Горизонтали. Отрывок

Владимир Подтыканов
               Рассматривая карту будущих изысканий, Серпенарий Сигизмундович бормотал – тэкс, тэк-с, тэк-с! Здесь мы, стало быть, взрежем. Здесь подсыпем. Здесь изладим водовыпуск. Здесь поставим мостик. Здесь, придется даже подвзорвать. А здесь?.. – карандаш его твердо следующий до этого по жирной линии означающей трассу будущей дороги, ткнувшись в зеленое пятно обозначавшее болото, принялся недоуменно выписывать неопределенные фигуры, а Серпенарий Сигизмундович недовольно морщился. Бросив карандаш произнес что-то похожее на гммм. Это, можно было приписать характеру, можно возрасту, можно обстоятельствам, а, можно, и всему вместе. Он ловил себя на том, что на рассматриваемой карте чего-то не хватало. Не хватало, чего-то очень важного, существенного. Чего-то так нужного. То чего не хватало, было из той самой серии – эх если бы…
               Если б я был султан.
               Или.
               Если б у меня был миллион…
               Карта была как карта. В глаза бросалось обилие болот, озер, озерков, рек и речушек. Наличествовала и суша, погоду на которой делали горизонтали – линии, соединяющие точки местности с одинаковой высотой над уровнем моря. Именно благодаря им, благодаря горизонталям,  карты раскрашивают в соответствующие цвета той или иной интенсивности. Участки тяготеющие к более низким отметкам, окрашивают в зеленый цвет. К более высоким – в коричневый. Чем ниже или выше отметки, тем интенсивнее  оттенки зеленого или коричневого.
               Так как местность о которой идет речь изобиловала болотами, озерами и реками и была довольно пересеченной то и голубого, и зеленого, и коричневого на ней  хватало. Но больше болот. Поэтому преобладало зеленое. В том или ином масштабе карты отображают точную картину местности и, каждую из них, Серпенарий Сигизмундович рассматривал как произведение искусства. Искусства картографического. И хотя здесь не было, как на обычных картинах, эффектных передних планов и затуманенных, скрываемых загадочных задних, но, в определенном масштабе, они передавали картину местности. И какова местность такова и карта. Тут уж ничего не прибавить, ни убавить.
               Масштаб, для Серпенария Сигизмундовича был как взгляд с той или иной высоты. Высота, с которой смотрели когда делали лежащую перед ни карту была приемлемой. Так как на ней читались и отдельные строения, и кустарниковые заросли, и группки деревьев, и самые маленькие ручейки, и, даже, отдельные крупные валуны. Специалист много чего мог почерпнуть из нее. До поры до времени черпал и он.
               Сантиметр за сантиметром, от горизонтали к горизонтали изучая местность по которой извивалась жирная линия трассы будущей дороги протянувшаяся из края в край планшета, Серпенарий Сигизмундович представлял в воображении  равнины, впадины, возвышенности. Но стоило взгляду упереться в болота?..
               Тут-то все и начиналось.
               Или заканчивалось.
               Эх, если бы…
               Если бы на карте были указаны глубины болот...
               Но, их, не было. Не было линий, которые, подобно горизонталям отмечали бы  участки с одинаковой глубиной  болот. Отметки их поверхности, с той или иной точностью определить можно было. А вот отметки глубин?..
               А ведь ему нужны были именно они. Глубины.   
               Трасса под изыскания будущей дороги, которые предстояло сделать ему, проходила, преимущественно, по местности с преобладанием зеленого, по болотам. А от нее, от глубины болот, зависело очень много чего связанного со строительством будущей дороги. Ах как же много!..
             - В самом деле, поди определи глубину болота, скажем, вот в этой точке - ткнув наугад карандашом в линию участка трассы, проходящей по местности  окрашенному в интенсивный зеленый цвет подумал он. Какая здесь глубина?..
               Пол метра?..
               Метр?..
               Пять?..
               Десять?..
               По лежащей перед ним карте, определить это было невозможно. Поразмыслив  некоторое время, неожиданно, заметно повеселел.    
             - А люли нам малярам – вдруг бодро произнес он - деньги покрасил, а крышу – в карман…
               Глубокомысленно постукивая тыльной стороной карандаша по зеленому на карте, продолжил – ну-ну, посмотрим-посмотрим, сказал Абрам Моисеевич, когда потухла перегоревшая лампочка.
