времени.

 - Но на меня же ты всегда находишь время?

 - Нахожу. Так что ты читаешь?

 - Гумилева. И стихи. Бродского.

 - Терпеть не могу Бродского и Маяковского.

 - Я тоже.

 Она встала и босиком подошла к окну мансарды. Он молча смотрел на ее силуэт

 на фоне ярко-голубого квадрата окна. Крутые, чуть полноватые бедра, тонкая

 талия и довольно широкие плечи. Иссиня-черные волосы до пояса. Интересно,

 подумал он, это ее натуральный цвет…?
 
   Ей было тридцать три. Ему – сорок два. Девять лет – серьезная разница,

 когда вам двадцать и тридцать, страшная – когда семьдесят и восемьдесят, но

 идеальная в тридцать-сорок. Она приходила к нему два раза в неделю. По

 средам и пятницам. В постные дни недели, дни предательства Иудой и распятия

 Христа. Она ни к чему не привязывала дни посещения, просто так было

 заведено.

 Заведено, что она приезжала на машине в его загородный дом, приносила

 домашние пирожки или фаршированные блины, расспрашивала его о книгах, и

 уносила какой-нибудь томик из его богатой библиотеки. Из полутора десятков

 книг она вернула три – «Гаргантюа и Пантарюель» Рабле, «Обратная сторона

 Луны» Верна и «Запретный плод» Фазиля Искандера.

 Она повернулась к нему лицом.

 - Знаешь… сегодня я стояла в пробке, и видела мужчину лет шестидесяти с

 букетом роз. Он стоял и смотрел на часы. Как молодой, влюбленный пацан. Это

 так необычно. Многие на него оборачивались.

 - Это намек, что я не дарю тебе цветы?

 - Вот еще. Ненавижу цветы. Органика.

 - Ну, лет этак через восемнадцать я назначу тебе свидание, приду с букетом

 органики, а проходящая молодежь будет глазеть на меня и крутить пальцем у

 виска.

 - Тогда, боюсь, ты хорошенько зарядишь кому-нибудь, и дожидаться меня будешь

 уже в милиции.

 - Были прецеденты? – прищурился он. – И вообще, иди сюда.

 - В том то и дело, что не было. Значит, в шестьдесят, будешь наверстывать

 упущенное…
 
  Она подошла к кровати и легла поперек, вытянув ноги. Он провел кончиками

 пальцев по ее молочно-белой спине. Наверное, она все-таки красит волосы. У

 натуральных брюнеток не может быть такой бледной кожи. Ее длинные скрученные

 волосы тянулись тросом по бежевому покрывалу.

 Он начал осторожно сворачивать их в пучок, наматывая на руку.

 - Ударь меня.

 Он улыбнулся и слабо шлепнул ее по ягодице.

 - Не так. – Она перевернулась на бок и прищурила глаза. -  По лицу. Сильно.

 - Спятила?

 - Нет. Пожалуйста.

 Он хотел возмутиться, но вместо этого дал ей пощёчину.

 Голова ее дернулась, волосы рассыпались по спине черными жгутами. Она резко

 толкнула его на спину и, перекинув ногу через его талию, прижала своим

 крепким тренированным телом к кровати. Закрыла глаза и начала ритмично

 приподниматься над ним.

 Интересно, какого цвета у нее глаза… Никогда не обращал внимания. И вообще,

 я многого о ней не знаю. По сути, почти ничего, кроме того, что она

 преподает математику (кстати, где?), ненавидит, но читает Бродского и когда

 то у нее вырезали аппендицит – белый шрам совершенно не портил ее чуть

 полноватого живота. Может быть потому что она никогда не парилась из

 внешности, а органично принимала и небольшой перебор веса, и рыжие детские

 веснушки, и широковатые скулы, и довольно кривые зубы. Ничего из этого ее не

 портило, а придавало какой то необъяснимый шарм.

 -Ты был когда-нибудь в театре? – немного запыхавшись от движений, спросила

 она.

 Его возбуждала и раздражала одновременно ее привычка вести потусторонние

 разговоры во время секса.

 - Был. На «Портрете Дориана Грея». Лет пять назад.

 - С женщиной?

 - Да.

 - Тогда не буду тебя приглашать.

 - Не вижу связи, - он поморщился от боли – она немного увлеклась за

 разговорами о театре. – Ложись на спину. Моя очередь стараться.

 Она легко и пружинисто передислоцировалась на подушку и обвила его ногами.

 - Стой. Не зависай, мне так неудобно.

 - Если ваш мужчина не может заниматься с вами сексом, держа вас на весу,

 меняйте этого доходягу на крепкого мужика – задыхаясь, пробормотала она.

 - Ах вот ты как со мной…
      



  ***

 Он спустился с мансарды на кухню. С третьей попытки закурил – руки тряслись,

 и огонек зажигалки не попадал по сигарете. Сейчас она поспит ровно

 пятнадцать минут, спустится, посетует на мой разбитый вид, разрешит не

 провожать, выпросит книгу и уйдет. До пятницы. Интересно, ждет ли она от

 меня чего-нибудь большего, чем «спасибо» за домашнюю стряпню, попытки

 довести до оргазма, и книг «почитать», которые она не возвращает? Наверное,

 уже нет… Сейчас это уже как то глупо и… поздно. Мы уже стали слишком

 «своими» для того, чтобы переводить наши отношения в более близкую колею.

 - О, ну и видок! Замучила я тебя? – шлепая босыми пятками, она внезапно

 появилась на кухне, хлебнуа воды прямо из графина в виде пингвина. Капля

 воды пролилась на ее полную грудь. – Не провожай, ты устал. Кстати, есть что

 почитать? Хаксли хочу.

 Не дожидаясь ответа, она ушла в комнату.

 - Ну все, чмоки! Книжку нашла, в среду верну!

 - Сегодня среда...

 - Тогда в пятницу! Давай!

 Послышался звук заводимого мотора, и она уехала.

 Бегать, что ли начать. Или сразу уж, начинать пить что-нибудь для потенции…

 И Хаксли прочитать надо… Если вернет…