В этой жизни меня часто не брали на работу. Пожалуй, больше, чем брали. Сегодня, на лекции по истории новейшей русской литературы в Литинституте, когда наш преподаватель перешел к повествованию о Сергее Довлатове, я не могла не вспомнить об одном веселом эпизоде из своей жизни, связанном с трудоустройством и с именем этого писателя-эмигранта.
В 2011 году, проживая в Америке по студенческой визе, я решила устроиться журналистом в одно из русскоязычных изданий Нью-Йорка. Весь мой двадцатилетний максимализм говорил об одном – меня возьмут. Скупая на Брайтоне многотомники газет по двадцать пять центов за штуку, в первую очередь я искала предложения вакансий, каким-то образом, связанных с литературой. В моем чемодане на Кропси-авеню, где мы с земляками снимали квартиру, тоскливо лежал красный диплом литературного работника, прошедшего крещение в академии культуры и искусств Восточной Сибири и просил доказательств.
В редакцию газеты «Русский базар» требовался корреспондент. Я позвонила по указанному номеру и меня пригласили на собеседование. Приехать можно было уже сейчас.
- Представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут? – спросил приятный мужской голос.
- Евгения, - ответила я, пытаясь собрать всё внимательное, что есть во мне, в одно целое, и, записывая адрес, который мне только что продиктовали.
- Хорошо, Евгения. Ждём вас.
Хотя, конечно, я понимала, что, в конечном счёте, ждать придётся мне.
Это было не первое собеседование по ту сторону Атлантического океана, но больше всех мне запомнилось именно оно.
Деньги на проезд в тот период, да и вообще – деньги, особенно если они в общей сумме не дотягивают до трехзначного числа, я хорошо отсчитывала. Покупать на месяц проездной за сто долларов не позволяла нетрудоустроенная действительность, - питаться воздухом метро не хотелось. Но и платить те же сто долларов в качестве штрафа за несанкционированное проползновение под турникетом, тоже. Поэтому я выбирала середину – платила два доллара и двадцать пять центов за проезд в одну сторону и рисковала на обратном пути. Но на собеседование я всегда выезжала честным человеком.
В Америке у меня никогда не возникало проблем с ориентированием на местности, поэтому найти угол восемьдесят шестой стрит и семнадцатой авеню труда не составило. Меня встретили и проводили на второй этаж, к главному редактору. В кабинете я обратила внимание на стены – точнее, на то, что на них находилось.
- Ну что ж, Евгения. Расскажите о себе, - улыбнулась мне женщина-редактор.
Я уже сидела на удобном стуле, отметив про себя, что всё в этой редакции новое – и мебель, и я.
- Я – журналист, - начала я совершенно необоснованно и беспомощно потянулась за папкой – портфолио в шуршащем пакете.
- О чем вы любите писать? – продолжала женщина, периодически вступая в разговор со своим помощником, судя по интонации, обладателю того самого приятного голоса, пригласившего меня на собеседование.
Мне было и хорошо и нехорошо, что общение проходит в таком ключе – как бы между прочим. Я как-то размякла и даже перестала радоваться новой мебели и себе на этом удобном стуле.
- Исходя из своего опыта, прежде всего, о культуре. Но в целом, не только о ней, - краска заполнила всю мою непробиваемую смуглость и сам язык, - он буквально заблокировал красноречие, которым, как мне казалось, я обладала до этого момента.
- Хорошо. Значит, корреспондентом? На русском будешь писать? – спросила она, неожиданно прямо посмотрев на меня.
- Да, на русском, - кивнула я, заранее обрадовавшись ее переходу на «ты», совершенно не подумав о том, что в этой стране подобное – в порядке вещей.
- А что любишь читать? – и, не дожидаясь моего ответа, указала на стены, - Довлатова читаешь? Мы все его очень любим.
Я посмотрела вслед ее вспорхнувшей руке и остановила взгляд на портрете молодого Довлатова, а потом и на разноплановых плакатах – обложках его книг.
- Да, читаю. «Зона» - это, конечно, сильно, - понимающе сказала я, пытаясь вспомнить основные тезисы единственной книги, которую прочла у него.
- И не только, - произнесла женщина, пронзив меня своим пониманием, и, казалось, говоря: «Ничего-то ведь ты у него больше и не читала, деточка. А, может, и о «Зоне» только понаслышке знаешь».