               Ммда-а-а.
               Здается мне, это, будет стоить Вам недешево. Очень даже недешево.
               Что конкретно «это» и кому именно «Вам» сказать пока не мог. Но какая-то мысль уже засела в нем. И, мысль эта, указывала на открытие, которое вот-вот предстояло совершить ему. Что-то подобное, наверное, испытывал получивший яблоком по голове Ньютон или Архимед, наблюдая как на выплеснутой под воздействием веса его тела из ванны воде, всплывали лежащие на полу сандалии. Нет! Свои открытия они еще не совершили, но, то яблоко и та вода свое уже сделали – уже инициировали процесс.
               Чем-то подобным стали для Серпенария Сигизмундовича зеленые участки на карте. И точно также, и его открытие было пока впереди. Осознание этого приподнимало над обыденностью, призывая все его существо к всеобщей мобилизации с одной единственной целью – думать!
               В конце концов, Серпенарий Сигизмундович понял суть посетившей его мысли. Понял, какое громадное практическое значение может иметь отсутствие глубин болот на карте – если в своем отчете об изысканиях на трассе будущей дороги показать эту глубину  несколько  больше фактической?..
               Его стало бросать то в жар, то в холод.
               Серпенарий Сигизмундович был не новичком в строительстве. Он знал эту отрасль народного хозяйства как никто другой. Знал на всех ее стадиях – от изысканий под будущее строительство, проектирование, собственно строительство и сдачу объектов в эксплуатацию. Знал досконально. Так как на своем веку пришлось поработать и изыскателем, и проектировщиком, и строителем.
               Особенно строителем.
               Строил жилые дома и производственные корпуса, животноводческие помещения и элеваторы. Но две трети его трудового стажа было посвящено им. Дорогам. Он прокладывал их через степи и горы, через тайгу и пустыни, через леса и, конечно же, болота.
               Болота... 
               Именно здесь, именно в болотах, в их таинственной и мало изученной глубине можно было скрыть все то, что так хотелось бы скрыть.
               А скрывать, всегда было что. Стремясь к максимальному удешевлению стоимости строительства, проектировщики все и вся предусматривают всегда в обрез – материалы и ГСМ, фонд зарплаты и премиальные, и другие производственные и связанные с ним затраты. И вложиться в то, предусмотренное сметой, в условиях производства невозможно. Кроме того, всегда хочется иметь больше. Как можно больше. Несравненно больше. Особенно сейчас, когда...
               Вступив в пору осознания того, что женщин, в нас, интересует отнюдь не глаза или, там, фигура, Серпенарий Сигизмундович перестал интересоваться своим отражением в зеркале. Подобно расчищающему какой-то участок бульдозеристу, не обращающему внимания на окружающие красоты, а все свое внимание,  сконцентрировав только на ноже бульдозера, точно также и Серпенарий Сигизмундович. Даже бреясь, натягивая пальцами кожу щек или подпирая их изнутри языком, взгляд его был занят только тем местом по которому скользила бритва, стараясь не оставить невыбритым ни один участок лица, ни одно возвышение или впадину. Собственно же лицу, уделял внимания столько же, сколько бульдозерист окружающим красотам.
               Рано или поздно, это, приходит неизбежно. И, приходит по-разному – у кого-то, где-то как-то по особенному что-то кольнет или стрельнет. Кто-то, остановившись на миг у зеркала, увидит. Серпенарий Сигизмундович не мог сказать - как именно пришло к нему ощущение того, что он далеко уже не так юн как прежде. Но однажды, стало пронзительно ясно – пока он работал, крутился, скакал, валял дурака, время не ждало. Не скакало. И не валяло. Оно делало свое.
               Лет до сорока, Серпенарий Сигизмундович был взбалмошен и глуп. Он никогда ни о чем не задумывался, никогда не замечал времени. Казалось, так будет вечно. Но, несмотря на это, как бы бездумно и беззаботно не скакал по жизни, здравые мысли, иногда, посещали его. Где-то там, в себе, сознавал – как не прыгай и не скакай, в конце концов, все равно  допрыгаешься. Доскакаешься. Рано или поздно, неизбежно и неотвратимо придет старость. А ее надо встретить во всеоружии. Поэтому, кое-что, у него все-таки водилось.
               Но?..
               Женщины!!..