Запоздалое невольное признание

Роберт Багдасарян
     Эдисон Сократович разменял пятый десяток вполне бодрым, жизнерадостным и полным здоровых инстинктов мужчиной-живчиком. Крепкий, плотно сбитый, красивый на лицо, он еще привлекал внимание не только окружающих его женщин-ровесниц, но и своих “шибко продвинутых” студенток в университете. Он это не только узревал “краешком глаза”, когда темпераментно излагал свои образные и умные мысли перед многоликой и беспечной аудиторией, но и ощущал всем все еще чувствительным и чувственным телом, которого иногда, невзначай, касались молодые упругие груди девушек, протягивающих ему из-за спины или из-под плеча зачетки на подпись... Тогда у него вдоль позвоночника до самого копчика начинали бегать мурашки, а под упругим животом сладостно щекотало... Ему не оставалось ничего другого, как “выпустить пар” в виде игривого комплимента в адрес “пустившей ток” представительницы слабого пола...
     Жена его, Сара Арамовна, обаятельная белолицая полуармянка-полуеврейка с пышной грудью,  преподавала в том же вузе, но на работе почти никогда не сталкивалась с мужем, так как лекции у них бывали обычно в разные часы и дни недели, и так продолжалось годами... И оба были довольны таким режимом и ничего не пытались менять, несмотря на неоднократные предложения деканов “уладить” расписания. Супруги считали, что было бы “слишком скучно” бывать вместе и днем, и ночью...
     Семейная жизнь четы Баласанян текла однообразно и внешне счастливо, как и бывает в устоявшихся десятилетиями супружеских парах... Вырастив чад “армяно-еврейского розлива”, нынче успешно обосновавшихся в Америке и Израиле, супруги не особо напрягались ни физически, ни духовно, ни материально... Все, казалось, было уже в прошлом – пылкие чувства, любовь, оставались забота друг о друге и изредка возникающие мелкие проблемы со здоровьем...
     Иногда супруги, особенно весной, еще “баловались” в постели, но с годами и эта “блажь” все более переходила в разряд слишком пресных и необязательных. Хотя порою горячая армянская и еврейская кровь давали себя знать,  и влечение вроде всегда было взаимным, страстным, нередко скорым и сумбурным...
     В одну буйную майскую ночь Эдисон, опять испытавший днем в аудитории “волнение ниже пояса” от очередных прикосновений к своим крепким плечам и чувствительной спине аппетитных форм окруживших его гурьбой студенток с зачетками, оказался не на шутку активным самцом. Бурный сексуальный натиск стареющего мужчины даже удивил немолодую женщину, подзабывшую плоть мужа и давно не испытывавшую оргазмов...
     ...Сара невольно рассмеялась, устало откинувшись на потные подушки после грубо-приятного соития: “Ишь как разохотился муженек – давно такого не было у нас с тобой!”.
     Эдисон, немножко смущенный реакцией жены, все еще шумно и глубоко дыша, вытер обильный пот со лба и с волосатой груди: “Ты чего это, вроде смеешься надо мной?”
     Удовлетворенная женщина блаженно промурлыкала: “Ну что ты... Просто я давно не испытывала с тобой такого блаженства, поди лет двадцать... Слушай, у тебя вроде и “петушок” стал побольше и покрепче... С чего бы это, а? Уж не практикуешься ли ты тайком от меня со студенточками, старый греховодник?”
     Муж, немножко оторопевший от неожиданной откровенности жены, самодовольно хмыкнул с видом победителя: “Да уж, есть еще порох в пороховницах...”. Заведенный словами жены, Эдисон попытался полезть к ней вновь, наспех вытирая простыней измазанное семенем свое еще не сникшее “достояние”...
     -  Ну нет уж, хватит, у меня завтра с утра лекции на философском факультете, - Сара решительно отодвинулась на край постели, шутя кинув мужу в лицо его подушку.
      Мужчина недовольно напрягся: “А что так, мы ведь давно не были с тобой в последнее время... Второй заход не помешал бы...”
     - Нам с тобой не по двадцать пять... Не боишься за сердце? У тебя же на днях давление подскочило аж до 180... Забыл уже? Помереть на мне хочешь, что ли, на старости лет? – отшутилась жена, плотно заворачивая свои еще влекущие прелести в легкое одеяло.
    - А что ты хотела этим сказать: “стал побольше и покрепче”, - вдруг придрался Эдисон, недовольный отказом Сары. – Когда это мой “богатырь” был небольшим и некрепким? Я не припомню...
    Сара, многозначительно глядя в глаза мужу, игриво бросила: “Ну ведь всегда эти ваши инструменты бывают и побольше, и покрепче... Мужчины-то разнокалиберные, и их штучки тоже...”
    - А ты откуда знаешь, мать твою? Много таких “разнокалиберных штучек” видела на своем веку? Ты была девственницей, когда я привел тебя в свой дом, да и вроде никогда мне не изменяла..., – огоньки ревности блеснули в глазах уязвленного и взволнованного мужчины, нервно и сильно заерзавшего в заскрипевшей старой двуспальной кровати.
    Жена беззаботно расхохоталась: “Дурачок, конечно же, не изменяла – не так воспитана! Но ведь мы с тобой нередко отдыхали на море, вот и повидала там множество полуголых мужчин в плавках, в которых весьма рельефно выделялись их причиндалы, кстати, гораздо более внушительные, пардон, чем у тебя... Женщины это всегда замечают и оценивают, хотя никогда об этом не распространяются вслух...
    - Ах ты, старая распутница! – всерьез вышел из себя Эдисон, метнув уничтожающий взгляд на жену и резко отодвинувшись от нее, как от ядовитой змеи. – Значит, ты все эти годы была недовольна мною как мужчиной, имитировала оргазмы, а на самом деле смеялась над моим “маленьким членом”? То-то я припоминаю, как часто у тебя “болела голова” даже в молодости, когда я страстно порывался заняться  с тобой любовью...
    - Какие же вы все олухи, мужики! Как вас легко вышибить из седла и сбросить на землю одним лишь намеком на ваше скромное “хозяйство”, - устало закатила глаза Сара и нежно прикорнула к своему действительно первому и единственному мужчине в жизни. – Знаешь, милый, для любящей женщины размеры “прибора” ее любимого мужчины не столь важны... Были бы настоящая любовь и искреннее уважение... А этого у нас с тобой не отнять...
    Эдисон, в полном блаженстве прикрыв глаза, умиротворенно положил свою полуседую голову на пышную теплую грудь жены. Подуставший от “любви”, он быстро заснул.
    Сара же, с чуть насмешливой улыбкой на губах, глянула в розовый от света ночника угол потолка уютной спальни и мысленно укорила себя за то, что так необдуманно и глупо, на третьем десятке семейной жизни, неосторожно высказала мужу правду, действительно терзавшую ее годами и  мешавшую полной супружеской гармонии...  Ее дорогой,  любимый, единственный мужчина, увы, не мог похвастаться внушающими “трепет и восторг” гениталиями...

*   *   *