***
Объем 20 тыс. зн.
Пойдем со мной, я скажу, почему
Мне не хотелось бы идти одному
Вот эти тонкие ветки до небес достают
И как-то самозабвенно о чем-то поют
Океан трав, океан трав бездомным ветрам.
Пикник - Пикник
Школьник
Со старой дороги, покрытой потрескавшимся асфальтом, мы сворачиваем на тропинку. Пробегаем несколько десятков метров. Над нами растопыриваются опоры высоковольтных передач, угрожающе трещат, как гремучие змеи. Проскакиваем линию и выбегаем в поле. Поводок в руке натянут, дёргается и пытается вырваться. Мы – это я, Виктор Ерохин, шестнадцати лет, учащийся общеобразовательной средней школы и мой пёс, пяти лет, породы боксёр.
Буч нетерпеливо рвёт поводок, напоминая о себе. Я оглядываю поле. Всё чисто. То есть, нет людей поблизости. Отцепляю карабин и Буч, как живое пушечное ядро, вламывается в хилые кустики прошлогодней сухой травы, мчится вдаль. Неторопливо иду следом. Дует тёплый весенний ветер, распахивая с одной стороны мою расстёгнутую джинсовую куртку. Внутренний карман куртки с другой стороны оттягивает пластиковая пол-литровая бутылка воды. Мягко пружинит земля под подошвами потрёпанных кроссовок. Синее небо покрыто клочьями рваных облаков, будто небесный пёс основательно поиграл с подушкой. Посвистывают невидимые птицы. Периодически далёкая рыжая точка стремительно увеличивается, превращаясь в пса. Буч подлетает, словно спрашивая «Ты не потерялся?! Всё нормально?!» И снова убегает. Игра в нашедшегося маленького пёсика ему никогда не надоедает.
Хорошо. Заботы забылись. Их выдуло из головы. Мыслей нет, а если и появляются, то проползают медленно, как тяжело гружёные гусеницы, не тревожа покой. Иду. Взгляд рассеянно блуждает. Вдруг замечаю на земле среди пробивающейся травы маленькие цветы. Первоцветы! Вот здорово! Они довольно редкие. Говорят, занесены в красную книгу. Пытаюсь обратить на них внимание в очередной раз подбежавшего Буча. Тот мимоходом нюхает, изогнувшись, становится головой на землю и катается по ней. Я даю ему попить из бутылки. Благодарно лакает, фыркает. Пасть распахнута в улыбке. Мы оба рады наступившей весне.
«Президент Республики – символ и гарант единства народа и государственной власти…» (выдержка из ст. 1 Закона «О Президенте»)
Студент
– Так, вас здесь десять человек. Нужно выкопать пять ям. По два человека на яму.
– С основными действиями арифметики препод, кажется, знаком, – шепчу я соседу.
Показывая, что оценил шутку, тот слегка пихает меня локтем в бок. Наш факультет для копания не слишком подходящий. Эконом. Сюда бы лучше подошёл физвос. Но и я копать умею. Каждое лето езжу к бабушке в деревню на свежий воздух. Для поправки здоровья, растраченного на учёбу за зиму. Ну, и для физической помощи бабушке по огороду. Там выкопал немало ям для мусора и даже парочку для туалета. Так что опыт есть. Захожу с лопатой в начерченный преподом на земле круг. Круг здоровый. Для посадки больших деревьев. Не хотят ждать, пока маленькие вырастут. Сразу здоровые воткнут. Копаю, понемногу зарываясь в почву. Думаю.
«Хорошо же ведь, что парк устроят, деревья посадят? Да. Сколько больших, взрослых деревьев в нашем городе срубили под застройку многоквартирными домами, расширение улиц, под развязки дорог, пристройки к первым этажам зданий! Сколько тополей безжалостно кронировали, так что они стали торчать нелепыми обрубками! Пусть хоть где-то в городе зашумят листвою новые деревья. Почему же я не совсем доволен? Потому что это поле мне тоже жалко. Подснежники погибнут. А если какие и останутся, то их вырвут посетители парка. И поле перестанет принадлежать немногим собачникам. Так просто уже не погуляешь. Город растёт».
Слой плодородной почвы тянется всего на два штыка вглубь. Его я скидываю в отдельную кучу. Дальше идет глина, песок, щебень. Лопата скрежещет. Неподалеку отсюда расположен заброшенный щебёночный карьер, вот и тут камня хватает. Ровняю стены ямы, добиваясь вертикальности. Выбрасываю землю. Мышцы спины и плечи ноют. Нужно передохнуть. Опираюсь руками в борта ямы. Выпрыгиваю. Сую лопату свободному студенту
– На, погрейся!
