25 ноября
Сегодня я поехала туда, где поселили мигрантов. Это - бывшая школа-гимназия, которую несколько лет назад закрыли по причине экономии средств, а еще больше в связи с – увы! - изменениями в демографической структуре. При мне в городе было закрыто пять начальных школ, две ориентировочных и две гимназии. И открыли массу новых домов для престарелых.
Я сделала два круга вокруг огромного непроницаемого забора бывшей школы, и ни таблички, ни вывески, ни скопления машин, чтобы можно было понять, что вход где-то рядом, не заметила.
Наконец увидела курящего секьюрити в черной униформе, кинулась к нему. Он сказал, что вот в эти ворота и надо было просто постучать. Ага, сдогадалась. Я уже мимо трех таких ворот проезжала.
На малоузнаваемом школьном дворе стояли большие палатки: «прачечная», «душ», «кухня», «туалеты» и еще что-то без названий. Я поставила мой велосипед у задней стены блочно-сборного проходного пункта, из окошка которого дядька в черном серьезно расспросил, кто я и что я, потом вежливо сказал, что, да, моя фамилия в списке ожидаемых значится.
В огромнейшем доме оживление слышалось только местами, а дежурные сидели на всех углах; в двухстворчатую дверь слева аккуратно входили и выходили взрослые беженцы, мне уже по волонтерской работе давно хорошо знакомый «социальный слой», а в промежутках между ними безбоязненные дети туда-сюда просто так хлопали створками дверей. Молодой в униформе ненавязчиво благодушно только посматривал на них , мне объяснил, что бюро – пойти наверх, пройти вперед до конца, спуститься вниз и где закрыто, там постучать. Я так и сделала.
В бюро оказалось и шумно, и суетно, и Моника ахнула навстречу: «Альвина, вот здесь в общежитии, если что надо будет, к ней обращайся, к Сабине. Сабина, это Альвина, еще одна моя доцентин.» Сабина, торопясь, цепко скользнула по мне глазами, пожала руку и говорила дальше с двумя сотрудниками.
Тут же были две знакомые коллеги, молодые уверенные учительницы. За компами какие-то целеустремленно-сосредоточенные мужчины заполняли таблицы то ли с фамилиями, то ли еще с какими-то цифрами, и тут же в униформах топтались дежурные, все были с вопросами к переводчикам или к Сабине.
Моя шефиня по мобильнику кого-то спрашивала, применять ли стандартную форму номер такой-то и такой-то, а затем риторически спрашивала: «А что вы мне прикажете делать, это же не требует отложения!» У нее в наглаженном вырезе блузки опять красные пятна видны были, и ее подкрашенные волосики тряслись.
Сабина сказала резко: «Идемте, уже время!»
Мы все, секьюрити тоже, пошли наверх, в на удивление небольшой класс со столами и скамейками. Сабина вгляделась и знающим тоном объявила: «Сделайте проход! У них мужчины и женщины отдельно сидят!» И сама схватила скамейку, секьюрити стали спешно разделять класс на две части. Сабина послала переводчиков на всех языках собирать народ. Требуемые люди прибывали быстро.
И вот они, мигранты, в миг перед нами, передо мной, их можно рассмотреть кучно и «гендерно».
Мигрантов мужского пола подавляющее большинство, они из себя невидные, в затрепанных, полудомашних, полуспортивных штанах, пуловеры, футболки жеванные, на ногах резиновые шлепки, у многих на босу ногу. Худоба их лиц заросла устрашающей щетиной, глаза бегающие, выжидающие, как при неизвестности на охоте, сверлят нас, откровенно вычисляют, где может быть им невезуха.
Женщин мало, они пришли последними, платья на них, не помню, какие, просто длинные, а шарфы заметно чистые, не мятые, накинуты на голову и прикрывают их плечи не без милого изящества, - как у женщин в русских церквах. Забитые женщины Востока смотрят на нас спокойно, доброжелательно, я бы сказала, с терпеливым достоинством.
Ряды скамеек, долженствовавшие разделить публику по половой принадлежности, оказались сами по себе сдвинутыми. Рядом с женщинами сидели мужчины, как я понимаю, их мужчины.
И просто глаз не оторвать от одной парочки. Парнишка этот, кажется, сдвигал скамьи; вот уж парочка, которая все преграды-проходы прорвет! Эти двое сидели тесно рядышком молодым счастливым островом, они рассматривали нас, стоящих перед ними, открыто и с признательностью, они верили в нас, они доверяли нам - в чем?..
О юность, еще не знающая поражений!
Я подумала, эти двое или сбежавшие от родителей молодые влюбленные, или недавно «честно» женившиеся и рванувшие вместе со всеми в Европу, счастью своему подтверждения искать. Мне кажется, их обоих не касалась ни испуганная, нагловатая развязность мужчин, ни усталая покорность женщин рядом с ними, эти двое были сами по себе... выше всех.
Собственно, все люди должны быть такими, как эти двое.
26.11.2015