Императору не давало покоя внезапное исчезновение Арсена Хисматова, учителя-методиста, занимающегося отбором и подготовкой детей к процессу переформатирования карты памяти.
Арсен Равилович появился только на третий день. Слух по поводу его отсутствия в школе мог быть только один, который ходил и пугал даже опытных педагогов – перепрограммирование сознания. Кто-то из, обнаружившихся, очевидцев сказал, что одно из множества зеркал, расставленных по всей школе, заметило у него большой процент отклонения идеологического наполнения. Неосторожные высказывания, двусмысленные жесты, странное выражение лица – не укрылись от камер слежения.
В тот день у Арсена Равиловича были другие задумки, и он не планировал заходить в кабинет замера уровня содержания идеологии в организме. Его ошибкой было то, что он даже не позаботился, чтобы скрыть явные признаки, выдававшие наличие сомнений, противоречий, скопившихся в нем тем утром. Они задали динамичный тон мозговой деятельности, мыслительная активность была не позволительна и руководству не только учебного заведения, но и дворцовых министерств и ведомств. Обнаружив ее, лишали должности, работы, арестовывали и помещали в инкубатор временного содержания, предназначенный для переустановки ценностей и ориентиров.
В школе была комната и прибор, где происходило перевоплощение человека и трансформация личности. За несколько часов рождался новый человек, с новыми мозгами. Отрицательные эмоции к обществу и власти у него отсутствовали, а вместо накопленной агрессии появлялась любовь и вера в пропагандируемые правила, зарождающиеся устои.
Думается, что роботы, некогда получившие распространение в современном технологическом мире, обладали большей независимостью взглядов, действий и даже высказываний. Поэтому в государстве императора проект был заморожен на третьей стадии, когда их уровень развития сравнялся с человеческим.
Будучи освобожденным от дворцовых оков, император начал задумываться над тем, кто же управляет столь мощной идеологической машиной, о которой и мысли не было в царских покоях. Ему стало интересно, кто же руководит страной, пока он проходит курс обучения в обычной провинциальной школе.
Безопаснее всего было воспользоваться печатным изданием, купив его в каком-нибудь крупном магазине, но с некоторых пор они стали ведомственными и в свободной продаже перестали попадаться. Кой-какие новостишки там можно было ухватить. Воспользоваться персональным зеркалом и найти сведения в сетях, было очень опасно. Индивидуализация сведений давно перестала быть тайной для секретных служб императора. В считанные секунды они определяли адресанта и производили с ним квалифицированные действия. Не приходя в сознание, он терял его раз и навсегда.
Еще одним из вариантов был архив печатных изданий в центральной библиотеке города, единственной оставшейся после дворцовых оптимизаций. Вернее, она превратилась в музей библиотек, и никто не знал, то ли она уже существует как музей или еще продолжает работать как библиотека. Появляться в ней то же было опасно. Обслуживающий персонал мог передавать любую информацию о посетителях, а в книги и газеты могли быть вмонтированы незаметные микрозеркала, идентифицируя личность и по глазам определяя запрос читателя, искомую им информацию.
Кафе и бары стали новым очагом мгновенного распространения идеологии. Круглосуточное вещание магических зеркал с показом пропагандистских фильмов и прослушиванием треков лояльности, батлы идеологов, раздача и принятие специальных идеологических таблеток, уколов против вирусов аидеологичности. Здесь раздавались талоны на отдельные блага в обмен на принятие таблетки или сделанный укол.
Интерес императора к новейшим препаратам был столь велик, что он не удержался и попробовал один из них. Во дворце он и не слышал о них, все как-то удачно складывалось и без «чудо-лекарств».
Ощущения после принятия таблеток было незабываемо, с большой силой хотелось воспевать подвиги императорского двора, соглашаться со всем услышанным в официальных речах, оправдывать любые даже абсурдные действия руководства, расправляться с его противниками, доносить на них, арестовывать, выносить приговоры, запускать процедуру зачистки их сознания.
Состояние эйфории продержалось несколько дней. За ними следовала пустота, проглатывающая, съедающая, которая внешне никак не проявлялась, но проникала в глубь сознания и расщепляла его на мелкие атомы, в каждом из которых появлялись мелкие зародыши идеологических установок, миллионы микронорм, правил, противоречие которых требовало новых препаратов для внутренней гармонии, понимания, без расщепления сознания.
Но в отличие от множества первых препаратов, выпускаемых военной фарминдустрией, это не приводило к аидеологизации, отторжению искусственно закаченных норм. Подверженный такой иммунизации, больше страдал физически; у него появлялась боль, в том числе и головная. Но, как и у похмелья, обратные процессы, после окончания действия таблеток, довлели определенное время, которое, правда, не каждый выдерживал.
Император получил новые ощущения, физические страдания не оказали дурного влияние на его общее состояние. Ему еще больше захотелось убедиться в несовершенстве доводов ярых идеологов, расхождении реальной жизни с пропагандируемыми ценностями, навязываемыми иллюзиями.
Теперь император начал понимать, что жить на одну зарплату возможно, но очень тяжко; заработать на пенсию реально, но дожить до нее невозможно.