Вытираю рукавом вспотевшее лицо. Делаю несколько глотков «Фанты» из общей двухлитровой бутылки. Оглядываюсь. Ямы тут и там. Копошатся люди. Особо энергичные сбросили рубахи, обнажив загоревшие за лето тела. Кто-то смолит сигарету прямо в яме. Веселье, анекдоты, матюки. Не очень устали пока. Другая группа первокурсников нашего института сменит нас, потом придут новые и новые. Пусть лопат у нас мало, зато людей много.
Чуть поодаль от нас рабочие в ядовито-зелёных жилетах носилками носят гравий из большой кучи, рассыпают, разравнивают. Рядом гора мокрого, коричневого песка. В большие кубы на поддонах сложена брусчатка. Тут будет проходить одна из дорожек. Множество дорожек со всех сторон стремится к центру парка. Гадаю, что же будет в центре. Может быть, какой-нибудь памятник?
«Публичное оскорбление или иное посягательство на честь и достоинство Президента – наказывается штрафом в размере до двух тысяч месячных расчетных показателей либо исправительными работами в том же размере, либо ограничением свободы на срок до двух лет, либо лишением свободы на тот же срок» (выдержка из ст. 375 Уголовного кодекса)
Подсудимый
– Встать, суд идёт! – командует секретарша. Вместе со всеми покорно встаю, как полагается воспитанному подсудимому. Ждём, пока судья в чёрной мантии прошествует к своему месту. Его короткая стрижка не гармонирует с мантией, явно не хватает седого напудренного парика.
– Секретарь, доложите явку! – это командует уже судья.
– В суд явился Ерохин Виктор Семёнович, находящийся под подпиской о невыезде и надлежащем поведении, прокурор, защитник подсудимого, свидетели.
– Свидетели, покиньте зал! Вас пригласят. Подсудимый Ерохин, копию обвинительного заключения получили? Русским языком владеете? Составу суда доверяете? Так как вы заявляли, что нуждаетесь в защитнике и не имеете средств для его оплаты, вам предоставлен защитник за счёт средств государства. Прокурор, в чём обвиняется подсудимый?
– Подсудимый обвиняется в совершении преступления, предусмотренного статьёй 375 Уголовного кодекса – публичное оскорбление или иное посягательство на жизнь и достоинство Президента. Девятого июня текущего года подсудимый явился с собакой в парк, где не разрешён выгул собак. Спустил собаку с поводка, заведомо зная о возможных последствиях, либо относясь к ним безразлично. Допустил оскорбление имени Президента, одного из символов государственной власти. Не подчинился требованиям сотрудника охраны парка…
– Подсудимый, вину признаёте?
– Нет, ваша честь!
– Рассказывайте, как было дело!
Вспоминаю…
«Правосудие осуществляется на началах равенства всех перед законом и судом» (выдержка из ст. 21 Уголовно-процессуального кодекса)
Осквернитель
Вылетаем из подъезда. На лавочке сидит несколько человек из числа моих знакомых. Бренчат на гитаре, пьют пиво, курят, тискают девчонок. Здороваюсь и прохожу мимо. Наше место не здесь. Мы ведь вышли гулять, бегать, а не стоять около дома. И за нами знакомые носиться не будут. На это у них нет ни сил, ни желания. Собачники – одинокие существа. Особенно владельцы бойцовых пород. С другими собачниками не погуляешь – питомцы передерутся. Нужно выискивать пустые, тихие территории, где можно спустить собаку с поводка. Так что отсутствие людской компании на прогулках – цена настоящей дружбы. Сравнительно невысокая цена.
Мы идём идеально слаженной парой. Как двойка самолётов в небе – ведущий и ведомый. Как большой тихий ниндзя и маленький пыхтящий танк. Стараемся подольше держаться в тени домов. Трусцой проскакиваем залитые солнцем участки. У собак нет потовых желёз и летом им приходится несладко. Буч тянет меня в парк. Высокий забор преграждает путь, но мы оба знаем, где есть достаточная для пролаза дыра. Протискиваемся. Мы внутри, под сенью деревьев. Чисто. Отстёгиваю карабин и Буч уносится прочь.