- Согласна, - нейтрально сказала я и замолчала.
- Хорошо. Ближе к делу! Сейчас на Манхэттене проходит кампания «Захвати Уолл-стрит». Может быть, ты слышала обо всех этих протестах против засилья корпораций, безответственности банковского сектора и безработицы, - она вопросительно посмотрела на меня и, не поймав никакой реакции, продолжила, - так вот, эта кампания выходит за пределы США, а сегодня у них очередной марш по Уолл-стрит. Съезди и сделай репортаж.
- М-м-м, хорошо, - кивнула я, - значит, прямо сейчас я еду на Уолл-стрит и делаю репортаж?!
Ладони вспотели, но это ерунда (уровень какого-то экзаменационного предвосхищения), - сейчас, как минимум, они должны громко дрожать.
- У меня и фотоаппарат с собой, - смело говорю я и поднимаюсь со стула.
- Это и будет твоим тестовым заданием, - заключила женщина-редактор и улыбнулась мне прощальной улыбкой.
В этот раз блестящее ориентирование на местности подвело меня. Я долго блуждала под темно-синими зданиями Манхеттена, похожими на музейный лед (ассоциация именно такая) и находила совершенно пустые улицы, что на первый взгляд кажется абсолютно немыслимым на таком острове, как этот. В конце концов, ноги привели на искомое место и остановились за невозможностью идти дальше – передо мной находилась огромная масса из митингующих людей.
Это было начало октября. В конце сентября я поступила на курсы английского языка при юридическом колледже в Квинсе, - этим объясняется тот факт, что мой английский был сугубо разговорный, не позволяющий мне взять полноценное интервью.
- Ребят, что здесь происходит? – спрашивала я у более-менее неозадаченных лиц более-менее молодого возраста, пытаясь по крупицам из понимаемых слов, воссоздать общую картину происходящего.
В конце концов, я поняла, что собирать информацию достаточно – нужно написать хоть что-то, прикрепить сделанные фотографии и отправить на почту редактору сегодня же вечером, как меня и попросили. Ноги гудели после длительной ходьбы, хотелось и пить, и есть, но, прежде чем пойти до метро, я решила присесть на скамейку и отдохнуть. В рюкзаке лежала бутылка с водой и одна из газет с объявлениями о работе.
Я не могла позволить себе долго сидеть и бездействовать, поэтому решила не тратить время зря и полистать газету, посмотреть, какие есть вакансии, которые меня заинтересуют.
Мимо - проходили люди с плакатами и транспарантами, а вместе с ними уходил и этот новый день, который я ждала. Уходили возможности, настрой и зачем-то таяли ожидания. Иногда такое происходит - хочется махнуть рукой на то, что до этого момента казалось целью и забыть о ней, забыть.
Почти сразу же на глаза попалось объявление о срочной вакансии наборщика текста. Я посмотрела на часы и решила не откладывать.
- Алло, добрый день! Я звоню вам по поводу указанной в газете вакансии наборщика текста. Он вам еще требуется?
- Евгения, это вы? – спрашивает приятный мужской голос.
Я быстро опускаю глаза на указанный номер в газете и номер, записанный в блокноте, отмеченный, как «Русский базар».
- Да, это я. Так что по поводу вакансии? Получится ведь совмещать эту работу, если вы меня возьмете? Я сейчас на Уолл-стрит, набрала кое-какую информацию и сделала фоторепортаж, приеду домой и всё оформлю, отправлю сегодня же вечером, - быстро тараторю я.
- Евгения, если вам нужна любая работа, то зачем вы устраиваетесь к нам, как корреспондент?
Я не знаю, что ответить. Не знаю, зачем позвонила, не знаю, почему не проверила. Не знаю, не знаю...
- Я вас поняла.
- Это хорошо. Удачи вам! – произносит он и кладет трубку.
Газета выпадает у меня из рук и какой-то прохожий, не заметив, наступает на нее. Я закидываю блокнот и ручку обратно в рюкзак. Немного колеблюсь, но всё же поднимаю упавшую газету. Отряхиваю ее и направляюсь в сторону метро. Первое, что я сейчас сделаю – это пройду под турникетом, а потом…
Потом почитаю Довлатова.