Чабан. Последний день юности

Эдуард Ластовецкий
Светлой памяти Катиного отца

- Шафид! Куда ты идёшь?
- В развалины, мама.
- Постарайся вернуться до восхода солнца над старой горой, сынок..
- Я помню, мама.
- Совсем уже взрослый стал.. Никого не слушаешь, кроме себя, как отец! Вечером пригонишь отару - оставь старому Валиду.
- Мама..
- Не перебивай меня, твои восемнадцать наступят только после полудня. Иди, мужчина должен уйти не оглядываясь, даже если за спиною его мать.
... - я горжусь тобой, сын. Знай это, хоть ты меня уже и не слышишь.
***
В старом капище Шафид снял пастуший пояс с охотничьим ножом, что подарил отец на шестнадцатилетие, кушак и новые, купленные неделю назад сапоги. Щебень, валявшийся под ногами сливался со стенами, и казалось, всё вокруг поглотил серый предрассветный сумрак, словно развалины охватили Шафида плотным коконом. На полу, возле западной стены валялся каменный баран - "пастуший божок", как нарёк его про себя Шафид. Истукан был высечен грубо, но верно, одного из рогов не хватало.
Во всей округе Шафида считали лучшим пастухом - за пять лет, что ему доверяли стадо ни одна овца не пропала, не свалилась в пропасть, ни один баран не заболел и не был задран волками. Собаки, сторожившие стадо слушали пастуха беспрекословно и понимали его с полузвука. Шафид часто по вечерам приходил в развалины капища и разговаривая с пастушьим божком, просил о сохранности стада.
На склоне за капищем было кладбище, рассказывали старики, но настолько старое, что не сохранилось никаких следов захоронений. С духами предков Шафид не ссорился, он чтил обычаи, уважал отца и искренне, по сыновьи любил свою мать - как учил мулла и было записано в священных сурах. Сидя на склонах, Шафид часто читал Коран, но многого не понимал. Пожилой благообразный мудрец в мечети объяснял Шафиду смысл непонятого, но быстро уставал под градом вопросов, тогда Шафид извинялся и уходил, чтобы вновь прийти позже.
- Охрани моё стадо, убереги и приумножь благо в нём, вокруг него и над ним, будь в стаде же стадом незримо, мне сегодня восемнадцать, это важно, прошу тебя - образы изложения священной книги помогали Шафиду тихим шёпотом просить предрассветную мглу.
О своих монологах в капище Шафид никому не рассказывал, это был его секрет, только мать знала, что он приходит сюда. Но мама никогда не останавливала его, и каждый раз, когда он говорил куда идёт, взгляд матери становился пронизывающе глубоким, но сын уже бежал по улице и никогда этого не замечал..
Утро спешило, Шафиду следовало поторопиться.
- Охрани овец и баранов, но не следуй за мною своею заботой - привычно произнёс он вслух, обуваясь.
И тут, в предрассветной мгле что-то ярко сверкнуло - солнце глянуло через седловину перевала прямо за спину Шафиду, в то место, где валялся обколотый каменный идол. Но серого истукана у стены не было - на его месте стоял, неподвижно глядя Шафиду в лицо барашек с сияющей золотом шерстью и таким же золотым витым рогом. Второго рога у барашка не было, точнее, он был наполовину отломан.
Шафид прирос к месту. Страха он не ощущал, но взгляд барашка проникал в самое суть его души. Юноша шагнул назад и оживший истукан, звякая золотыми копытцами засеменил к сапогам. Шафид бросился прочь из капища.
Крутя на бегу головой, он слышал звонкий цокот, рассыпавшийся по камням тропинки - идол не отставал ни на йоту. Лишь у самого посёлка Шафид почувствовал, что телец остался где-то за ближайшими валунами.
Забрав стадо и мысленно повторяя молитву, защищающую от злых духов, Шафид вышел к дальним пастбищам, с другой стороны посёлка. Через полчаса к отаре прибился идол. Овцы не боялись его, скорее просто не замечали, собаки чихали и держались подальше. Золотистое пятно мелькало в отаре то там, то тут, телец не стремился приблизиться и это немного успокоило Шафида. Будь что будет, ведь я почти взрослый мужчина - подумал он.
Миновал полдень, солнце вновь нашло прячущиеся тени и тогда барашек вдруг прямиком направился к Шафиду. Тот вскочил, леденящий ужас впервые в жизни охватил сердце - убежать было невозможно, отара окружила Шафида, а он слишком любил овец, чтобы ломать им хребты и ноги, скача поверх.
Идол остановился в трёх шагах от юного мужчины. Наклонив голову, словно единственный рог тянул её вниз, внимательно посмотрел на Шафида. Тряхнул всем телом, и приподнявшись, ударил в землю передними копытцами. Овцы бросились врассыпную, перед Шафидом словно вспыхнуло второе солнце и он опрокинулся на спину. Телец подошёл поближе, потянулся к лицу, и тогда ставший взрослым мужчина, защищаясь,  ухватил чудовище рукой, отталкивая. Идол рванулся в сторону, что-то треснуло будто в центре груди Шафида, златошерстый барашек бросился прочь, а в руке у пастуха остался обломанный, непривычно тяжёлый, сверкающий рог.
Страх исчез, невероятная лёгкость затопила Шафида, улыбаясь он кликнул собак и начал собирать отару - была пора сменить склон.
***
Поздно вечером отец позвал Шафида во двор.
- Осенью ты поедешь учиться в город, мы решили всем посёлком сделать тебе подарок, сын. И вот ещё что.. - отец помолчал. - Твой дед, которого ты знаешь лишь по фотографиям и рассказам, завещал мне подарить это сыну на восемнадцатилетие, под открытым небом после захода солнца - отец протянул Шафиду кожаную сумку-кисет.
- Он сказал, ты поймёшь, что с этим делать. Если нет - отдашь сыну при тех же условиях. Открой - отец кивнул.
Из сумки в руку Шафида выскользнула часть каменного бараньего рога.
- Отец.. я знаю, что с этим делать. Я вернусь скоро или к рассвету - Шафид вышел на улицу и направился в сторону капища.
Пастуший божок лежал на своём месте. В темноте Шафид не стал проверять - отколот один рог или оба. Сложив перед идолом обломки, он вспомнил предков добрым словом, и пожелал счастливого будущего всем, кто живёт на его земле.
***
Утром, забирая отару, Шафид глянул в сторону развалин и перевала. Солнце выглядывало из-за старой горы кудрявым, лучистым барашком, благодарно щурившимся на Шафида и заглядывающего в сердце повзрослевшего мужчины.