Шагаю по узкой дорожке из тротуарной плитки. По обеим сторонам тропы растут канадские клёны, пирамидальные тополя, дубы, сосны, рябины, боярышник и многие другие деревья, названия которых я не знаю. Под некоторыми деревьями установлены таблички. Вот это дерево посадил космонавт, а вон то – министр. Ага, а вот под эти деревья мы с группой копали ямы. И таблички стоят! Неужели написали, что посадил наш институт?! Фиг там. Посол Молдавии и посол Азербайджана посадили.
Это что же нужно сделать, чтобы считалось, что ты посадил дерево? Копка ямы, как это уже установлено опытом, не считается. Значит нужно бросить сверху несколько лопат земли. Или подержаться за ствол дерева, пока засыпают другие. А может быть, и этого не надо делать. Достаточно, чтобы рядом поставили табличку. И понимаю ведь я, для чего всё это делается. Показать, что уважаемые люди не хернёй какой-нибудь занимаются, не пьют, не наркоманят, не лодырничают, а делают нужное дело – сажают деревья. Пример для подражания. Но вот как-то это не по тимуровски. Не так, что «имя твоё неизвестно, подвиг твой бессмертен».
Мой отец, простой работяга, участвовал в строительстве не менее сотни домов, в которых живёт не одна тысяча человек. Мой дядя, как главный инженер, руководил строительством ТЭЦ, которая снабжает теплом квартиры минимум полумиллиона человек. При этом даже самой завалящей таблички им за это не поставили.
Иду, тропинка заворачивает и выводит меня к центру парка. Туда, где растёт главное дерево – дуб, посаженный Президентом. Буча не видно. Зато замечаю какого-то человека в серовато-голубом камуфляже. Он тоже видит меня. Мужик лет сорока, ниже, но плотнее меня. Целенаправленно двигает в мою сторону, ругаясь и размахивая руками.
– Тебе чего тут, собачий туалет построили!? Распустил сволоту – ссать куда попало! Щас я тебя урою, падла!
Кричу в ответ:
– Не подходи, мужик, хуже будет!
Бесполезно. Он уже настроился подраться. Быстро планирую начало схватки. Сейчас он дойдет до дистанции атаки. Я хлестну его по лицу поводком справа. Он закроется левой рукой… или не закроется, если не успеет, но левую руку по любому дёрнет к лицу. И в этот момент я всажу ему носок правой ноги в область диафрагмы. Потом он упадёт. Или не упадёт. Посмотрим. Но нужно ронять и добивать.
Уже близко. В глаза не смотрю, чтобы не отвлечься и не пропустить удар. Смотрю на очертания силуэта. Жду, когда мужик пересечёт воображаемую линию. И тут противник резко останавливается. Это Буч деловито обогнал мужика и с рычанием прижал оскаленную морду к его паху.
Буч вообще-то добрый и при мне ни одного человека ещё не цапнул. Так что я думаю, он просто пугает, актёрствует. Но нужно быть отчаянно смелым человеком, чтобы не поверить в его угрозу оторвать яйца. Рискнул ли бы даже Станиславский сказать Бучу в подобной ситуации «Не верю!» Вряд ли. Для этого нужно иметь действительно железные яйца.
Мужик скисает, говорит торопливо:
– Прости, братишка. Я пошутил. Убери собаку, пожалуйста.
– Мужик, ты сегодня сильно рисковал хозяйством! – для острастки говорю. Наклоняюсь, не боясь что ударит сверху. Волосы на собачьейй спине торчат дыбом, как жёсткая щётка. Беру Буча на поводок. Уходим.
Два дня спустя валяюсь на кровати, учу всемирную историю – готовлюсь к экзамену. На первом курсе большинство предметов общеобразовательные. Спецпредметы пойдут дальше. Остался последний экзамен. Хочу сдать его на отлично, чтобы не лишиться стипендии. Гугеноты, Мартин Лютер, жакерия и боксёры. К сожалению, не собаки, а китайцы. Несколько дней и рванём с Бучем в деревню к бабушке.
Раздаётся звонок в дверь. Такой длинный, будто у посетителя в момент звонка свело судорогой палец. «Чтоб тебе обосраться!» – ворчит мать, открывая. На пороге стоят мужик с неоткушенными яйцами и участковый. Буч высовывает морду, узнаёт неприятеля, глухо рычит. Мужик гордо сообщает участковому:
– Видишь, его собака. Узнал, сволочь.
– Собаку заприте! – требует участковый. – Где ваш сын?
Выхожу, затаскиваю Буча в спальню, где он начинает немедленно скрестись в дверь.
– В чём дело, гражданин? – спрашиваю. – Вас кто-нибудь хоть пальцем тронул? Предъявите синяки, раны, укусы!
– Поступило заявление, – говорит участковый, – поэтому я обязан взять объяснительную.
– Вы заходите, – заявляет мама. – А этот человек пусть на улице ждёт. Если он не представитель власти, нечего ему в нашей квартире находиться.
Мужик сваливает. Буч скребётся и ворчит. Я беру листок и ручку и сажусь за столик писать объяснительную. Да, Буч, сдаётся мне, не гулять нам с тобой больше в Президентском парке…
После экзамена звоню бабушке в деревню.
– Бабушка, – сообщаю. – Пока не могу к тебе приехать. Буч пописал не на то дерево и теперь меня таскает милиция.
Бабушка расстраивается.
– Бедный Бучик! Поссять цуцыку не дають! Что ж за дела таки у городе творятся? Хай хоть Бучик приезжае. Эта ж свынятина так парно молочко любит. Налью ему огроменну миску, он растопырится, значит, ножку задню, як балерун отставит и сёрбает, пока усё не выхлябает. Харьку подымет – уся в молоке. Ждёт, пока я ему тряпочкой харьку-то не промокну. Знае, шо нельзя грязну харьку о покрывало вытирать. А на корову всё равно гавкае, думает, что большая псяка у нас ходыть. И Мурысик его ждёт. Соседский кот повадился нашего Мурысю мутузить. Бучик-то гоняет других котов, окромя Мурыси.
– Буча кто-нибудь привезёт, Бабушка. Ты его, главное, на улице спать не оставляй, а то его комары кусают. У него шерсть короткая.
– Да ни в коем случае! – клянётся бабушка. – У Бучика матрасик в моей комнате буде. Нехай храпит.
«Любые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого» (выдержка из ст. 77 Конституции)
Снова подсудимый
– Ерохин, если вы действительно отпустили собаку помочиться на дерево, посаженное Президентом, и на табличку с именем Президента, значит, вы фактически признаёте свою вину? Так?!
– Нет, не признаю. Я ведь лично не мочился ни на дерево, ни на табличку. Я к нему даже близко не подходил и собаку не заставлял это делать. Причём дерево это вовсе не то, которое посадил наш Президент. Президентское дерево после посадки вскоре засохло и вместо него посадили новое. Без участия Президента. Так что на табличке неправильно написано. Что же касается моей собаки, то Буч вовсе не выказывал никакого презрения, когда помочился на дерево. У них, у собак, так принято. Исторически сложилось, что собаки мочатся на деревья. Если бы Буч захотел выразить презрение, то он стал бы грести и швырять землю задними лапами
– Так, хватит мне «В мире животных» устраивать! – рявкает судья. – Перерыв десять минут. Прокурор, останьтесь!
Выходим из зала. Подхожу к защитнику.
– Скажите, пожалуйста, а это правильно, что меня судят за то, что совершил мой пёс? – спрашиваю.
Защитник задумчиво чешет нос, собирается с мыслями. Он немолод. Лицо покрывают морщины. Сетка капилляров на носу выдаёт пристрастие к алкоголю. Явно звёзд с неба не хватает, иначе почему бы он в его годы ходил на дела, оплачиваемые за счёт государства. Мой вопрос его радует.
– Да, где-то читал, что в средневековье иногда проходили суды над животными. Одну свинью даже повесили по приговору суда за то, что она съела ребёнка. Наше же законодательство не позволяет привлекать к ответственности животных. На смертную казнь введён мораторий, а специальных тюрем для животных нет. Переводчиков с собачьего тоже не завели. И потом, как собака сможет расписаться в протоколе?
– Логично. Ну а если я – не собака, то меня накажут?
– Обязательно! – с энтузиазмом подтверждает мой защитник. – Если уж дело попало в суд, то просто необходимо кого-нибудь наказать. Как мы уже установили, вашу собаку наказать не могут. Значит, необходимо наказать вас. Если, не дай Бог, подсудимого оправдать, то он может потребовать компенсацию за нанесённый ему органами следствия материальный и моральный ущерб. А так как такие расходы следователь и прокурор не оплачивают из своего кармана, то будет причинён расход государственному бюджету. Что совершенно недопустимо.
В это время судья обсуждал с прокурором текущую ситуацию.
– Какого хера ты притащил сюда этого придурочного юнната?! Чтобы он просвещал меня о собачьих повадках?!
– Потому что в его действиях содержится состав преступления, предусмотренного…
– Да ни черта там не содержится! У вас в прокуратуре просто мозги у всех усохли от постоянных танчиков и социальных сетей. Нет там состава преступления. В лучшем случае – административное правонарушение. В общем, так. Ходатайствуй о направлении дела на дополнительное расследование и прекращайте. Иначе я возьму и оправдаю Ерохина. Понял?!
– Понял, разрешите согласовать с руководством.
Прокурор запикал кнопками мобильного телефона.
– Подсудимый, защитник, заходите! – опять командует секретарша.
Заходим, садимся.
– Какие ходатайства имеются у сторон процесса? – спрашивает судья.
Прокурор встаёт. В руках – листок бумаги, с которого он зачитывает:
– В ходе судебного разбирательства и изучения материалов дела по обвинению Ерохина Виктора Семёновича обвинение пришло к выводу о том, что дело недостаточно исследовано, имеются противоречия, которые не могут быть разрешены и устранены в ходе судебного разбирательства. Поэтому дело необходимо направить на дополнительное расследование.
– Вы ходатайствуете об этом? – уточняет судья.
– Да, Ваша честь!
– Защитник, подсудимый, ваше мнение по заявленному ходатайству?
- Не возражаю, на усмотрение суда, – говорит защитник.
Ну, если так, то и я тоже не возражаю.
– Хорошо. Ходатайство удовлетворено. Уголовное дело будет направлено для производства дополнительного расследования. Процесс окончен!
«Мелкое хулиганство, то есть нецензурная брань в общественных местах, оскорбительное приставание к физическим лицам, осквернение жилых помещений, загрязнение мест общего пользования, парков, скверов, в том числе выброс коммунальных отходов в неустановленных местах, и другие подобные действия, выражающие неуважение к окружающим, нарушающие общественный порядок и спокойствие физических лиц, – влечёт штраф в размере десяти месячных расчетных показателей либо административный арест на срок до десяти суток» (выдержка из ст. 434 Кодекса «Об административных правонарушениях»).
Осужденный
Говённая метла! Кривая палка, жидкие прутья, скрученные такой толстенной проволокой, что без плоскогубцев не переделать. А кто мне их даст? Никто. Сметаю красные и жёлтые листья с потрескавшегося асфальта возле отделения полиции. Отбываю срок. После доследования моё дело забросили в административный суд. За нарушение правил выгула собаки, за мелкое хулиганство мне по совокупности дали пять суток ареста. Теперь облагораживаю территорию. Два дня отбыл, три осталось. Одежда мятая, несвежая, неприятно пахнет. В таком же дерьмовом состоянии и моя душа.
За наши с Бучем проделки был наказан не только я. Буча, несмотря на отсутствие в уголовном кодексе статей про собак, наказали гораздо сильнее. Мать отправила Буча в ссылку. В деревню к бабушке. В это же лето я так и не смог поехать из-за долбаной подписки о невыезде. Следователь не разрешил покинуть город. Буч сидел там сам. А осенью мать отказалась забрать его. Говорит, что это временная мера, пока всё не успокоится. Но я-то знаю, что навсегда. Бучу уже восемь лет. Морда вся седая. Боксёры долго не живут. Лет десять обычно. Расплачиваются за бешеную силу и энергию ранней смертью. Деревня далеко. Лишних денег на поездки нет. Хотя на улице в конуре Буча держать никто не будет, такого ухода и лечения, как в городе, он не получит. Мне нужно учиться в институте всю зиму. Увидимся ли мы ещё – неизвестно.
Жалею, что не избил охранника парка. Если бы всё вернуть назад, лёгким испугом он бы у меня не отделался. Доброта моя неуместная. Хоть было бы за что страдать теперь. А если я сейчас явлюсь к нему в парк на разборки и побью, так он сразу будет знать, где меня искать. Тогда уж точно вылечу из института. И так чуть-чуть беда миновала. Одна надежда на то, что земля круглая. Может, выпадет мне подходящий шанс.
Очень хочется в туалет. Терплю пока. Нельзя без разрешения отлучаться. Твари! Где вы!? Ура! Мимо шествует разводящий на работы. Кидаюсь к нему.
– Гражданин начальник, отпустите в туалет, сил нет терпеть!
– Иди, за угол зайди, где тебя начальство не сможет увидеть и ссы!
Получив разрешение, бросаю метлу, мчусь за угол здания. Там долго и с наслаждением мочусь на старый тополь. На ум приходит слегка перефразированная цитата Оруэлла
«Все деревья равны, но некоторые равнее, чем другие».
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2016
Свидетельство о публикации №216042700013
обсуждение здесь http://www.proza.ru/comments.html?2016/04/27/13